ояснил он, заметив  любопытный  взгляд  Таси.  -
Конечно, я могу зажать бутылку локтем, но она выскальзывает.  Я  потерял
так несколько бутылок хорошего вина.
   Он улыбнулся ей обаятельной  мальчишеской  улыбкой,  которая  немного
смягчила ее отчужденность.
   - А кто присматривает за домом и садом? - поинтересовалась она.
   - Сторож, он живет за холмом.
   - Здесь еще кто-нибудь живет, хотя бы иногда?
   Он покачал толовой:
   - Знаю, бессмысленно содержать дом, в котором никто не  живет,  но  я
никак не могу забросить его совсем. Мне нравится думать, что у меня есть
такое убежище.
   - Ты привозил сюда других женщин?
   - Нет.
   - А ее ты когда-нибудь привозил  сюда?  -  На  этот  раз  голос  Таси
прозвучал мягко. Оба понимали, что она имеет в виду Мэри.
   Люк надолго задумался, потом утвердительно кивнул.
   Тася не могла разобраться в своих чувствах...  Скорее  всего  ей  это
льстило, но в то же время вызывало какую-то неясную тревогу. Она  начала
осознавать, что была важна для него, что он действительно  любит  ее,  и
это растревожило ей душу.
   - Мне жаль, что я тебя  обманул.  -  Люк  постарался  произнести  это
небрежным тоном, но ему это не слишком удалось. - Я  не  знал,  как  еще
по-другому привезти тебя сюда.
   Тася нашла в ящике старого буфета длинный вощеный фитиль  и,  запалив
его, стала обходить комнату, зажигая свечи;  наконец  воздух  в  комнате
заколыхался золотыми волнами.
   - Ты мог бы попытаться пригласить меня.
   - И ты бы приняла это приглашение?
   - Не знаю. Думаю, что это зависело бы от того, как бы ты приглашал. -
Она задула фитиль и сквозь курившийся дымок посмотрела на него.
   Люк медленно встал и подошел к ней. Глаза его обольщали, улыбка  была
полна лукавства.
   - Мисс Биллингз... Прошу вас, не  покидайте  меня.  У  меня  недалеко
отсюда, в глубине леса, есть прелестный дом, куда я хочу вас отвезти. Мы
будем там одни, только вдвоем.
   И  сможем  оставаться  там,  вдали  от  мира,  столько,  сколько   вы
захотите.., день.., месяц.., вечность.
   - А что мы будем там делать? Одни, только вдвоем?
   - Днем спать, просыпаясь лишь тогда, когда на небе зажгутся звезды...
Пить вино.., делиться тайнами.., танцевать в лунном свете...
   - Без музыки?
   Он склонился к ее уху и доверительно прошептал:
   - Лес полон музыки. Но большинство людей ее не слышит. Они  не  умеют
слушать.
   Тася на миг закрыла глаза. От  него  исходила  обольстительная  смесь
запахов мыла, воды, влажных волос, крахмального белья.
   - Вы предлагаете научить меня этому? - еле слышно отозвалась она.
   - Вообще-то я надеялся, что ты меня научишь.
   Она отодвинулась, глядя ему в глаза. И они внезапно  рассмеялись  без
всякой видимой причины, только потому, что мгновение это было  наполнено
радостью.
   - Я обдумаю ваши слова. -  Она  двинулась  к  стулу,  который  он  ей
предупредительно подставил.
   - Вина?
   Вместо ответа Тася подтолкнула к  нему  свой  пустой  бокал.  Он  сел
напротив нее, разлил вино по бокалам, и  они  подняли  их  в  безмолвном
тосте. Бледно-золотое вино было чуть густым и сладковатым на вкус.  Тася
кивнула в ответ на вопросительный взгляд Люка и снова поднесла  бокал  к
губам. Раньше она ограничивалась  одним-двумя  маленькими  глотками  под
присмотром матери или кого-то из старших.
   Теперь она наслаждалась свободой  сделать  столько  глотков,  сколько
хочется.
   Они неторопливо поужинали. Тем временем стемнело, и в доме  по  углам
сгустились тени. Люк делал все, чтобы Тася не вспоминала о  случившемся.
С ласковой шутливостью он наблюдал, как Тася снова и  снова  подставляла
ему свой бокал, и, забавляясь, предупреждал о том,  что  утром  ее  ждет
жесточайшая мигрень.
   - Мне все равно, - отвечала Тася, глотая изумительный напиток. -  Это
лучшее вино, которое я когда-либо пробовала.
   Люк рассмеялся:
   - И с каждым бокалом оно становится все лучше и лучше. Потягивай  его
медленно, любимая. Я все-таки  джентльмен  и  не  смогу  воспользоваться
твоим беспомощным состоянием, когда ты опьянеешь.
