фаворитки свободно! И Кристина опустилась
перед королем на колени и преданно глядя ему в глаза, прошептала:

- Мой повелитель, хочу французскую любовь...

Поздно ночью Кристина возвращалась в дом Олафссона; она знала и кто правит
лошадьми (адъютант короля, который танцевал с ней в ратуше), и что на
следующей неделе за ней приедут опять (место баронессы свободно?), и всю
дорогу она вспоминала чудесный вечер и то наслаждение, которое она
испытала, когда король грубо, по-военному, разложил ее на софе (точно так
же, как тот ефрейтор, затащивший ее, шестнадцатилетнюю, на сеновал - первый
мужчина), и как она долго занималась тем, что король называл "faire
l'amour", и она, ничего уже не стесняясь, кричала и просила: "Еще, еще!"
Король научил ее быть женщиной. А рука в левом кармане шубы поглаживала
кошелечек с золотыми монетками. Тоже приятно. От Олафссона за всю жизнь
столько не получишь. И Кристина вспомнила все, что говорил ей король в этот
вечер, и лицо ее горело. "Смотри мне в глаза, ma belle". Придумали же
французы пикантную любовь! И Кристина не оплошала, исполнила не хуже
французских grande dame... И, наверно, не хуже, чем баронесса. "Диса -
девочка сообразительная". Однако баронессу отправляют в Норвегию. Времена
меняются. И красивые модистки...

Войдя в дом, Кристина зажгла свечу и сняла шубу... Да, нарядное шелковое
платье безнадежно измято. Если Олафссон спросит... "Еще, еще, мой
повелитель". Кристина поднялась в столовую. На столе пустые бутылки, на
тарелках остатки еды. Ненавистный запах соленой рыбы. Если Олафссон
спросит, она кинет на него презрительный взгляд и скажет: "Я была у
короля".

Но из спальни доносился заливистый храп.

* * *

Башенные часы на дворцовой площади пробили... Сколько? Не считал. Знал, что
поздний вечер. Надо обязательно закончить письмо к Дезидерии. "Почему ты не
приезжаешь, моя радость?" Король отложил перо и зашагал по кабинету
взад-вперед. Письмо к Дезире Клери требовало такта и дипломатии. Кажется,
нет ничего проще объяснить: Швеция нуждается в стабильности, стабильность
связана с укреплением монархии, королева должна жить в Стокгольме, династия
- иметь продолжение, то есть их сын, наследный принц Оскар, должен
жениться. Думает ли мать о его будущем? Если думает, почему не видно
результатов? Почему Оскар застрял в Париже? На что уж Император мнил себя
выше всех смертных, однако превосходно понимал приоритет интересов династии
- предпочел Марию-Луизу Валевской, которую любил, отказался от Жозефины.
Все просто и ясно, безукоризненная мужская логика!

...Беда в том, что женщины эту логику не воспринимали. Им подавай нечто
сумасшедшее, нереальное. Мечтала же всерьез мадам де Сталь в 1813 году
посадить Бернадота на французский трон, развести его, Бернадота, с Дезире,
самой развестись с Рокка и стать французской королевой! Или, наоборот,
сугубо земное, чувственное "еще, еще, мой повелитель..." Вот тогда они
преданны и послушны.

Король с удовольствием припомнил вчерашние забавы. Как старалась Кристина!
И это не было с ее стороны притворством, уж в таких вещах король
разбирался. С Кристиной просто и весело. И Кристине ничего дополнительного
от него не нужно (деньги, подарки - само собой разумеется, король платил
всегда и всем), ей нужен был он, мужчина с гасконским темпераментом. Диса -
другое дело. Она честолюбива, с характером. Она вела сложную игру,
прикидывалась паинькой и попутно выясняла у простушки Кристины ("Баронесса
мне покровительствует" - дуреха, поверила!) подробности. Хотела знать, в
чем различие ее, Дисы, свиданий в охотничьем домике и королевских
развлечений с другими дамами. Обижалась, таилась и ждала. Ждала, когда
король к ней привыкнет, когда она, молодая, красивая аристократка наберет
огромную силу, чтоб ставить свои условия. Смышленая девочка. Король вовремя
почуял опасность. Интересы династии превыше всего.

Почему же Дезидерия не приезжает?

