ю
конструкцию. Еще он похож на бабочку, в вертикальном положении расправившую
крылья. На цоколе мелкими буквами выгравировано:

Рауль Валлвнберг

Этот "ангел спасения" отправился в Будапешт летом 1944 года как шведский
дипломат с целью спасти оставшихся венгерских евреев от печей Освенцима.

Он оформил тысячи пропусков, организовал нелегальные квартиры, вернул
осужденных, сняв их с депортационных поездов и "маршей смерти". В последние
часы оккупации города он не допустил взрыва нацистами гетто, где проживали
70 тысяч евреев.

Советская Армия неверно истолковала его деятельность и взяла его в плен. Он
так и не вышел на свободу.

Он сохранил нашу веру в человечество.

Оставшиеся в живых

Скульптор Аззетто сделал памятник в стиле модерн, а модерновое искусство,
откровенно говоря, я не очень понимаю.

Но меня занимает другая загадка. Как Аззетто распознал двойственность
натуры Рауля Валленберга? Или это тоже случайное совпадение?

II. РАУЛЬ ВАЛЛЕНБЕРГ

Допросы шли через переводчика, по-немецки. И на допросах с ним обращались
весьма корректно. Наверно, они очень разозлились, когда догадались, что он
понимает по-русски.

Как они догадались? Каким образом он себя выдал?

В виде наказания ему тут же сменили следователя. И первые слова, которые он
услышал от этой свиноподобной массы, были:

- Фашистское отродье!

Он не понял их. Или не понял, что они относятся к нему. И вообще
следователь орал слова, которые он ни разу не встречал ни в одном учебнике
русского языка:

- Тра-та-та-та, шпионишь, тра-та-та-та - дурочку валял, тра-та-та-та, в
рот, тра-та-та-та, в нос, тра-та-та-та, запоешь.

Тонкий дипломат, он привык схватывать с полуслова, однако тут его наука
была бессильна.

Следователь ударил его неожиданно, без замаха.

Рауль Валленберг очутился на полу. Он встал, потрогал разбитую губу.
Следователь смотрел на него с интересом. И тогда Рауль Валленберг понял,
кто перед ним. На профессиональном жаргоне их называют вышибалами. Вышибала
должен запугать, сломать подследственного. Свиноподобная масса с
сержантскими погонами (все продумано до мелочей, специально, чтобы унизить:
дипломата допрашивает сержант! Маскарад. Небось в чине майора) - умелый
вышибала, он ознакомился с объективной на Валленберга, где указывается
вспыльчивый характер графа. Он ждет, что гордый швед бросится на него с
кулаками.

Не поддаваться на провокации!

Валленберг осторожно сел на край табуретки.

Ударом ноги следователь вышиб из-под него табуретку. Валленберг упал.

- Да что вы все время падаете? - удивился следователь. Не глядя на
Валленберга, он устроился за столом, достал из папки чистые листы,
деревянную ручку со стальным пером, открыл чернильницу. Теперь он задавал
вопросы официальным тоном на доступном Валленбергу русском и записывал
ответы, макая перышко в чернильницу.

- Какими языками владеете?

- Английским, немецким, немного говорю по-венгерски.

- А шведский?

- Шведский мой родной.

- Надо было сказать, - проворчал следователь. - Почему утаили, что знаете
русский?

- Русский я не зная. У меня трудности с русским языка. Я понимаю, но говорю
пльохо.

Следователь почему-то усмехнулся:

- Русскому научим. Бесплатные курсы. Когда вы начали изучать русский?

- Когда великий Советский Союз объявил войну Финляндии, - ответил
Валленберг, тщательно выбирая слова, а сам про себя подумал: "Весь
цивилизованный мир пишет авторучками, а в главном сыскном управлении
великой державы пользуются чернильницами".

Следователь записал, встал, прошелся по кабинету как бы раздумывая. Удар.
Валленберг ощутил, что из носа идет кровь.

- Тра-та-та-та, гадина, тра-та-та-та. Запомни: фашистская Финляндия напала
на Советский Союз.

После месяца "бесплатных курсов" Валленберг увидел, что его русский язык и
впрямь прогрессирует. Не было проблем, когда следователь официальным тоном
вел допрос и записывал ответы деревянной ручкой со стальным пером. Но
по-прежнему Валленберг ничего не понимал, когда следователь начинал орать.
И никогда он не мог предугадать удары вышибалы - тот их наносил
молниеносно.