   - Почему же нет? Пьяная или трезвая - итог будет один.
   Не так ли? - Она запрокинула голову, давая сладкой жидкости скользить
в горле. - Кроме того, не такой уж ты и джентльмен.
   Он сощурился и  сделал  рывок  к  ней  через  стол.  Тася  со  смехом
вскочила, едва  успев  увернуться.  Комната  как-то  накренилась,  и  ей
потребовалось  сосредоточиться,  чтобы  не  потерять  равновесие.  Когда
наконец ей это удалось, она снова взяла свой  бокал  и  стала  бесцельно
бродить по комнате. Понимая, что выпила чересчур много, она тем не менее
испытывала согревающее ее светлое ощущение радости бытия  и  не  хотела,
чтобы оно исчезло.
   - Кто это? - указала она жестом на портрет белокурой женщины. Немного
вина выплеснулось из бокала.  Досадливо  нахмурившись,  Тася  решительно
стала допивать его, пока бокал не опустел.
   - Это моя мать. - Люк подошел и встал рядом с ней перед портретом.  -
Не пей столько, милая, - произнес он, отнимая у  нее  бокал.  -  У  тебя
закружится голова.
   Голова  у  Таси  уже  кружилась.  А   Люк   был   таким   устойчивым,
основательным... Она откинулась на него, продолжая разглядывать портрет.
Герцогиня была красивой женщиной,  но  в  ее  лице  совершенно  не  было
нежности или хотя бы мягкости. Губы были сурово сжаты в ниточку, а глаза
смотрели остро и холодно.
   - Не очень-то ты на нее похож, - заметила Тася. - Разве что нос....
   Люк расхохотался:
   - У моей матери железная воля, и с возрастом она не стала мягче. Да и
ум у нее ясный и быстрый. Она всегда клялась, что сохранит его до  самой
смерти, и пока ни на йоту не растеряла своей сообразительности.
   - А какой твой отец?
   - Старый негодяй с неутолимой страстью к женщинам.
   Один Бог знает, почему он женился на такой, как моя мать.
   Для нее любое проявление чувств, даже смех - нечто непристойное. Отец
утверждает, что в свою постель она пускала его  всего  несколько  раз..,
лишь для того, чтобы  произвести  потомство.  Трое  их  детей  умерли  в
младенчестве, а потом родились мы с сестрой. С возрастом мать обратилась
к церкви, предоставив отцу бегать за женщинами в свое удовольствие.
   - Они когда-нибудь любили друг друга?  -  рассеянно  поинтересовалась
Тася.
   Грудь его поднялась в задумчивом вздохе.
   - Не знаю. Все, что мне вспоминается,  -  это  вежливое  терпение,  с
которым они общались.
   - Как печально!
   Люк пожал плечами:
   - Они сами выбрали себе такую судьбу. Каждый из них по своим причинам
не одобрял и не одобряет брак по любви... Это довольно  забавно,  потому
что их дети считают такой брак единственно возможным.
   Тася поуютнее прильнула к нему,  наслаждаясь  прикосновением  твердых
мускулов к своей спине.
   - Значит, твоя сестра любит своего мужа?
   - Да, Катерина вышла за упрямого шотландца с характером под стать  ее
собственному. Половину времени они проводят, во все горло  поливая  друг
друга проклятиями, а вторую - в постели.
   Последние его слова повисли в воздухе.  При  воспоминании  о  прошлой
ночи, о полных сладостной истомы часах в постели с ним Тася ощутила, как
кровь прилила к щекам.
   Она глубоко вздохнула, потом еще и, не глядя, потянулась к бокалу.
   - Мне хочется пить... - Она повернулась и наткнулась на него, потеряв
свое неустойчивое равновесие. Он обхватил ее твердой рукой за  талию,  и
Тася ахнула от неожиданности, почувствовав холодное вино на своем плече.
   - Ты пролил вино на меня! - воскликнула она, хватаясь за блузку.
   - Неужели? - мягко переспросил он. -  Дай-ка  мне  посмотреть.  -  Он
наклонил голову, и она ощутила горячие губы как раз там, куда  пролилось
вино.
   Смущенной  Тасе  показалось,  что  они  медленно  падают:   пол   все
приближался, и тогда она поняла, что Люк опускает ее  на  ковер.  Прежде
чем она успела возразить, послышался легкий всплеск,  и  тонкие  струйки
потекли по ее животу.
   - Ты снова пролил вино!
   Шепча какие-то нежные слова, он отставил бокал в сторону и  осторожно
потянул за шнурок, стягивающий вырез блузки. Влажная ткань  соскользнула
с плеч. Легкий рывок - и юбка поползла вниз по бедрам.
