то прозвучало в словах ее
брата,  который раньше никогда не называл лощину своим домом.  Прежде Мур не
чувствовал себя спокойно под защитой его стен,  ему казалось, что они только
стесняют его.  Но Гортензию радовало все, что доставляет удовольствие брату,
и она сказала ему об этом.
     Муру не сиделось. Он подошел к окну, затем вернулся камину.
     - Гортензия!
     - Что, дорогой?
     - Эта маленькая гостиная выглядит такой чистой и  милой,  сегодня здесь
как-то необыкновенно светло.
     - Так  оно  и  есть.  Пока тебя не  было,  я  тут приказала вычистить и
прибрать весь дом.
     - Сестрица,  может  быть,  в  честь  моего  возвращения  ты  пригласишь
кого-нибудь к чаю? Хотя бы для того, чтобы показать, каким уютным и нарядным
стал этот маленький уголок.
     - Пожалуй. Если бы не было так поздно, я могла бы послать за мисс Мэнн.
     - Ну что ты,  стоит ли беспокоить добрейшую мисс Мэнн в такое время.  К
тому же и на дворе слишком холодно.
     - Как ты внимателен, дорогой Жерар! Хорошо, отложим это на другой день.
     - И  все же мне очень хочется видеть кого-нибудь именно сегодня.  Давай
пригласим спокойную гостью, чье общество было бы приятно и тебе и мне.
     - Мисс Эйнли?
     - Говорят, это превосходная особа, но она живет слишком далеко. Попроси
лучше Гарри Скотта сходить к  мистеру Хелстоуну.  Пусть пригласит от  твоего
имени Каролину провести этот вечер у нас.
     - Не лучше ли завтра, дорогой?
     - Мне  бы  хотелось,  чтобы  она  сегодня же  увидела эту  комнату:  ее
опрятность, ее тихий уют так красноречиво говорят о твоих заботах.
     - Для нее это может послужить хорошим примером.
     - И может и должно. Пусть непременно придет.
     Мур вышел в кухню.
     - Сара,  подождите с чаем еще полчаса, - сказал он и поручил ей послать
Гарри Скотта в  дом священника с  наскоро написанной запиской,  адресованной
мисс Хелстоун.
     Сара только начинала беспокоиться, как бы не пригорели на плите ломтики
хлеба, когда посланный вернулся, а вместе с ним и гостья.
     Каролина прошла через кухню,  спокойно поднялась наверх, чтобы оставить
там  шубку и  капор,  и,  аккуратно пригладив свои чудесные локоны,  так  же
спокойно спустилась вниз.  Ее  элегантное платье из тонкой шерсти и  изящный
воротничок были  безупречно свежи,  в  руках  она  держала маленькую рабочую
сумочку.  По  дороге  Каролина задержалась,  чтобы  перекинуться несколькими
словами  с  Сарой,  поглядеть  на  нового  пятнистого котенка,  игравшего  у
кухонной  плиты,  и  поговорить с  канарейкой,  которую  испугала  внезапная
вспышка пламени в очаге. Только после этого она направилась в гостиную.
     Обмен  учтивыми  поклонами  и  дружескими  приветствиями прошел  весьма
непринужденно,  как и положено при встрече родственников. По комнате подобно
тонкому аромату разлилась атмосфера душевной теплоты.  Только что  зажженная
лампа ярко светила, чайник весело мурлыкал на подносе.
     - Я так рад, что вернулся домой, - повторил Мур.
     Они расселись вокруг стола. Беседой завладела Гортензия. Она поздравила
Каролину с выздоровлением, заметила, что щечки ее округлились и на них вновь
играет румянец. Гортензия была права. В облике мисс Хелстоун произошла явная
перемена:  уныние,  страх и  безнадежность исчезли,  тоска и  грусть уже  не
снедали ее.  Каролина походила на человека, испытывающего сладость душевного
спокойствия и парящего на крыльях надежды.
     После чая Гортензия ушла наверх.  Уже целый месяц она не  перетряхивала
содержимое своих комодов,  и ею овладело непреодолимое желание заняться этим
делом  именно  сейчас.   Теперь  нитью  разговора  завладела  Каролина.  Она
поддерживала беседу  легко,  с  необыкновенным искусством.  Эта  легкость  и
изящество придавали обаяние самым обыденным темам. Что-то новое звучало в ее
всегда мелодичном голосе,  приятно поражая и чаруя собеседника.  Необычайная
подвижность лица придавала ее речи особую живость и выразительность.
     - Каролина,  у  вас такой вид,  словно вы  услышали хорошую новость,  -
сказал Мур, несколько минут не отрывавший от нее пристального взгляда.
