в
квартиру. Не отвечай на звонки. Не подходи к двери.

Даже если бы я почувствовал опасность, послушался бы он меня?

Не знаю. Маловероятно. Еще менее вероятно, что это что-либо изменило. Раз
прислали профессионалов, то они бы его достали в какой-то другой день.
Однако мой опыт подсказывает, что другой день - это всегда другой день.
Теоретически он приносит счастливый шанс. Многое может произойти за сутки.
Дурацкая автомобильная авария. Рутинная полицейская проверка. Острый
приступ аппендицита. Музыкант поскользнулся на ровном месте и сломал ногу.
Отмена команды...

Теоретически шанс на отмену команды ничтожен. Дело запущено в ход. Не
остановить. Однако мне как историку известны случаи, когда выигрыш во
времени отворачивал злой рок. Например, после казни виконта Александра
Богарне Жозефина сутки напролет рыдала в своей келье монастыря Кармелиток.
(Не успел еще рассказать Дженни, а надо.) Жозефина ждала неминуемой
гильотины. И вдруг непредвиденный инцидент в Конвенте (Робеспьер не захотел
назвать имена заговорщиков), закончившийся Девятым термидора...

Другой день.

У меня нет доказательств. Просто интуиция, опыт. Настораживает вот что: те,
кто дали команду, те, кто руководил "музыкальной группой", не только
обладали прекрасной информацией, - они просчитали, какую информацию получит
следствие! Они все взвесили заранее, обсудили и порешили, что эта
информация устроит французскую полицию, что французам невыгодно будет
копать глубже. Знакомый почерк мощной организации, самого крупного
ответвления Системы. В чем они всегда были непревзойденные мастера - так
это в искусстве запускать дезу. А тут все укладывалось в нужную французам
схему. Сережа заработал миллионы на торговле с Россией, а потом свернул
бизнес, ибо ему там угрожали. Очень важный для французов аргумент! Далее.
Сережа разошелся с женой, коллекционировал топ-модели, купил в восьмом
районе роскошную квартиру, кутил, посещал ночные клубы - то есть
вырисовывается типичный (и привычный обывателю по газетным статьям) портрет
русского мафиози.

Стоп. Опыт учит сдерживать эмоции и не поддаваться увлекательным гипотезам.
Убийство в центре Парижа видного международного бизнесмена - нонсенс,
скандал, пощечина французской полиции - автоматически подымет на ноги все
государственные спецслужбы. Если убийство заказано одиночкой - ему,
одиночке, плевать на последствия. Если за всем этим стоит упомянутая нами
организация, то это вопиющее нарушение негласной конвенции, причем в самый
неподходящий для России момент. По идее, организация не осмелилась бы на
такой шаг. Ведь в первую очередь французы зададут себе вопрос: у кого в
Париже длинные руки? У наследников славных ВЧК, ГПУ, КГБ, под какой бы
невинной аббревиатурой они сейчас ни чирикали. И изучат внимательно этот
след. Как ни натаскивать профессионалов, они обязательно где-нибудь
наследят. Следы не оставляют лишь херувимы - прилетают на крылышках.

У советских с французами всегда были сложные отношения (естественно, на
уровне разведок). Даже в период своего расцвета и могущества советские
аббревиатуры толком не понимали, когда французы знают и когда делают вид,
будто не знают. Французы на многое закрывали глаза, ибо правила игры
определяла высокая политика. А тут им бросали публичный вызов! Французы
поднатужатся, кое-что найдут и заготовят ядовитый и очень неприятный ответ.
Говорят, российские органы сильно перестроили и перетрясли. Но не до такой
степени, чтоб они разучились смотреть дальше собственного носа. Значит,
надо исключить участие российских аббревиатур. Риск непропорционален
результату. Неужели Сережа кому-то так мешал?

Логично? Логично. Правда, при условии, что французы будут искать настоящих
убийц, а не возможность сохранить свое благообразное лицо. В том-то и
закавыка. Французам главное не подмочить репутацию Парижа, города,
безопасного для иностранных бизнесменов. И легенда про русскую мафию для
нынешних комиссаров Мегрэ - манна небесная!

