стро, как на собаке. Теперь плечо зажило, но
левая рука ныла и болела. Я пытался не обращать внимания, да Дженни
засекла, наорала ("Не смей от меня ничего скрывать!") и повезла к врачу...
Мне бы ее водить в дансинги и рестораны, развлекать и баловать! Так нет,
она меня возит на скучные медицинские процедуры: анализы, рентген, уколы. И
платит из своего кармана (в моем кармане стерильная чистота и пустота),
причем сошел секьюрити ей ни хрена не компенсирует, я же иностранец ("Тони,
не занудствуй, выбрось из головы!")...

Врач направил меня на массаж. Чтоб несколько сэкономить, Дженни позвала
русского массажиста, который приходил домой и брал за сеанс меньше, чем
американские патентованные специалисты. Про него Дженни сказала: "Забавный
тип. Самоучка. Когда-то он мне массировал спину. Руки волшебные, характер
вздорный. Ни с того ни с сего попросил две тысячи в долг. Я поняла, что он
проверяет: дескать, верю ли я ему? Я дала. Вернул через месяц".

Мое воображение разыгралось. Мужчина, потребовавший две тысячи в долг, в
женском лексиконе не соответствует "забавному типу". Значит, было так: Джек
уезжал на теннисные корты и появлялся массажист... Дженни лежит на постели
голая по пояс. Массажист склонился над ней, "волшебные руки" разминают
плечи, спину... Женщину массаж расслабляет, а "вздорный характер" при виде
такого богатства натуры возбуждается. Пальцы осторожно скользят чуть ниже
спины, еще чуть ниже...

В одной из прежних жизней я знал врача, который мне хвастался, как он делал
массаж молодым завлекательным дамам. Если после разведки (ниже спины) дама
не реагировала, он стаскивал с нее остатки одежды и ставил пациентку в
позу. Причем ни она, ни он не произносили ни слова. Считалось, что это как
бы продолжение массажа...

Однако повторяю, опыт прежней жизни годится лишь для прошлого. Может,
сейчас все иначе? Я Дженни вопросов не задавал.

Массажист почему-то панибратствовал со мной на первом сеансе, а дальше
повел себя очень почтительно ("Антон Валентинович, не беспокоит?"). Я
спросил из любопытства у Дженни, чем вызвана перемена.

- Русская хамская манера. Я сразу заметила и провела воспитательную беседу.
Рассказала, какой ты знаменитый... Тони, я рассказала только, какой ты
знаменитый профессор! Он проникся...

То есть она предугадывала даже мелочи, которые могут мне не понравиться! И
наоборот, находила такое, что должно было льстить моему самолюбию.
Например, в разгар ужина, когда я таю под ее взглядами (как женщина под
ласковыми пальцами массажиста?), следовал якобы спонтанный вопрос:

- Тоничка, тебе не было страшно скакать на этого парня? Ведь он мог бы тебя
убить каждым своим выстрелом.

Как я заважничал! И ответил небрежно: мол, полковник Жером Готар имел
привычку скакать - как ты говоришь, Дженни - на прусские и русские полки, а
пехота того времени стреляла более метко.

И наверно, именно в такой момент полного распада я ей признался:

- Дженни, я паршивый эгоист и рад, что мне не суждено увидеть тебя в
преклонном возрасте. Ты останешься для меня всегда молодой и ослепительно
красивой.

...Опыт прежней жизни подсказал бы: женщина мечтает прожить с любимым
человеком как можно больше лет и умереть с ним в один день.

Увы, повторяю, прошлый опыт не делал меня ни мудрее, ни проницательнее.

* * *

"Меня не смущает разница в возрасте, - сказала Дженни. - Между прочим, это
сейчас модно". Модно? Допустим. В Америке действительно наступил сезон
охоты на знаменитостей и миллиардеров. По сути дела, он никогда не
прекращался, однако юные прелестницы сообразили, что гораздо легче
отстреливать дичь шестидесятилетней кондиции. Дичь потеряла скорость (не
только мышления), уверенность в себе, попадала в нехитрые ловушки, а
профессиональная охрана - жены и любовницы - ослабила бдительность,
полагая, что залежавшийся товар не будет пользоваться спросом. Заграбастав
добычу, предприимчивые Артемиды получали наслаждение в интимном гнездышке
(какая-нибудь трехэтажная вилла), а именно: потчевали своего драгоценного
избранника супом из протертых овощей, шпинатом, брокколи и широким набором
медикаментов от поноса, запора, желудочных колик, сердечной
недостаточности. В сумерках за километровой оградой, оборудованной новейшей
электроникой, бродили другие двуногие хищницы и скулили от зависти.

