и понять, что зря я занимался самодеятельностью на
Вилшер-бульваре. Игрушку спрятал в чемодан.

Во-вторых, информация о кафе на Вилшер-бульваре не исключала, что Кабан
водится где-нибудь в окрестностях Лос-Анджелеса. И может, по их схеме,
Дженни - Жозефина должна мне будет шепнуть пару слов на этот сюжет.

В-третьих (и главное), зачем они все это затеяли? Оградить меня от моих же
импульсивных поступков, непродуманных действий, обеспечить комфортабельный
отдых на калифорнийском побережье? (Сакраментальная фраза: "За счет
американских налогоплательщиков".) Во что я точно никогда не верил, так это
в альтруистичность Системы. Значит, у них есть какие-то свои соображения, о
которых они мне найдут элегантный способ сообщить.

И я с восторгом принял предложение прогуляться в воскресенье по пляжу
Окснарда.

* * *

Океан был тихим. (Гомерический хохот на галерке!) Я в том смысле, что
мощные водяные валы, днем и ночью накатывающие на берег Лос-Анджелеса, в
Окснарде куда-то исчезли. Серая, с голубыми проталинами гладь уходила к
горизонту. Для полноты пейзажа маячило несколько рыбацких лодок и чайки
(как же без чаек, Система, когда хочет, все раздобудет), крупные, как
курицы, скандально вопили и прыгали по камням.

Нормальные прохожие (или переодетые агенты ЦРУ, КГБ, ФБР, ГРУ, БНД, ДСЖ,
ВЧКа и Святой инквизиции) семьями, взявшись за руки, фланировали вдоль
океанской кромки по мокрому песку. Дженни, демонстрируя отменную спортивную
подготовку, скакала по каменному молу (для прогулок, между прочим, не
приспособленному). Я резвым козликом следовал за ней, рискуя сорваться с
наклоненных под разными углами гранитных плит (Не гранит? Откуда я знаю,
что там под скользким мхом!). Стоп, - сказал я себе, - перестань
чертыхаться и материться. С таким же успехом ты мог оказаться в больнице у
постели умирающего старика, вдыхать весь букет мазей, набухших бинтов...
Радоваться надо, что по их схеме тебе подфартила прогулка с красивой
девочкой, вон как хорошо она смотрится на фоне неба, океана и чаек! И
влюбленные по традиции всегда карабкаются (скачут, прыгают - любовь
окрыляет!) по острым камням. Взялся за гуж, не говори, что не дюж! Все так,
но ведь ей поручили охмурить меня, а я делаю вид, что слопал наживку, - то
есть мы играем роли, а играть или быть влюбленным - есть некоторая разница
для тех, кто понимает. Тем не менее опыт Системы учил: в роль надо войти с
головой, увлечься, иначе допустишь фальшь или самому станет противно.

И я говорил себе: гляди, какие у нее стройные, полные ноги, тебе всегда
нравились такие, а не двухметровые костыли нынешних топ-моделей; как
здорово, что девочка не употребляет ни тонов, ни краски, ни замазки - не
штукатурит свое лицо, как большинство дам перед облавой на мужчин, - у нее
тонкая, нежная кожа и почти детский румянец на щеках; случай небывалый, она
не тараторит, как сорока, пользуясь тем, что собеседнику некуда деваться -
она произносит самые необходимые слова ("осторожно", "обогни этот камень
слева", "дай руку") и улыбается!

Короче, когда мы наконец сели в кафе в закрытой бухте у причала яхт, я был
настолько ей благодарен: 1) что не угробила меня на камнях мола, 2) что
прогуляла потом вдоволь по ровной местности, 3) что не поленилась, привезла
и показала действительно живописный городок, - короче, я почувствовал, что
добился желанного состояния: я влюблен!

В приливе вдохновения я рассказывал ей забавные истории из древних веков -
специально абсолютно не то, что могло бы заинтересовать ее начальство, -
она слушала молча, не спуская с меня глаз, она уплывала со мной в глубь
времен, а я тонул в ее огромных зеленых глазах, которые постепенно
заслоняли мне интерьер кафе в стиле боцман-шотландец, эклектические
постройки на набережной для приманки туристов, яхты, моторные лодки, шхуны,
бригантины, дредноуты, линкоры, авианосцы - весь мир. Спасибо, девочка!

Опытный лектор знает, что перебор имен притупляет внимание. Повторяю, я
увлекся и ввел в повествование даже графа Акселя Ферзена, растерзанного
толпой у ворот королевского дворца в Стокгольме...