Я читал все, что писала французская пресса про "загадочное убийство".
Писали взахлеб. Разумеется, под диктовку полиции. Так вот, уважаемые леди и
джентльмены, это внутренние разборки между русскими. Это русские дела.
Кто-то у кого-то зажилил миллионы. И русская мафия скорректировала. К вам,
почтенные леди и джентльмены, герры, синьоры, шейхи и ханы и прочие мадамы
и месье из Японии, Малайзии и Сингапура, - к вам русская мафия не имеет
никакого касательства. Можете спать спокойно под сенью "Девушек в цвету" и
Эйфелевой башни.

Насколько мне известно, были существенные детали, которые никак не
укладывались в версию про русскую мафию, упрямо выпирали острыми углами. И
я хочу знать, действительно ли следствие их сознательно не заметило, или
следствию помогли не заметить, или совпало то и другое?

* * *

С каждой женщиной (не очередной бабой, а Женщиной Твоей Судьбы) надо
начинать все сначала. Как будто заново родился. Это не армия, где тебя
перебросили в другую часть (в другую страну) и ты продолжаешь служить в
прежнем чине. Нет, начинаешь рядовым. Прежние заслуги тут не признаются,
наоборот, вредят. Допустим, в прошлой жизни (с другой) вы были генералом, и
если женщина вас принимает таким (что логично с точки зрения мужчины), это
не показатель сильной любви, это показатель, что женщина еще не уверена в
своей силе. Не беспокойтесь, уверенность придет. И тогда вас, лопоухого
салагу, погоняют с полной выкладкой по плацу, вам напомнят ваше
генеральское бахвальство, три шкуры сдерут, пока в ее глазах, женщины, вы
не заработаете первую сержантскую лычку. Внешняя похожесть - обманчива.
Каждая женщина - особая планета со своим неповторимым климатом. Не
приспособитесь - сдохнете от перепадов давления, от мороза или солнечного
удара. Женщину надо изучать, приручать (приручаться), вызубрить наизусть
имена тех, кто с ней был раньше (Постепенно вам их сообщат. Не всех.
Минимум, необходимый для вашей акклиматизации), и полные имена ее
многочисленных родственников (ближних вы быстро запомните, но если
пренебрежете дальними - совершите серьезную ошибку!). Классический пример -
роман Жозефины с капитаном Жеромом Готаром. Оба пылали страстью, и капитана
отпускали из казармы с субботнего вечера до утра понедельника. Так о чем с
ним говорила Жозефина в течение воскресного дня? О чистой и высокой любви?
Нет, перемалывала косточки всему семейству Богарне и без умолку болтала о
своих тетках, кузинах и кузенах, оставшихся на Мартинике. Правда, Жозефине
и капитану казалось, что у них в запасе вечность.

Всем так кажется.

Не успел еще рассказать об этом Дженни, а надо бы...

Словом, выражаясь современным индустриальным языком, требуется длительный
период обкатки, притирки, регулирования клапанов, зачистки контактов и
подкручивания гаек.

У нас с Дженни произошло чудо. Точность космической стыковки. Космическую
стыковку готовят годами, репетируют на тренировках, просчитывают
компьютерами. Впечатление, что нас давно подготовили друг для друга и
безукоризненно вывели на единственную встречную орбиту. Я ее органично
принимаю такой, какая она есть, будто она специально для меня создана. А
Дженни утверждает, что меня ей доктор прописал. Лишь однажды она подкрутила
гайки (и мне мозги), когда я слишком уж важный вернулся из Вашингтона.
Молодец! Среагировала сразу, не холит, не хранит в себе отрицательные
эмоции...

Каждая женщина - особая планета. После долгих странствий я попал туда, где
мне легко дышать. И не имеет значения, кем (и с кем) я был раньше. Ваше
Императорское Величество, сделайте божескую милость, примите своего верного
слугу из парижского дистрикта!

* * *

Дженни тормозит у светофора. Я выскакиваю на тротуар (нет даже времени
поцеловать Самую Красивую и Самую Любимую девочку на свете - сзади гудят),
машу рукой Эле и чешу по стритам и авеню Лос-Анджелеса. Держу приличную
скорость. Скорость рейсового автобуса (в час пик). Быстрая ходьба, как
всегда, доставляет мне удовольствие. В принципе, я неприхотливое животное.
Для полного счастья мне надо: а) спать с Дженни, б) десять километров
пешком ежедневно. И еще я предвкушаю, как засяду в библиотеке, погружусь в
книги, буду выписывать на листки цитаты - моя привычная работа. Не
волнуйтесь, я придумаю курс лекций, это поначалу я нервничаю - вдруг не
получится? В данном случае "вдруг" исключено. Всегда получалось.

