касается взрослых, а не детей. Почему бы тебе не  пойти
в свою комнату и не заняться там куклами или книжками?
   Эмма хитро посмотрела на нее:
   - Хорошо. Но мне бы не хотелось быть на месте  мадам  Миракль,  когда
вернется отец. У него ужасный нрав. Кто знает, что  может  случиться?  -
Неприятно ухмыльнувшись, Эмма согнула палец крючком  и  провела  поперек
своей шеи, издав булькающий звук.
   Мадам Миракль побледнела и начала собирать свои принадлежности.
   - Эмма, не придумывай ужасы о своем отце, - прошипела Айрис. - Иди  в
свою комнату. Я не потерплю твоего вмешательства. Хозяйка приема я, и  я
хочу, чтобы мадам осталась.
   Дьявольское выражение исчезло с  лица  Эммы,  сменившись  решительным
упрямством.
   - Она расстроила мисс Биллингз. Я хочу, чтобы она уехала.. И дом этот
мой, а не ваш.
   - Невоспитанная девчонка! - Айрис оглядела комнату, выискивая кого-то
в толпе гостей. - Где твой отец?
   Эмма с невинным видом пожала плечами:
   - Понятия не имею.
 
*** 
 
   Люк добрался до маленькой комнатки  на  третьем  этаже.  Увидев,  что
дверь распахнута, он вошел. Воздух казался густым от напряженной тишины.
На полу валялся перевернутый стул, рядом с ним лежала деревянная иконка.
   Гувернантка...  Тася..,  стояла  у   окна.   Каким-то   образом   она
догадалась, что это он. Не оборачиваясь, она безучастно проговорила:
   - Милорд?!
   Внезапно Люк понял, что она не была сердита,  смущена  или  напугана.
Она была раздавлена. Он  нанес  ей  удар,  гораздо  более  сильный,  чем
намеревался. Раскаяние захлестнуло его, темная краска стыда залила лицо.
Он невольно откашлялся, предваряя извинение.
   - Я пришел посмотреть, как вы... -  Он  замолчал.  Выражение  участия
после всего происшедшего прозвучало бы насмешкой,  ведь  именно  он  был
причиной ее боли.
   Она не поворачивалась, и голос ее прозвучал напряженно от  стремления
говорить обыденно:
   - Со мной все хорошо, сэр. Мне  просто  нужно  было  несколько  минут
побыть одной. Какая странная эта женщина, не правда ли? Простите, что  я
устроила такую сцену. Если  вы  уйдете..,  пожалуйста..,  и  дадите  мне
возможность прийти в себя... Мне  просто  надо  побыть  одной...  -  Она
замолчала, как игрушка, у которой кончился завод.  Слова  стихли,  плечи
продолжали дрожать. - Уйдите... Пожалуйста.
   Несколько быстрых шагов - и он оказался рядом с ней.
   Прижав к себе ее напряженное тело, он замер, уткнувшись в ее волосы.
   - Мне очень жаль, - проговорил он. - Мне чертовски жаль.
   Тася попыталась вырваться из его объятий, но, когда лицо ее оказалось
у его плеча, она ощутила уютный добрый мужской запах -  запах  бренди  и
табачного дыма, которым пропиталась ткань его  фрака,  и  перестала  его
отталкивать. Она почувствовала тепло и силу, исходившие от него.  Мерный
стук его сердца раздавался около ее уха. Никто не держал ее так,  только
отец, когда ребенком, боясь темноты,  она  бросалась  к  нему.  К  горлу
подступили рыдания.
   - Вам больше не причинят вреда. - Он бережно пригладил ее волосы. - Я
уберегу вас от опасности. Даю вам слово.
   Никогда ей не обещали уберечь ее от опасности. Эти слова произвели на
Тасю  странное  и  невероятно  сильное  впечатление.  Глаза  наполнились
слезами, и  она  быстро-быстро  заморгала,  стараясь  их  удержать.  Она
понимала, что он просто говорил  эти  слова  в  ложном  стремлении  быть
добрым. Он не осознавал, что они означают для нее, какая сильная  защита
ей понадобится. Он не знал, как отчаянно она одинока.