Дженни встрепенулась и, наверно, вспомнила, что нужно продолжать игру.

- Тони, по большому секрету сообщаю: в следующий раз, когда пожелаете
развлечь подобной историей молодую девушку, вы можете заодно ее
изнасиловать. Она не заметит.

Что называется: открытым текстом! Посланный вдогонку комплимент не смягчил
топорности заранее отрепетированной по схеме реплики. "Ну и нравы в
теперешней Системе! - подумал я. - Впрочем, а когда они были другими?"

Далее нам насвистели из суфлерской будки диалог. Я ей сообщил про себя то,
что она прекрасно знала, и она изображала удивление. Скучно, граждане. На
стенке, за ее спиной, прорезалось деревянное рулевое колесо, шкиперская
фуражка, боцманская борода, макет парусника, набор пивных кружек, яркий
плакат, где мужчина в красной клетчатой юбке держал бутылку виски, размеры
которой превышали башни замка на заднем плане (замок, естественно, на
скалах и неправдоподобно синее море)...

- Я развелась с мужем, - сказала Дженни. - Мой муж...

Она опять ломала их сценарий! Система категорически не рекомендует
рассказывать подробности из своей интимной жизни. Ну, одну деталь для
прикрытия можно взять, чтоб лучше соответствовать легенде. Дженни говорила
как на исповеди. Человек сам хочет vider son sac, выложить все или почти...
Классическая исповедь не требует реакции собеседника. Поэтому в церкви при
исповеди лицо священника скрыто плотной решеткой. Я видел, что для Дженни
очень важно знать, как я реагирую, ибо ее исповедь была обращена не к Богу,
не в небеса, а непосредственно ко мне. Чем я заслужил такое доверие?

...Рулевая борода, красноклетчатый парус, шотландский замок на пивных
кружках потеряли очертания, размылись в сиянии ее глаз. Я балдел от того,
что слышал, я чувствовал, что сам теряю голову. Господи, что она творила,
что она делала - со мной-то ладно - с незыблемыми правилами Системы! А
потом, воспользовавшись моим отсутствием (извините, отлучился в туалет),
заплатила по счету и заявила, что в дальнейшем в кафе и ресторанах платит
только она! Вы поняли или нет? Если нет - объясню: более вопиющего
нарушения всех инструкций не бывает! Это равносильно признанию, что ею
получены представительские на проведение подобных мероприятий.

В английском "ты" и "вы" различается по интонации. Если бы мы с ней
говорили по-французски, то давно бы перешли на "ты". "Ты самая смелая
девочка на свете", - вставил я пару раз в ее исповедь о неудачном
замужестве. Поняла ли она, что я имел в виду? На моей памяти еще никто так
вольно не обращался со священным табу нашей профессии...

Все же называть вещи в лоб не следовало, поэтому, когда мы прощались у
гостиницы, мне захотелось ее поцеловать - а как иначе выразить свое
восхищение? Я не в восторге от французского обычая целоваться по любому
поводу, да у нас так навострились, что прикладываются друг к другу щеками,
а на самом деле целуют воздух. Дженни не обладала французскими навыками
и... в общем... мы поцеловались вроде бы по-настоящему. Я жутко смутился.
Ведь как теперь целуются, я не знал.

- Пардон, - сказал я.

* * *

Отчаянная голова, самая смелая девочка на свете, укатила к своему ребенку и
мужу, мужу бывшему. Хотя бывает, что уложат ребенка, посидят, поговорят и
опрокидываются на постель. В жизни все бывает. Старая любовь не ржавеет.
Пожалуй, не тот случай. (Кажется, ты себя успокаиваешь? Ну, ну!) У Дженни
накопился заряд ненависти. Ладно, я им не судья, и в том, что они
расстались, моей вины нет. Конечно, я должен бы ей активно сочувствовать:
беспроигрышная позиции, когда женщина расправляется с бывшим (а ты разве не
поддакивал?) - но в отношениях с Элей я решительно принял сторону Джека.
"Счастье, что у Эли есть отец!" Я заметил, как Дженни это не понравилось.
Если бы я рассчитывал с ней спать, мог бы потерять все шансы. Но...
Во-первых, во-вторых, в-третьих... Не будем повторять пройденного. И
главное, у меня были основания полагать: отец для дочери - это счастье.
Живой отец.

