ытался объяснить ей, что отнюдь не высокого мнения о тех дамах, с которыми она сошлась в последнее время. - Мы хотим создать музыкальное общество.
     - Я и не думал, что ты такая отчаянная поклонница искусства.
     - Как видишь. - Она резко оборвала его, звякнув о тарелку ножом и вилкой. Гнев на некоторое время придал ей храбрости. - Почему ты постоянно высмеиваешь мои занятия в кружках и обществах, а заодно и моих друзей? Ты сам сказал мне, что я могу заниматься всем чем пожелаю, поэтому ты не имеешь права критиковать меня. Тебе ведь все это абсолютно безразлично, просто тебе хочется вывести меня из себя!
     - Ну почему же? Мне очень интересно, просто невыносимо интересно узнать, почему, обладая полной свободой, ты сделала такой банальный выбор. Я не удивлен, что ты угодила в эту компанию, но удивлен, что до сих пор не поумнела настолько, чтобы оставить ее.
     - Они мои друзья.
     - Правда? А что же твои старые друзья, уважаемые жители города, те, что присылают тебе записки и письма, на которые ты отказываешься отвечать? А что насчет той милой блондинки, которая когда-то...
     - Ее зовут Салли. И ты, как никто другой, знаешь причину моих отказов принимать ее приглашения. Я говорила тебе об этом тогда, за неделю до нашей свадьбы. Они все ужасно обошлись со мной. И я не собираюсь ни забывать, ни прощать их за то, что они с такой легкостью предали меня. И мне все равно, насколько они сожалеют об этом сейчас.
     - Осторожно, милочка. Как гласит пословица: "Живущий в стеклянном доме..."
     - А с какой стати ты так печешься о них? - спросила она, стараясь не обращать внимания на вдруг учащенное сердцебиение. Как бы небрежно и беззаботно ни прозвучало это ласковое обращение, все же он впервые назвал ее так за долгое время. О, она многое бы отдала, лишь бы узнать, остались ли у него хоть какие-нибудь чувства к ней. Но он сидел непроницаемый, спокойный, отвергая все попытки вовлечь его в ссору.
     - Я ни о ком не пекусь, - парировал он. - Но только глупец отворачивается от тех, кто хочет принести ему свои извинения. Безусловно, для такого поступка необходимо мужество, но мне всегда казалось, что у тебя его предостаточно.
     - Мне наплевать на их дружбу и на их извинения. Бетга Хэмптон говорит, что лучше просто забыть об их существовании и...
     - Бетта Хэмптон? Эта стареющая... - начал было Хит, но тут же остановился. Люси изумилась тому, как быстро изменилось его лицо, ярко-бирюзовые глаза загорелись, губы жестко сомкнулись. Она почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Много дней он был таким холодным, собранным и колючим. И вот наконец ей удалось вывести его из этого оцепенения. - Что еще говорит Бетта Хэмптон, чему учит? - Он поднялся, оперся руками на стол и низко склонился над ней. - Как дурачить мужей, основываясь на ее опыте? Всему городу известно, что она просто неверная сучка. Я сам видел, как она с важным видом прогуливается по Мейн-стрит с двумя безмозглыми поклонниками.
     - Это ее лакеи, - извиняющимся тоном проговорила Люси. - Ее муж очень важный банкир, и ей необходимо, чтобы кто-нибудь сопровождал и охранял ее на случай, если...
     - Тогда объясни, почему она не может отцепиться от своих привязанных лакеев, находясь в обществе. Просто она высококлассная проститутка. Она запудривает мозги таким, как ты, и не успокоится до тех пор, пока не втянет тебя в ту грязь, в которой сама валяется.
     Люси вскочила со стула.
     - А у тебя вообще нет друзей! - в бешенстве закричала она. - За исключением того, к кому ты ездишь в Бостон, того, кто так ценит тебя...
     - О чем, черт возьми, ты говоришь?
     - И хочешь, чтобы и у меня их не было. Нет уж, не выйдет! Ничто не может заставить меня отказаться от встреч с Беттой и с остальными!
     - Хорошо, пусть будет так, - сказал он. Мягкость его тона заставила Люси содрогнуться. Он повернулся и вышел из комнаты. Обессилев от ярости, она кричала ему вслед:
     - И тебе никогда не удастся увезти меня отсюда! Тебе придется тащить меня волоком! Но все равно я вернусь сюда.
