ща.
Подожди! Не хулигань. Хочешь, включим детектив по двадцать пятому каналу?
Предпочитаешь свое кино? Тони, отстань! Хорошо, поглядим. После второй
рюмки. Тебе не надоело? Три ха-ха. "Не обещайте деве юной любовь и нежность
на земле". За кого пьешь? Ума не приложу. Никаких идей по этому поводу.
Тони, ешь. У меня свой ритм. То, что доктор прописал...

* * *

Первый раз вместе с Тони Дженни оказалась в гостях случайно, вернее,
случайно попал туда Тони. О том, что он живет у Дженни, знала Кэтти, знал
Джек, бэби-ситтеры, ну еще пара подружек с работы. Инстинктивно она свой
роман не афишировала. Не хотела пересудов. Дома, пряча его ото всех, она
сохраняла камерную атмосферу, если не счастья, то чуда. Посторонним вход
запрещен! В гостях, у знакомых (или на следующий день по телефону) будет
суд, будут невольные (или вольные) вопросы (полувопросы). Где Тони
работает? Какой у него заработок? Что он ей дарит? Какие у вас планы на
будущее? В Америке браки со значительной разницей в возрасте уже никого не
удивляли, более того, становились модой. Но при условии: 1) мужчина богат,
2) мужчина знаменит, 3) занимает высокое положение в служебной иерархии. В
идеале - то, и другое, и третье вместе. Однако ни того, ни другого, ни
третьего не было. Деньги за лекции давно истрачены, новых лекций пока не
предвиделось. Из повседневных привычек Тони складывалось впечатление, что в
Париже он, мягко говоря, не шиковал. И проблема не в том, какова зарплата
профессора в Европе, а в том, на сколько человек (домочадцев) она делилась.
Вот этого Дженни никогда не спрашивала. Свободных денег, кубышки Тони явно
не имел, иначе (тут она была твердо уверена) он бы ее засыпал подарками. До
сих пор все, что она получила, - три букета цветов. Если Тони кое-что
припрятал в заначке, то лишь на карманные расходы - сигареты он покупал
сам, - и Дженни очень сомневалась, что во время своих шастаний по городу он
позволяет себе роскошь посидеть в кафе. Планы? Официально профессор не
предлагал руки и сердца. Правда, он и так принадлежал ей с потрохами, но
похвастаться, что завтра она станет миссис Сан-Джайст Дженни не могла.
Значит...

Жизнь, к сожалению, жестокая штука. У американских сверстников Тони свой
бизнес, дом, машины, круглый счет в банке. На худой конец - солидное
положение на фирме (и солидный оклад). Даже советские эмигранты семидесятых
годов прочно вросли в калифорнийскую землю. И в глазах этой публики
парижский профессор в джинсовом костюме... М-да, хуже будет, если ее
вынудят взглянуть на Тони их глазами...

Короче, пригласили Дженни и она пошла одна. Повод завязать контакт с
деканом университетской кафедры Ингой Родней.

Итак, восьмиэтажный кондоминиум на Вилшер-бульваре, восьмикомнатная
квартира, служанка в белом фартуке, снобская компания интеллектуалов, белых
воротничков, не скрывающих, что их годовой доход за двести тысяч. Хозяин,
правда, исключение - известный физик, нобелевский лауреат, милый, учтивый,
сильно в летах, засыпающий после каждой второй рюмки, но расталкиваемый его
энергичной женой. Ужин чинно катился по расписанию, как электричка на
Рижском взморье, с остановками на очередные блюда, с разговорами о
синхрофазотроне, экзистенциализме, парапсихологии и - "вот этот салат с
зелеными бобами вам особенно удался, дорогая Мэри". Дженни чувствовала себя
как Золушка, попавшая на королевский бал в своем кухонном наряде. То есть
одета она была лучше всех (немного перестаралась), но это как раз и
раздражало Ингу Родней, бывшую роковую женщину, с подтянутой кожей на лице
(сколько сделала операций? две или три?), с еще вполне пристойной фигурой.
Добрая Мэри, хозяйка, покровительствовала Дженни, однако Инга Родней
догадывалась, зачем она пришла - ей уже передали, что Дженни просит
разрешения присутствовать на вечернем семинаре по кино, и заранее упивалась
своей властью. Вышедшие в тираж красотки не прощают молодым соперницам
того, что мужчины смотрят на них. Инга Родней вела себя как царица бала и в
длинных фразах, пускаемых, как из автомата, веером от пуза, успела сообщить
о своих давних знакомствах с Апдайком, Олби, Феллини, Кончаловским,
Бродским, Аксеновым... Декану кафедры престижного американского
университета ничего не стоило заполучить в друзья мировых знаменитостей,
думала Дженни, достаточно пригласить их почитать курс лекций, но русские
фамилии - это прицельные выстрелы по мне. Родней славистка, знает, что я из
России (еще одна причина меня невзлюбить). Прицельные выстрелы -
предупреждение: сиди, уткнувшись в тарелку и не высовывайся. Дженни так и
делала и вдруг чуть не поперхнулась ломтиком помидора.