Не простила ему мадам Рекамье? Глупости. Старые истории не в счет. Ведь
пропустил он, маршал Бернадот, мимо ушей сплетни, что император изволил
проявить благосклонность к своей бывшей невесте Дезире Клери. Императорская
благосклонность, как и его, королевская? Император был благосклонен к
Дезире, а он, король, к Дисе? Императорам и королям все дозволено? Нет.
Решил момент прозрения, истины. Конечно, когда маршала, тяжело раненного в
Польше, привезли в Париж, Дезире трогательно за ним ухаживала, пока он
выздоравливал. Но он хорошо помнил то мгновение, тот первый миг... Он
вынырнул из небытия. Открыл глаза. У постели сидит женщина. Лицо печальное,
тревожное. Чужая женщина с незнакомым лицом. Она обрадовалась, увидев, что
он открыл глаза. Улыбка сделала ее сразу очень привлекательной. И память,
его память, словно проснувшись, услужливо подсказала: "Это твоя жена,
Дезире Клери". И все как будто встало на место. Он, маршал Бернадот, князь
Понте Корво. Где же мой маленький сын Оскар?

...Чужая женщина с незнакомым лицом.

Король подошел к столу и быстро начертал на листке недостающие фразы: "Ты
сидела у моего изголовья, когда я, с простреленным горлом, в
бессознательном состоянии, боролся со смертью. Благодаря твоей любви и
заботе я смог выжить. Ты была со мной рядом в тяжелое время. Почему ты не
хочешь разделить со мной счастливые дни?"

Вот так. Дезидерия по каким-то причинам демонстрирует ему, что ее не
купишь, даже короной. Теперь ее просят совершить благодеяние. В этом случае
можно принять во внимание и интересы династии. Женская логика.

* * *

Он не изменил королеве Дезидерии. Дезире Клери, ставшая королевой
Дезидерией, сама по каким-то причинам предоставила ему полную свободу.

Видимо, сказывался гасконский темперамент Бернадота. Осенью 1806 года
Бернадот, Мюрат и Сульт ворвались в Восточную Пруссию и гнали остатки
прусских войск к Любеку. С особенным азартом действовал Бернадот.
Император, которому докладывали об успехах его маршалов, заметил: "Это уже
не война, это охота".

Охота... Король вошел в азарт. Женщины ему покорялись, как в ту осеннюю
кампанию прусские города. Прусские гарнизоны в знак капитуляции поднимали
белый флаг. Женщины, уткнувшись лицом в подушки на софе, задирали свои
нижние белые юбки. Прусские полки маршал сметал лихим натиском. Женщины
сдавались без боя. Король никогда и никого не принуждал. Во время дворцовых
приемов, на королевских и городских праздниках король фиксировал очередную
кандидатку. По ее глазам. Угадывал, какие страсти скрыты в этом
хорошеньком, якобы флегматичном нордическом создании.

Король ощущал дикую жажду жизни. В конце концов, его дважды убивали, и он
знал, что не хозяин своей судьбы. Наверно, отсюда желание наверстать
упущенное, а может, и взять авансом.

Казалось, король достаточно изучил женщин, мог предсказать их поведение, но
потом наступал момент, когда он ничего не понимал. Когда города
капитулировали, оставалось лишь следить за порядком, чтоб солдаты не
грабили дома, и благодарные жители вручали Бернадоту подарки и удостаивали
званием почетного гражданина. "Еще, еще, мой повелитель" - сколько раз он
это слышал! Полная сдача всех позиций в определенной позиции. Через месяц
вдруг узнаешь, что покорная красотка, ужасно обиженная, навсегда уехала в
Данию.

На войне было проще.

Женщины сами бросались в крайности, они не имели сдерживающих поводков.
Ведь Грета (та, что потом уехала в Данию) долго уговаривала короля
пригласить за "шведский стол" ее и подружку одновременно. Они посещали
охотничий домик по очереди, для них обеих это не было тайной, напротив, с
живейшим интересом обсуждали между собой проведенные вечера. Король
отнекивался. Грете хотелось остренького. Ну что ж, получилось весело и
забавно. На софу взбирались с энтузиазмом. Обеим понравилось. Но при
ритуале "французской любви" (Грета исполняла первой) король увидел в ее
глазах унижение и страдание. Ведь за Гретой внимательно наблюдала ее
подружка, наблюдала, обняв короля, и у Греты, наверно, было чувство, что не
король, а подружка ее делает. Подружка, когда настал ее черед, исполнила
все со страстью, явно предыдущая сцена ее очень возбудила, королю
приходилось повторять: "Полегче, полегче". Грета, естественно, тоже пытливо
заглядывала в глаза подружке, но реванша не получила. Подружка и дальше
(пока не появилась Диса) была частой гостьей за "шведским столом" и
признавалась королю, что никогда не испытывала такого упоительного
удовольствия, торжества, как в тот вечер. А Грета исчезла. Королю нашли ее
адрес в Дании, он послал ей письмо. Ответа (ответа на королевское письмо!)
не последовало. Спрашивается, чья вина, кто был инициатором? Женская
логика.

