херами". Да, у меня много смертных грехов, ибо я
смертная. И почему ты думаешь, что мне было бы противно жить на вилле в
Малибу и разъезжать на "феррари" или на "БМВ-328"? Твой знаменитый
соотечественник Ален Делон (знаю, у тебя на киноактеров аллергия, извини)
сказал цинично и откровенно: "Мы хищники, нам нужна молодая кровь". Что ж,
с Аленом Делоном, может, я бы и согласилась. Какой он был очаровашка в
"Рокко и его братьях"! Пусть пьет кровь стаканами. Нормальный обмен: деньги
- товар. И еще одна проблема в подобных отношениях, пожалуй, самая главная.
Нет, не угадал, не сексуальная. С какого-то момента про эти шалости
забудем. С какого-то момента, Тони, мужчина начинает распадаться.
Физически. Все новые недуги: здесь болит, тут колет, давление подымается,
давление опускается, то понос, то запор, ой, как подскочил процент
холестерина! Снимаю сразу твое возражение. Да, ты ничего не сказал. Ты
хотел это сказать. Тони, я не живу на Малибу и не общаюсь с кинозвездами. Я
работаю в госпитале и общаюсь с врачами, плотно общаюсь. У меня
специфическое поле для наблюдений. Так вот, безобразнее всего стареют
мужчины, которые не привыкли болеть и всю жизнь чувствовали себя
здоровяками. Они становятся капризными и мнительными. Их логика: ведь
раньше этого не было, значит - происки врачей, не так лечат, сознательно
сажают на лекарства, как дилеры сажают на иглу наркоманов, чтобы выкачивать
с клиентов деньги. И свое скверное настроение они ушатами выливают на
любящих и преданных жен, превращая их существование в каторгу. А потом на
последнем вздохе: "Прости, дорогая, что оставляю тебя у разбитого корыта.
Будешь получать половину моей пенсии. Зато я умираю как честный человек".
Честный? Стибрив лучшие годы у молодой женщины, полакомившись, как хищник,
ее кровью? Если когда-нибудь еще будешь королем, позаботься заранее...

- Хватит, - взмолился я, - перестань меня размазывать по стенке. Все-таки я
этого не заслуживаю.

У нее явно было еще что-то припасено увесистое, но, взглянув на меня,
решила: и так достаточно. И сбавила напор.

- Сколько я тебе должна?

- ???

- Ты же платил у стойки.

- Дженни, ты спятила?

- Это несправедливо. Я же тебя пригласила.

Сумасшедшая девчонка! Теоретически с меня причитались миллионы, однако в
кафе она хотела платить сама.

- Что у тебя с деньгами?

- В смысле?

- В смысле нужны ли тебе деньги?

- Инга мне положила зарплату в две тысячи.

- Всего??! Вот с первого взгляда она мне не понравилась. Понимаю, у вас
сейчас большая дружба, но учти, она мухлюет и употребляет тебя даром под
амбаром. После того как они отгрохали этот юбилей, пусть не рассказывает
сказки, что ей срезали бюджет. Кто тебя кормит ужином? Инга и Ларри?

- Я привык к одиночеству.

- Это хорошо. Это полезно. - В ее голосе зазвучала прежняя жесткая
интонация. - До дома доберешься? Я в цейтноте, опаздываю... Отлично.
Привыкай к самообслуживанию. Время бесплатных извозчиков кончилось.

Она пересекла улицу, дошла до темно-синей стрелы, открыла дверцу кабины и,
не оборачиваясь, помахала рукой. Знала, что я смотрю ей вслед.

* * *

У меня профессорская рассеянность, но не совсем типичная. То есть я
погружаюсь в свои мысли (словно ныряю с головой в темный омут), а все
остальное делаю автоматически, причем автомат работает безупречно. Я
перейду дорогу только на зеленый свет, я заверну в супермаркет, чтоб
пополнить запасы, и не ошибусь ни в выборе продуктов, ни в цене (и подумаю:
"Как странно, как дико, как неестественно быть в американском супермаркете
без Дженни и Эли". Автомат). Завалившись в каюту (в отличие от корабельной,
я прозвал ее "каютой без компании"), даже не разобрав пакеты, кинусь к
телефону прослушать респондер. Сегодня точно там не должно быть волшебного
голоса. Но реакция автомата! Затем, задернув занавеску на балконной двери
(вспомню про ночного бродягу в трусах: совершает ли он свои регулярные
рейсы?), выложу жратву в холодильник, поставлю варить картошку и в ожидании
ужина уткнусь в книгу, иногда выписывая из нее фразы на отдельные листки.
Готовлюсь к лекции. Автомат. И в то же время я не вылезаю из омута.