- Когда у меня на кафедре выступал профессор Энтони Сан-Джайст...

От неожиданности Дженни пропустила фразу, не поняла смысла, зато отлично
поняла, что было важно для Инги Родней: заявить, именно у нее на кафедре
выступал Сан-Джайст.

Проснулся хозяин, знаменитый физик.

- Я слушал одну лекцию Сан-Джайста. Как говорят в науке - другое измерение.
Потрясающее впечатление.

- Сан-Джайст лучший специалист по французской истории, - заметил кто-то из
гостей.

Новую тему подхватили со всех концов стола:

- Когда он опять приедет с лекциями?

- Говорят, он еще в Лос-Анджелесе.

- Враки. Он был в Вашингтоне и давно вернулся в Париж.

- Его трактовка якобинской диктатуры чрезвычайно оригинальна.

- Особенно в устах француза, которые помешаны на своей революции.

- Я помню его рассказ о маршале Нее. Такое ощущение, как будто он живой
свидетель, лично присутствовал на расстреле.

Тут по ритму ужина должна была последовать реплика:

"Вот этот соус к рыбе вам особенно удался, дорогая Мэри", но черт дернул
Дженни.

- Профессор Сан-Джайст мне говорил, что маршала Нея не расстреляли.
Существует гипотеза, по которой вместо Нея расстреляли другого человека.

На несколько секунд Дженни оказалась в центре внимания, и симпатичный
брюнет напротив нее протянул "э-э...", собираясь задать вопрос; несколько
секунд всего, ибо последовала автоматная очередь Инги Родней, не веером, а
в упор:

- Что меня восхищает в нынешних студентах - это колоссальная мифомания...

(Это я студентка? Я зарабатываю больше тебя, старая корова!)

- Они уверены, что им принадлежит весь мир. Дженни, бесспорно,
привлекательная девочка, у нее много поклонников. Утверждают, что она была
любовницей одного очень известного у нее на родине артиста. Вполне
возможно, у него было миллион девок. Он умер, поди проверь...

(Тони бы сказал: "У нее досье на тебя".)

- Милочка моя, извини за резкость, но все-таки... Если ты и переспала с
кем-то, это еще не означает, что он был твоим любовником. Поверь мне, я в
таких вещах разбираюсь. Если ты слушала лекцию профессора Сан-Джайста, это
не означает, что он тебе персонально говорил. Ты просто прослушала лекцию и
запомнила ее, что, согласимся, уже прогресс. У нынешних студентов ветер в
голове, я, как преподаватель, увы, это наблюдаю. Не обижайся на меня.
Американцы очень доверчивы, все, что им скажешь, принимают за чистую
монету. Поэтому я и внесла коррективы.

Дженни чувствовала, что ее щеки пылают, будто их отхлестали мокрой тряпкой.

- Э-э... - протянул симпатичный брюнет, - дорогая Мэри, ваш соус к рыбе
сегодня особенно удался...

Сменили тему. Дженни вышла в соседнюю комнату и позвонила бэби-ситтер.
Потом набрала номер своего телефона.

- Тони, ты где? Тони, возьми трубку. Привет. Ничего. Эля легла? Сказку ей
доскажет Линда. Она сейчас приедет на такси, ты в него садишься и едешь.
Да, срочно. Вот адрес, записывай. Нажимаешь интерфон на фамилию... Пятый
этаж, справа от лифта.

- За мной приедут, можно? - спросила Дженни, отвечая на сочувственный
взгляд хозяйки.

- Милочка, куда ты торопишься? - проворковала Инга Родней. - Еще не вечер.

Когда Тони появился в гостиной, Инга завопила:

- Какой приятный сюрприз! Почему скрывали? Темнила ты, хозяйка.