Сегодняшний вечер я бы с удовольствием провел с Дженни. (Кстати,
удовольствие исключалось. Почему? Да потому.) Какое приятное состояние
влюбленности - давно забытое, пусть искусственное - все равно хорошо.
Детский румянец на щеках, сияние ее глаз... Сидел бы и смотрел. А может,
развязался бы язык - неодолимое желание, - не то, о чем вы подумали, -
vider son sac. Пожалуй, самой смелой девочке на свете ты бы кое-что
рассказал. Не про древние века, про себя, естественно. Ой-ой-ой, она явно
произвела на тебя впечатление. Или, скажем осторожно, больше чем
впечатление.

Где-то за пять миль на том же Голливуд-бульваре бурлит вечерняя жизнь.
Около моей гостиницы - темнота, дичь, волки воют. В классных отелях Америки
приятно проводить время, на улицу выходить не хочется. В отеле, как мой, не
хочется жить. Нормальные люди здесь и не живут, ночуют. Отель облюбовали
наркоманы, алкоголики, убийцы, самоубийцы - публика, целиком
сосредоточенная на своих проблемах. Такие соседи меня очень устраивают. И я
научился организовывать свои вечера. В трех кварталах отсюда призывно сияет
вывеска "Макдоналдса". Там я и поужинаю. А пока, самая смелая девочка на
свете, я не собираюсь умирать со скуки или тоски. Дела надо планировать
заранее, и тогда их всегда будет по горло. Чем развлечемся сегодня? На полу
у кровати две высокие стопки: "Лос-Анджелес таймс" и "Панорама", местная
газета, издающаяся по-русски. Японскими и испанскими газетами
калифорнийского разлива я нагло пренебрег. Отказал себе в удовольствии
штудировать даже китайскую. Ярые защитники нацменьшинств обвинят меня.
Пробормочу в оправдание, что ни звезд американской журналистики, ни русских
гениев я все равно читать не буду, просмотрю лишь страницы с частными
объявлениями. Господин-товарищ Кабанов может сунуться или в английскую, или
в русскую прессу, на другой фене он не ботает. Скорее всего, мистер Кабан
предпочтет "Л.А. таймс". Ни одному американскому сыщику не хватит терпения
проглядеть километровую рекламу от корки до корки. Но если подскажут - он
отыщет. По сравнению с "Л.А. таймс" в "Панораме" с рекламой не густо.
Выросла капуста. Однако прочесть ее калифорнийским полицейским сложнее.
Отсюда и соблазн для тов. Кабанова запустить на тарабарских (для
американцев) страницах свою мигалку.

Опыт учил не жадничать, не давиться кусками. Американскую кухню, как более
аппетитную, отложим на понедельник, а сегодня ограничимся русским меню.

"Укладка всех видов паркетных полов", "Требуется няня", "Самая выгодная
покупка машины в Америке", "Ищу партнера в механический бизнес"... Спасибо,
господа, обойдемся. Меня интересовали объявления типа: "Мистер Хейг
разыскивает Николая и Петра. Просьба срочно позвонить по..." Еще
интереснее: "Петр срочно разыскивает мистера Раска".

Пока все не то. Ладно, вечер длинный. А чем сейчас занята самая смелая и -
как мне почудилось днем - самая красивая девочка на свете?

"...Помогаю в исцелении от многих болезней, снимаю сглаз, а также делаю
необычный терапевтический массаж".

М-да, опыт - великая вещь. Недаром в Париже ни с одной своей студенткой
даже в зоопарк не ходил.

"Ищу партнеров для создания постоянной компании - игра в преферанс высокого
уровня". Бред. Русские эмигранты с жиру бесятся. Или элементарная шифровка.
Переписать, завтра позвонить, проверить. Рутина.

"Бизнесмен, 51 года, атлетического сложения, добрый и внимательный, не
пьющий, не курящий, ищет интеллигентную эмоциональную, любящую приключения
женщину для здоровых отношений, ведущих к браку. Матери-одиночки - о'кей".

Вот это предложение прямиком адресовано Дженни. К счастью, Дженни не
подозревает о существовании "Панорамы". К несчастью (чьему?), она прочтет
сотни таких объявлений в "Л. А. таймс". И повезет бизнесмена - доброго и
внимательного - для здоровых отношений в Окснард. И продемонстрирует ему
отменную спортивную подготовку и, взбираясь вверх по камням, ведущим к
браку, - размах стройных полных бедер, обтянутых светло-серебристыми
колготками.