Брожу по тропинкам вдоль обрывистых скал. Ищу развалины рыбацкого домика.
Все изменилось. Сосну спилили или она рухнула, но вон этот огромный камень,
заросший мхом, он мог быть в трех шагах у забора... Неужели не найду?
Неужели буду искать? Неужели меня настолько поломали и изничтожили, что я,
забыв про честь и порядочность, полечу к северному фиорду? "Для вас,
дьяволов, путешествующих во времени..." Почему во множественном числе? Ей
встретился еще один? Зарыть сундук с золотом. Не во Франции или в Америке,
не в Швеции, не в Южной Африке, где я жил подолгу, нет, сказано было - в
Норвегии. Почему такая точность попадания? А главное - сумасшедший дом.
Почему тебе, в тупую, безмозглую башку, не пришло, что когда-нибудь у нее
возникнет ассоциация, перекинет мостик от этих паралитиков, трясущихся
дебилов, у которых отовсюду течет, - к ее профессору (особенно после того,
как увидела меня на госпитальной койке с капельницей), вот, мол, его
светлое будущее. Работай она в спортзале с юными атлетами... Нет, ежедневно
приезжает в свой госпиталь, "специфическое поле для наблюдения". Ты до сих
пор не понял? Это была не просто тренировка, "чистка репы" для поддержания
формы, это был смертный приговор, который обжалованию не подлежит.

...В кастрюльке выкипела вода. Запах подгорающей картошки вытащил меня из
омута. И тут я обнаружил, что занят не совсем привычным делом: верчу в
руках пистолет и запихиваю патроны в обойму. Значит, я вынул со дна
чемодана коробочку, распаковал. Как? Когда? Абсолютно не помню. Сижу Бог
знает сколько времени, играю.

Автомат разладился?

* * *

Как будто я самолет с включенным автопилотом. Ноги мои несут меня по
Диккенс-стрит. Зачем? Почему? Так надо. Я в плаще, и под плащом, за поясом,
- пистолет. Зачем? Так надо. Холодный ночной ветер кружит на мостовой
опавшие листья, и я кружу возле ее дома. От одного уличного фонаря к
другому. Почему? Так надо. Наконец поднимаюсь по лестнице и стучу
деревянным молотком в дверь. Могли не открыть, или на пороге мог ждать
темно-зеленый костюм, или заспанная физиономия голливудского затейника, или
фантом в трусах, путешествующий по моему балкону, или черт лысый - я ко
всему был готов. Открыл слуга, молча принял плащ, проводил на второй этаж в
гостиную. Появилась Дженни в длинном красном платье с глубоким разрезом,
без косметики, глаза не подведены, но для меня - еще более красивые. Легкий
кивок вместо приветствия. Ее лицо ничего не выражало.

- Девочка моя, я пришел не по своей воле. Я услышал, что ты меня зовешь.
Говоря это, я говорю ложь. Я пришел бы все равно, чтоб тебя увидеть. Я не
могу жить без тебя.

Дженни смотрела на меня... Нет, не совсем на меня. На левый борт моего
пиджака. Я достал пистолет, протянул ей:

- Если хочешь, убей меня. Только не прогоняй. Я буду говорить жалкие слова:
люблю, все прощаю и т. д. Слова предназначены не тебе, предназначены самому
себе. Раз ты их слушаешь, значит, у меня остается проблеск надежды. Иначе я
загнусь, превращусь в постыдную развалину. Разве ты хочешь меня таким
видеть?

Она взяла пистолет обеими руками, положила на колени.

- Осторожно, - сказал я, - он снят с предохранителя.

- Жером, ты услышал меня только сейчас? Ты знаешь, что было в письмах,
которые я послала тебе в казарму и которые ты не потрудился даже прочесть?
Я просила и умоляла приехать ко мне. Хоть как к уличной девке, ты же ездил
к ним? Пожалуйста, я на все была согласна, но с тем, чтоб ты меня выслушал,
дал мне возможность сказать все слова, пусть жалкие, пусть неубедительные,
но важные для меня самой. С их помощью я надеялась удержать тебя, продлить
если не любовь, то связь, чтоб устоять на ногах, чтоб не сойти с ума, чтоб
найти в себе силы выжить. Ведь у меня были дети, к которым ты хорошо
относился, хотя бы ради них ты меня пожалел... Нет, ты был нагл, молод,
жесток, начисто лишен сострадания, ты избрал самый страшный путь - обрубить
все сразу.