     - В самом деле?
     - Я  послал за  вами сегодня,  чтобы хоть немного приободриться,  но вы
подняли мое настроение гораздо больше, чем я рассчитывал.
     - Очень рада. Я в самом деле так благотворно действую на вас?
     - Ваше присутствие озаряет все вокруг, ваши движения плавны, ваш голос,
как музыка.
     - Мне хорошо оттого, что я снова здесь.
     - Да,  здесь хорошо, я это особенно чувствую. К тому же видеть здоровый
румянец на ваших щечках и надежду,  светящуюся в ваших глазках, само по себе
большое удовольствие!  Однако что это за надежда,  Кэри, в чем причина такой
радости?
     - Во-первых,  эту радость принесла мне матушка. Я очень люблю ее, и она
любит меня.  Долго и  нежно выхаживала она меня,  а теперь,  когда ее заботы
поставили меня  на  ноги,  я  могу весь день быть с  нею.  Настал мой  черед
ухаживать за ней,  и я стараюсь ухаживать как можно лучше, и как горничная и
как родная дочь.  Вы бы посмеялись надо мной, узнав, с каким удовольствием я
крою и шью ей платья.  Знаете,  Роберт, она сейчас так мило выглядит, и я не
хочу, чтобы она носила старомодные платья. И беседовать с ней - наслаждение.
Она  очень умна,  наблюдательна,  хорошо знает людей и  судит обо  всем  так
здраво.  С  каждым днем я  узнаю ее все лучше и  все больше проникаюсь к ней
любовью и уважением.
     - Вы с таким жаром говорите о вашей матушке,  Кэри,  что старушке можно
позавидовать.
     - Она вовсе не стара, Роберт!
     - В таком случае позавидуем юной леди.
     - У нее нет таких претензий.
     - Ладно,  оставим ее  возраст в  покое.  Но вы говорили,  что матушка -
первая причина вашего счастья, а где же вторая?
     - Я рада, что вам лучше.
     - А еще?
     - Рада, что мы друзья.
     - Вы и я?
     - Да. Было время, когда я думала, что все это ушло безвозвратно.
     - Кэри, когда-нибудь я расскажу вам о себе одну вещь, которая не делает
мне чести и потому вряд ли вам понравится.
     - Ах! Пожалуйста, не надо! Я не могу плохо думать о вас.
     - А  я  не  могу перенести мысли,  что вы думаете обо мне лучше,  чем я
заслуживаю.
     - Но мне уже наполовину известен ваш секрет.  Мне даже кажется,  я знаю
все.
     - Ничего вы не знаете.
     - По-моему, знаю.
     - Кого еще это касается, кроме меня?
     Она покраснела, замялась и промолчала.
     - Говорите, Кэри! Кого еще?
     Она попыталась произнести чье-то имя и не смогла.
     - Скажите! Сейчас мы одни, будьте же откровенны!
     - А если я ошибусь?
     - Я вас прощу. Шепните мне, Кэри.
     Он  приблизил ухо к  ее  губам,  но  она все еще не хотела или не могла
сказать.  Видя,  однако,  что Мур ждет и  что он  твердо решил услышать хоть
что-нибудь, она наконец проговорила:
     - С  неделю тому назад мисс Килдар провела у  нас  целый день.  Вечером
поднялся сильный ветер, и мы уговорили ее остаться ночевать.
     - И вы вместе завивали локоны?
     - Откуда вы это знаете?
     - А потом вы болтали, и она сказала вам...
     - Это было вовсе не тогда,  когда мы завивали локоны, так что вы не так
проницательны, как воображаете. Кроме того, она мне ничего не рассказала.
     - Потом вы легли спать вместе?
     - Да,  мы ночевали в  одной комнате и  в одной постели,  но мы почти не
спали и проговорили всю ночь напролет.
     - Я был в этом уверен.  И тогда-то вы узнали обо всем. Что ж, тем хуже.
Я бы предпочел, чтобы вы услышали это от меня самого.
     - Вы заблуждаетесь, она не говорила мне того, что вы подозреваете. Не в
ее  натуре распространяться о  подобных вещах.  Я  лишь кое-что поняла из ее
слов, кое о чем до меня дошли слухи, а об остальном я догадалась сама!
     - Но если она не сказала вам,  что я хотел жениться на ней ради денег и
что она с возмущением и презрением отказала мне,  - вам нечего вздрагивать и
краснеть,  а тем более колоть иголкой ваши трепещущие пальцы: все это чистая
правда,  нравится вам  она  или  нет.  Если  же  не  это  было  предметом ее
откровений,  так о  чем вы толковали?  Вы сказали,  что проговорили всю ночь
напролет - о чем же?