- Опять, плять, дурочку валяем?

Свиноподобная масса нависла над Валленбергом. Он напрягся. Он выделил из
тарабарской дичи вышибалы это слово - плять, потому что за ним обычно
следовал... И нельзя руками закрыть лицо. Он считает. Раз, два, три...
Обычно на четыре... Но вышибала вдруг возвращается на свое место, берет
ручку и совершенно спокойно, даже с некоторым сочувствием, говорит:

- Напрасно вы надеетесь, гражданин граф. Ни в Швеции, ни в Америке, ни в
Англии никто пальцем не пошевелит в вашу защиту. Никому вы теперь не нужны.
Где вас завербовали люди Шелленберга?

И Рауль Валленберг понимал, что в данном случае следователь не запугивает,
а констатирует горькую для шведского дипломата истину. Большие батальоны
всегда правы. В Европе сейчас самые большие батальоны у Красной Армии, и
никто не захочет с ней ссориться. В период, когда гибнут народы и
государства, перекраивается карта мира, кого может озаботить судьба
отдельного человека? В науке это называется "попасть под колесо Истории". В
случае с Валленбергом колесо Истории приняло свиноподобные формы вышибалы,
и вышибала свою работу выполняет, сломает его, добьется того, что
Валленберг будет дрожать от страха при приближении к нему следователя -
против лома нет приема. Следователь ошибался в одном: Валленберг не
надеялся на помощь извне, он надеялся только на самого себя, на то, что,
изображая тупую покорность, он сможет притупить бдительность следователя.
Валленберг знал, что многоопытный следователь ждет подвоха. "Но неужели я
его не переиграю?" И искусно "валял дурочку".

И он почти выиграл. Улучил момент, бросился на вышибалу, опрокинул его со
стулом на пол, вцепился пальцами в горло, обхватил, как ему казалось,
железными тисками. Лежа на спине, прижатый к полу, следователь не мог
применять свои зубодробительные удары. Он молотил Валленберга кулаками по
ребрам и орал. Валленберг не рассчитывал задушить вышибалу, он посчитал,
что испуганный следователь вытащит из кармана пистолет, выстрелит ему в
голову, и, таким образом, все мучения Валленберга разом прекратятся.

На крик прибежал конвой. Били сапогами. "Не отцеплюсь, думал Валленберг, -
пусть убивают". Но Валленберг переоценил свои силы, вернее, недооценил
сноровку конвоя.

Провал. Темнота. Что-то ледяное и мокрое на лице, и одновременно с этим
приходит ощущение дикой боли во всем теле.

Глас ангела или архангела? Как бы не так!

- Плесни еще из ведра, - услышал Валленберг знакомый голос. - Я те говорю,
что он дышит. Вон зашевелился. Я с ним, понимаешь, как с человеком
обращался, а он, тра-та-та-та, повел себя как настоящая плять!

Жуткий удар в живот.

Провал. Темнота.

Потом был лазарет, хлопоты врачей, уколы, лекарства. Валленбергу вставили
новые зубы, но он чувствовал, что внутри у него все отбито, и там уж ничего
не заменить. Простая физиология (пардон!) являлась для него пыткой.

После долгого перерыва его повезли на допрос в кресле на колесиках. Сам
идти он не мог.

В кабинете (можно сказать, родном и привычном) кругленький майор (в каком
же он на самом деле чине?) с добродушным бабьим лицом и васильковыми
глазами заохал, запричитал:

- Дорогой мой граф, зачем вы это сделали? Как теперь поправить ваше
драгоценное здоровье? Согласен, Иванов применял незаконные методы
следствия, он будет наказан, однако согласитесь, вы тоже его
спровоцировали. Зачем? У нас в народе говорят: здоровье дороже. И как вам
самого себя не жалко? Вам дали обезболивающее? Курите? Курите.

На столе перед Валленбергом дымилась чашка чая и лежала распечатанная пачка
папирос "Казбек". Майор любезно щелкнул бензиновой зажигалкой. Валленберг
затянулся и подумал, что с папиросой он еще какое-то время продержится.