   - О Боже! - растерянно проговорила Тася, наблюдая за тем, как одежда,
казалось, сама спадает с нее. Но Стоукхерст улыбался  ей,  словно  делал
именно то, что нужно. Он склонился к ее обнаженной груди и,  подхватывая
языком  пьянящие  капли,  лизнул  сначала  одну  грудь  сбоку,  а  затем
неглубокую  впадинку  под  ней.  Тася  задрожала  от  возбуждения.   Она
понимала, что ей следует  остановить  его,  но  губы  Люка  были  такими
жаркими, щекочущими, ласковыми... Шея ее, не в  силах  удержать  голову,
качнулась, как стебель цветка, и Тася обвила руками его плечи,  стремясь
сохранить равновесие.
   - Я, должно быть, пьяна, - еле ворочая языком, проговорила она. -  Со
мной никогда раньше такого не случалось, но я представляла себе, что при
этом именно так себя и  чувствуешь...  Все  это  вино.  О,  я  наверняка
пьяная! Правда?
   - Немножко, - ответил он, продолжая снимать с нее юбку.
   Тася вдруг почувствовала себя свободно, мысли о том,  что  хорошо,  а
что нехорошо,  исчезли,  и  она  даже  вздохнула  с  облегчением,  когда
надоедливая юбка наконец оказалась в стороне. Ноги ее были  свободны,  и
она ощутила себя легкой, ничем не  обремененной...  А  тем  временем  он
снимал с нее остальную одежду, вещь за вещью.
   - Ты  пользуешься  тем,  что  ты  трезв,  -  сурово  заявила  она  и,
рассмеявшись, перекатилась на бок. Он лег рядом, смотря ей в  лицо.  Она
не могла удержаться и стала медленно обводить  пальцем  его  губы.  -  А
может, ты меня совращаешь?
   Он кивнул и ласково отвел прядь волос, упавшую ей на щеку.
   - Я не сомневаюсь, что мне не следует хотеть этого. Как  же  кружится
голова!  -  Тася  закрыла  глаза,   почувствовав   его   губы,   жгучие,
настойчивые, от которых кровь весело помчалась у нее в жилах.  Он  навис
над ней, такой красивый и обольстительный,  что  она  вся  потянулась  к
нему.
   - Помоги мне снять рубашку, - попросил он.
   Какая  прекрасная  мысль...  Она  хотела  ощутить  прикосновение  его
твердой груди, но мешала рубашка.  Она  старалась  одолеть  длинный  ряд
крохотных резных пуговичек, но они не желали поддаваться. Тогда, схватив
тонкое полотно, Тася с силой рванула, рубашка с треском  разорвалась,  и
пуговицы посыпались на пол. Довольная этим, она с жадностью смотрела  на
его стройный обнаженный торс и озаренное светом свечи лицо.
   Глаза его были цвета моря, чистого, без примесей серого или зеленого.
   - Как это  могут  твои  глаза  быть  такими  синими?  -  Она  бережно
коснулась его лица. - Прекрасного синего цвета...
   Такого прекрасного.
   Его густые ресницы опустились.
   - Помоги мне Господь, Тася. Если ты уедешь, ты возьмешь с  собой  мое
сердце.
   Тася хотела было ответить, но он стал целовать ее,  и  слова  куда-то
раскатились, затерялись. Как в  тумане,  она  увидела  его  руку,  снова
сомкнувшуюся на ножке бокала  и  наклонявшую  его  так,  что  содержимое
переливалось через край. Ей было непонятно, зачем он льет на  нее  вино,
но он велел ей  не  двигаться.  Она  лежала  в  мечтательной  истоме,  а
прохладные капли золотистой жидкости падали на ее тело и растекались  по
животу и между бедер. От этого странного ощущения она  зашевелилась,  но
тут рот Люка прошелся, порхая, по ее коже, по этому влажному следу  вниз
к животу, слизывая крохотные винные лужицы.  Она  коротко  засмеялась  и
вдруг задрожала, когда он обнаружил полную вина  ямку  пупка.  Он  нежно
опустошил ее до единой капельки,  касаясь  бархатистой  кожи  раскрытыми
губами, время от времени останавливаясь, чтобы провести по  ней  горячим
языком.
   Тася замерла, завороженная необыкновенной игрой, которую он затеял, и
щекочущим удовольствием, от которого покалывало иголочками  каждый  дюйм
ее кожи. Он раздвинул рукой ее бедра, и она послушно раскрылась, воля ее
сменилась полной покорностью.
