оторая в это время
замешивала хлеб,  примчалась,  как есть, не осмелившись задержаться даже для
того,  чтобы соскрести тесто с  рук или стряхнуть муку с передника.  Хозяйка
никогда не звала слуг таким голосом, за исключением, впрочем, одного случая.
Шерли  как-то  увидела из  окна,  что  ее  любимец Варвар  сцепился с  двумя
здоровенными псами,  каждый из которых был ему под стать если не храбростью,
то ростом,  и что возчики,  хозяева этих страшилищ, науськивают их на смелую
собаку,  которую некому было  даже ободрить.  Вот  тогда Шерли и  закричала,
призывая Джона,  таким голосом,  словно настал день  Страшного суда,  и,  не
дожидаясь,  пока Джон явится,  сама выскочила с  непокрытой головой из дому.
Коротко сообщив возчикам,  что человеческого в  них куда меньше,  чем в трех
катающихся в  пыли  и  рвущих друг  друга собаках,  Шерли бросилась к  самой
большой дворняге,  которая вонзила свои страшные клыки прямо в морду Варвара
чуть  выше и  чуть ниже залитого кровью глаза,  обхватила ее  толстую шею  и
принялась оттаскивать что было сил.  На  помощь ей  прибежало еще пять-шесть
человек, но Шерли даже не подумала их поблагодарить.
     - Хорошие люди давно должны были прибежать!  -  сказала она и больше не
проронила ни  слова.  До  самого вечера просидела тогда Шерли близ  камина в
гостиной,  ухаживая  за  несчастным Варваром,  который  недвижимо  лежал  на
подстилке у ее ног,  весь в кровавых ссадинах и ранах.  Время от времени она
потихоньку плакала над ним и шептала самые нежные,  самые ласковые слова, на
которые старый,  покрытый шрамами пес отвечал тем,  что,  отрываясь от своих
кровоточащих ран, лизал хозяйке то руку, то туфлю. Что же касается Джона, то
Шерли долго еще обращалась с ним весьма холодно.
     Памятуя об этом случае, миссис Джилл и примчалась, "вся дрожа", как она
сама  потом  говорила.  Мисс  Килдар  твердым голосом задавала ей  вопросы и
коротко приказывала,  что  надо  делать.  Мысль о  том,  что  ее,  владелицу
Филдхеда,  могут обвинить в  черствости и  скупости в  такую минуту,  задела
Шерли за  живое.  Гордость ее была возмущена,  сердце стучало и  грудь бурно
вздымалась под покровом шелка и кружев.
     - Давно ли приходил человек с фабрики?
     - И часа не прошло, - ответила экономка, пытаясь ее успокоить.
     - Часа!  Вы бы еще сказали,  что и дня не прошло! Ведь они тем временем
обратятся еще к кому-нибудь!  Немедленно пошлите человека на фабрику,  пусть
передаст,  что все,  что есть в моем доме,  к услугам мистера Мура,  мистера
Хелстоуна и солдат. Сделайте это сейчас же!
     Пока выполнялось ее  распоряжение,  Шерли стояла у  окна,  молчаливая и
неприступная. Она повернулась лишь тогда, когда снова вошла миссис Джилл. От
мучительного волнения на  бледных  щеках  Шерли  выступили красные пятна,  в
темных глазах сверкали гневные искорки.
     - Погрузите на повозку все,  что есть в  кладовой и  винном погребе,  и
отправьте в лощину.  Если у нас не хватит мяса и хлеба,  сходите к мяснику и
булочнику,  -  пусть пошлют все,  что у  них есть.  Впрочем,  я сама за этим
присмотрю.
     Шерли вышла.
     - Все образуется,  через час она поостынет,  -  шепнула Каролина миссис
Прайор.  -  Ступайте лучше к  себе наверх,  -  добавила она сочувственно.  -
Постарайтесь успокоиться.  Уже  к  вечеру Шерли будет во  всем винить только
себя, а не вас.
     Несколькими словами ободрения и убеждения мисс Хелстоун удалось немного
утешить расстроенную компаньонку.  Проводив миссис  Прайор до  ее  комнаты и
пообещав вернуться,  когда все уладится,  Каролина пошла взглянуть, не может
ли она чем-нибудь быть полезной.  Оказалось, что может, и даже очень. Челяди
в Филдхеде было немного,  и хозяйка нашла дело не только для всех слуг, но и
для  себя.  Веселое  добродушие,  быстрота и  ловкость,  с  которой Каролина
принялась помогать экономке и  служанкам,  перепуганным необычной суровостью
Шерли,  сделали  сразу  два  добрых  дела:  успокоили хозяйку и  ободрили ее
помощниц.  Случайный взгляд и улыбка Каролины заставили Шерли в свою очередь
улыбнуться. В это время Каролина поднималась из погреба с тяжелой корзиной.