(А я чем занимаюсь? Как благородный человек, чуждый зависти, я, господа,
иронизирую.)

Не обладая ничем, что могло бы разжечь аппетит этих альтруисток, я
энергично строил планы светлого будущего. (У всех свое хобби: зарабатывать
миллионы, покупать картины импрессионистов, сниматься в главных ролях,
получать "Оскары". У меня - воздвигать хрустальные дворцы.) Конституция,
составленная Сен-Жюстом двести лет тому назад и обещавшая блага Франции и
всему человечеству, так и не была задействована. Что не удалось в отдельно
взятой стране, может, удастся в отдельной семье? (В отдельно взятой
голове.) Как ни странно, проблемы, связанные со здоровьем, меня не очень
волновали. Я вошел в хорошую форму и надеялся ее сохранить на обозримый
остаток лет. Когда-нибудь моей райской пташке надоест слушать мои россказни
- соловья баснями не кормят. Но к тому времени я придумаю совершенно
феноменальный курс лекций по истории, который принесет мне известность не
только в университетских кругах. Далее - an! - меня пригласят на
телевидение. Программа профессора Сан-Джайста для американских
интеллектуалов (без рекламы!)... Я обрисовываю лишь контуры хрустального
дворца. Кто, почему, за каким лешим меня пригласит - цементная каша,
железная арматура, прозаический мусор. В конечном счете мы с Дженни
появляемся на официальном приеме в Белом Доме, и тогда Дженни, девочка
честолюбивая, понимает, что ее игра в каком-то смысле стоила свеч. Ее
паршивый босс, "император Хирохито", увидев Дженни в телевизионных новостях
на пороге Белого Дома, тут же повышает своей престижной сотруднице годовой
оклад в два раза, но Дженни имеет и более интересные предложения... К тому
же с моей еженедельной программы по телевидению капает какая-то мелочишка
на молочишко. Дженни открывает свой бизнес или входит на равных паях в
крупную корпорацию.

В этом месте меня захлестывали варианты, я тонул в их круговороте.
Исключался лишь один: вариант размеренной неторопливой жизни с чтением
книг, посещением музеев, путешествиями по миру, буколическими прогулками и
прочими радостями пенсионной жизни. Дженни с ее бешеным темпераментом
разобьет вдребезги любую золотую клетку. Итак, крупная фирма с филиалами в
других странах, чтоб моя девочка могла летать в первом классе
(инспекторские поездки) и иногда брать меня с собой. Но таким образом на
авансцене возникали партнер (партнеры!), помощники по бизнесу, секретари,
шоферы, охранники и прочие "контакты" из породы голден боев, с которыми
требовалось подписывать контракты.

...Я не обольщался. Естественно, когда-то у нее будут романы. Я живо
представлял себе некоторые ситуации на горнолыжном курорте, на пляже во
Флориде, где в пятизвездочных отелях продвинутые фирмачи предпочитают
устраивать конференции по продвинутому бизнесу и куда меня точно не
затянешь. Что ж, я сумею соответствовать. Опытный всепрощающий муж, не
реагирующий на подозрительные телефонные звонки, на поздние возвращения
жены с деловых party. Потом она сама мне все расскажет. Доверие и любовь
восстановятся. Дженни не нужен молодой ревнивец (достаточно она нахлебалась
с Джеком), пусть чувствует себя свободной женщиной (в разумных пределах),
это в ее характере.

То есть я загадывал на много лет вперед, и картинки будущего, несмотря на
свою экстравагантность, выглядели если не розовыми, то вполне приемлемыми
для нас обоих.

Какими-то своими прожектами (кроме моей всепрощающей терпимости) я с ней
делился. Удивительно, лекции по телевидению для интеллектуалов не
показались ей бредовой идеей (я-то опасался, что Дженни сразу отвезет меня
в свой госпиталь и запрет в палате для буйнопомешанных).

- Это реально. У тебя уникальные знания. Ты сможешь превратить свои
выступления в театр. Ты не умеешь, как говорят американцы, себя продавать.
Этим займусь я. Назови программу так: "Поиграем в Историю".

Поиграем в Историю? Почему нет?

