вами,  если  бы  не  мое  боковое  седло!  -
воскликнула она.
   Николай натянул поводья жеребца и ухмыльнулся в ответ:
   - Ты ездишь, как ни одна из знакомых мне женщин, Емелия: как ласточка
в полете.
   - Это что? Русский вариант моего имени?
   Он кивнул.
   - Мою прапрапрабабку звали  Емелия.  Тебе  подходит.  У  нас  есть  и
мужское такое имя - Емельян. - Он загородил ей  дорогу.  -  Может  быть,
пройдемся немного пешком?
   - Что ж. - Эмма  легко  соскочила  с  лошади,  прежде  чем  он  успел
предложить ей помощь.
   Николай соскользнул с седла и  досадливо  прищелкнул  языком,  словно
упрекая своевольного ребенка.
   - Ты, Рыжик, чересчур самостоятельна.  Разве  преступление  -  иногда
опереться на руку мужчины? Или разрешить ему помочь тебе слезть с  коня?
Или подняться по лестнице?
   - Я не нуждаюсь в помощи. Не хочу ни от кого зависеть.
   - Почему?
   - Потому, что могу к этому привыкнуть.
   - Неужели это так страшно?
   Она нетерпеливо передернула плечами.
   - Лучше справляться самой. Я так всегда поступала.
   Оставив лошадей щипать траву под сенью старого  дуба,  они  пересекли
широкий зеленый луг. Над травами  жужжали  пчелы,  собиравшие  пыльцу  и
нектар с роскошного ковра полевых цветов.  Эмма  искоса  поглядывала  на
Николая. Ее не переставало удивлять то, что  он  идет  рядом  с  ней,  -
ступая с плавной грацией  прогуливающейся  кошки.  Никогда  в  жизни  не
встречала она такого непредсказуемого человека. Впервые она увидела его,
когда он чуть не разбил их семью. Тогда они все его ненавидели. Однако в
последующие годы он сумел прокрасться в их жизнь. И в доме  Стоукхерстов
теперь его принимали если не с распростертыми объятиями, то  по  крайней
мере вполне терпимо.
   - Никогда не думала, что мы будем вот так гулять с вами... наедине, -
заметила она.
   - Почему бы нет?
   - Ну, мой отец вас не любит, моя семья вам не  доверяет,  и  все  мои
знакомые считают вас опасным человеком.
   - Я не опасен, - ответил он, и на губах его заиграла улыбка.
   -  Судя  по  рассказам  и  сплетням,   опасны.   Негодяй,   изменник,
соблазнитель замужних женщин...  А  по  утверждениям  некоторых,  еще  и
хладнокровный убийца.
   Николай долго молчал. Потом она еле расслышала его ответ:
   - Все это правда. Даже последнее. Я покинул Россию потому,  что  убил
человека. Но вовсе не хладнокровно.
   Эмма споткнулась от неожиданности и  устремила  на  него  потрясенный
взор. Лицо его  было  замкнутым,  золотистые  ресницы  опущены,  скрывая
выражение глаз. Почему, ради всего святого, он признался ей в этом?  Она
почувствовала, что сердце ее часто забилось. Николай продолжал  идти,  и
она неуверенно следовала за ним. Они дошли  до  тенистого  проселка,  по
другой стороне которого шел деревянный заборчик.
   Николай  остановился  посредине  дороги,  мышцы  его  напряглись.  Он
рассчитанно пошел на риск, рассказывая Эмме о том, что совершил. Но  она
все равно узнала бы обо всем, так что лучше пусть услышит эту историю от
него. Испарина выступила у него на лбу,  четким  движением  он  стер  ее
рукавом.
   - Хочешь послушать об этом?
   - Пожалуй, - застенчиво проговорила она, но за  ее  сдержанностью  он
почуял жгучее любопытство.
   - Человека, которого я  убил,  звали  Савелий  Щуровский.  -  Николай
замолчал и с трудом сглотнул. Царские дознаватели  никакими  пытками  не
смогли  выжать  из  него  это  признание.  Конечно,   это   было   игрой
воображения, но ему вдруг показалось, что все шрамы заныли и стали жечь.
Он отрешенно потер запястья и продолжал, выдавливая из себя слова:
   -  Щуровский  был  любимцем  царя,  его  советчиком,   предполагаемым
генерал-губернатором Санкт-Петербурга. Они с моим братом  Михаилом  были
любовниками. Когда Михаил с ним порвал, Щуровский обезумел от  ярости  и
заколол его насмерть.