     - Как тебе не стыдно!  -  воскликнула Шерли,  бросаясь к ней.  - У тебя
заболят руки!
     Она отобрала у Каролины корзину и сама вынесла ее во двор.  Когда Шерли
вернулась в  дом,  облако ее гнева уже рассеялось,  молнии в глазах погасли,
чело прояснилось.  К ней вернулась обычная простота и сердечность, а стыд за
недавнее несправедливое раздражение смягчил ее еще более.
     Занятая наблюдением за погрузкой припасов на телегу, Шерли не заметила,
как  во  двор  вошел какой-то  мужчина.  Он  приблизился к  ней  и,  пытливо
вглядываясь в ее все еще разгоряченное лицо, проговорил:
     - Надеюсь, мисс Килдар сегодня в добром здравии?
     Шерли взглянула на него и,  не отвечая,  снова занялась своим делом. На
губах ее мелькнула довольная улыбка,  но она постаралась ее скрыть.  Мужчина
поздоровался еще раз, наклонившись вперед, чтобы его услышали.
     - Благодарю вас,  я чувствую себя хорошо,  - ответила Шерли. - Надеюсь,
мистер Мур тоже в  добром здравии?  Собственно говоря,  о  нем я не очень-то
беспокоилась,  небольшая неприятность послужила бы  ему хорошим уроком,  его
поведение было...  ну,  скажем,  странным,  пока  не  найдется более точного
определения. Кстати, могу я узнать, что его сюда привело?
     - Мы с мистером Хелстоуном только что узнали от вашего человека, что вы
предоставляете в наше распоряжение все запасы Филдхеда.  Такая поразительная
расточительность навела нас на мысль,  что вы доставляете себе слишком много
хлопот, и я вижу, мы не ошиблись в своих предположениях. Неужели вы думаете,
что нас целый полк?  Там всего шестеро солдат и столько же штатских. Поэтому
разрешите мне сократить эти чересчур обильные запасы провианта.
     Мисс  Килдар  вспыхнула,   смеясь  над  своей  чрезмерной  щедростью  и
нерасчетливостью.   Мур   тоже   негромко   рассмеялся  и   спокойно   начал
распоряжаться.  Корзина за корзиной сгружались с телеги, бутылка за бутылкой
отправлялись обратно в погреб.
     - Надо  будет рассказать мистеру Хелстоуну,  -  сказал Мур.  -  Он  это
оценит.  Из вас,  мисс Килдар,  вышел бы превосходный поставщик для армии! -
добавил он, смеясь. - Все, как я думал!
     - Вы должны меня благодарить, а не насмехаться, - ответила Шерли. - Что
мне, по-вашему, было делать? Откуда мне знать, какой у вас аппетит и сколько
вас там собралось?  Я думала, придется кормить не меньше полусотни людей. Вы
же  мне  ничего не  сказали,  а  когда речь  идет о  солдатах,  естественно,
предполагаешь, что им надо немало.
     - Пожалуй,  -  согласился Мур,  так же  спокойно и  пристально глядя на
смущенную Шерли.  -  А теперь,  -  обратился он к возчику,  - отвези то, что
осталось,  в лощину.  Как видишь, груз куда легче того, что тебе приготовила
мисс Килдар.
     Когда  телега  с  грохотом  выкатила со  двора,  Шерли,  спохватившись,
спросила, что сделали с ранеными.
     - У нас никто не пострадал, - ответил Мур.
     - Вас самого ранило, возле виска, - послышался быстрый, негромкий голос
Каролины,  которая пряталась в  тени за массивной фигурой миссис Джилл.  Мур
отыскал ее глазами.
     - Вам очень больно? - спросила Каролина.
     - Не больше, чем от булавочного укола.
     - Покажите нам, откиньте волосы.
     Мур  снял  шляпу и  выполнил ее  просьбу.  На  его  лбу  виднелась лишь
узенькая  полоска  пластыря.   Каролина  кивнула  в   знак  того,   что  она
удовлетворена, и снова отодвинулась в полумрак коридора.
     - Откуда она знает, что меня задело? - спросил Мур.
     - По слухам, конечно, - ответила Шерли. - Она слишком добра и зря о вас
беспокоится.  Что до меня,  то когда я спрашивала о раненых,  я имела в виду
ваши жертвы. У ваших противников большие потери?