"Как прекрасно, - подумал я, - какое исключительное везение, что Дженни
работает в Системе! Агентурный шарм, леди и джентльмены, на меня не
действует".

* * *

Проведя предыдущий вечер в "русском обществе, я не обратил внимания на
русские надписи в детском садике, на смешанную русско-английскую речь.
Наверно, по инерции (или по рассеянности?) я воспринял это как ожившие
иллюстрации к "Панораме". Эля меня рассматривала с любопытством, мы
обменялись с ней несколькими фразами, я ей улыбался и строил рожи, пытаясь
завоевать ее доверие (матери-одиночки? О.К.!), и лишь в машине, когда
Дженни пристегивала девочку к креслу, Эля открыла рот, и меня как током
пробило.

- Мама, это правда, что Тони не понимает по-русски? Мама, можно я спрошу:
это твоя новая кукла вместо папы? Нет, он не как Галя, не как Линда или
дядя Мотя. Они садятся рядом со мной, а Тони сидит на папином месте.

- Эля, говорить по-русски невежливо по отношению к Тони. Говори
по-английски.

- Зачем ты тогда отдаешь меня в русскую школу? Пусть Тони тоже там учится.

- Тони сам учит. У него больше учеников, чем в твоей школе. Он профессор.

- Он профессор кислых щей! Он профессор кислых щей. Мама, это песенка,
которой меня Витька научил. Я не хочу ничего плохого сказать про Тони. Он
мне понравился, потому что похож на Железного Дровосека.

- Спасибо, что не на Страшилу, - ответила Дженни, выруливая на
Сансет-бульвар.

Свет уличного фонаря скользнул по ее лицу. Я сделал вид, что смотрю вперед.
Дженни явно не хотела, чтобы я сейчас ловил какие-то ее гримасы. И я был бы
рад забиться в самый темный угол, уйти из-под наблюдения, понять и
осмыслить, что происходит. Вернее, что произошло. И тут Эля меня здорово
выручила. Прелесть девочка, прирожденная солистка.

- Мама, слушай сюда.

- Ужас, - сказала Дженни по-английски. - Тони, я плачу деньги, и немалые,
чтоб ее учили в школе русскому. А ее учат одесскому. Что такое одесский
язык, когда-нибудь объясню. - По-русски: - Эля, нельзя сказать "слушай
сюда".

- Тогда смотри сюда, взад.

- Тоже нельзя. Ни сказать, ни смотреть. Я должна следить за дорогой, иначе
мы врежем этой "омеге" в зад.

- Мамочка, почему можно врезать в зад, а смотреть в зад нельзя?

- Ну, дочка, ты меня достаешь. Вон Галя. Все вопросы к ней.

"Понтиак" притормозил у тротуара. Задняя дверца открылась, рядом с Элей
села женщина - лица не разглядел, голос приятный.

- Гуд ивнинг, - сказал я. - Хау а ю?

- Галя, это Тони, - перевела Эля. - Он не умеет говорить по-русски, поэтому
смотрит взад. Он профессор кислых щей и новая мамина игрушка, вместо папы.
Но папа все равно к нам будет приходить, правда, мамочка?

- Галя, ты слышишь, что несет эта чертовка? - всплеснула руками Дженни. -
Ну кто, когда запрещал Джеку приходить к нам?

Галя оказалась человеком методичным. Сначала ответила мне (разумеется,
по-русски):

- Здравствуйте, мистер Тони.

Потом Дженни:

- Держи, пожалуйста, руль. Я с ней управлюсь. У детей уши, как антенны,
ловят все. Поэтому, когда ты ругаешься по телефону...

Потом Эле:

- Эленька, хорошо, что Тони по-русски ни бум-бум. Иначе бы он обиделся.

- Тони бум! - завопила Эля. - Он такой бум-бум! Он не может на меня
обижаться. Он Железный Дровосек. А Железный Дровосек любил Элю и пошел за
ней в Изумрудный город.

Методичная Галя все же заставила Элю сбавить на полтона, и девочка, ко
всеобщему удовольствию, занялась вольным пересказом "Волшебника Изумрудного
города" - русский пиратский вариант "Волшебника страны Оз". До
Диккенс-стрит у меня оставалось время подумать. Я думал.

С Элей все ясно. Сопротивляться ей бесполезно. Она профессиональная
покорительница сердец, причем делает это походя, абсолютно себя не
утруждая. За Элей я отправлюсь в Изумрудный город и к черту на рога.

Вопрос: как быть с ее мамашей?