     Она не услышала в ответ ничего, кроме его удаляющихся шагов. Измученная и уставшая, обозревая грязную посуду, оставшуюся на столе, Люси размышляла о том, что ее жизнь, когда-то такая прекрасная, была полностью разрушена. Сама ли она виновата в этом, сама ли совершила нечто ужасное, что навсегда отняло у нее Даниэля и привело под венец с южанином?
     "Может быть, Хит бросит меня", - подумала она мрачно. Но так дальше не может продолжаться. Может быть, он решит, что с него хватит и решит вернуться на Юг. Смешно, конечно, но вместо успокоения эта мысль лишь наполнила ее сердце пустотой.
     Почему она не в состоянии больше понимать его?

***

     "Страна и Дело". Так называлась новая книга Хита. Купив ее, Люси виновато прокралась в дом, как будто совершила что-то запрещенное. Толстая, в хорошем переплете книга хрустнула, когда Люси открыла ее. Сидя в пустой гостиной, она трепетно переворачивала каждую страницу, надеясь отыскать невидимый ключ к человеку, с которым жила под одной крышей. Это была история одного полка из Виргинии, и временами повествование было настолько беспорядочным, что напоминало публикацию из любительского журнала.
     Постепенно книга полностью овладела вниманием Люси. По кусочкам она пыталась собрать воедино все, что касалось ее мужа; страницы переворачивались все быстрее и быстрее. В книге было много подчас странного юмора, много описаний, иногда трогательных, иногда гротескных. Иногда вдруг появлялись истории, без начала и конца, настолько загадочные и личные, что Люси просто столбенела от искренности, с которой они были написаны. Чем больше она читала, тем безнадежнее представлялось ей ее намерение понять автора. Мужчины, которых она знала до встречи с ним, Даниэль, Дэвид Фрэзер, мальчишки, с которыми она вместе ходила в школу, застенчивые и вежливые молодые люди, с которыми она знакомилась на танцевальных вечерах, все до единого были достаточно доступны ее пониманию. Все они любили пофлиртовать с хорошенькими девушками. Они любили говорить между собой о войне и хвастать своими успехами. Большинство из них не выносили женских слез и не выдерживали презрительного молчания женщин, если они вдруг чем-то не угождали им.
     Но Хит был совершенно иным. Он только смеялся, когда она злилась, да старался еще пуще раззадорить ее. Ее молчание, казалось, нисколько не трогало его. И даже когда он выглядел спокойным и расслабленным, все равно за этим спокойствием проглядывал такой сарказм, с которым Люси не приходилось сталкиваться в жизни. Наверное, существует ключ и к нему, некая тайна, которая дала бы Люси возможность знать, как вести себя с ним. Ей непременно хотелось узнать, как вывести его из равновесия с такой же легкостью, как это удавалось делать ему. Она, пожалуй, отдала бы руку за то, чтобы узнать, как выйти победительницей из спора с ним. Но каждая ее попытка заглянуть в его душу была так же безрезультатна, как подглядывание сквозь каменную стену.
     Однако в этой книге наверняка должно быть нечто, что поможет найти ответы на все вопросы. Напряженно вглядываясь в страницы, Люси поняла, что ей просто не хватает объективности, необходимой для того, чтобы правильно оценить его. Одна из глав называлась "Записки с острова Гавернор".
     "Лагерь для военнопленных", - прошептала Люси, чувствуя дрожь от неожиданного открытия. Хит никогда ничего не говорил о том, что был в плену. Лагеря для военнопленных считались самым отвратительным и опасным местом на земле, как на Севере, так и на Юге. Людей загоняли в совершенно непригодные для существования постройки. Болезни и голод безжалостно уносили сотни жизней. Строки сливались перед глазами, когда она читала: "...одеты в летнюю одежду... так холодно здесь... люди умирают от тифа... новая вспышка кори... обмен, обмен - слухи о нем возрождают лучшие надежды, но ведут и к самым глубоким депрессиям... вода совершенно непригодна для питья..."
     Трясущимися руками Люси закрыла книгу. Странно, но ей не хотелось знать, через что прошел Хит во время войны, как долго он пробыл в лагере и как ему удалось освободиться.