Поток машин, спускающийся с Лорел-каньона, развозит клерков по офисам. В
Лос-Анджелесе на службу не ходят. Ездят. На магистралях интенсивное
движение, а тротуары пусты. Скоро откроются продуктовые лавочки,
магазинчики одежды и радиотоваров, парикмахерские, ресторанчики,
поликлиники, врачебные кабинеты, двери госпиталей. (Медицинских учреждений
в городе огромное количество. Люди здесь или портят глаза за компьютерами
или лечатся.) Тогда появятся прохожие. Пока лишь редкие бомжи проверяют
свой убогий инвентарь на скамейках, где они ночевали.

Но что это? То тут, то там я замечаю бестелесные фигуры. Словно призраки
возникают в бензинном мареве. Они, шатаясь, бредут мне навстречу, глотая
воздух ртом, как рыбы, выброшенные на песок. Приглядываюсь. Конечно, это не
фантомы. Старики, страдающие от бессонницы, от артритов и склерозов, от
сердечных и почечных приступов, старики - лысые, с седыми патлами,
сгорбленные, с вздутыми на ногах венами - старики, одетые кто в майки и
шорты, кто в ночные пижамы, кто в светлые и темные цивильные костюмы...

В Шерман-Окс их не видно. Они ведут другой образ жизни. Наверно, купаются в
своих бассейнах и играют в теннис на закрытых кортах. А в этом районе
города, лишенном тени деревьев (Правда, вот торчит высоченная пальма. Кому,
когда пальма давала тень?), старики утречком выползают на улицы, чтобы
подышать прохладой. Через час безжалостное, раскаленное, стальной голубизны
небо Лос-Анджелеса сольется с землей и загонит их, как тараканов, в щели до
позднего вечера. Но поздним вечером в центре города старики предпочитают не
высовывать носа из многоквартирных домов...

Почему я раньше не обращал на них внимания? Почему мне кажется, что они
заполнили тротуары? Да нет, не заполнили. Они действительно двигаются, как
призраки, бочком, по кромке тени от домов, стараясь не попасться никому на
глаза. Однако я невольно вздрагиваю, когда мимо косолапит очередной
стодвадцатикилограммовый фантом с отвислым животом, с дряблыми щеками в
красных прожилках, с отвратительной бородавкой на подбородке и
бессмысленным - точнее, устремленным в глубь себя, в свои болезни и хвори -
взглядом. Это мне знак? Предупреждение?

Прочь! Я не был таким и никогда не буду! Не хочу!

Резко увеличиваю обороты. Чувствую, как приятно пружинят мышцы ног. Я
сильный и здоровый зверь, способный отмахать двадцать, тридцать километров
без устали. Давно остались позади кварталы, где водятся привидения, я шагаю
по широкой авеню с дорогими магазинами и ресторанами (пока закрытыми), и
впереди вырастает здание библиотеки.

Жизнь прекрасна и удивительна!

Удивительна тем, что в девять утра, то есть среди бела дня, кто-то меня
преследует. И не из области духов. Черный "рейнж-ровер" неторопливо катит
за мной. Ну, если я вообразил себя зверем, то тогда, естественно, охота.
Сворачивать на боковые, совсем безлюдные улочки глупо. Я сильное животное,
но у "рейнж-ровера" больше - как их? - лошадиных сил. И потом мне самому
интересно: от кого привет?

До библиотеки два блока. Черный "рейнж-ровер" меня обгоняет,
останавливается, из кабины вылезает блондин в кожаной куртке. Комплекция
штангиста. Ждет. И по мере моего приближения его лукавая рожа расплывается
в улыбке.

- "Я милого узнала по походке". Еще помните русские песни? А я думаю, кто
это несется с такой скоростью? Что-то больно знакомое... Антон
Валентинович, какими судьбами?