     - Один из  бунтовщиков убит и  еще шесть "жертв",  как вы их называете,
ранены.
     - Что вы с ними сделали?
     - То  же,  что  сделали бы  вы:  сразу оказали им  врачебную помощь,  а
теперь,  как  только достанем два  фургона и  чистой соломы,  отправим их  в
Стилбро.
     - Соломы!  У  вас должны быть матрасы и простыни.  Я сейчас пришлю свою
карету со всем необходимым, и мистер Йорк, я уверена, сделает то же самое.
     - Вы угадали,  он уже согласился.  Миссис Йорк,  -  которая,  как и вы,
по-видимому,  склонна видеть в  бунтовщиках мучеников,  а  меня  и  особенно
мистера Хелстоуна считает убийцами,  -  сейчас,  наверное,  уже укладывает в
свою карету пуховые перины,  подушки, подушечки, одеяла и прочее. Обещаю вам
- у  "жертв" не  будет недостатка в  уходе.  Ваш любимец мистер Холл сидит с
ними с шести утра,  ободряет их,  молится вместе с ними и ухаживает за ними,
как настоящая сиделка.  Кроме того,  добрый друг Каролины мисс Эйнли, эта на
диво простодушная старая дева,  прислала нам  примерно столько же  полотна и
корпии, сколько некая другая леди собиралась послать вина и мяса.
     - Ну что ж, хорошо. Где ваша сестра?
     - О ней не беспокойтесь.  Для безопасности я заблаговременно отослал ее
к  мисс Мэнн,  а  сегодня утром я отправил их обеих на воды в Вормвуд-Уэллс,
где они проведут несколько недель.
     - Мистер  Хелстоун  тоже  оставил  меня  ночевать  в  своем  доме!  Вы,
джентльмены,  думаете, что очень умны. От души поздравляю вас и надеюсь, что
воспоминания об  этой  истории  доставят вам  истинное наслаждение.  Вы  так
проницательны,  так предусмотрительны,  но -  увы! - не всеведущи. У вас под
носом происходят вещи,  о  которых вы  даже не  подозреваете,  однако так  и
должно быть,  иначе  женщинам будет  недоступно тонкое удовольствие дурачить
вас.  Ах, друг мой! Вы сейчас пытаетесь прочесть истину на моем лице, но это
вам не удастся.
     Действительно, судя по его виду, Мур ничего не понимал.
     - Наверное,  вы  считаете меня опасной представительницей слабого пола?
Признайтесь!
     - Во всяком случае, необычной.
     - А Каролина - она тоже необычна?
     - По-своему, да.
     - По-своему? Что значит "по-своему"?
     - Вы ее знаете не хуже, чем знаю я.
     - И,  зная ее,  могу вас заверить: в ней нет никакой эксцентричности, и
ладить с нею нетрудно, - вы согласны?
     - Это зависит...
     - Во всяком случае, уж в ней-то нет ничего неженственного?
     - Зачем же делать такое ударение на "ней"?  Или в этом вы считаете себя
ее противоположностью?
     - Это вы,  очевидно, так считаете, но дело не в этом. В Каролине нет ни
одной  мужской  черты,  она  не  относится к  разряду так  называемых бойких
женщин.
     - Однако и она способна на вспышки, я сам видел.
     - Да,  я  тоже видела,  но огонь не тот!  У нее это всего лишь короткий
трепетный огонек, искра, которая взлетает, сверкнув, и тут же угасает...
     - И оставляет ожог на ней самой,  испуганной собственной смелостью.  Но
ваше описание подойдет не только к Каролине.
     - Я хочу сказать лишь одно:  несмотря на всю свою доброту, покорность и
наивность,  мисс  Хелстоун тоже  способна ввести в  заблуждение даже  такого
проницательного мужчину, как мистер Мур.
     - Что вы с ней тут делали? - вдруг спросил Мур.
     - Вы уже завтракали?
     - Что у вас за секреты?
     - Если вы голодны,  миссис Джилл вам что-нибудь приготовит.  Ступайте в
дубовую гостиную и позвоните, вам подадут, как в трактире. А если не хотите,
возвращайтесь к себе.
     - К сожалению,  у меня нет выбора,  я должен вернуться.  Всего доброго!
Увижу вас, как только освобожусь.