     "Вас еще не раз удивит, миссис Рэйн, то, как мало вы знаете о людях и о их чести..."
     Думал ли он когда-нибудь о лагере или навсегда похоронил свои воспоминания? Что он делал для того, чтобы выжить? Почему он никогда не рассказывал ей об этом?
     Она давила в себе настойчивый порыв обнять его и постараться сгладить весь ужас случившегося так давно. "Все это было в прошлом", - твердила она про себя. Теперь ему не нужны ни ее успокоения, ни ее жалость, и, уж конечно, не нужны эти глупые попытки сблизиться с ним.
     Наступил вечер. Миссис Флэннери приехала готовить ужин. Люси бродила по гостиной, где на диване, небрежно вытянув ноги, сидел Хит. Вокруг него лежало несколько аккуратно связанных пачек газет. Хит опустил газету, которую читал, и наблюдал за Люси. Его ярко-синие глаза исподволь зорко следили за каждым ее движением.
     - Что ты читаешь? - лениво спросила она и взяла одну из газет. Виксбургский "Ситизен". - О, эти старые... как странно, это какая-то необычная газета, она...
     - Напечатана на обратной стороне обоев, - разъяснил Хит. Его губы скривились в полуулыбке.
     - Почему?
     - Поставки были очень скудными в конце войны, к тому же большинство бумажных фабрик было уничтожено. Поэтому газеты часто печатались на оберточной бумаге, на обоях, на всем, что можно было засунуть в типографский станок. А когда кончалась краска, то использовали черную ваксу.
     Люси улыбнулась, восхищенная настойчивостью и решительностью южных издателей.
     - Я полагаю, что северяне не были столь отчаянны и упрямы, не так ли? - Она перебрала еще несколько экземпляров. - Чарльстонский "Меркури". А почему ты хранишь эту?
     - Прочти заголовок.
     - "Союз распался"... О, объявление об отделении Южной Каролины.
     - Совершенно верно. В четверть первого двадцатого декабря всем стало понятно, что война неизбежна.
     - А вот та другая газета, почему ты хранишь ее?
     - Эта, ах да, эта... - Хит взял ее в руки и откинулся на спинку дивана, выражение его лица смягчили далекие воспоминания. Люси, повернув голову, наблюдала за ним. Ее буквально загипнотизировала горькая улыбка, игравшая на его губах. - Это то, за что умер мой отец.
     - Как это понимать? - спросила Люси, ошарашенная его словами.
     - "Эта газета, - читал он вслух, - которая и прежде лояльно относилась к юнионистским идеям, теперь, взятая под наш контроль, будет полностью поддерживать принципы создания Соединенных Штатов Америки..."
     - Ничего не понимаю.
     - Эта газета выходила в Ричмонде, а ее главным редактором был ближайший друг моего отца. Отец был очень лояльным человеком, как, впрочем, и страстным поклонником прессы Конфедерации. Он питал огромное уважение к печатному слову и свято верил, что до тех пор, пока будут выходить газеты, южан невозможно будет победить. Узнав, что работники газеты завязали бой с янки, он бросился им на помощь. Его убили в этом бою.
     - Я сожалею...
     - Не нужно. Лучше уж так, чем медленная смерть где-нибудь. Хорошо, что он никогда не узнает о том, как закончилась война.
     Они долго смотрели друг на друга. Неожиданно ощущение теплоты наполнило грудь Люси, когда она поняла, что она искала весь этот день. Ну конечно же, теперь она действительно понимала его.
     - Твой отец был страстным поклонником прессы, и поэтому ты стал журналистом? - нерешительно спросила она. - Это поэтому ты написал ту книгу и поэтому ты так интересуешься газетами и публикациями?
     Хит отвел от нее взгляд. Слегка пожав плечами, ответил:
     - Я интересовался бы этим в любом случае.
     - Ты узнал о его смерти до или после?
     - До или после чего?
     - Острова Гавернор, - сказала Люси, неожиданно пронзенная колючим взглядом его сузившихся глаз.
     - Так тебе в руки попала моя книга, - задумчиво пробормотал он, проводя рукой по светлым волосам. - И что ты об этом думаешь?
     - Я думаю... - Она запнулась. - Я была немного... напугана.