- Однако ты выжила и потом взяла блистательный реванш!

- Это было потом, Жером. А тогда каждый день мог стать для меня роковым. Ты
не знаешь женщин, Жером. Женщины, когда любят, живут одним днем,
сегодняшним.

- Дженни, я не понимаю, где я и в каком времени. Если это сон, то лучше
меня не будить, я счастлив тебя видеть. И все-таки не трогай курок. Мало ли
что. С оружием не играют.

- Как ты боишься меня. Это превосходно, это меня радует.

Ее взгляд стал темным, непроницаемым. Она подняла пистолет, направив дуло в
мою сторону.

- На, возьми его. Я сделаю так, что ты поймешь - это не было сном. А когда
я захочу тебя убить, я просто скажу: "Посмотри на себя в зеркало". Теперь
уходи. И будь осторожен. Зря ты приехал в Лос-Анджелес. За тобой следуют
демоны, злые и беспощадные.

Внизу слуга помог мне надеть плащ, и я сунул пистолет в карман. Я помнил
про демонов. Мне показалось, что я их увидел на улице крутящимися под
фонарными столбами с бешеной скоростью мини-смерчей. Но я не смог различить
даже контуры их очертаний.

И когда я проснулся, я удивился не тому, что так подробно запомнил сон, а
тому, что не мог различить контуры вертящихся под уличными фонарями
безликих, бестелых... ну, не знаю каких, но знаю, что опасных, - это я
почувствовал.

Под все это дело я здорово продрых до десяти утра. Настроение прекрасное.
Люблю выспаться. Полежать и спокойно поразмыслить, да надо было бежать в
душ. Через два часа - моя вторая дополнительная лекция. Придут ли и
сколько? Вот где действительно демоны водятся, так это в моем классе. Злые
и беспощадные. Возьмут и не придут, порешив тем самым начистить мне репу.
Значит, сезон такой, чистки репы. Или морда у меня такая, сама кирпича
просит. Кстати, обычно бреюсь на ощупь, а тут достал маленькое зеркало...
Ну, не Ален Делон, отнюдь, но вполне терпимо, с такой рожей в петлю не
лезут.

У вешалки, натягивая брюки, якобы случайно (и отдавая себе отчет в
комичности сцены) проверил карманы плаща. Естественно, пусты. Пистолет в
кобуре и в коробке - на дне чемодана. Где же ему еще быть? Заглянуть туда?
Не сходи с ума. А вот позвонить Дженни - это идея. Имею я право позвонить и
пожелать доброго утра? И если Дженни благорасположена к беседе - позабавить
девочку, рассказать про сон.

Звоню. Кэтти. Расположена к беседе. Давно вас не видно, профессор.
Наступает сезон дождей, не боитесь простудиться? Ах да, вы в Париже
привыкли... В Сан-Франциско льет, она по радио слыхала. Дженни уехала с
хозяином в Сан-Франциско. Переговоры с клиентом. Вернется завтра.

Не судьба. Завтра так завтра. Будем жить сегодняшним днем.

Выхожу на балкон, чтоб сообразить, какая нынче погода и надевать ли плащ. И
столбенею. Пистолет в кобуре висит на наружной ручке двери, причем ремешок
привязан к ручке бантиком. Ни хрена себе! Правда, по моему балкону
путешествуют преимущественно ночью, а в это время все соседи уже утопали в
университет. А если кто-то заглянул из любопытства спозаранку, продрав
глаза?

Сдернул кобуру, спрятал пистолет на место, сел, закурил. Как и когда, на
каком автопилоте я умудрился выкинуть такое антраша? Я бы еще понял, если
бы обнаружил пистолет в холодильнике. Ну убирал после ужина остатки еды,
автоматические движения. За каким чертом я поперся с пистолетом на балкон?
Почему повесил пистолет на ручку? Совсем рехнулся, старый дурень? Между
прочим, раньше у меня никакой профессорской рассеянности не было...

"Их логика: ведь раньше этого не было, значит - происки врачей... Они
становятся капризными и мнительными". Из приговора.

Допустим, что так. Однако, когда среди бела дня видишь свой пистолет
висящим снаружи на балконной двери, какие тут, к черту, капризы и
мнительность?

Мистика?