Для тренировки, когда у Дженни выпадал свободный час, я устраивал театр на
дому. Театр одного актера, но Дженни подавала мне нужные реплики. Я ей
объяснял обстановку, и она поначалу держалась в рамках, потом
импровизировала. Например, я разыграл суд над Дантоном. Дженни в роли Люси
Демулен должна была повторять одно слово - sc[EACUTE]l[EACUTE]rat (злодей!
негодяй!) - словечко, ныне редко употребляемое во Франции. Словечко ей
понравилось. Только я делал паузу, как она мне бросала явно с
удовольствием: "Sc[EACUTE]l[EACUTE]rat! Sc[EACUTE]l[EACUTE]rat!" По ходу
действия Сен-Жюст доказывал сомневающемуся Робеспьеру необходимость казни
Дантона и Камилла Демулена. Дженни вошла в раж и стала кричать: "Палач!
Убийца!" Я даже несколько обиделся.

- Ты мне заменяешь телевизор.

...Хоть что-то заменяю. Эрзац. Заменитель. Впрочем, заставить американочку
смотреть вместо полицейского сериала домашний спектакль, согласитесь, не
так уж плохо.

По просьбе трудящихся я вернулся к роману Жозефины Богарне с капитаном
Жеромом Готаром. И тут мы застряли. Дженни взяла в свои руки режиссуру,
театр превратился в сплошное выяснение отношений. Стоило мне открыть рот,
как в ответ сыпался град упреков. Мадам Богарне обвиняла месье Готара в
том, что служила для него лишь физическим и телесным объектом (куда
вставить), для плотских скотских желаний, и, дескать, никакой возвышенной
любви с его стороны не было. (И это говорила женщина, учившая меня
приоритету секса! Здорово перевоплотилась, вжилась в роль.)

В субботу днем, когда Элю уложили спать, я попробовал продолжить.

- Давай поиграем, - сказала Дженни и опустила в спальне шторы.

Я попал в объятия Жозефины. Блаженство. Полузабытье.

Вдруг я услышал змеиный шепот:

- Как я ненавижу твое хвастовство! Король Карл Четырнадцатый! "Шведский
стол"! Диса, Кристина ему подставляли жопы! Так ведь это не ты. Это маршал
Бернадот. Бернадот, он настоящий мужик, он мог и с двумя. А ты всегда был в
постели ноль. Как ты смел променять меня на шведских блядей? Конечно, я
тебе казалась старой бабой, да? И почему ты придумал особняк в Пасси? Я
имела квартиру в центре Парижа на улице Шантерейн.

- Ты забыла, - возмутился я. - Ты потом переехала с Пасси на Шантерейн.
Тебе выгодно забывать какие-то факты. И я первый начал называть тебя не
Роз, а Жозефиной. Бонапарт многое слямзил у меня!

Тут я, конечно, сморозил глупость. Генерал Бонапарт не подозревал о моем
существовании и не мог знать, как я называл виконтессу Богарне. Но я тоже
вошел в раж, был оскорблен и уязвлен. Откуда у нее такие сведения о
Бернадоте? Сведения точные, я-то был в шкуре Бернадота, однако ей почему
известно о его галантных подвигах? И с какой уверенностью заявила... Ну да,
по Парижу ходили слухи об оргиях, послетермидорианских балах, которые
устраивала Тереза, тальеновская проститутка и, между прочим, ближайшая ее
подружка. А Бернадот с солдатской непосредственностью мог их трахать обеих,
он эту работу любил. Смотри, проговорилась... Надо бы у нее еще выпытать...
Сделаем обходной маневр.

- Меня поражает твое легкомыслие. Всегда жила, не заглядывая в завтрашний
день. С Бонапартом тебе подфартило. А я не смогу подарить замок в
Мальмезоне.

- Обойдусь. У меня большая зарплата.

- Что толку от твоего большого заработка? Ты все тратишь, ничего не
откладываешь. Купи в кредит дом или квартиру. Хоть какое-то вложение денег.

- Лос-Анджелес - зона повышенного риска. И страховки огромные, не имеет
смысла. Если случится опять землетрясение - плакали мои денежки.

- Они и так плачут. Ты их пускаешь на разную ерунду, на ветер. Кто покупает
солнечные очки в Беверли-Хиллз?

- Знаешь, мне надоело! Наполеон меня тоже пилил ржавой пилой, но он хоть
имел на то право. Мне полагалось два миллиона в год, и все равно я
зарывалась, делала долги. Тысяча триста платьев было в моем гардеробе. И
каких! Они нравились Императору, когда он их видел на мне. Он впадал в
ярость, проверяя мои счета. Думаю, он просто психологически не мог понять,
что платья - тряпки, по его мнению - стоят так дорого.