Король берег репутацию своих любовниц, не желал ранить ничье мужское
самолюбие, поэтому старался держать поездки в охотничий домик в строгом
секрете. Но даже замужние дамы сами афишировали свою причастность к
"шведскому столу" (если бы только в узком кругу избранниц!), хвастались
этим, как хвастаются сержанты-ветераны ратными подвигами. Случился у короля
роман и с примадонной стокгольмского театра. Развитая была дамочка, с
большим опытом и амбициями. Так получилось, что Жан-Люк умчался по
неотложному делу. Свидание срывалось. Тем не менее актриса прибыла в
назначенный час. Признаться, король обрадовался и спохватился лишь тогда,
когда услышал за дверью шаги Жан-Люка. Произошел диалог в духе Мольера:

- Как вы сюда приехали, проказница?

- На крыльях любви, мой повелитель.

- Обычно я посылаю эти крылья за вами. Наняли городскую пролетку?

- Не извольте беспокоиться. Меня с комфортом привез мой муж в семейной
карете. Я объяснила, что приглашена к вам на интимный вечер друзей читать
монологи из Расина и Корнеля. Вы остались довольны первом актом. N'est ce
pas?

- Муж к вам равнодушен?

- Ко мне? Обижаете, Сир!

- Где он сейчас?

- Я вижу, вы разгневаны? Напрасно. Мой муж меня ждет в таверне "Горный
олень", что на полдороге к Стокгольму. Он найдет там чем развлечься.

Король, с трудом сдерживая охватившее его бешенство, вызвал Жан-Люка и
приказал тут же отвезти мадам в таверну "Горный олень". Адъютант скорчил
недоуменную рожу (такого еще не бывало за "шведским столом"!) и удалился
готовить лошадей.

Актриса превосходно изобразила немую сцену. И голосом, точно копирующим
интонации трагедий Расина, добавила:

- Я вижу, Сир, вы решили вернуться к якобинскому пуританству. Какая
жалость! Интересно, что бы вы со мной сделали в эпоху революционного
террора? Приказали бы выпороть кнутом на площади?

- Приказал бы отрубить голову.

* * *

"Я бы вас любила, король", - сказала Диса. Однажды она спросила: "Зачем вы
требуете, чтоб вам смотрели в глаза? Наслаждаетесь своей властью?" Дерзкая
девчонка! Никто так не смел разговаривать с королем за "шведским столом". В
наказание король мог бы вызвать Жан-Люка и немедленно отправить баронессу
домой. Просила бы она прощения или уехала с гордой усмешкой? Вот этого
король не знал. В любом случае был бы для нее хороший урок. Однако король
сделал вид, что не услышал дерзости. Он застегнул мундир, разлил вино и как
бы между прочим начал рассказывать о превратностях военной фортуны. Как с
ходу взял Галл, неприступную крепость, которую сам Император, по его же
словам, не решился бы штурмовать, не имея пятидесяти тысяч войск. Про
Ваграм, где ему поручили командовать саксонскими дивизиями, а саксонцы
дрогнули под напором австрийцев, побежали, и Император с насмешкой бросил
Бернадоту: "Это что, маршал, ваш хваленый отвлекающий маневр?" Про страшную
рубку в снежном месиве Эйлау, когда все атаки разбивались о русскую стену.

...Грохот сотен орудий, батальные сцены с участием такого количества пехоты
и конницы поразили воображение Дисы. Она притихла, она жадно ему внимала...
Теперь бы она исполнила любой его каприз. В этот вечер король изменил
привычный ритуал. Увлекшись воспоминаниями и вином, он как будто забыл про
Дису. Зато в следующий раз баронесса была так нежна...