   - Ох, Боже мой! - прошептала Эмма, приоткрыв от  изумления  рот.  Она
пыталась осознать не только то, что  его  брат  имел  любовную  связь  с
мужчиной, но и то, что он пал от руки любовника. Подобное откровение, да
еще сказанное небрежно, обыденным тоном, ее поразило.  Такие  темы,  как
секс и убийство, в ее присутствии никогда не обсуждались, за исключением
нескольких материнских бесед о морали, проведенных с ней Тасей.
   - У меня не было никого ближе Михаила, - продолжал Николай. - И я был
единственным, кого волновала его судьба. Я за него отвечал. Когда он был
убит, я... - Он помедлил и потряс головой. Солнечные лучи  засверкали  в
его золотисто-каштановых волосах ливнем искр. - Лишь одна  мысль  давала
мне силы дышать, есть и жить - найти его убийцу!
   Постепенно Николай забыл, что всего лишь  рассказывает.  Воспоминания
нахлынули на него, затмевая  настоящее.  Глаза  оставались  открыты,  но
взгляд был невидящим.
   - Сначала я решил, что это сделала Тася. Как ты помнишь, я последовал
за  ней  из  России  в  Англию,  стремясь  заставить  ее  заплатить   за
совершенное преступление. Но затем я узнал, что в смерти  брата  виновен
Щуровский. Я знал, что справедливость не восторжествует, если  только  я
не возьму дело в свои руки.
   - Почему вы не могли передать это соответствующим властям?
   -  В  России  надо  всем   главенствуют   политические   интересы   и
соображения. Щуровский был фаворитом и советчиком царя. Я знал, что  его
никогда не станут судить за убийство Михаила. Он был слишком влиятельным
лицом.
   - Поэтому вы отомстили сами,  -  невыразительным  голосом  произнесла
Эмма.
   - Я позаботился не  оставить  никаких  улик,  но  тем  не  менее  под
подозрение попал. И меня арестовали. - Внезапно слова словно застряли  у
него в горле. Он столького не мог ей передать! Всех ужасов, гнездившихся
в нем где-то глубоко внутри. Жесточайшим усилием воли  он  вновь  принял
обычный  невозмутимый  вид.  -  Правительственные  дознаватели  пытались
выжать из меня признание если не в убийстве, то хоть в измене. Когда  же
я устоял и ни в чем не признался, меня изгнали.
   Он замолчал,  сосредоточенно  уставившись  в  землю.  Легкий  ветерок
шевелил влажные пряди, упавшие ему на лоб. Высылка из России была пыткой
хуже  смерти.  Она  означала,  что  он  будет   полностью   отрезан   от
живительного источника. Даже самых закоренелых преступников жалели, если
они подвергались высылке с любимой родины. Россия была великой  матерью.
Она питала детей своих морозной свежестью воздуха, тайнами темных лесов,
силой земли, баюкала в колыбели снегов.  После  прощания  с  Петербургом
какая-то часть души Николая съежилась и умерла. Иногда ему снилось,  что
он снова там, и пробуждение приносило невыносимую тоску.
   - Зачем вы рассказали мне это? - прервала Эмма его угрюмые  раздумья.
- Вы же никогда ничего не делаете без причины. Почему вы захотели, чтобы
я это знала?
   Николай посмотрел в ее серьезное лицо и саркастически усмехнулся:
   - Разве друзья не должны поверять друг другу свои тайны?
   - Откуда вы знаете, что я никому не скажу об этом?
   - Мне придется просто поверить тебе, душенька.
   Эмма пристально вглядывалась в него.
   - Вы жалеете, что убили Щуровского?
   Николай покачал головой.
   - Я не верю в сожаления. Они не могут изменить прошлого.
   - Вы - человек без морали, - сказала Эмма, устремив на  него  голубые
глаза. - Мне следовало бы вас бояться. Но я не боюсь.
   - Какая отвага! - усмехнулся он, забавляясь ее бравадой.
   - Я даже подумала... что, если бы оказалась на вашем месте, наверное,
сделала бы то же самое.
   Прежде чем Николай успел ответить, он ощутил ее прикосновение у  себя
на запястье. Он замер, осознав, что во время разговора невольно  потирал
шрамы на груди. Под ее тонкими пальцами рука его напряглась,  окоченела.
Но на лице Эммы не отразилось жалости. Она  смотрела  на  него  странным
взглядом, словно принимая таким, как есть: свирепым  существом,  которое
нельзя винить за то, что оно поступает согласно своей натуре.
   - Значит, ты не винишь меня за  это  убийство?  -  внезапно  охрипшим
голосом поинтересовался он.