Да, я всем говорю, что верю в мистику, и, в общем, больше, чем у
кого-нибудь, у меня есть на это некоторые основания. На самом деле я в
мистику не верю. Слишком долго я проработал в Системе и знаю, как
фабрикуется мистика, прозрения, откровения, совпадения и тому подобные
чудеса на постном масле.

Квартал у нас спокойный. Многие, как и я, спят с приоткрытой балконной
дверью, чтоб шел свежий воздух. Привыкли, что кто-то из своих шастает по
ночам. Полубогемные нравы. В такой обстановке забраться на мой второй этаж
- проще пареной репы. Кстати, какую репу чистят, сырую или пареную? Хороший
повод позвонить Дженни, спросить. Можно спросить и у моих студентов, если
охламоны придут на занятия. Этот вопрос мы как-нибудь решим.

Остается нерешенным другой вопрос: кто и зачем начинает мне посылать
приветы?

* * *

Мистика, сплошная мистика! Вошел в аудиторию и глазам своим не поверил. Мой
класс почти в полном составе! Что ж, тогда про мистику и расскажем.
Император, господа студенты, в свободное от сражений время баловался бабцом
(И вы, Молли, были бы у него в фаворитках). Во дворце Фонтенбло спальни
Императора и Жозефины находились рядом, но без приглашения Жозефина не
осмеливалась наведываться к своему супругу. Однажды она осмелилась - в
самый неподходящий момент. Разгневанный Император приказал забить дверь
между их спальнями наглухо. Вся придворная челядь про это знала,
представьте себе, каково было императрице! (Я не жалел ее. Вот, мадам, кого
вы любили, кому вы все прощали, от кого вы готовы были все вытерпеть. И не
надо мне пудрить мозги. Правда, Жозефина стала на десять лет старше. В
жизни женщины это кое-что значит.) Тем не менее тайком и весьма регулярно
Император появлялся в спальне Жозефины. Привычка? Любовь? Похоть? Ответить
не могу, в Императорские покои не заглядывал. (Клянусь честью! И даже если
бы мне приказали заглянуть - никогда! Пожалуйста, расстреляйте перед
строем.) Люди осведомленные, а во дворце таких - пруд пруди, утверждали,
что в этом для Императора было нечто мистическое. Суеверный человек хоть
раз в день прикасается к своему талисману, будь то икона, крест, магический
камень, четки, старинная сабля, ствол дуба, домашняя кошка, пареная репа
(соскочила с языка, проклятая!)... Дюрок в мемуарах писал, что Император
искренне полагал: если бы он, Император, спал с Жозефиной в дни
Трафальгара, то французская эскадра разбила бы адмирала Нельсона. Теперь
перейдем к вещам серьезным. Наполеоновская континентальная блокада не имела
ни малейшего шанса на успех, потому что английский флот... Привожу
несколько цифр...

Где-то потом, переведя дыхание, я заметил, что они конспектируют мою
лекцию. Конспектировать курс, по которому не надо сдавать экзаменов и
писать зачетных работ? Фантастика!

Хорошие ребята. Заинтересовались предметом. А ты на них был готов вылить
ушаты помоев (как полчаса назад на Жозефину). Думаю, однако, это не моя
заслуга, а европейской методики. И немец-педант прочел бы курс лучше и
компактнее, без моих экстравагантных отступлений.

В перерыве - далее следовало плановое занятие - я увидел приближающиеся
кофейные бедра.

- Профессор, извините, я не поняла одного. Император, когда он тайком
появлялся у Жозефины, он только прикасался к ней или они спали? Или
прикосновения - это какая-то особая форма французского секса?

Глаза у Молли были чисты, как у школьницы-первоклассницы, а сзади меня
возникал смешок.

- Молли, - сказал я довольно агрессивно, - я преподаю историю, а не
сексологию. Спросите у Ларри, он более сведущ в этом вопросе. Но если вы
хотели не спросить, а просветить меня, расширить, что называется, мой
кругозор, то я предоставлю вам слово в начале лекции. Думаю, господа
студенты протестовать не будут.

Смех, но, так сказать, уже в мою пользу.

На лице Молли смущение и удивление. Она явно ждала иного ответа. Не такого
категоричного и... информирующего.

Если бы я в подобном тоне мог разговаривать с Дженни!