* * *

Какими судьбами? Много чудес было во время горбачевской перестройки, а одно
из них - когда в Москве пропали такси. То есть вроде бы такси не отменяли,
зеленые огни мелькают здесь и там, но никто не тормозит. Почему? Или все
спешат по вызову, или их прикрепили к учреждениям, или таксистам надоело
возить пассажиров и они решили просто так кататься? Загадка. Однако ушлый
народ ломать голову над загадкой не стал, ушлый народ мигом сообразил, что
если такси не существует (или существует лишь в качестве декорации, части
городского пейзажа), то появилась замечательная возможность левого
заработка для тех, у кого собственная "тачка", или "мотор". Ну, а самые
хлебные места подкалымить - у вокзалов и в аэропортах. И конечно, самый
выгодный пассажир - иностранец. И вот однажды дежурит Саня в Шереметьево,
радио объявило прибытие самолета из Парижа рейсом "Эр Франс". Значит,
смекает Саня, иностранец попрет фирменный, неподдельный, советские летают
только Аэрофлотом. Иностранец, естественно, прет на стоянку такси и ничего
не понимает. Нет "волг" с зеленым огоньком и с шашечками на борту, исчезли,
как динозавры, зато со всех сторон ушлый народ предлагает подбросить в
столицу страны победившего социализма без счетчика и цену запрашивает
феерическую. Иностранцы хоть и прибыли из царства свободной инициативы, но
к такому беспределу не привыкли. Сбились в кучу на стоянке, балакают между
собой на ихнем наречии и, видимо, надеются на Второе Пришествие, мол, с
небес спустится государственный таксомотор... У Сани свой метод. Он
заприметил молодого иностранца богатырского роста с маленьким чемоданчиком
(такой не испугается сесть в машину к частнику, а то ведь распустили слухи,
будто в Шереметьево орудует банда уголовников), протиснулся к нему (к
иностранцу, не к чемоданчику) и вежливо продекламировал выученную наизусть
английскую фразу: "Добро пожаловать в Москву. Меня зовут Саня. Домчу с
ветерком по любому адресу за 50 рублей. Совсем недорого, сэр". Саня
полагал, что если уж он, Саня, выучил эту фразу, то иностранец, из какой бы
Африки ни приехал, обязан ее понять, а далее они объяснятся на пальцах.
Иностранец ответил длинной руладой черт знает по-каковски, и Саня выдержал
ее, руладу, как выдерживал артобстрел в Афганистане - с бесшабашной
улыбкой, чуть втянув голову в плечи.

- Твою мать, Саня, - сказал иностранец на чистом русском, - учить тебе надо
английский, без английского в этом мире пропадешь. Согласен меня возить
целый день за триста рэ?

Саня не поверил своему счастью. Триста рублей? В конторе
"Моспосжоптрансэнерго", где Саня числился экспедитором, ему платили сто
шестьдесят пять рэ в месяц. Триста в день? Не иначе как с неба. Ну, а
бюллетень оформить в поликлинике не проблема.

Саня подъезжал к гостинице "Советская" ровно в 8.00 утра. Рабочий день
иностранца был расписан до минуты. Мотались по министерствам, комитетам,
техническим институтам. Вечером он ужинал с кем-то в ресторане, и по рылам
приглашђнных, по их манере поведения Саня догадывался: номенклатурные
пташки. Саня честно ждал в назначенном месте, не соблазнялся возможностью
улизнуть на часок, подхалтурить - сидел в машине, читал газеты, перекусывал
бутербродом, пил из термоса кофе. Иностранец знал: в любой момент Саня с
"жигуленком" под рукой. Домой Саня возвращался за полночь (с тремя сотнями
в кармане), но ровно в восемь утра вымытый, выбритый, в свежей рубашке
(научился у иностранцев!) Саня у "Советской".

Как-то раз они пообедали в "Якоре" (иностранец настоял), и Саня успел
немного рассказать о себе: воевал в Афганистане, в спецназе, ранен,
награжден, вернулся в Москву героем, и тут выяснилось, что "афганцы" на
Родине никому не нужны. Саня не жаловался, наоборот, напирал на то, что ему
еще повезло: купил по дешевке старенький "жигуль", заменил почти все узлы
на новые (шахер-махер с конторским автопарком), и вон как "жигуль" хорошо
бегает, помогает свести концы с концами. Сане важно было показать
иностранцу, что он, Саня, парень не промах, может еще пригодиться, когда
иностранец опять приедет, а то ведь даже адреса Сани не записал, ни
телефона, ни фамилии, но иностранец про мухлевку с запчастями слушать не
стал - взглянул на часы.