- Ты его очень боялась?

- Я его очень боялась, и я его очень любила.

- А твоя интрижка с капитаном Шарлем?

- Чистое безумие. Баловство, - однако голос ее дрогнул. - Забавный тип. В
отличие от вас всех с ним всегда было весело. Баррас даже в постели решал
государственные проблемы, Бонапарт готовился к очередному сражению, да и ты
появлялся с мрачной рожей. А Шарля ничего на свете не интересовало, кроме
этого дела. - Короткий смешок. - Он каждую минуту меня хотел... Бонапарт
должен был приехать ко мне в Милан. Заслуженный отдых после боя. А я
умчалась к Шарлю в Геную. Дура, могла потерять все... Ничего не соображала.
Как я мучила моего маленького генерала.

- Потом ты с ним встречалась?

- С Шарлем? - Вызов в голосе. - Если это называется "встречаться", то да.

- Долго?

- Кончилось само собой... Когда Наполеон возложил мне на голову корону и
несколько раз ее поправил, как шляпку, я почувствовала себя счастливейшей
женщиной в мире. Я стала образцово-показательной супругой. В Фонтенбло была
скука смертная. Император ввел во дворце военный распорядок. Я знала, что
он мне изменяет, но прощала ему все. И он любил спать со мной. Если бы не
его сволочное семейство, каркающее как вороны, и требовавшее куска
пожирнее... Да происки Фуше и Талейрана... Плевала я на них! Если бы я
могла родить ему сына, никуда бы он от меня не ушел! И Мария-Луиза,
ничтожество, плоскодонка, боялась меня. Ведь Император тайно приезжал в
Мальмезон... Ты не знал? Никто не знал. Я не афишировала. Ладно, время
твоей прогулки. Good bye, my love!

Я шагал по Вентуре и размышлял о странностях судьбы. Бедный Бонапарт! Перед
ним дрожала Европа, а Жозефина ему изменяла с мразью, интендантишкой,
заурядным ходоком по бабам. И на Аркольский мост он бросился от отчаяния.
Схватил знамя и вперед, под пули! Не героизм, а попытка самоубийства... И
ты два столетия был уверен, что она тебя любила больше всех, что не
простила разрыва, страдала... и уж потом, когда ей возложили императорскую
корону, корона, понятно, перевесила все и всех. Оказалось, не ты был героем
ее романа, а Шарль. Интендантик! Тыловая крыса! Знал самый простой путь,
чтоб завоевать женщину: с шуточками и прибаутками лез на нее каждую минуту.
Вон как осветилось ее лицо, когда ты спросил про Шарля.

Чье лицо?

Вспыхнул красный светофор на перекрестке, застопорив мои движения. Машины
плавно заворачивали с Вентуры. Тут только до меня дошел смысл нашего
разговора.

Дженни гладила белье. Эля маячила перед телевизором. Я уселся на диване и
не спускал взгляда с Дженни. Она улыбнулась и, по обыкновению, начала
пританцовывать под музыку мультфильмов. Я дождался рекламной паузы.

- Дженни, ты помнишь, о чем мы с тобой говорили?

- Господи, опять? Опять про то, что я бросаю деньги на ветер?

- Нет, о чем мы говорили после?

- Когда после? Ты сразу отправился на прогулку.

Я смотрел на нее в упор. Ее глаза не лгали. Она не помнила. Не было
никакого разговора, и точка!

* * *

Хочу подчеркнуть: это был блокадный период. Дома телефон трезвонил часто,
да все спрашивали Дженни. Меня - ни одна сволочь. И вдруг позвонил Доул.
Привет, куда ты пропал? И т.д.

- Лечусь, привожу себя в порядок.

Жду, как отреагирует. Моя фраза пропускается мимо ушей.

- Я давно обещал пригласить тебя в рыбный ресторан. Завтра к восьми вечера
подъезжай с Дженни. Вот адрес...

В рыбный ресторан? Первый раз слышу. Может, Дженни и обрадуется "выходу в
люди", но ведь я ей рассказывал про Доула и получил инструкцию - держаться
от него подальше. Надо поблагодарить и отказаться.

- Будут Z и Y, - продолжал Доул, - со своими ближайшими помощниками. Сейчас
я тебе обрисую ситуацию.