То есть я ее отлично понимаю. Сидит человек все утро перед компьютером и
напряженно выискивает: "...200 тысяч долларов, 150 тысяч, 74 тысячи... 35
тысяч - мелочь, не пригодится. Ага, вижу еще 120 тысяч. Осталось найти 130
тысяч - и все сойдется. Где их взять? А если копнуть здесь? Рискованно.
Вроде бы получается. Вроде - на природе, а нам нужно точно. Проверим,
подсчитаем". - То есть по уши человек погружен в работу, ну не Бог весть
какой важности, но все-таки не хухры-мухры, не маникюр делает.

И просила ее не трогать, и ни с кем по телефону не соединять. Кроме...

Зуммер. Неужели кроме?.. Лариса докладывает: "На проводе такой-то. Будешь
говорить?"

Черт бы его побрал! Только нащупала ниточку. Не потерять бы ее. Однако,
говорить придется, иначе такой-то обидится. А обижать не хочется, почтенный
папаша.

Почтенный папаша несет ахинею. Дескать, ему приснилось, что у нас была
свиданка в доме на Пасси, дверь открыл твой слуга в старой ливрее, не
помнишь его? И ты сказала, а я ответил, и ты сказала, а я сказал, и ты
сказала... А потом студентка на занятиях спросила: как именно Жозефина
спала с Императором? Не правда ли, смешное совпадение?

Еще как смешно! Минуту назад видела эти 130 тысяч, за хвостик их ухватила,
да тут в трубку бу-бу-бу, мол, Жозефина через десять лет стала уж не той
Жозефиной, бу-бу-бу, - и проклятущие 130 тысяч долларов исчезли с экрана.
Вернее, на экране они есть, а в реальности - мираж. Качало-мочало, начинай
сначала. Куда же они запропастились?

Короче, у любого самого благовоспитанного человека терпение лопнет.

- Тони, ты кончай свой бред с Жозефиной. Не ищи во мне того, чего нет и
быть не может. Меня зовут Дженни. Дженни, а не Жозефина. Это ты вдруг стал
на десять лет старше, а не я. Мне - двадцать семь! Ты пристаешь ко мне со
своей Жозефиной, как с пареной репой или с писаной торбой!

Телефонная трубка обожгла мне пальцы. Но упоминание о пареной репе... Опять
совпадение?

- Ты права, моя девочка. Я кончаю свой бред. На прощание позволь заметить,
что если мне не изменяет память, по-русски говорят "пристал, как банный
лист". С пареной репой и писаной торбой не пристают. Извини за занудство.
Привычка поправлять студентов.

- "Вы не знаете по-русски, госпожа моя". Цитата из русского поэта, тебе не
известного. Ты прав, мой профессор. Прав, как всегда. Извини за резкий тон.
У меня запарка с репой, торбой, банными листами и зелеными бумажками, столь
презираемыми тобой. Что же касается студентки, такой любознательной, я
схватываю намеки. Не сомневаюсь, что ты пользуешься успехом. И если
заведешь с ней роман и успокоишься, то я буду искренне за тебя рада.

* * *

Девять вечера. Она должна укладывать Элю. Еще можно звонить, не рискуя
вызвать недовольство.

Сижу в "каюте без компании". На столе разложены книги, приготовлена чистая
бумага. Только я не делаю записей. Я верчу в руках пистолет, вынимаю и
ставлю на место обойму, подымаю и опускаю предохранитель.

Не автомат. Не профессорская рассеянность. Очень осмысленные движения.

Да, я ее отлично понимаю. Но еще лучше - теперь, наконец-то, не прошло и
двухсот лет! - я понимаю психологию самоубийц. Добровольно уходят из жизни
не от слабости, не от расстроенных чувств, неудач или горя. И не в
состоянии аффекта. (Все, конечно, бывает, да я про здоровых людей.) Нервный
срыв, отчаяние, повторяю, - все это преодолимо. Стиснуть зубы. Или
закурить.

Уходят из жизни, когда больше нет весомых аргументов, когда больше нечем
ответить. Там убеждены, что тебя раздавило или поставили по стойке
"смирно". Так нет, получай! Самоубийство - это самозащита, последний удар
обидчику.

- Извини за поздний звонок, моя девочка. Прощай!

И нажать курок. Какой сладостный, дикий соблазн!

Половина десятого. Еще можно звонить. Я верчу пистолет.

Десять. Уже неудобно. Уже поздновато. Наверно, она уже спит, ведь ей рано
на работу.

Ладно, отложим до завтра.

* * *

С Дженни мы всегда сразу находили место в паркинге (Мы находили! Она
находила). С Гансом тупо утюжим третий подземный гараж - и напрасно, все
занято. Что людям дома не сидится, зачем они приперли