Собственно, допросы, как таковые, кончились. Добродушный майор зачитывал
Валленбергу его показания, записанные анонимным Ивановым (могли бы фамилию
придумать пооригинальнее), спрашивал, все ли соответствует сказанному и не
добыто ли это незаконными методами следствия. Если Валленберг корректировал
или опровергал, майор писал версию Валленберга на отдельном листочке и
прикладывал к нужной странице в оранжевую папку, на которой было нацарапано
фиолетовыми чернилами: "Дело ‘ 4350 С". Как только майор замечал, что
Валленберг устал, он отправлял его обратно в камеру.

Однажды по дороге в камеру произошла накладка. Встретились два конвоя.
Встречный конвой в панике приказал рыхлому свиноподобному человеку в
гимнастерке без ремня встать лицом к стене, но Валленберг узнал своего
палача, анонимного Иванова. Валленберг усмехнулся. В коридорах лубянской
тюрьмы подобных накладок не бывало и быть не могло. Этой мизансценой
Валленбергу давали какой-то знак.

Врачи продолжали свои хлопоты, кормили прилично и "Казбеком" потчевали без
ограничений. Без ограничений давали обезболивающие и снотворные, которые
уже не помогали, и тогда стали колоть, и Валленберг как бы жил от укола до
укола, понимая, что ему колют и как это опасно. Опасно не для здоровья - он
не жилец на этом свете, - опасно как средство давления на его психику, ведь
в любой момент, шантажируя, уколы могли и прекратить.

В кабинете смена декораций. Вернее, декорации те же, включая "Казбек" и
оранжевую папку на столе, но на месте добродушного круглолицего майора -
худой полковник с седым ежиком волос, очки в толстой роговой оправе на
крючковатом носу. Поздоровавшись, полковник жестом указал на "Казбек", мол,
не стесняйтесь, сам продолжал листать дело, а Валленберг, закурив (ему
доверяли пользоваться спичками!), смотрел на нового визави и думал, что
такое лицо типично скорее для берлинских, венских или лондонских кабинетов
- не для Москвы.

- Страница 59. Ваши слова, что вы с восторгом приветствовали приход Красной
Армии, тоже выбиты из-под палки?

- Эти слова готов повторить, - с обидой ответил Валленберг, хотя нелепо и
глупо было обижаться на что-нибудь после всего, что с ним, Валленбергом,
сделали, - повторить и добавить: день, когда за мной приехала машина из
штаба командующего фронтом, я считал счастливейшим днем.

Полковник захлопнул папку:

- Тогда зачем вы все это затеяли?

- Что именно?

- Набросились на следователя и спровоцировали конвой?

- Вам жалко кого, меня или Иванова?

- Кто это - Иванов? - нахмурился полковник. - Ах, да, конечно, Иванов.
Послушайте, граф, вам лучше, чем кому-нибудь, известны подразделения
Системы. Вы попали в самое худшее, но и тут есть свои правила. Сначала
вышибала, потом добренький следователь. Рутина. Не могли еще немного
потерпеть?

Валленберг насторожился. Шведский дипломат совсем не обязан знать правила
Системы. Полковник говорит о своем колхозном хозяйстве или это намек на
Систему? Тогда за кого он его принимает?

- А вы, полковник, извините, не знаю вашего настоящего чина, главный
следователь? - вкрадчиво спросил Валленберг.

Рисковая проверка! Вышибала вместо ответа сломал бы ему половину зубов, а
добренький с улыбкой бы заметил, что на Лубянке вопросы задает гражданин
следователь.

- Граф, я из другого ведомства, - имитируя вкрадчивый тон Валленберга,
сказал полковник. - Вы в руках Министерства госбезопасности, к тому же ваше
дело апробируется на высоком уровне. Их интересует политический аспект, а
меня интересуют голые факты. Я сам работал в Германии, и мои люди работают
в Европе. Ваше право верить мне или нет или считать мои откровения
хитроумной уловкой следствия. Не скрою, я знаком с материалами следствия.
Неоднократно запрашивали мое мнение.

- А я удивился, - воскликнул Валленберг по-немецки, - почему этот... - В
последний момент он заменил слово. - ...медведь задает грамотные вопросы.
Вы ему суфлировали?

- Вам трудно говорить по-русски? Это моя ошибка, пожалуйста, продолжайте
по-немецки, - ответил полковник на безукоризненном deutsche, - да, я ему
подсказывал вопросы. Вопросы, граф, не линию поведения. В данном случае нас
не спрашивают. Другая служба.