Король понял, чем была вызвана дерзость Дисы. Диса проверяла, заимела ли
она власть над ним и до какой степени. Заимела. Поэтому король предпринял
шаблонный ход, каждый офицер поступил бы точно так же, чтоб вернуть
расположение женщины. И в дыму артиллерийской канонады растворился меткий
одиночный выстрел. Ведь Диса спросила, словно выстрелила в упор...

Что он мог ответить? Что хочет представить себе, как смотрела Жозефина в
глаза Баррасу, когда она ему делала то же самое под столом (начинала под
столом, потом Баррас ее вытягивал на свет божий, любому мужчине любопытно
заглянуть в глаза даме, которая прилежно трудится...). И Жозефина знала,
что в этот день капитана Жерома Готара отпустили из казармы, что он мучился
неделю в ожидании свидания, что он сходит с ума из-за любви к ней. И она,
Жозефина, любила Готара... Так нет, поехала к Баррасу сразу, как тот ее
позвал, встала на колени, исполняла... И Баррас говорил ей: "Смотри мне в
глаза, май дарлинг", и она смотрела... Как? Что было в ее взгляде?
Притворство, смущение, удовольствие, унижение, страсть, фатализм,
капитуляция, покорность? И король сравнивал с тем, что наблюдал в процессе
(в процессах!), и, получая наслаждение (сказывался гасконский темперамент
Бернадота), умирал от ревности к той первой своей, любимой, женщине и
пытался понять - почему она поехала к Баррасу, и понимал, что ответа ему
никогда не найти.

Оскар привез письмо от Дезидерии. Королева сообщала, что приезжает в
Стокгольм на помолвку сына. Интересы династии... Король порекомендовал
Оскару побольше участвовать в государственных делах и поручал своим
министрам Д'Эндестрему и Ветерстедту взять шефство над принцем. Теперь
Оскар засиживался допоздна в королевском кабинете, помогал отцу разбирать
горы бумаг, которые поступали из сейма и Государственного совета. Король
почти свободно говорил по-шведски, но с чтением было хуже, поэтому король
боялся пропустить какой-нибудь двусмысленный канцелярский оборот, ловушку
законодателей, хотя в принципе граф Платтен бдил... А у Оскара молодая
голова, прекрасная память, и шведский язык стал для него как родной.

Король еще не был знаком с невестой, но безоговорочно одобрил выбор Оскара.
Разумеется, даже если бы Оскар вознамерился жениться на пастушке, король...
ну, сделал бы слабую попытку переубедить, но... нет, не запретил бы. Раз
любовь, раз сын так решил, досадно, конечно, да нельзя ломать ему жизнь.
Тут же все совпадало - и чувства, и интересы династии. Серьезный мальчик.
Будущая принцесса Швеции и Норвегии была внучкой короля Баварии и дочерью
бывшего вице-короля Италии Евгения Богарне. Это поднимало престиж шведского
трона в августейших домах Европы. Девушку звали Жозефиной.

Шведский корвет с Жозефиной Богарне - Bis встретили в стокгольмском порту
пушечным салютом.

Молодые поселились во дворце и вместе с графом Платтеном начали активную
подготовку официальных церемоний. Король и королева не вмешивались в их
деятельность. Они уединились в летней резиденции. Королеве нужно было
отдохнуть от длительного морского плавания и вообще после стольких лет
разлуки...

* * *

После стольких лет разлуки они говорили на "вы". Король был предельно
любезен и внимателен, королева - предельно вежлива. В первую же ночь
королева удалилась в свою опочивальню, сославшись на недомогание. На
прощание обронила загадочную фразу: "Завтра, Ваше Величество, я прошу у вас
аудиенции".

За завтраком они обсуждали молодых: смотрят только друг на друга,
счастливы, девушка - очаровательна; дай им Бог.

- Жозефина сказала, что отец ей много рассказывал про вас. Вы были с ним в
дружеских отношениях?

Вопрос был задан нейтральным тоном. Нелепейший, глупый вопрос, особенно в
устах Дезире Клери. На службе у Императора пути Евгения Богарне и Бернадота
неоднократно пересекались. Дезире ревновала мужа, что он, как и Евгений
Богарне, был завсегдатаем салона мадам Рекамье. Но это все из биографии
Жана Батиста Бернадота.

...Повеяло холодом из подвала казармы, где капитана Готара допрашивала
военная разведка. Неужели Дезире известно?..