     - О разных разностях,  о которых мы раньше никогда не говорили всерьез,
хотя уже были близкими подругами.  Надеюсь, вы не рассчитываете, что я вам о
них расскажу?
     - Да,  да, Кэри, вы расскажете! Вы сами говорили, что мы с вами друзья,
а друзья не должны ничего скрывать друг от друга.
     - Но вы уверены, что не проговоритесь?
     - Совершенно уверен.
     - Даже Луи?
     - Даже Луи. Вы думаете, его интересуют ваши секреты?
     - Роберт,   если  бы   вы  знали,   какое  Шерли  удивительное,   какое
великодушное создание!
     - Допускаю.  В ней,  должно быть,  сочетаются всевозможные странности и
всевозможные достоинства.
     - Ее  чувства запрятаны глубоко,  но  когда они помимо воли прорываются
подобно мощному потоку,  то,  по-моему, ею нельзя не восхищаться и не любить
ее.
     - А вы видели это зрелище?
     - Да.  Глубокой ночью,  когда в  доме все уснуло и лишь сияние звезд да
холодный отблеск  снега  наполняли нашу  комнату,  Шерли  открыла  мне  свое
сердце.
     - Свое сердце? Вы думаете, она в самом деле раскрыла его перед вами?
     - Да.
     - Каково же оно?
     - Святое,  как алтарь, чистое, как снег, горячее, как пламя, и сильное,
сильнее смерти!
     - Но может ли она полюбить? Скажите мне.
     - А вы как думаете?
     - До сих пор она не полюбила никого из тех, кто любил ее.
     - Кто же ее любил?
     Мур назвал целый список джентльменов, закончив сэром Филиппом Наннли.
     - Да, из них она никого не полюбила.
     - Хотя кое-кто из них был вполне достоин любви.
     - Любви другой женщины, но не Шерли.
     - Чем же она лучше других?
     - Ее  ни с  кем нельзя сравнивать,  а  жениться на ней даже опасно,  во
всяком случае рискованно.
     - Представляю...
     - Она говорила о вас...
     - Вот видите! Но ведь вы как будто это отрицали?
     - Она говорила совсем не то,  что вы думаете.  Я сама спросила ее:  мне
хотелось узнать,  какого она  о  вас  мнения или,  вернее,  как  она  к  вам
относится. Я давно ждала такого разговора. Мне необходимо было это знать.
     - И мне тоже!  Но говорите!  Верно, она обо мне самого плохого мнения и
презирает меня?
     - У нее о вас чуть ли не самое высокое мнение, какое только может иметь
женщина о мужчине. Вы знаете, какой красноречивой может быть Шерли, - до сих
пор я слышу ее горячие речи, в которых она вас превозносила.
     - Как же все-таки она ко мне относится?
     - Пока вы  ее  не оскорбили,  -  она просто сказала,  что вы нанесли ей
оскорбление,  но  распространяться об этом не захотела,  -  она относилась к
вам, как к брату, которого любят и которым гордятся.
     - Никогда больше я ее не оскорблю,  Кэри. Мой поступок обернулся против
меня самого и  заставил меня уехать,  но эти разговоры о  братьях и  сестрах
лишены всякого смысла. Шерли слишком горда и богата, чтобы испытывать ко мне
сестринские чувства.
     - Вы ее не знаете,  Роберт.  Раньше я думала по-другому,  но теперь мне
кажется,  что вы  просто не смогли ее разгадать.  Вы и  она настолько разные
люди, что вам никогда не понять друг друга.
     - Может быть.  Я ее уважаю, восхищаюсь ею и все же сужу о ней строго, -
может быть,  даже слишком строго.  Например,  я  думаю,  что она не способна
любить...
     - Шерли не способна любить?
     - ...Что она никогда не выйдет замуж, боясь поступиться своей гордыней,
упустить свою власть и разделить свое состояние.
     - Шерли задела ваше самолюбие.
     - Да,  хотя в моих чувствах к ней не было ни капли нежности, ни искорки
любви.
     - В таком случае,  Роберт,  вы поступили очень дурно,  когда просили ее
руки.
     - И   очень   низко,   мой   маленький   наставник,   моя   хорошенькая
обличительница.  Мне никогда не хотелось поцеловать мисс Килдар,  хотя у нее
прелестные губки,  алые и сочные,  как спелые вишни, - они соблазняли только
мои глаза.