И побежала обниматься с Тони. Хозяйка ничего не понимала. Ей объяснили.
Легкий шок. Хозяин встал из-за стола. Чрезвычайно польщен. Не соизволит ли
профессор Сан-Джайст разделить их компанию? Тони просек ситуацию.
Соизволил. Сел рядом с Дженни, поцеловал ее в щеку. Зажурчала светская
беседа. Поразительно, что Инга Родней не спряталась под стол, а весьма
активно в ней участвовала. Какое самообладание у бабы!

Через полчаса Дженни сказала:

- Прошу прощения у общества, но мне завтра к восьми утра на работу. Тони,
поехали!

* * *

Инга Родней (сама!) позвонила Дженни в госпиталь (телефон взяла у хозяйки?)
и по-русски, как старой знакомой:

- Дженни? Ну ты вчера дала шороху! Поздравляю! Признаюсь, была бы в хорошей
форме, я бы его у тебя отбила. Мэри мне сказала, что ты вице-президент
компании? Растет молодежь! Да, ты хочешь записаться на семинар? Нет
проблем! С какого дня? Когда решишь, позвони мне домой. И вообще, ребята,
заходите ко мне на чаек, всегда буду рада.

Дженни подобострастно заверила, что они зайдут, обязательно и непременно.

* * *

Естественно, про этот звонок Дженни не могла не рассказать Тони. Пусть
профессор знает, что она знает, какой он знаменитый. Его реакция была
неожиданной:

- Я скотина и старый болван. Должен бы сообразить, что для тебя заезжать за
мной в обеденный перерыв и отвозить в библиотеку - непомерная нагрузка.
Отныне встаю вместе с вами, и ты меня высаживаешь по дороге в госпиталь.

Все ее протесты и заверения, что ей лишний раз промчаться по городу, когда
нет особого движения, - одно удовольствие, не дали результата. Профессор,
по его словам, твердо решил принадлежать к тому младому племени, которое
просыпается в шесть утра.

На следующий день встал раньше всех, принял душ, успел побриться. В машину
сел бодрый и веселый. Дженни планировала доставить его хотя бы до
Беверли-Хиллз, но они застряли на Лорел-каньоне.

Тони взглянул на часы:

- Ты опаздываешь. Тормози здесь, на углу Голливуд-бульвара.

- Тони, тебе топать полгорода!

- Ничего, через час дотопаю.

- Через час? Это невозможно! Позвони мне сразу из библиотеки.

Тони взял свой атташе-кейс, приветливо помахал рукой. Ровно через час
раздался звонок:

- Прибыл, стою в вестибюле.

В полдень Дженни впрыгнула в "понтиак" и понеслась в библиотеку. Нашла
профессора в читальном зале, на его столе толстые фолианты в
темно-коричневых переплетах. Тони снял очки, в глазах тревога:

- Что случилось?

- Ничего. Хочу выпить с тобой где-нибудь кофе.

- Дженни, ты с ума сошла!

- Сошла. Ты только сейчас заметил?

* * *

Она сразу узнала каменное распятие над воротами, длинный коридор с высоким
сводчатым потолком и обрадовалась, как будто попала домой. Инга Родней,
молодая, красивая, в полупрозрачном платье с талией, поднятой до груди,
бросилась ей навстречу, обняла: "Ты хочешь записаться на семинар? Нет
проблем! Мы свободны, Роз, сегодня танцуем до утра". И они танцевали на
булыжной мостовой городской площади, меняя кавалеров, и один из них,
бесстыжий, прижал ее, навалился и, кажется, получил, чего желал (в темной
комнате гостиницы?), но все равно было очень весело, танцы продолжались,
пары скользили по паркету в огромном зале с зеркалами и вазами с цветами, а
она восседала на тронном кресле, и все подходили к ней, почтительно
целовали руку, пока музыканты не заиграли что-то совсем не соответствующее
- "Гуд бай, мой мальчик, гуд бай, мой милый" - и Инга Родней (сделавшая три
подтяжки) не прошептала со скрытым торжеством в голосе: "Бал кончился, Ваше
Величество!.." И страх, животный дикий страх: неизбежное свершится! В
опустевшем зале шаги. Она не поднимала головы, видела лишь сапоги и белые в
обтяжку военные брюки своего Властелина. И Он сказал: "Ты не можешь иметь
детей, мне нужен развод. Это не моя злая воля, так диктуют интересы
Империи". И она плакала и кричала - плакала и кричала про себя, беззвучно -
она знала, что внешне изображает на своем лице улыбку, и говорила ласково:
"Сир, я родила Евгения и Гортензию, я хочу дать тебе наследника, дело не во
мне..." И услышала то, чего больше всего боялась услышать: "Не спрашивай
меня, как и почему, но я убедился, что могу иметь детей". И она поняла: все
ее обманы и уловки напрасны, она перешла в тот возраст, когда надо просто
смириться... "Мой Властелин и Повелитель, все будет так, как ты прикажешь",
- и, чувствуя, что уже никого около нее нет, она повалилась на квадратную
кровать под балдахином и запричитала навзрыд. Она знала, что эта кровать
под балдахином - последнее ее прибежище в последней обители.