- Не думаю, что он меня помнит. Когда-то мы гуляли с его матерью, с ним и
Гортензией в Пасси и Булонском лесу. Он был еще мальчишкой.

По ее глазам понял: угадал.

- Как мало я о вас знаю, Ваше Величество. Впрочем, и не стремлюсь. Мы могли
бы побыть наедине, чтоб нам никто не мешал?

После долгой разлуки? Вполне нормальное предложение. Если бы не голос.
Уверенный голос чужой властной женщины, которой от короля ничего не надо.
Ou presque.

Речь Дезидерии была на редкость логична. Явно давно продумана и взвешена.
Вы, король, замечательный правитель. Комплименты. Вы, Король, человек
чести, только что я в этом убедилась. Я вам благодарна за заботу о моем
сыне (мой сын - подчеркнуто). Я все сделаю, чтоб помочь Оскару быть
достойным наследником шведского престола...

- И норвежского тоже... - вставил король.

- Норвежского? - Дезире рассмеялась. - Пардон, забыла.

...Вот это чисто по-женски. Страной больше, страной меньше - какая разница?

...Королевские забавы со шведскими дамами меня нисколько не касаются, -
продолжала Дезире. - Я вам благодарна, что вы не пускаете их в мою спальню
(привет от дворцовых шпионов!). Интересы династии - превыше всего.
(Комплименты.) Со своей стороны я веду себя и буду вести очень лояльно по
отношению к вам. Поэтому я вынуждена скрывать свою личную жизнь. Личную
жизнь с моим мужем. Единственное, о чем я вас прошу, - учитывать, что я для
вас - замужняя женщина, и после свадьбы Оскара отпустить меня в Париж...

- Высокий бородач, которого вы прячете в своей свите - минуточку, я не
сказал... в своей спальне, - ваш муж?

В глазах Дезидерии вспыхнули воинственные огни.

- Меня предупреждали, Ваше Величество, что у вас хорошая информация. Да,
этого человека я люблю и любила всю жизнь. Если хоть волос упадет с его
головы...

- Я даю вам, мадам, королевскую клятву. Если пожелаете, его будут охранять
лучше, чем Оскара.

- Я вам верю, Ваше Величество.

- Смею ли я узнать его имя?

- Зачем вам оно?

- Мадам, до сих пор вы говорили со мной как королева. Сейчас начинается
женское кокетство.

- Как прикажете, Сир. Имя моего мужа Жан Батист Бернадот.

* * *

Пора было зажигать свечи. Что Дезидерия и сделала. Король слушал историю
маршала и смотрел на своего двойника (если снять парик и сбрить бороду и
усы - сходство разительное! Недаром Жан-Люк докладывал ему накануне о
"телохранителе" королевы с некоторым замешательством. У адъютанта зоркий
глаз), и у него было ощущение физическое: все, что рассказывал маршал, как
будто произошло и с ним, вплоть до галлюцинаций, потери памяти, острых
приступов головных болей. После ранения в Польше этот Бернадот очнулся в
маленькой крепости в горах Корсики. Ему объяснили, что его, графа Ферзена,
участника роялистского заговора, прячут от наполеоновской полиции. Врачи,
опекавшие его, представились верными соратниками. Они следили за здоровьем
"графа Ферзена", устраивали регулярные прогулки по лесным горным тропинкам
(для поддержания формы). Естественно, в сопровождении. Под конвоем.
Категорически запрещалось посещать ближайшие деревушки. Дескать, опасно.
Словом, комфортабельная тюрьма. Без всякой связи с внешним миром. "Граф
Ферзен" недоумевал: почему он забыл шведский язык? Объяснили: последствия
мозговой травмы, он упал с лошади. Успокаивали: язык вернется. В крепость
доставили даже шведские учебники. (Король сразу про себя отметил эту
подробность.) Потом стали доставлять старые парижские газеты. Промашка
вышла. В одной из газет Бернадот прочел сообщение о смерти графа Ферзена в
Стокгольме. Впрочем, к тому времени он уже о многом догадывался. Благодаря
газетам он обо всем узнавал, но с большим опозданием. Он прочел об
отречении Императора в Фонтенбло, а ему объяснили: ваш главный враг - Жозеф
Фуше, который при реставрации Бурбонов обрел огромную власть. Если Фуше
проведает, что вы живы, подошлет наемных убийц. Он прочел