   - Не мое дело вас судить. Но я понимаю, почему вы так поступили. - Ее
рука без перчатки легко легла на его руку. - Я сохраню вашу тайну, Ник.
   Николай не шевелился. Все его мышцы судорожно свело, внезапная  дрожь
нахлынувших  чувств  сотрясла  тело.  Он  не  мог  понять,   почему   ее
прикосновение, ее слова имели над ним такую власть. Одно было ему  ясно:
он хочет держать  ее  в  объятиях,  причинять  ей  страдания  и  утешать
поцелуями. Он хочет  опустить  ее  наземь  прямо  здесь,  распустить  ее
красно-золотые кудри и взять посреди  поля,  словно  крестьянку.  Вместо
этого он отпрянул и отдернул  руку.  Тоном  приятным  и  дружелюбным  он
ответил:
   - Верю, что сохранишь, Емелия.
   Она осторожно улыбнулась в ответ  и  возобновила  прогулку.  Ее  юбки
взметали пыль по колеям и засохшим буграм проселочной  дороги.  Николай,
засунув руки в карманы, шагал рядом. Она отреагировала  совсем  не  так,
как он себе представлял. С готовностью приняла его рассказ. Отнеслась  к
нему слишком легко. До сих пор семья  чересчур  оберегала  ее,  позволяя
жить своей жизнью, словно в каком-то романе. Эмма  оказалась  еще  более
наивной, чем он предполагал.
   "Бедная глупышка, - подумал он, украдкой  поглядывая  на  нее  сквозь
полуопущенные янтарные ресницы, - ну почему ты так облегчаешь мне задачу
соблазнить тебя?"
   Вслух же произнес:
   - Могу ли я вновь увидеть тебя завтра утром?
   Эмма заколебалась, прикусив нижнюю губку.
   - Нет, - наконец откликнулась  она,  -  я  до  конца  недели  буду  в
Лондоне.
   - Какие-то развлечения?
   -  По  правде  говоря,  я  собираюсь  принять  участие   в   собрании
Королевского общества гуманного обращения с  животными.  Меня  попросили
сказать несколько слов относительно новых законов о защите животных.
   - Твоя семья будет тебя сопровождать?
   Эмма поджала губы:
   - Нет. Они моими крестовыми походами не интересуются.  А  если  бы  и
захотели, я не хочу, чтобы они там присутствовали.
   - А-а, - понимающе протянул он, - значит, ты так и  не  помирилась  с
отцом.
   Она покачала головой:
   - Отец прогнал единственного человека, которого я люблю.  Если  бы  с
вами кто-нибудь так поступил, сомневаюсь, что вы поспешили бы простить!
   - Возможно, и нет. Но я ни в ком не нуждаюсь, в то время как ты... ты
в одночасье утратила свою любовь и семью. - Николай  внимательно  следил
за впечатлением, которое производят  на  нее  его  речи,  но  она  умело
скрывала  свои  чувства.  Проникновенным  голосом  он  сделал  еще  одно
замечание, тонко и хитро нацеленное:
   - Нелегко быть одинокой, не так ли? Пустота, молчание,  тоска...  Все
это может и дворец превратить в тюрьму.
   Эмма бросила на него задумчивый  взгляд.  В  широко  открытых  глазах
читалось удивление.  Она  не  смотрела,  куда  идет,  и  споткнулась  на
глубокой рытвине от  колес.  Николай  мгновенно  подхватил  ее,  помогая
восстановить равновесие. Прежде чем она успела запротестовать, он продел
ее руку себе под локоть и с веселой улыбкой заглянул  в  ее  вспыхнувшее
лицо.
   - Принимай  помощь,  когда  предлагают,  кузиночка.  Это  всего  лишь
временная поддержка.

***

   Королевское  общество  гуманного  обращения  с  животными   проводило
ежегодное  общее  собрание  в  одном  из  лондонских  лекционных   залов
неподалеку  от  "Ковент-Гардена".  Маленькое  здание,  перестроенное  из
гостиницы, располагалось по соседству с аукционами, книжными  магазинами
и конторами издателей. Окидывая  взглядом  комнату,  освещаемую  светом,
льющимся  в  приоткрытые  окна,  Эмма   ощущала   приятное   родство   с
присутствующими членами общества. Их  было  около  двух  сотен,  большей
частью пожилые мужчины: одни - сухонькие, оцепеневшие в креслах красного
дерева, другие -  полные,  едва  помещающиеся  на  квадратных  маленьких
сиденьях. Кое-где виднелись женщины, самая молодая из которых была вдвое
старше Эммы. Она знала, что их привели сюда весьма разные причины.  Лишь
некоторые разделяли ее страстную тревогу о благополучии животных, другие
же пришли просто потому, что это было модно. Однако все эти  соображения
были не  важны,  коль  скоро,  все  хотели  работать  вместе  для  такой
благородной цели.