Дженни проснулась с мокрыми щеками. Сон улетучивался. Ей удалось схватить
что-то за хвостик. Еще минуту назад она ясно различала картины на стенах
своей последней обители, теперь все смешалось. Конечно, могут пригрезиться
любые кошмары. Но ее поражало то глубокое отчаяние, которое она испытала,
отчаяние отвергнутой, покинутой женщины, вышедшей в тираж. Запомнилось: не
Тони ее обидчик (Тони мирно посапывал на боку), им станет кто-то другой,
после Тони.

Дверь приоткрылась. Появилась Эля. День закрутился.

* * *

Центробежная сила дневного круговорота на скорости, запрещенной в Городе
Ангелов, выбросила ее в лабораторию Хоффера, и за час (большим временем она
не располагала) Дженни должна была вбить в седую голову упрямого доктора
следующее: лаборатория переезжает в новый район. Да, там рядом два
госпиталя, но именно туда люди приходят лечиться, поэтому клиентура не
уменьшится, а увеличится. В любезном вам квартале, к которому вы так
привыкли, уважаемый доктор Хоффер, ныне бродят лишь наркоманы, отпугивающие
приличную публику. У наркоты нет социального страхования, и проблемы
собственного здоровья их не заботят. Прежняя клиентура потянется за вами,
если это действительно стоящая клиентура. Лаборатория должна сверкать, быть
идеально чистым помещением. Тогда повышение тарифов, которое компенсирует
новые затраты, никого не удивит. В антисанитарной обстановке у людей вообще
не возникает охоты раскошеливаться. Неужели вы не чувствуете столетний,
застарелый запах мочи?

Вбивать свои идеи приходилось ударами молота. Доктор Хоффер покорно
втягивал голову в плечи. "Кто-то красиво страдал, правя бал в паркетном
зале, - со злостью подумала Дженни. - Посмотрела бы я на сию особу, окажись
она не на мягкой кровати с балдахином, а в этой зловонной преисподней!"

Далее надо избавиться от балласта. Увольняем миссис Гарибьян, Джекобсон,
Ленард. Сами знаете, они работают плохо, лениво, ошибаются, им не хватает
квалификации. Я нашла молодую энергичную лаборантку, она заменит троих. А
вы найдете соответствующие слова утешения. Я вам сильно облегчила жизнь: в
роли кровожадного серого волка выступаете не вы, а я, точнее - результаты
независимой финансовой экспертизы. Человеческий фактор? О'кей, открывайте
богадельню, я умываю руки. Догадайтесь, почему мистер В Угол, На Нос, На
Предмет сбросил мне вашу лабораторию со своего барского плеча? Если все
пустить на самотек, то через полгода лавочка закроется, и весь ваш
персонал, двенадцать человек, останутся на улице. Вот арендный договор,
подписывайте. Вы же шеф предприятия.

Доктор Хоффер надел на свой фирменный нос очки и стал им водить по
страницам. "Астигматизм, - определила Дженни, - доктор тоже выходит в
тираж, пора и ему на пенсию. Никому не жалко людей, которые уже не могут. И
ведь меня никто не пожалел ночью, вернее, не меня, а ту, что мне
приснилась. Какое я имею к ней отношение? Бред собачий..."

Что он там вычитывает? Прекрасно знает, что не исправит ни буквы. Как
надоела ей эта игра! Респектабельные стариканы произносят пышные фразы о
человеческом факторе и снимают с себя ответственность. За все отвечает
Дженни! На аренду, переезд, новое оборудование нужны деньги. Дженни их
перевела со счетов своего госпиталя. Разумеется, предупредив Хозяина.
Мистер Якимура сладко улыбнулся: "Я тебе полностью доверяю". Что означает:
"Если получим прибыль, я тебе продекламирую стихи про Хирохиту с
Уолл-стрита; если затраты не окупятся - выгоню в шею!" То есть в принципе
рискует только Дженни.