   - Этого вы не должны обещать, - сказала она.  Ее  продолжало  трясти,
зубы стучали. - Вы ничего не понимаете.
   - Так объясни мне. - Он запустил пальцы в ее заколотые туго волосы и,
запрокинув ее голову, в упор посмотрел в глаза. -  Скажи  мне,  чего  ты
боишься?
   Что  она  могла  сказать?  Как  могла  признаться,  что  боится  быть
пойманной и наказанной за свое преступление...  А  больше  всего  боится
себя самой. Если бы Люк знал, что она сделала,  кто  она  такая,  он  бы
возненавидел ее. Она представила себе, с каким  презрением  он  стал  бы
относиться к ней, если бы знал.., если бы знал... Жгучие слезы  брызнули
из  глаз,  и  она  разрыдалась  мучительно  и  неудержимо.  Чем  сильнее
старалась она сдержаться, тем больше лились слезы. Стоукхерст застонал и
притянул ее к себе еще ближе, прижал ее голову к своей груди.
   Заливаясь слезами, она судорожно обвила руками его шею. Он сжал ее  в
крепком объятии и еле слышно говорил какие-то слова, не отрывая  губ  от
ее волос, шеи... Его теплое дыхание ласкало ей кожу. Он нежно баюкал ее.
Так прошло несколько минут, и тонкая ткань  его  рубашки  под  ее  щекой
насквозь промокла от слез.
   - Тихо-тихо, - наконец прошептал он.  -  Тебе  станет  совсем  плохо.
Успокойся. - Большая ладонь гладила  ее  плечи  и  спину.  -  Постарайся
дышать глубже, ровнее. - Его подбородок шершаво скользнул по ее виску. -
Попробуй.
   - Они к-кричали, что я ведьма, - горестно пробормотала она. -  Тогда,
раньше.
   Гладящая ее рука остановилась, потом  возобновила  свое  неторопливое
движение. Он не спешил говорить,  давая  ей  время,  необходимое,  чтобы
успокоиться.
   Слова срывались с ее уст прерывистым потоком. Голос дрожал:
   - Временами я вижу какие-то события... О  тех  людях,  которых  знаю.
Я.., я могу предсказать, если что-то должно случиться... Или узнать, что
кто-то лжет. У меня бывают  вещие  сны  и  видения.  Не  часто,  но  они
сбывались.
   Слухи об этом дошли до Москвы. Люди говорили, что  во  мне  зло.  Они
называли это колдовством, потому что не могли объяснить по-другому.  Они
меня боялись. А потом этот страх перешел в ненависть. Я стала  для  всех
представлять опасность. - Она  содрогнулась  и  прикусила  нижнюю  губу,
испугавшись, что не остановится и признается во всем.
   Он прижимал ее к своему плечу, шепча слова утешения.
   Постепенно рыдания ее перешли во всхлипывания.  Она  положила  голову
ему на грудь и проговорила почти по-детски:
   - Я совсем вымочила вам рубашку.
   Он вытащил из внутреннего кармана платок и поднес к ее носу. Она, как
ребенок, шумно в него высморкалась, заставив его улыбнуться.
   - Тебе лучше? - ласково спросил он.
   Тася взяла из его руки платок и кивнула, промокая глаза.
   Теперь, когда она перестала плакать,  оказалось,  что  боль,  столько
месяцев сидевшая у нее в груди,  исчезла.  Стоукхерст  заправил  за  ухо
выбившийся локон, погладив большим пальцем нежную мочку.
   - Вы были сердиты на меня сегодня,  -  охрипшим  голосом  проговорила
Тася. - Почему?
   Люк  мог  бы  придумать   какое-нибудь   расхожее   и   бессмысленное
объяснение. Но он решил сказать ей правду.