В последний день совсем запарились. Всюду опаздывали. Тем не менее за пять
минут до объявления посадки на вечерний парижский самолет Саня подрулил к
перрону Шереметьево. Иностранец достал из чемоданчика пластиковый мешочек с
пачками советских банкнот:

- Саня, здесь семьдесят тысяч. Мне их вручили сегодня, и я не успел ими
распорядиться. Боюсь, что на таможне могут застукать и отобрать. Прилечу
через неделю рейсом "Эр Франс". Встретишь и отдашь.

Саня вел машину из аэропорта, намертво вцепившись в баранку. Чокнутый
иностранец! Доверить человеку с улицы семьдесят тысяч! Это же целое
состояние - хватит на новую "Волгу", на дом, на полжизни!

Иностранец не прилетел ни через неделю, ни через месяц. Каждый день Саня
упрямо приезжал в Шереметьево к назначенному рейсу. Ждал, высматривал,
чертыхался. Через полтора месяца Саня увидел в толпе пассажиров знакомую
высокую фигуру и чуть не заплакал:

- Сережа, твою мать, за что ты меня так мучил?

Вот так переплелись их судьбы, и неизвестно, кому больше повезло. Скажут,
Сане. Мог ли он себе представить, в горах Афгана или в подвале конторы
"Моспос" (и так далее), что когда-нибудь пересядет на "вольво", на "ауди",
на "пежо-605", "мерседес-500" (вехи для шофера, который собственноручно
перебрал свой первый "жигуленок") и будет крутить руль по ухоженным
автострадам Франции и Швейцарии, жить на приморской вилле на Корсике,
кататься на лыжах в Альпах, летать на частных самолетах? А я скажу: повезло
Сереже. В период, обозначенный еще Марксом как первоначальное накопление
капитала, в период, где нравы американского Far West перемешались с
российской дикостью, когда считалось хорошим тоном облапошить, нагреть,
кинуть ближайшего друга и партнера, рядом с Сережей (или за его спиной,
вплотную, не отходя ни на шаг) оказался самый преданный ему человек,
надежный тыл, охрана и прикрытие.

Потом наступил период (не предсказанный ни в каком учебнике мировой
экономики - русское изобретение!) планомерного отстрела отечественных и
зарубежных крупных предпринимателей. Сереже сняли копию со списка на
"уничтожение". Сережа числился на пятнадцатом месте. Тринадцать перед ним
были убиты. Четырнадцатого, Березовского, будущего секретаря Совета
Безопасности при президенте Ельцине, только что взорвали в "мерседесе".
Березовский чудом остался жив. Сережа понял, что никакая охрана в Москве (а
его охраняли отставники-ветераны Девятки, бывшего управления КГБ) не спасет
от пули снайпера. Сережа закрыл все свои дела в России...

Но это уж другая история.

Саня знал про Сережу все (до момента, пока Сережа окончательно не покинул
Москву), ou presque. Гораздо больше, чем я. Нам было о чем поговорить.

* * *

- Антон Валентинович, - по русской привычке Саня называл меня по
имени-отчеству, - местные черные товарищи (видите, в Америке я тоже
научился не произносить слово негр) кожей чувствуют, с кем имеют дело.
Попал я тут вечером в район, в который лучше и утром не попадать. Спустило
колесо. Я его подкачал. Смотрю, под фонарем стоит группа черных товарищей -
кричат, громко смеются. Может, и не надо мной, может, анекдоты
рассказывают, может, у них такая манера беседовать, но мне это как-то не
понравилось. Я пошел на них. Они смолкли, расступились. Я дошел до
перекрестка, повернул обратно. Они снова в куче и громко "ляля-ляля". Я
опять прямо на них. Они сделали вид, что не обращают на меня внимания, но
пропустили, как по коридору. Ну не шляться же мне взад-вперед, я не
рейсовый автобус. Сел в машину и уехал. И на лбу у меня не было написано,
что я спецназовец.

"Они подумали, - подумал я, - что если человек так упорно лезет на рожон,
значит, из полиции".

Саня сообщил много историй, вполне пригодных заполнить пустые страницы
моего досье. Однако именно эта история, сбоку припека, к делу отношения не
имеющая, заставила меня задуматься. Ведь я не похож ни на полицейского, ни
на спецназовца, обученного приемам рукопашного бо