     - Не  знаю,   можно  ли  вам  сейчас  верить.   Как  говорится,  "зелен
виноград"... или вишни?
     - Она  прекрасно сложена,  хороша лицом,  у  нее чудесные волосы,  -  я
признаю все ее прелести,  но чувства мои молчат.  А если и пробуждаются,  то
лишь  такие,  какие  у  Шерли  могут вызвать одно  презрение.  Полагаю,  что
по-настоящему меня привлекал только блеск ее золота. Видите, Каролина, какое
"благородное создание" ваш Роберт, как он велик, добр и бескорыстен!
     - Да,  он не безгрешен,  - он совершил грубую ошибку. Впрочем, не будем
больше говорить о ней.
     - И не будем о ней думать,  Кэри?  Не будем презирать Роберта в глубине
доброй, но твердой, сострадательной, но справедливой души?
     - Никогда!  Мы  будем помнить завет:  какою мерою мерите,  такою и  вам
будут мерить, - а потому презрения не останется, только привязанность.
     - Одной привязанности недостаточно,  предупреждаю вас.  Когда-нибудь от
вас потребуется другое чувство,  более сильное, нежное и горячее. Вы сможете
мне его дать?
     Каролина была смущена и взволнована.
     - Успокойтесь, Лина, - примирительно сказал Мур. - Не имея на то права,
я  не  стану тревожить ваше сердце ни  теперь,  ни  в  ближайшие месяцы.  Не
глядите на  меня так,  словно вам хочется убежать от  меня.  Хватит намеков,
которые вас смущают; продолжим лучше нашу болтовню. Не дрожите, взгляните на
меня!  Посмотрите,  я стал похож на привидение,  бледное и угрюмое; теперь я
скорее жалок, чем страшен.
     Она робко взглянула на него.
     - Даже теперь,  при  вашей бледности,  в  вас  есть что-то  грозное,  -
проговорила она, опуская глаза перед его взглядом.
     - Вернемся  к  Шерли,  -  настаивал Мур,  -  значит,  вы  думаете,  она
когда-нибудь все-таки выйдет замуж?
     - Она любит!
     - Наверное, платонически, только в теории. Все это - одно притворство!
     - По-моему, она любит искренне.
     - Она сама вам призналась?
     - Не совсем. Во всяком случае, она не сказала прямо; я люблю такого-то.
     - Я так и думал!
     - Но  Шерли  не  смогла  скрыть своих  чувств.  Она  говорила об  одном
человеке с  таким пылом,  что  ошибиться невозможно,  даже  голос выдавал ее
чувства.  Вызнав,  что она думает о  вас,  я  спросила,  что она думает о...
другом человеке,  о  котором у  меня мелькали разные догадки,  впрочем самые
сбивчивые и неясные. Мне хотелось заставить ее проговориться. Я теребила ее,
упрекала,  щипала,  когда она  пыталась отделаться от  меня  своими обычными
непонятными шутками,  и в конце концов добилась своего.  Я уже сказала,  что
даже голос выдавал ее, хотя она говорила почти шепотом, - в нем было столько
нежности,  столько страсти!  Это была не исповедь,  не признание -  до такой
откровенности она  никогда не  снизойдет,  но  я  уверена,  что счастье того
человека для нее дороже жизни.
     - Кто же он?
     - Я сама назвала ей его имя:  она не сказала ни "да",  ни "нет", а лишь
взглянула на  меня.  Я  увидела  выражение ее  глаз,  и  этого  было  вполне
достаточно, чтобы я без всякой жалости отпраздновала свою победу.
     - Какое же  право вы  имели так  торжествовать?  Разве вам  самой чужды
подобные слабости?
     - Что  я!  Зато Шерли стала рабой,  львица встретила своего укротителя.
Пусть она осталась госпожой над всем окружающим,  но над самой собой она уже
не властна.
     - Итак,  вы радуетесь потому,  что это прекрасное, гордое существо тоже
попало в неволю?
     - Да, Роберт, именно потому, что она прекрасна и горда.
     - Значит, вы признаетесь, что она тоже невольница?
     - Я ни в чем не признаюсь,  а только говорю, что надменная Шерли попала
в рабство, подобно Агари.
     - Но  кто  же  ее  завоевал наконец,  кто  ее  Авраам,  кто этот герой,
совершивший столь славный подвиг?
     - Вы  все  еще  говорите  с  раздражением  и  недостойной  иронией.  Ну
погодите, я заставлю вас изменить тон.
     - Посмотрим! Значит, она выходит замуж за этого Купидона?