   - Потому что ты собираешься однажды исчезнуть, так  и  не  рассказав,
кто ты и что с тобой случилось. С каждым днем ты  становишься  для  меня
все большей и большей загадкой.
   Ты не более реальна, чем туман в лунном свете. Я рассердился, что  не
могу владеть чем-то.., кем-то.., кого я так отчаянно хочу. Потому-то я и
пытался тебя уязвить.
   Тася  понимала,  что  должна  отойти  от   него.   Инстинктивно   она
чувствовала, что он не будет удерживать ее. Но легкое  поглаживание  его
пальцев завораживало. Дрожь удовольствия прошла у нее по телу.
   Он нежно дотронулся ладонью до ее подбородка и спросил:
   - Скажи мне, сколько тебе лет на самом деле? Я хочу знать правду.
   Она удивленно заморгала:
   - Я уже говорила.
   - В каком году ты родилась? - настаивал он.
   Тася поморщилась.
   - В тысяча восемьсот пятьдесят втором.
   - Восемнадцать, - задумчиво произнес Люк. - Восемнадцать лет.
   Тася решила объяснить, почему она раньше говорила по-другому:
   - Формальные годы не имеют значения. Важно, сколько...
   - Избавь меня от этих разговоров: "Не важно, сколько  лет,  а  важно,
сколько пережито".
   Он выпустил из  пальцев  ее  подбородок  и  тряхнул  головой,  словно
событий этого дня оказалось и для него с избытком.
   Встревоженная его молчанием, Тася шевельнулась в  его  объятиях.  Он,
казалось, совершенно забыл, что продолжает ее держать.
   - Милорд, - с опаской проговорила она, -  наверное,  вы  теперь  меня
уволите?
   Он насупился:
   - Вы что, так и будете при каждом разговоре задавать этот вопрос?
   - Я подумала, что происшедшее сегодня... Вы можете решить...
   - Нет, я не собираюсь вас увольнять. Но если вы еще раз  спросите  об
этом, я лично пинками выгоню вас из поместья...
   Он завершил это свирепое заявление поцелуем  в  лоб.  Губы  его  были
теплыми и нежными. Затем, медленно подняв ее голову, он  заглянул  ей  в
глаза:
   - Ты уже пришла в себя?
   Тася совершенно растерялась,  она  не  понимала,  как  объяснить  его
поведение.
   - Не знаю. - Она отодвинулась от него, хотя больше всего ей  хотелось
скрыться от мира в его объятиях. -  Спасибо  за  платок.  Вы,  наверное,
хотите получить его обратно?
   Он взглянул на мокрый льняной комочек, который она держала перед ним.
   - Оставь его себе. И не надо благодарить меня. Я виноват в  том,  что
он тебе понадобился.
   - Нет, - мягко отозвалась Тася. - Вы не  виноваты.  Я  слишком  долго
таила все в себе... - Она замолчала и, обхватив себя руками, повернулась
к круглому окну, в котором колебались их искаженные отражения. - Знаете,
в древности русские строили свои крепости на вершине холма. Когда на них
нападали завоеватели-татары,  они  поливали  водой  этот  холм  со  всех
сторон. Через короткое время вода превращалась в лед, по которому  никто
не мог взобраться наверх. Осада длилась, пока не таяли лед и припасы.  -
Она провела пальцем по стеклу. -  Долгое  время  я  была  одна  в  своей
крепости. Никто не мог войти ко мне, а я не могла из нее  выйти.  И  мои
запасы.., тоже истощились. -  Она  подняла  на  него  глаза,  светлые  и
светящиеся, как опалы. - Думаю, вам, милорд, это чувство знакомо.
   Люк внимательно посмотрел на нее.  Она  не  стала  отводить  взгляда.
Внешне она была вполне спокойна, но жилка, бьющаяся в ямке у горла,  как
раз над краем черного шелкового  воротника,  выдавала  ее  волнение.  Он
коснулся трепещущей кожи, прошептав:
   - Продолжайте. Что еще, по-вашему, вы знаете обо мне?