        "ГЛАВА XXI"

                               Миссис Прайор

     Пока Шерли болтала с  Муром,  Каролина поднялась к  миссис Прайор.  Она
нашла ее  в  полном расстройстве.  Миссис Прайор ни за что не призналась бы,
что резкость Шерли оскорбила ее чувства,  но по всему было видно, что в душе
ее открытая рана. Любому другому показалось бы, что для нее ничего не значит
нежная  заботливость,   с   которой  мисс  Хелстоун  старалась  смягчить  ее
страдания,  но  Каролина понимала,  что  при  всем своем внешнем безразличии
миссис Прайор глубоко чувствует это  внимание,  ценит его  и  находит в  нем
исцеление.
     - У  меня нет уверенности в  себе и  решительности,  -  наконец сказала
миссис Прайор. - Этих качеств мне всегда не хватало. Однако я надеялась, что
мисс Килдар знает меня достаточно хорошо;  знает,  что я каждый раз всячески
стараюсь все сделать как следует,  чтобы все было к лучшему. Такая необычная
просьба смутила меня,  особенно после столь тревожной ночи.  Я  не  решилась
действовать на свой страх и риск!  Но я надеюсь,  что моя слабость никому не
причинила вреда.
     Кто-то осторожно постучал в полуоткрытую дверь.
     - Каролина, пойди сюда! - позвал тихий голос.
     Мисс Хелстоун вышла, - за дверью на галерее стояла Шерли. Вид у нее был
смущенный и пристыженный, как у раскаивающегося ребенка.
     - Как миссис Прайор? - спросила она.
     - Очень огорчена, - ответила Каролина.
     - Я была с ней так несправедлива, так несдержанна, что просто стыдно, -
проговорила Шерли.  - И что я на нее накинулась? Ведь единственное, в чем ее
можно обвинить,  это  в  излишней добросовестности.  Скажи ей,  что я  очень
сожалею обо всем и пусть она меня простит!
     Каролина  выполнила  это  поручение с  искренним удовольствием.  Миссис
Прайор не  любила сцен;  как всем скромным людям,  они внушали ей  настоящий
ужас; поэтому она встала, подошла к двери и дрожащим голосом позвала:
     - Идите сюда, дорогая!
     Шерли  стремительно бросилась в  комнату,  обняла  свою  компаньонку и,
горячо ее целуя, проговорила:
     - Вы должны простить меня,  миссис Прайор! Я не вынесу, если вы меня не
простите, если мы будем в ссоре!
     - Мне нечего прощать,  -  ответила миссис Прайор. - Пожалуйста, забудем
обо  всем.  Я  просто лишний раз,  и  теперь уже окончательно,  убедилась на
сегодняшнем примере, что в серьезных делах ни на что не гожусь.
     С  этим тяжелым чувством миссис Прайор и  осталась;  не помогли никакие
усилия Шерли и Каролины.  Она могла простить своей воспитаннице все, но себе
не прощала ничего.
     В тот день мисс Килдар,  видимо,  не суждено было отдохнуть,  все время
она  кому-нибудь была нужна,  и  тут  ее  тоже вскоре позвали вниз.  Сначала
приехал  Хелстоун.  Его  она  встретила горячими приветствиями и  еще  более
горячими упреками;  он  ожидал и  того  и  другого,  но,  будучи в  отличном
настроении, и то и другое принял одинаково добродушно.
     Во  время своего короткого визита он ни разу не вспомнил о  племяннице;
бунт, мятежники, фабрика, мировые судьи и сама мисс Килдар целиком поглотили
его мысли,  не оставив места для его собственной родни. Хелстоун заговорил о
той роли, которую сыграли в защите фабрики он сам и его помощник.
     - Весь гнев фарисеев изольется на наши головы за участие в этом деле, -
сказал он.  -  Но я не боюсь клеветников. Я был там, во имя справедливости и
закона,  чтобы выполнить свой  долг  мужчины и  британца,  который в  данном
случае полностью совпадал с моим долгом священнослужителя в его самом высшем
значении.  Ваш арендатор Мур, - продолжал он, - завоевал мое расположение. О
таком  хладнокровном и  непоколебимом командире можно только мечтать.  Кроме
того,   он  показал  себя  человеком  предусмотрительным  и  рассудительным:
во-первых,  он тщательно подготовился к  событиям,  а  во-вторых,  когда его
замысел принес ему полный успех, он сумел воспользоваться победой с умом, не
злоупотребляя своей  силой.  Сейчас  кое-кто  из  мировых судей  перепугался
насмерть;  подобно  всем  трусам,  они  склонны  к  жестокости,  однако  Мур
сдерживает их с  удивительным тактом.  До сих пор его весьма недолюбливали в
округе,  но запомните мои слова,  теперь общественное мнение изменится в его
пользу.  Люди поймут,  что были к  нему несправедливы,  и поспешат загладить
свою ошибку,  а сам Мур,  когда увидит, что его достоинства получили должное
признание, станет гораздо любезнее, нежели прежде.