Z и Y! Ветераны Системы, когда-то мы с ними пересекались. Где и когда?
Припоминаю с трудом, но они-то меня запомнили. У чиновников выборочная
память: помнят вышестоящих. Теперь они главы здешних интересных ведомств, а
ты - отставной козы барабанщик, и в твоем положении...

- Завтра не могу, - сказала Дженни. - Ленч с шефом и партнерами из Сиэтла в
китайской "Красной розе". Два обеда в день, я лопну. А куда нас зовут? Ты
шутишь! Никогда не думала, что попаду в этот ресторан.

Мы застряли в пробке на фривее. Дженни нервничала. Я ее успокаивал: "Без
нас не начнут".

На дверях висела табличка: "Closed". Бой в зеленой ливрее и турецкой
шапочке взял у Дженни ключи от машины. Мы вышли. Ресторан был пуст, лишь в
углу за длинным столом сидела компания. Большие бы деньги заплатили местные
газетчики, чтоб ее сфотографировать!

Мы сели рядом с Y, напротив Z. Официант тут же принес мне пепельницу. Я
удивился: "Запрещено же курить!" За столом сдержанно засмеялись.

Ладно, что мы тянем? Слюнки текут. Американские "дары моря" отличались от
французских тем, что устрицы крупнее, креветки - калибра куриной ножки,
лангуст - размером с теленка. Вкусноты необычайной. Я поспешил сообщить
свое мнение, чем вызвал благожелательность публики. Дженни как-то выпала из
моего поля зрения, ибо мы сидели с краю, а я был занят. Жратвой? Конечно,
не брезговал, но я наблюдал за собравшимися, прислушивался и пытался понять
- правильно ли меня проинформировал Доул. (Доул присутствовал за другим
концом стола, исполняя роль тени отца Гамлета.) Похоже, правильно.

Z и Y. Два старых кота. Мышей не ловят. Не могут, или надоело, или считают
это занятие ниже собственного достоинства. Мышей ловят их заместители,
молодые (сравнительно), въедливые, энергичные котофеи. Ловят ревностно,
когти у котофеев острые (надо делать карьеру!), поэтому невольно (или
вольно?) задевают соседнюю команду, наступают на лапы, вцепляются в хвосты
- шерсть летит клочьями. Словом, возникли междуведомственные трения. Старые
коты не могут приказать замам убавить рвения (такие приказы не дают, и
такие приказы не приемлют). Старые коты договорились устроить встречу на
нейтральной территории в узком кругу с женами. Повод? Французский
профессор, которому обещали продемонстрировать чудеса американской
кулинарии. Кто этот француз? Вам его имя ничего не скажет, а мы его давно
знаем. Главное, ребята, поужинать в неофициальной обстановке, поболтать,
посмотреть друг другу в глаза, а там, глядишь, догадаетесь, что лучше жить
в мире и дружбе, а не усердствовать в игре "поцарапаемся, покусаемся".

На мой взгляд, мудрое решение. Не самый плохой способ тушить тлеющие
конфликты.

Беседа за столом развивалась по намеченному плану, котофеи бархатными
лапами касались щекотливых тем, что-то само собой сглаживалось, но у старых
котов была еще своя, скрытая цель, для чего они старались вывести меня на
сцену, - незаметно, настойчиво готовили мне площадку. Z заговорил о
недавней конференции в Вашингтоне - пример, как без всякого шума провели
важнейшее мероприятие, расставили точки над "i". Котофеи вникали и
облизывались, чувствуя себя причастными к событиям, происходящим на высшем
уровне. Y, вторя коллеге, начал цитировать доклад Генри Киссинджера,
намеренно искажая какие-то места. Я понял, что пора встревать, за этим и
позвали.

- Фрэнк, позволь поправить. Киссинджер заявил следующее: "..."

- Где вы это прочли? - прервал меня котофей из команды Z. - О конференции
писали очень скупо.

И в глазах хищный блеск. В службах таких людей называют бульдогами.
Вцепляются мертвой хваткой. Лорд Байрон ему продекламирует: "Я одинок.
Средь волн морских корабль меня несет". "Стоп, - скажет котофей с
бульдожьей челюстью - Кем зафрахтован корабль? Какой груз? Когда вы ощутили
себя одиноким? В семь часов пятнадцать минут? Утром или вечером? Куда
подевались матросы? Кто находился в рулевой рубке? Направление и сила
ветра?"

То ес