- И какое вы давали резюме?

С исчезновением вышибалы настольную лампу перестали направлять в лицо
Валленбергу, но ее свет отражался в стеклах очков, и Валленберг не видел
глаз полковника.

- Мое мнение таково: ваша легенда очень убедительна в деталях,
неубедительна в главном. И уверяю вас, на моем месте вы бы сделали точно
такое же умозаключение. Вы выстроили красивую легенду, граф. Возможно,
когда-нибудь забудут подвиг советских солдат, штурмовавших Пешт и Буду.
История - штука капризная, ее переписывают. В памяти останется легенда о
человеке, спасителе десятков тысяч людей еврейской национальности. О вас
будут сочинять книги и слагать песни...

Голос полковника звучал ровно, выражение глаз скрывал отблеск очков,
Валленберг подумал, что очки, наверно, специального изготовления.

- ...Вполне допускаю, граф, что вы смогли предотвратить взрыв гетто.
Советские танки ворвались в Буду, и охранники гетто заботились уже не о
выполнении приказа, а о собственной шкуре. Но это весна сорок пятого года.
А в сорок четвертом они еще верили в победу третьего рейха. Вполне
допускаю, что вы на свой страх и риск оформили десять, двадцать, ну сто
пропусков. Но раздавать шведские паспорта направо и налево, вывозить евреев
пачками из Венгрии, прятать их на тайных квартирах? И это в условиях
тотальной слежки режима Хорти и антисемитизма местного населения? И Эйхман,
ответственный лично перед Гитлером за Окончательное Решение, смотрел на
шалости шведского дипломата сквозь пальцы? Я не верю вам, граф.

- Не верите мне? Запросите вашу агентуру, ваших людей, - рассердился
Валленберг и получил сухой ответ:

- Наша агентура следила за передислокацией войск противника, и в первую
очередь танковых частей. Нам эти сведения тогда представлялись более
важными.

"Он не прикидывается, - подумал Валленберг. - Он не следователь, он
разведчик. Жалко, что я не могу ему рассказать правды. Он не поверит".

- Я не ставлю под сомнение ваши поступки, - монотонно продолжал полковник,
поблескивая очками. - Я хочу знать, кто прикрывал вашу деятельность.
Профессиональный интерес. Поймите, граф, я знаю, в каком вы состоянии и что
вы держитесь на уколах. Я вам сочувствую, но от моего сочувствия вам ни
холодно ни жарко. Не могу ничего вам обещать. Они спросят мое мнение, а
решат вашу судьбу так, как им прикажут. К тому же...

- Я не жилец на этом свете, - в тон ему сказал Валленберг. - Спасибо,
полковник, вы достаточно откровенны. - И снова: - Курите? Курите. Не
валяйте дурочку.

- Вы встречались с Эйхманом? Вы купили Эйхмана? Вы могли купить Эйхмана? -
залпом выстрелил полковник.

Валленберг поморщился. Возвращались боли.

- Я искал встречи с Эйхманом, ибо Эйхман был ключевой фигурой. Встречи не
было. Эйхмана нельзя было купить. Но по каким-то своим соображениям Эйхман
посчитал, что ему лучше не вмешиваться в мои дела.

- Все?

- Все.

Полковник снял очки. Колючий, неприязненный взгляд.

- Как я и предполагал. Какие-то соображения Эйхмана имели имя. Имя это -
Вальтер Шелленберг. Бригаденфюрер СС, начальник Шестого управления. Только
Шелленберг мог дать понять Эйхману, что ваши игры - это его игры. А в игру
начальника внешней разведки третьего рейха лучше было не вмешиваться. Где и
когда вас завербовал Шелленберг?

- Нигде и никогда. Не верите? Устройте нам очную ставку. Я бы хотел
посмотреть на вашего Шелленберга.

- Шелленберг - нацистский преступник, - зло проартикулировал полковник. -
Он будет судим международным трибуналом и повешен, как и все нацистские
преступники. - И, поостыв, добавил: - Я бы добился очной ставки. Тут вы
можете мне поверить. Но он не в наших руках.