     - Купидона! Он такой же Купидон, как вы - Циклоп.
     - Выйдет она за него?
     - Увидите.
     - Кэри, я хочу знать его имя.
     - Угадайте.
     - Это кто-нибудь из наших соседей?
     - Да, из Брайерфилдского прихода.
     - Тогда он явно ее недостоин.  Во всем нашем приходе я  не знаю никого,
кто был бы ей под пару.
     - Угадайте.
     - Не  могу.   Вероятно,   она  ослеплена  и  в  конце  концов  совершит
какую-нибудь глупость.
     Каролина улыбнулась.
     - А вы одобряете ее выбор? - спросил Мур.
     - Да, о да!
     - Тогда  я  совсем сбит  с  толку.  В  вашей головке под  густой копной
каштановых  волос  скрыта  превосходная  мыслительная машина  с  безупречной
правильностью суждений, унаследованной, вероятно, от матушки.
     - Я полностью одобряю Шерли, и матушка тоже в восторге от ее выбора.
     - Матушка в  восторге?  Миссис Прайор?  Должно быть,  выбор не  слишком
романтичный.
     - Наоборот, очень романтичный и в то ж время очень правильный.
     - Скажите мне, Кэри! Скажите, хотя бы из жалости: я слишком слаб, чтобы
так меня мучить!
     - Вас нужно помучить,  это вам не повредит.  Вы совсем не так уж слабы,
как уверяете.
     - Сегодня мне уже дважды приходила мысль упасть на пол у ваших ног...
     - Лучше не падайте. Я не стану вас поднимать.
     - ...и молиться на вас. Моя мать была истой католичкой, а вы так похожи
на прелестнейшее изображение Непорочной девы,  что,  кажется,  я  приму веру
моей матери и с благоговением преклоню перед вами колени.
     - Роберт,  Роберт,  сидите спокойно, не дурачьтесь. Я уйду к Гортензии,
если вы позволите себе какую-нибудь выходку.
     - Вы лишили меня рассудка,  у  меня в голове не осталось ничего,  кроме
гимнов в честь святой девы: "О, Rose celeste, reine des Anges!"*
     ______________
     * О, Небесная роза", царица ангелов! (франц.)

     - Tour d'ivoire,  maison d'or*,  -  это не оттуда же? Ну, будет, сидите
спокойно и отгадывайте вашу загадку.
     ______________
     * Башня из кости слоновой, дом из золота (франц.).

     - Но неужели матушка в восторге? Это сбивает меня с толку.
     - Когда мама услышала об этом, она сказала: "Поверь мне, дорогая, такой
выбор сделает мисс Килдар счастливой".
     - Попробую еще раз,  но не больше.  Это -  старый Хелстоун. Мисс Килдар
собирается стать вашей теткой.
     - Я  обязательно расскажу  об  этом  и  дяде  и  Шерли,  -  воскликнула
Каролина, смеясь от души. - Продолжайте, Роберт! Ваши промахи очаровательны!
     - Это - преподобный Холл.
     - Право, нет. С вашего разрешения, он - мой.
     - Ваш?   Вот  как!   Кажется,  целое  поколение  брайерфилдских  женщин
превратило этого  священнослужителя в  свой  кумир.  Не  понимаю почему:  он
близорук, плешив и сед.
     - Фанни придет за мной раньше, чем вы решите эту загадку. Поспешите!
     - Не хочу больше,  я устал, и мне все равно. Пусть себе выходит хоть за
турецкого султана.
     - Хотите, я шепну вам?
     - Да,  и поскорее:  сюда идет Гортензия. Придвиньтесь ближе, еще ближе,
моя Лина. Ваш шепот для меня дороже самих слов.
     Она шепнула.  Роберт отшатнулся в удивлении,  глаза его блеснули, затем
он  коротко рассмеялся.  Вошла мисс  Мур,  а  за  ней  следом Сара,  которая
сообщила, что Фанни уже ждет. Пора было расставаться.
     Роберт подождал у лестницы,  пока Каролина не сошла вниз,  закутанная в
шаль, и, улучив минуту, шепотом обменялся с ней еще несколькими фразами.
     - Должен ли я  теперь называть Шерли благородным созданием?  -  спросил
он.
     - Конечно, если хотите быть правдивым.
     - Должен ли я простить ее?
     - Простить ее? Ах вы! Кто же из вас виноват - вы или она?
     - Должен ли я в таком случае любить ее, Кэри?
     Каролина  пристально взглянула  на  него  и  сделала  жест,  в  котором
выразилась и любовь и обида.
     - Только скажите, и я постараюсь все исполни