     Мистер Хелстоун хотел закончить свою  речь полусерьезным,  полушутливым
предупреждением, чтобы мисс Килдар обратила внимание на слухи, которые ходят
о ее пристрастном отношении к талантливому арендатору, но его прервал звонок
у дверей,  возвестивший о прибытии нового посетителя.  Этот новый посетитель
оказался седовласым пожилым джентльменом с  презрительным взором и  довольно
свирепым выражением лица,  -  короче,  это был наш старый знакомец и  старый
недруг Хелстоуна мистер Йорк.  Завидев его, священнослужитель схватил шляпу,
весьма поспешно распрощался с  мисс Килдар и  немедленно удалился,  удостоив
вновь прибывшего лишь суровым кивком.
     Мистер Йорк был настроен далеко не  благодушно и  о  событиях прошедшей
ночи выражался отнюдь не  изысканно,  понося на чем свет стоит Мура,  судей,
солдат и главарей бунтовщиков -  всех подряд. Однако самые сильные эпитеты -
поистине красу и  гордость йоркширского диалекта -  он  приберег для  попов,
осмелившихся взяться за  оружие,  "этого кровожадного сатанинского отродья",
то  бишь для Хелстоуна и  его помощника.  По его словам,  чаша преступлений,
совершаемых церковью, поистине переполнилась.
     - На сей раз они попали в хорошенькую историю!  - говорил он. - Где это
видано,  чтобы попы  якшались с  солдатней,  возились с  пулями и  порохом и
убивали людей, которые в тысячу раз лучше их самих!
     - А что стало бы с Муром, если бы никто ему не помог? - спросила Шерли.
     - Что посеешь, то и пожнешь; сам заварил, самому и расхлебывать!
     - Иначе говоря,  вы бы оставили его одного лицом к  лицу с этой толпой.
Конечно,  Мур достаточно храбр, но ведь один человек, при всем его мужестве,
ничего не может сделать против двухсот!
     - У  него  были солдаты;  эти  несчастные рабы всегда готовы за  деньги
продать свою кровь и пролить кровь других людей.
     - Вы оскорбляете солдат точно так же, как священников. Для вас все, кто
носит красные мундиры,  -  отъявленные негодяи,  а  все,  кто ходит в черных
сюртуках,  -  отъявленные мошенники.  По-вашему,  мистер Мур поступил дурно,
когда  прибег к  помощи солдат,  и  еще  хуже,  когда  принял помощь других.
Послушать вас,  -  он должен был отдать свою фабрику и свою жизнь на милость
разъяренной кучки  обманутых безумцев,  а  мистер Хелстоун и  все  остальные
джентльмены нашего прихода должны были тем временем сидеть и  смотреть,  как
фабрика горит,  а  ее  владельца убивают,  не ударив пальцем о  палец для их
спасения!
     - Если бы Мур с  самого начала держал себя с  рабочими,  как полагается
хозяину, он бы не возбудил в них такой ненависти к себе.
     - Легко вам  говорить!  -  воскликнула мисс Килдар,  не  в  силах более
спокойно выслушивать нападки на  своего арендатора.  -  Ваша  семья  живет в
Брайермейнсе вот  уже шесть поколений,  к  вам самому люди за  пятьдесят лет
привыкли,   вы  знаете  их  обычаи,  предрассудки  и  чаяния;  вам-то  легко
действовать так,  чтобы никто не  был обижен!  А  мистер Мур в  нашей округе
чужой,  он беден,  у  него нет друзей,  и  единственная его опора -  это его
личные  качества:  талант,  энергия,  честность,  трудолюбие.  Только это  и
помогло ему  пробиться!  Что  за  преступление он  совершил,  если  людям не
понравились его спокойствие и природная суровость,  если он не мог держаться
с  чужими для  него крестьянами так же  свободно,  шутливо и  сердечно,  как
держитесь вы  со своими городскими приятелями?  Какой непростительный промах
он сделал,  когда начал вводить на фабрике усовершенствования, да еще сразу,
никого не спросившись,  не потихоньку и  не постепенно,  как это мог бы себе
позволить крупный капиталист? Неужели за эти прегрешения он должен был стать
жертвой толпы?  Неужели ему отказано даже в праве защищаться?  И неужели те,
кто  обладает сердцем  настоящего мужчины,  -  кстати,  у  мистера Хелстоуна
именно такое сердце,  что бы вы о нем ни говорили,  -  должны быть объявлены
преступниками ли