- Вы слишком откровенны, полковник. Это не к добру. Я чувствую, мне не
выйти с Лубянки. (В данный момент Валленберг чувствовал, что в позвоночник
загоняют гвозди, а в животе - два раскаленных кирпича. Действие укола
кончилось. Попросить позвать врача? Небось полковник только того и ждет,
чтобы сыграть роль добренького или злого следователя. "Не могли еще немного
потерпеть?". Могу, полковник.) Я стараюсь быть тоже предельно откровенным.
Почему? Потому что помню, как тысячи обреченных людей - для вас это лица
еврейской национальности, а для меня беззащитные люди, обреченные на
смерть, - ждали прихода Красной Армии, армии-освободительницы. И ведь вы не
сидели здесь, в Москве, вы же были в наступающих войсках?

- Именно так, граф. Тогда я уже был в наступающих войсках. Но перед этим
ваш Шелленберг много бы дал, чтоб я оказался в его руках. - Мелькнула
самодовольная улыбка, которую полковник погасил, растерев пальцем
переносицу и надев очки. - Почему у вас возникло желание посмотреть на
Шелленберга?

- Нашего или вашего?

Очки полковника нейтрально поблескивали, и вдруг Валленберг продолжил с
пророческой убежденностью:

- Майн Готт, я понял, почему я оказался в ваших руках. Ваших или
Министерства госбезопасности, НКВД, советской разведки, - не важно, как вы
теперь называетесь. Так вот, это все Шелленберг, это его наводка. А в
результате... Меня скоро не будет... Вы, может, и будете сидеть в своем
кабинете...

Свет в стеклах очков застыл.

- ...Не знаю, полковник, в ваших делах я не провидец. Но вы, пожалуйста,
запомните мои слова. Бригаденфюрер СС или внезапно умрет в тюрьме до
процесса, или его осудят на минимальный срок и выпустят на вольное
жительство через пару лет.

* * *

Официальная информация была приблизительной и расплывчатой. Вроде
существуют специальные лагеря, куда свозят для уничтожения евреев со всей
Европы. Лагеря, естественно, засекречены, туда не проникнуть, но если вам,
Рауль Валленберг, удастся вручить пропуска в Швецию хотя бы сотне человек и
тем самым спасти их от гибели, то можете считать свою миссию выполненной.
Действовать предписывалось в рамках дипломатической легальности.

Неофициальная информация (не из шведских источников) была более конкретной.
По каким-то причинам вас убирают из Стокгольма. Поручают безнадежную
миссию. Еврейским вопросом занимается Эйхман, Эйхман и только Эйхман. О
каждом вашем шаге в этом направлении ему доложат. Эйхман фанатик, его не
купить. Для Эйхмана превыше всего доверие Гитлера, и все это знают. И тут,
парадоксально, у вас единственный шанс: если бы вам удалось нейтрализовать
Эйхмана (как?), то от вас разом отцепились бы все венгерские и немецкие
службы. Кроме Шелленберга. У Венгрии статус независимого государства,
поэтому она - его вотчина. Однако есть мнение, что Шелленберг не будет
усердствовать. При условии, что Эйхман его об этом не попросит, а вы ни на
йоту не отступите от своей миссии: репатриация на родину подданных шведской
короны, пусть они и смешанных кровей.

Прибыв в Будапешт, Рауль Валленберг первым делом стал искать встречи с
Эйхманом. И встречаться с разномастными людьми, которые встречались с
Эйхманом. Город наводнили авантюристы и авантюристки всех мастей. Еще бы,
после высадки американцев во Франции Будапешт служил как бы последним
курортом для офицеров вермахта. Здесь в театрах играли оперетты, в
ресторанах подавали гуляш и наливали токай, дамы были очень отзывчивы, и,
прогуливаясь по набережным Дуная, никто не опасался выстрела в спину -
идеальное место высоким чинам отдохнуть от трудов праведных. От трудов
праведных в Польше, Югославии и на Восточном фронте... А наиболее
проницательные чины уже догадывались, что знакомство со шведским
дипломатом, таким любезным и щедрым, скоро может оказаться весьма полезным.
Услуга за услугу. И Валленбергу организовали встречу с Эйхманом.

Официально никакой встречи не было. Эйхман не хотел, чтоб у Шелленберга был
повод нашептать фюреру, будто он, Эйхман, имел контакт с дипломатом
нейтральной страны. Просто на приеме в турецком посольстве Эйхман уединился
с послом для конфиденциальной беседы - по просьбе посла, и тут совершенно
случайно в кабинете появился Рауль Валленберг, и тут (стечение
обстоя