   Внезапно проникновенность  момента  была  разрушена  сухим  и  резким
голосом:
   - А-а, вот вы где! - В дверях стояла Айрис  Харкорт  с  застывшей  на
губах улыбкой. Она обращалась к Тасе, но  взгляд  ее  был  устремлен  на
Стоукхерста. - Мы все очень беспокоились за вас, дорогая.
   - Со мной все в порядке, - ответила Тася.
   Рука Стоукхерста упала, отпустив ее.
   - Я и сама вижу. Вечер оказался более  драматичным,  чем  я  ожидала.
Мадам Миракль сбежала, гости развлекают сами себя  музыкой.  К  счастью,
среди  них  оказалось  несколько  хороших  пианистов.  -  Леди   Харкорт
обратилась непосредственно к Стоукхерсту:
   -  Ваша  забота  о  слугах  вызывает  восхищение,  дорогой,  но  пора
возвращаться к нашим гостям. - Она приблизилась и, взяв  его  под  руку,
потянула из комнаты. У двери она приостановилась и оглянулась на Тасю:
   - Мисс Биллингз, ваше наваждение.., или как вы это  там  называете..,
кажется, очень расстроило Эмму. Если бы вы сделали, как я  предлагала  -
держали ее подальше от гостей, - ничего подобного не произошло  бы...  -
Она замолчала, так  как  Стоукхерст  что-то  коротко  сказал,  и  пожала
плечами:
   - Как хочешь, дорогой.
   Тася еще крепче стиснула в кулаке носовой платок. С безучастным видом
она смотрела, как эта пара покинула комнату. Красивая чета: оба высокие,
стройные, великолепные.
   Стоукхерст будет идеальным мужем для Айрис Харкорт.  Было  совершенно
ясно, что она хочет за него замуж. Тасей овладела такая  тоска,  что  ей
пришлось стиснуть зубы, чтобы снова не заплакать...
   Медленно, как во сне, она подняла  с  пола  стул,  который  повалила,
когда вбежала в комнату, поставила на  прежнее  место  иконку,  лицо  ее
опухло, кожа горела, до воспаленных век было больно дотронуться.
   -  О,  мисс  Биллингз!  -  Внезапно   в   комнату   ворвалась   Эмма,
взволнованная, с растрепанными кудрями. -  Мисс  Биллингз,  эта  мерзкая
старая ведьма уехала. Я отослала ее прочь. Было что-нибудь из того,  что
она сказала, правдой?
   Вы действительно жили во дворце? О-о, вы плакали! - Она  стремительно
обняла Тасю. - Разве отец не нашел вас?
   - Он меня нашел, - ответила Гася дрожащим голосом.
 
*** 
 
   Стоукхерст и Айрис спускались по лестнице. Айрис  продолжала  держать
Люка под руку и смотрела на него с плохо скрываемым неудовольствием.
   - Что ж. Люк, ваша  робкая  гувернанточка  сумела  своим  театральным
представлением загубить вечер.
   - Я бы сказал, что вся заслуга принадлежит вашей гадалке.
   -  Мадам  Миракль  всего  лишь  сообщила,  что  открыли  ей  духи,  -
оборонительно сказала Айрис.
   - Меня эти духи совершенно не волнуют, пусть хоть станцуют на  столе.
А мадам Миракль нужно пристрелить. - Рот Люка сурово сжался. - Заодно со
мной. Мы с ней вдвоем сумели втянуть мисс Биллингз в это зрелище.
   - Это мисс Биллингз устроила представление, - поправила Айрис. - Люк,
то, что случилось сегодня, явно доказывает,  что  она  сама  еще  совсем
ребенок. Тебе следует  нанять  для  обучения  Эммы  кого-то,  кто  более
подходит ей по возрасту. Они с Эммой просто парочка хитрых детишек. Я не
собиралась рассказывать тебе, но теперь придется. Я случайно подслушала,
как они сговаривались о том, чтобы женить тебя на мисс Биллингз.