   Ощутив на себе чей-то упорный взгляд, она  посмотрела  направо  вдоль
ряда. Молодой человек с узким  лицом  и  живыми  темными  глазами  сидел
неподалеку от нее. Пока  они  обменивались  осторожными  улыбками,  Эмма
попыталась припомнить его имя. Мистер Генри Даулинг, а  может,  Гарри...
Они разговаривали здесь раз или два. Если она  правильно  запомнила,  он
служил в издательской конторе,  но  главным  интересом  его  жизни  были
собаки колли. Он был известен как один из  лучших  заводчиков  колли  во
всей Англии. Его задорное остренькое лицо напоминало  Эмме  мордочку  ее
лиса Престо. На мгновение губы девушки расплылись в улыбке, но она сразу
же отвела от него глаза, однако продолжала ощущать на себе его взгляд, и
жаркий румянец полыхал у нее на щеках.
   Собрание выслушало нескольких ораторов. В зале не прерывался бумажный
шелест: члены общества  делали  заметки  и  готовились  к  выступлениям.
Деревянные сиденья скрипели, слушатели ерзали  во  время  долгих  речей.
Время  от  времени  речи  прерывались  вопросами  -  собрание  требовало
разъяснений. После четвертого оратора настал черед  Эммы.  Лорд  Кроулс,
президент общества,  предложил  заслушать  сообщение  о  руководстве  по
защите животных, и у Эммы пересохло во рту.
   Казалось, в зале воцарилась тишина. Эмма осторожно пробралась вперед,
держа перед собой как щит  ворох  бумаг.  От  возбуждения  и  страха  ее
подташнивало.  Побледнев,  она  крепко  вцепилась  в  пачку  листков   и
уставилась на маячившие перед ней ряды лиц.
   К удивлению Эммы, ее голос зазвучал звонко и уверенно:
   - Леди и джентльмены, я хочу предложить вашему  вниманию  поправки  к
"Наставлению" по защите животных. Оно было пересмотрено в соответствии с
многочисленными  полезными  и   разумными   предложениями   со   стороны
прославленных членов правления нашего общества. Если вы  сочтете  данное
"Наставление" приемлемым, мы распорядимся напечатать его большим тиражом
и распространить среди широкой публики.
   Пожилой джентльмен, сидящий в первом ряду, заговорил:
   - Не сочтет ли леди Стоукхерст за труд описать нам характер внесенных
поправок?
   Эмма коротко кивнула в ответ, и плечи ее слегка расслабились.
   -  Да,  сэр.  Теперь  в  "Наставлении"  более  подробно   объясняется
процедура  подачи  жалоб  насчет  избиения  животных.   Для   примерного
наказания виновных рекомендуется собрать  побольше  свидетельств  такого
проступка. Ни для кого не секрет, что животных часто избивают на улицах.
Мы  все  видели,  как  бьют  лошадей  кнутами,  дубинками  или   другими
предметами, как плохо обращаются с домашним скотом по дороге  на  рынок,
как мучают собак и кошек. Подобная жестокость многих возмущает, но  люди
не знают, что предпринять для  ее  пресечения.  Настоящее  "Наставление"
содержит в себе рекомендации, как  оценить  подобные  действия  и  каким
образом сообщить о лицах, совершающих такие преступления, властям.
   К удивлению Эммы, ей задал вопрос мистер Даулинг:
   - Леди Стоукхерст, а что вы скажете по поводу научных  экспериментов?
Упоминаются ли в "Наставлении" занятия вивисекцией?
   Эмма с сожалением покачала головой.
   - Медицинские  и  научные  сообщества  заявляют,  что  им  необходимо
производить вивисекцию, то есть операции на живых животных без  наркоза,
для того чтобы продвинуться в познании. Но  они  не  добиваются  ничего,
кроме жестокой и мучительной  смерти  тысяч  животных.  Я  полагаю,  что
упоминание об этом следует включить в "Наставление", но  пока  этого  не
сделано. Мы никак не можем узнать,  какие  эксперименты  необходимы  для
науки, а какие представляют собой лишь способы  пытки.  Возможно,  члены
общества  сочтут  целесообразным  создать  комитет  по  изучению   этого
вопроса...