     - И что же? - подсказал он, пристально следя за меняющимся выражением ее лица. Что он хотел увидеть? Почему его так взволновали эмоции, охватившие ее?
     - Мне было жаль, что ты попал в лагерь...
     - Это лишь сентиментальное утешение. А что еще?
     - Если честно, то мне не совсем понравилось. Я не ожидала, что это будет так мрачно. Полная безнадежность и безысходность.
     - Да. Тогда у меня не было надежды. И не было доброты. - Видя, как Люси нахмурила лоб, Хит усмехнулся:
     - Но это вовсе не означает, что в последние годы прибавилось хоть на толику доброты и надежды. Не стоит так расстраиваться. Ужин уже готов? Я давно проголодался.

***

     Вместо обычного заседания клуб "Встреча по четвергам" устроил музыкальное представление. Экстравагантная гостиная Бетты Хэмптон, где несколько молодых музыкантов исполняли избранные произведения немецких композиторов, была заполнена до отказа. Бетта, Элис, Олинда да и другие любители четверговых вечеринок были известны своими острыми языками, им ничего не стоило в миг осмеять кого бы то ни было и пустить какую-нибудь глупую сплетню. Во время вечера Люси сидела рядом с Беттой и Олиндой, обезопасив себя тем самым от общения со своими бывшими подругами.
     Салли Хадсон, такая добрая и дружелюбная, не осмеливалась даже приблизиться к ехидным матронам из-за страха быть тут же осмеянной. Временами Люси посматривала на Салли, стараясь при этом не замечать ее виноватой, неуверенной улыбки. Когда-то они были неразлучными подругами. Когда-то они рассказывали друг другу обо всем, смеялись над мальчишками и родителями, мечтали о новых платьях и делились всем, начиная от кондитерских рецептов и кончая сердечными тайнами. Теперь Люси казалось, что они никогда не знали друг друга как следует. "Я слишком изменилась для того, чтобы мы снова подружились", - печально думала она, зная, что даже если они и помирятся с Салли, им не о чем будет разговаривать. Люси была слишком горда, чтобы кому-нибудь признаться, что их отношений с Хитом просто не существует, что их брак лишь притворство. Впрочем, ей не хотелось и слышать о проблемах Салли, которые наверняка были ничтожны и незначительны, и по сравнению с ними ее собственные показались бы ей еще более ужасающими.
     Рассеянно поглядывая по сторонам, Люси беспокойно перебирала черные блестящие бусины, которыми был украшен гофрированный бант на ее роскошном, темно-синего цвета, вечернем платье. Это было, пожалуй, самое дорогое из платьев ее гардероба. Вырез на нем был глубок, даже... слишком. Люси надела его с намерением привлечь как можно больше мужских взоров. И ей это удалось: все мужчины в гостиной просто не сводили с нее глаз. Все, кроме одного. Да, один-единственный человек ни разу не взглянул, пусть невзначай, пусть исподтишка, в ее, Люси, сторону. Нет, он смотрел на Салли, чье светлое, привлекательное личико оттеняли скромные бело-розовые рюшечки. Даниэль, Даниэль. Люси показалось, что теперь он выглядит несколько моложе, чем раньше. Как всегда красивый, правильный, накрахмаленный и причесанный, он сидел на своем месте, не отрывая взгляда от Салли.
     Когда-то он так смотрел на Люси.
     Заметив, что Люси неожиданно затаила дыхание, Бетта Хэмптон наклонилась поближе к ней, следя за направлением ее взгляда.
     - Почему ты так пристально следишь за этим Даниэлем Коллиэром с собачьими глазами и той смешной блондинкой? - прошептала Бетта.
     - Я уверена, между ними что-то есть, - сквозь зубы процедила Люси, переводя взгляд на музыкантов.
     - И всего-то забот, стоит ли волноваться по этому поводу? - Разочарованно пожимая плечами, Бетта повернулась в другую сторону и начала шептаться со своим мужем.