   - Что?!
   - Да-да, настоящий заговор. Эмма хочет,  чтобы  ты  женился  на  мисс
Биллингз. Это очень мило, но ты не думаешь,  что  тебе  следовало  очень
хорошо подумать, прежде чем нанимать Эмме такую наивную девочку, которая
сама едва вышла из школьного возраста?
   - Ты придаешь их разговорам чересчур большое значение, - сухо ответил
Люк. - И хотя я не сомневаюсь в том, что моя дочь  искренне  любит  свою
гувернантку, могу тебя уверить, что мисс Биллингз вовсе не стремится  за
меня замуж.
   - Ты мужчина, и тебя может  легко  обмануть  кроткая  внешность.  Она
хитрая и предприимчивая. Она пытается манипулировать ситуацией  к  своей
выгоде.
   Люк бросил на нее иронический взгляд:
   - Сначала ты сказала, что она наивная, потом - хитрая.
   Так какая же?
   Айрис понадобилось все ее хладнокровие, чтобы не ответить колкостью.
   - Несомненно, это решать тебе.
   - Не надо ревновать.
   - Неужели? А как ты объяснишь ту сцену, которую я увидела? Не  будешь
же ты отрицать, что эта девочка для тебя многое значит?  Обнимал  бы  ты
ее, если бы она была некрасивой и старой? О, она ловко заманила  тебя  в
силки. Прелестная беспомощная девочка, одна-одинешенька в этом мире...
   Смотрит на тебя своими огромными  серыми  глазами,  умоляя  стать  ее
защитником, ее рыцарем и избавить ее от нищенского  существования...  Ну
какой мужчина может устоять перед этим?
   - Она ничего не просила. - Он остановился на ступеньке  и  повернулся
лицом к Айрис. - И глаза у нее не серые, а голубые.
   - О да, - насмешливо проговорила Айрис.  -  Глаза  цвета  тумана  над
озером. А может быть, фиалок, тронутых утренником. Я уверена, что  ты  и
сам  подберешь  несколько  прелестных  сравнений.  Почему  бы  тебе   не
подняться наверх и не написать оду в честь прекрасной дамы? И не  смотри
на меня с таким  снисхождением.  Разве  я  не  права?  Я  совершенно  не
собираюсь вступать в борьбу с тщедушной девчонкой за твое  внимание.  Не
умею  играть  в  такие  игры,  но  в  любом  случае  заслуживаю  лучшего
отношения.
   - Ты что, предъявляешь мне ультиматум?
   - Никогда, - отрезала Айрис. - Я и  не  подумаю  так  облегчать  тебе
жизнь. Ты  хочешь,  чтобы  я  помогла  тебе  сделать  выбор.  Тогда  все
устроится лучшим образом. Да я лучше  язык  себе  вырву.  И  не  вздумай
являться ко мне в постель сегодня ночью или в любую другую ночь, пока не
убедишь меня, что не представляешь ее на моем месте!
   Он окинул дерзким взглядом ее роскошные формы:
   - Не думаю, что смог бы вас спутать. Но в любом случае сегодня  я  не
стану надоедать тебе своим вниманием.
   - Прекрасно! - фыркнула Айрис и  одна,  без  него,  проплыла  дальше,
плавно покачивая округлыми бедрами.
 
*** 
 
   Остаток вечера был просто адом. Люка не  интересовало,  как  проводят
время его гости, и не тревожило, что они думают и говорят о  нем.  Гости
собрались в музыкальном салоне и, попивая разного рода напитки,  слушали
добровольцев,  решившихся  продемонстрировать  свое  искусство  игры  на
рояле. Едва заглушаемые этими музыкальными упражнениями, языки  сплетниц
работали без устали.