Доктор Хоффер шмыгнул фирменной трубкой и поставил закорючку.

Дженни вспомнила, как в первую их встречу доктор долго хорохорился, как
поблескивали надменно его очки. А сегодня он более покладист. А в чем
разгадка? Дело в том, что теперь Дженни ему выписывает чеки. Как просто все
объясняется в этом лучшем из миров...

* * *

- А в обед я ездила в лабораторию и отчитала доктора Хоффера, как
мальчишку. Иногда я себя спрашиваю: зачем взялась разгребать авгиеву
конюшню? Умный очкастый доктор и ни хрена не соображает в элементарных
вещах! Хоть вешайся с отчаяния

И подумала: это совсем не то отчаяние, которое я пережила ночью. И решила:
не надо рассказывать Тони про сон. Осторожненько проверим...

- Профессор, на минуту вернемся к твоей Жозефинке. В монастыре Кармелиток у
нее не было подружки?

- С чегой-то ты вдруг? - улыбнулся Тони.

- Любопытство бабье.

- Была. Еще похуже вертихвостка, чем виконтесса Богарне. Терезия, которую
называли Богоматерь Термидора. Любовница Тальена. Спасая ее, он форсировал
термидорианский переворот. Устраивала знаменитые балы жертв гильотины.
Сплошной разврат. Кстати, потом стала придворной дамой.

- А что конкретно послужило причиной развода Наполеона и Жозефины?

- Долгая история.

- А ты покороче.

- Наспех сколоченная Империя нуждалась в законном наследнике. Жозефина по
возрасту уже не могла иметь детей. Развод был неотвратим. Как ни странно,
больше всех (кроме Жозефины, которой это представлялось концом света)
противился Император. Он был мнителен и суеверен, держался за Жозефину, как
за волшебный талисман. А та водила его за нос: дескать, у тебя что-то не в
порядке. Несколько дам объявили, что у них ребенок от Императора, однако
Наполеона было трудно в этом убедить. А когда родила графиня Валевская, ей
он поверил - точно, его сын. Молодая полька его любила беззаветно.

- И он променял ее на австриячку...

- Высшая дипломатия. Требовалась особа королевских кровей.

- Брр... Ну и семейка. Спасибо, профессор. Благодаря тебе подымаю свой
культурный уровень. На халяву.

* * *

Нет, Дженни его не идеализировала. Например, у ее профессора была
отвратительная черта характера: он абсолютно не замечал, во что она одета.
Пожалуй, его устроило, если бы она с утра до вечера ходила в синем махровом
халате.

Дженни подбирала свой гардероб с особым тщанием. Во-первых, как и все
служивые американки, она должна была каждый день менять туалеты, учитывая,
что не имеет права появляться в конторе с голыми ногами - обязательно в
чулках, колготках или брюках. Это приносило дополнительные сложности, ведь
исключался вариант легкого облегающего платья. Во-вторых, одежда для
женщины - оружие. Оружие бывает обоюдоострым. С трудом натянув узкую юбку и
встав на шпильки (чтоб выглядеть секс-бомбой), женщина страдает от каждого
шага, как святой Иорген в испанском сапоге. Никаких инквизиторских пыток
Дженни себе не придумывала. Она покупала только в дорогих магазинчиках,
руководствуясь правилом: сначала удобство, потом мода. В принципе в любом
своем наряде она могла пробежать восемьдесят метров - правда, без барьеров.
Она ощупывала материю, и если прикосновение к ней доставляло удовольствие -
примеряла. Поэтому ее вещи давали определенный настрой на рабочий день или
развлекательный вечер, она их называла по именам: Арлекин, Дюймовочка,
Недотрога, Мишка Косолапый (брючный костюм для визитов в налоговое
управление и прочие проверяющие финансовые инстанции), Змея Подколодная,
Мужчинам некогда, Вырви глаз (для Кэтти), Броненосец Потемкин, Леопард,
Одуванчик, Сейф, Вальпургиева ночь, Белоснежка, Смерть мужикам - эта
комбинация из черного свитера, кожаной юбки в обтяжку (длиной двадцать пять
сантиметров) и черных узорчатых колготок сразила Роберта наповал...

Увы, теперь ее верные друзья-приятели скучали на вешалках за зеркальной
дверью стенного шкафа. Конечно, Дженни их надевала, но без прежнего
энтуз