   Эмма собралась продолжать, но что-то привлекло ее внимание в  глубине
зала. Знакомый золотистый  блеск  и  высокая  мужская  фигура  в  темной
одежде. Это был Николай Ангеловский. Даже с такого расстояния его  глаза
и волосы светились ярким янтарем. Ее охватило смущение. Она  едва  могла
осознать доброжелательное согласие  лорда  Кроулса  на  ее  предложение.
Между тем решение было принято и поддержано. Каким-то образом ей удалось
оторвать  взгляд  от  Николая.  Она  передала  свою  рукопись  секретарю
общества, ожидавшему рядом. Мужчины в ее ряду вежливо  привстали,  когда
она пробиралась на свое место.
   Собрание продолжалось еще целый час. Эмма старательно  уставилась  на
спинку стула перед собой, но была не в силах сосредоточиться.  С  трудом
удерживала она себя, чтобы не оглянуться на Николая. Он  появился  здесь
потому, что  ему  было  что-то  от  нее  нужно.  Это  было  единственным
объяснением такого намеренного преследования.  В  ней  боролись  гнев  и
неясная тревога. Но... неужели и вправду в ней шевельнулось удовольствие
от  его  поступка?  Николай  был  таким  красивым  и  сильным  мужчиной.
Множество женщин все бы отдали за то, чтобы привлечь его  внимание  хоть
на несколько минут, а он был здесь и поджидал ев.
   Заключительное  слово  лорда  Кроулса  знаменовало  конец   собрания,
присутствующие поднялись, собираясь расходиться. Эмма стала  пробираться
к задним рядам и оказалась в обществе мистера Даулинга.  В  глубине  его
темных глаз бродила улыбка.
   - Леди Стоукхерст, я собираюсь предложить лорду Кроулсу включить ваше
имя в "Наставление" в знак признания  великолепной  работы,  которую  вы
проделали.
   - О нет, - без улыбки откликнулась Эмма. - Благодарю вас, но я не так
много сделала. И я не хочу никакого  признания.  Я  просто  хочу,  чтобы
помогли животным.
   - Если мне будет позволено заметить,  вы,  леди  Стоукхерст,  так  же
скромны, как и привлекательны.
   Смущенная и польщенная Эмма опустила глаза.
   Мистер Даулинг заговорил вновь, на этот раз гораздо неувереннее:
   - Леди Стоукхерст, я подумал, не согласитесь ли вы...
   - Кузина, -  ворвался  в  разговор  теплый  голос  с  легким  русским
акцентом, - как приятно увидеть вас  здесь.  Но  вы,  кажется,  потеряли
где-то свою компаньонку. Вы должны позволить мне  проводить  вас  домой.
Для безопасности.
   Эмма вскинула голову и хмуро уставилась на Николая, который прекрасно
знал, что она часто игнорировала требования  этикета  выходить  из  дома
только с компаньонкой.  За  ней  прочно  закрепилась  слава  взбалмошной
особы. Поняв, что вежливость требует представить  своих  спутников  друг
другу, она скрестила руки на груди и угрюмо совершила требуемый обряд:
   -  Князь  Николай  Ангеловский,  разрешите  представить  вам  мистера
Даулинга.
   Мужчины холодно пожали друг другу руки.  Затем  Николай  обратился  к
Эмме, бесцеремонно давая понять Даулингу, что встреча закончена:
   - Ты прекрасно выглядишь сегодня, Емелия.
   Мистер Даулинг еще продолжал топтаться рядом, глаза его ловили взгляд
Эммы. Она улыбнулась с извиняющимся видом.
   - Доброго  дня,  леди  Стоукхерст,  -  нерешительно  произнес  он.  -
Наилучшие пожелания вам... и вашей семье.
   Он  с  сомнением  посмотрел  на  Николая,  явно  пытаясь  сообразить,
подпадает ли белокурый русский под эту категорию. Затем он исчез, словно
его и не было.
   Эмма яростно сверкнула глазами на Николая:
   - Что вы здесь делаете?
   - Меня волнуют вопросы защиты животных, - невозмутимо ответил он.
   - Черта с два! Это было закрытое собрание. Как вы сюда проникли?
   - Я купил членство в вашем обществе.
   -  Членство   нельзя   купить.   Нужно   заполнить   бумаги,   пройти
собеседование, потом  правление  должно  проголосовать...  -  Она  резко
оборвала себя. - Вы дали кому-то взятку.
   - Я сделал пожертвование,  -  поправил  он  ее.  Эмма  рассмеялась  с
досадой:
   - Существует