   Чарльз Эшборн подошел к Люку, стоявшему в дальнем  конце  комнаты,  и
спросил:
   - Стоукхерст, что происходит, черт возьми?
   Люк пожал плечами и вздернул подбородок. Желваки заходили у  него  на
щеках.
   - Я извинился перед Тасей за свое поведение. Можешь успокоить Алисию,
что все в порядке.
   - Я не могу успокаивать ее, когда сам в  этом  не  уверен!  -  тяжело
вздохнул Чарльз. - Мы с Алисией хотели бы, чтоб Тася вернулась к нам. Мы
найдем ей другое место.
   - В этом нет необходимости.
   - По-моему, есть. Господи, старина,  я  просил  тебя  поберечь  Тасю,
спрятать... А ты выставил ее на общее обозрение  перед  своими  гостями.
Настоящий ярмарочный аттракцион! Алисия удержалась и  не  забрала  ее  с
собой в ту же минуту только потому,  что  боялась  привлечь  к  ней  еще
большее внимание.
   Темный румянец залил щеки Люка.
   - Этого больше не повторится. Я хочу, чтобы девушка осталась.
   - А она этого хочет?
   Люк помедлил в нерешительности.
   - По-моему, да.
   Чарльз нахмурился:
   - Стоукхерст, я знаю тебя много лет... Ты что-то от меня скрываешь.
   - Я даю тебе слово, что буду беречь Тасю. Скажи Алисии, что я сожалею
о случившемся. Убеди ее,  что  Тасе  лучше  оставаться  здесь.  Клянусь,
отныне я буду охранять и защищать ее.
   Чарльз кивнул:
   - Хорошо. Раньше ты никогда не нарушал своего слова.
   Хочу верить, что не изменишь этому правилу и теперь.
   Чарльз перешел к  другой  группе  гостей,  а  Люк  остался  стоять  в
одиночестве, чувствуя себя виноватым и  растерянным.  Гости  бросали  на
него удивленные и любопытные взгляды. Все, кроме  Айрис.  Она  сидела  в
нескольких метрах от него и не обращала на него внимания. Люк  прекрасно
понимал, что он только тогда получит шанс навестить  ее  сегодня  ночью,
если проявит бездну обаяния,  за  чем  должны  последовать  извинения  и
обещания навестить ювелира. Но ему не  хотелось  даже  думать  об  этом.
Впервые мысль разделить ложе с Айрис оставила его абсолютно равнодушным.
   Он был поглощен раздумьями о Тасе. Что-то очень страшное случилось  в
ее прошлом. В этом у него не было сомнений. Она многое испытала в  своей
короткой жизни.
   По-видимому, слишком многое.., и выжила.., сама по себе.
   Ей было всего восемнадцать лет, но она ни у кого не  просила,  никому
не доверяла,  и  ему  тоже.  Вдобавок  он  был  для  нее  слишком  стар:
тридцатичетырехлетний мужчина с дочерью-подростком. Он задумался о  том,
приходила ли ей когда-нибудь  в  голову,  хоть  мельком,  мысль  о  том,
насколько велика разница в их возрасте. Вероятно, нет. До сих пор он  не
замечал  никаких  признаков   того,   что   она   вообще   находит   его
привлекательным:  она  не  бросала  на  него  кокетливых  взглядов,   не
старалась как бы случайно  коснуться  его,  не  стремилась  продлить  их
краткие разговоры.
   Он вспомнил, что никогда  не  видел  ее  улыбки.  Правда,  и  поводов
улыбаться он ей не давал. Для мужчины, которого все знали как покорителя
женских сердец, он вел себя с ней на редкость необаятельно. Какой же  он
осел! А сейчас было уже поздно  пытаться  исправить  это  впечатление...
Заставить ее поверить ему. Вера - вещь хрупкая, она создается исподволь,
кирпичик за  кирпичиком.  Своими  сегодняшними  действиями  он  разрушил
последнюю надежду завоевать ее доверие.
   Казалось бы, какое это имеет значение для не