Я думал. Вроде идеальней ситуации не придумаешь. Вокруг все говорят на
языке, который ты якобы не понимаешь. Таким образом, я играю крапленой
колодой. Только мне это ни к чему. Напутали компьютеры. Где-то произошел
сбой. Видимо, в моей голове. Не могла Система в данном контексте подставить
мне агента русского происхождения. У Системы свои четкие правила. Дженни
могла их нарушать. Система - никогда. Дженни нарушала, потому что она этих
правил не знала. Она не из Системы и не подозревает о ее существовании. Я
случайно вторгся в чужую интимную жизнь. У Дженни свои проблемы,
заслуживающие внимания и уважения, но не имеющие никакого отношения к моим.
Как честный человек, я должен встать, извиниться и откланяться.

Конечно, не при детях (жаль, что Элю я больше не увижу) и не при
свидетелях. Сегодня вечером Галя укладывает девочку спать, а мы поедем в
Санта-Монику. Идеальное место, чтоб сделать ручкой.

Променад Санта-Моника. Полкилометра Европы. Любопытно наблюдать за жителями
Лос-Анджелеса, когда они вынуждены по собственной воле идти пешком. Не
гонки в автомобиле, не бег трусцой, не шастанье по магазинам - совершенно
бессмысленное, с их точки зрения, занятие. Оправдание ему можно найти одно
- ловить кайф. Поэтому с первых шагов по променаду меняется выражение лица
- восторг и упоение, эксайтинг! Так раньше приходили на бал, на каток, в
курильню опиума, на первомайскую демонстрацию. Люди двигаются,
пританцовывая, преимущественно парами, причем молодые пары начинают
целеустремленно обниматься, обжиматься, сливаться в долгом поцелуе -
вот-вот займутся сексом (из словаря Дженни). На променаде Санта-Моника
любой криворукий жонглер и певец с надтреснутым голосом обречены на успех -
эксайтинг! Только здесь у уличных торговцев прагматичные американцы
покупают бумажные воздушные шары, пластиковых змей, проволочных тараканов,
майки с портретами Ленина и Че Гевары, лающих котов, мяукающих собак,
"Шанель-пять" сирийского разлива, часы Картье китайской штамповки,
жемчужные бусы из стекла, крокодиловые сумки из кожзаменителя и прочую
дрянь, которая через десять минут порвется, сломается, лопнет, но пока -
эксайтинг! Скачут, прыгают огни витрин, толпа густеет, приобретая
причудливую раскраску, из каждого питейного, едального и промтоварного
заведения доносится музыка, мы попадаем в общий ритм, пальцы наших рук
сплетаются...

- Выпьем кофе, - говорю я.

Мне приносят чашечку настоящего черного кофе, а не буро-молочный напиток,
сваренный в кастрюле из-под мексиканского супа, - Америка резко
прогрессирует! Дженни потягивает через соломку коктейль, заказанный под
цвет ее глаз, включивших дальний свет, как фары "понтиака", и в них (в
глазах, а не в фарах) я вижу отражение своих глаз, и в этом отражении сияют
ее глаза и все прочее и прочее, о чем печатно сообщали поэты и писатели,
вспоминая о тех счастливых минутах, когда сидели, млели, задыхаясь в
эксайтинге, как идиоты, напротив любимой женщины.

"Прошу меня простить, Дженни, за притворство и игру. Ошибочка вышла, я вас
принял за другого человека и вынужден был валять дурочку. Всех вам благ и
еще раз извините..."

Но я не говорю этого, просто не в силах сказать. Я думаю. В Лос-Анджелесе
все заняты активной деятельностью, только я, кретин, думаю.

А если Дженни действительно со мной хоть чуточку интересно? Я совсем
заклинился в мыслях на Системе и забыл, что существует Тот, Кто свыше, и
то, что со мной происходит, - Его воля, Его предписание. По сравнению с Ним
Система - пыль, песок, ну, может, иногда. Его орудие. Зачем же тогда
противиться? Да, я знаю, что в большинстве случаев люди, проявляя
обыкновенную слабость и плывя по течению, объясняют это промыслом
Всевышнего - удобный предлог переложить ответственность на чужие плечи. Ты,
естественно, не как все, ты, естественно, исключение. Тьфу!

- Что с тобой? - забеспокоилась Дженни.

- Ничего, немножечко болит голова. - Я улыбался под огнем двух прожекторов.
- Бывает, когда я нервничаю.

- С чегой-то, п