     Люси сидела одна, рядом с ней не было мужа, с которым она могла бы перекинуться парой слов для заполнения паузы, Тем не менее до конца вечера она более не услышала ни единой ноты из того, что играл оркестр. Наконец концерт завершился; по общему мнению собравшихся, это был ошеломительный успех молодых талантливых музыкантов. Вместе с остальными Люси механически поднялась с кресла и приветствовала оркестрантов, изобразив на лице подобие протокольной улыбки. Официанты обносили гостей вином; в адрес организаторов потрясающего вечера зазвучали благодарные тосты, к которым Люси поспешила присоединиться, продолжая затверженным жестом кивать направо и налево и деревянно улыбаться. Публика уже было собралась расходиться, как вдруг на середину гостиной вышел мистер Хадсон, отец Салли. В руке он держал бокал вина, его широкое красное лицо так и сияло от удовольствия и гордости. Чисто женским чутьем Люси поняла, что должно было последовать за этим, и, еще не веря до конца своей догадке, уставилась на вспыхнувшую от смущения и скромно потупившую взор Салли.
     - Друзья мои, - начал мистер Хадсон, широким жестом свободной руки распространив обращение на всех присутствующих. - Я абсолютно уверен, что более подходящего места для того объявления, которое я собираюсь сделать, едва ли можно сыскать, раз уж мы собрались здесь такой тесной дружеской компанией согласно нашим конкордским обычаям. А ведь мы знаем, как важно следовать правилам, не то что эти критиканы и крикуны из Бостона, поклонники холодных ростбифов. - Слушатели, ухватившие всю соль сравнения, довольно хихикнули, а некоторые откровенно, в голос расхохотались. Мистер Хадсон, явно польщенный реакцией, поставил на столик еще не опорожненный бокал и простер руку в сторону своей дочери, приглашая ее присоединиться к нему и очутиться в центре всеобщего внимания. - Итак, уважаемые, семья Хадсонов стоит на пороге грандиозного события. Радость всей нашей семьи и особенно моей дочери, моей маленькой Салли, я хотел бы разделить сегодня со всеми вами. Да что там скрывать! Леди и джентльмены! Я хочу объявить о помолвке моей дочери с человеком, представителем одной из самых уважаемых и почитаемых в Конкорде фамилий, молодым джентльменом, надежность и честность, ум и рассудительность которого уже не раз впечатляли меня. Имя его - мистер Даниэль Коллиэр. За Даниэля и Салли!
     - За Даниэля и Салли! - Заздравный тост оглушительной канонадой загрохотал в разных углах залы, сверкающие бокалы с искрящимся вином взмыли вверх.
     Все-таки Даниэль и Салли.
     "Не верю, я не верю, этого не может быть, - твердила себе Люси. - Подождите, ради Бога, сию же минуту я очнусь от сна-наваждения, я вновь стану Люси Кэлдуэлл, а Даниэль Коллиэр - моим женихом. Хит Рэйн? Хит Рэйн отныне никогда более не появится в Конкорде... Дом мистера Ральфа Эмерсона восстанет из пепла и руин... А я снова окажусь на своей кровати в маленькой спальне отчего дома и услышу, как в соседней комнате шаркает домашними туфлями отец".

***

     Люси кожей ощущала на себе пытливые взгляды - пересуды, сплетни, перемывание косточек были не чужды благонравным жителям Конкорда, - и это чрезмерное, назойливое любопытство угнетало ее, порождая внутри леденящее чувство тяжести и обреченности. Нет, больше уже никогда она не будет Люси Кэлдуэлл. Она навсегда останется Люси Рэйн. Судорожно глотнув немного вина, Люси перехватила глазами кроткий и покорный, как у лани, взгляд Салли. И тут, может быть, впервые в жизни не импульсивная искра девичьего чувства, но рациональная мысль зрелого, взрослого рассудка родилась в ее сознании. "Нет, это не твоя вина, Салли, ты здесь ни при чем. Это я потеряла Даниэля в наказание за свои грехи. И у меня нет ни малейшего права осуждать тебя за то, что теперь он твой жених". Руки ее тряслись, пальцы сдавили ножку бокала с той же силой, как несколько месяцев назад кромку ледяной проруби, и все же, пересилив себя, Люси подняла бокал в знак личного приветствия Салли и улыбнулась ей. Новоявленная невеста почувствовала глубокую интимность этого молчаливого тоста; в глазах Салли блеснули слезы благодарности, и она ответила счастливой улыбкой.
     Внезапно что-то кольнуло Люси, как будто сзади в шею ей вонзили шип. Она медленно, словно ожидая какого-то подво