   Все   ее   существо   сосредоточилось   на    движении    его    рта,
волнующе-дразнящем давлении, которое спускалось все ниже и ниже, пока не
дошло до упругих, смоченных вином завитков. Его пальцы легонько прошлись
сквозь   эти   шелковистые   заросли,   пролагая   дорогу    скользящему
прикосновению языка. После его поцелуя это место бешено  запульсировало,
и все ее тело содрогнулось. Его язык направился к  самой  чувствительной
точке.., и задержался там, помедлил,  пока  она  не  испустила  жалобный
вздох  и  не  выгнулась  навстречу  этому  волнующему  прикосновению   с
лихорадочным шепотом:
   - Да, да, пожалуйста, именно здесь...
   Волна  наслаждения  взметнулась,  поднимаясь  все  выше  и  выше,   с
приливной силой,  которую  тело  не  могло  удержать  в  себе.  Отчаянно
вскрикнув, она потянулась вниз и еще  теснее  прижала  его  темноволосую
голову. Восхитительные содрогания вырвались на свободу и прокатились  по
ее телу долгими замирающими, преображающимися в тепло кругами.
   Опьяненная после любовной истомой, Тася удовлетворенно вытянулась,  и
в то же мгновение Люк надвинулся на нее.
   Она обвилась вокруг его крепкого тела  и  потянулась  к  его  мужской
плоти, нежно обхватывая пальцами всю  ее  твердую  длину.  Он  застонал,
"одним толчком мягко скользнув в ее набухшую  глубину,  и  она  радостно
сомкнулась вокруг него.
   Тася всхлипнула и сплела руки у него на спине, жадно стремясь ощутить
сладостную тяжесть его тела, нести бремя давящей ее силы. Но он старался
удержать свой вес на локтях, бормоча:
   - Я могу раздавить тебя.  Ты  такая  маленькая  и  хрупкая..,  словно
косточки у тебя полые, как у птички...
   Его пальцы нежно обводили контуры ее ребер, он  целовал  ее  груди  и
смуглую гладкость ложбинки между ними.
   - Когда я чувствую  твою  ответную  страсть..,  когда  ты  стремишься
привлечь меня  ближе,  теснее..,  я  чуть  не  схожу  с  ума,  почти  не
контролирую себя и с трудом сдерживаюсь, чтобы не причинить тебе боль.
   - Не сдерживайся,  -  задыхаясь,  просила  она,  вздымаясь  навстречу
каждому его пронзающему выпаду. - Я не сломаюсь.
   Но он не терял голову, даже когда ее руки требовательно  гладили  его
спину и бедра, а зубы нежно сжали его плечо.
   Сладкое забвение накатило лавиной на обоих разом и слило их в  едином
обвале наслаждения, бездумного и беспредельного.
 
*** 
 
   Следующие несколько часов они провели в огромной  дубовой  постели  с
массивными резными столбиками,  поддерживающими  балдахин  и  необъятные
голубые занавески.  Но  любовь  не  только  приносила  наслаждение,  она
вызывала ужасный аппетит,  и  они  совершили  набег  на  кладовую.  Поев
фруктов, сыра и кексов, они снова забрались в постель. Тася, зацепившись
пальцами ног за матрас, постаралась вытянуться, но все равно не  достала
до его другой стороны.
   - Кровать слишком большая, - пожаловалась она, перекатываясь по белым
простыням и улыбаясь Люку. - Я в ней все время теряюсь.
   Он засмеялся и подхватил ее на руки.
   - А я буду тебя все время отыскивать.
   Обвив его шею руками, она устроилась у него на  коленях  и  прижалась
щекой к щеке.
   -  Мне  нравится  быть  распутной,   -   наивно   сообщила   она.   -
Неудивительно, что многие женщины предпочитают быть любовницами.
   - Ты считаешь, что ты теперь ею стала? - Он целовал ее в шею.
   Она смущенно заглянула в смуглое лицо и покраснела.
   - Я.., я не настолько самонадеянна, чтобы считать,  что  займу  место
леди Харкорт.
   - Мы с Айрис больше не связаны друг с другом. Я ездил вчера в Лондон,
чтобы проститься с ней.
   Тася настороженно вздернула брови:
   - Почему?
   - Айрис хотела большего, чем я мог ей предложить,  а  я  был  слишком
эгоистичен и удерживал ее около себя дольше, чем следовало.  Теперь  она
свободна и может выйти замуж за одного  из  своих  поклонников,  которые
ухаживали за ней годами. Я не думаю, что это потребует много времени.
   - А как насчет тебя? - Тася начала осторожно съезжать с его  коленей.
- Ты захочешь найти новую любовницу ей на смену?
   Люк зажал между плечом и локтем ее талию, удерживая на прежнем месте,
и честно признался:
   - Я не люблю спать один. Полагаю, что легко найду  кого-нибудь  вроде
Айрис и вновь погрязну в привычном блуде.
   Эти слова вызвали у Таси ревнивую боль, и она насупилась и замолчала,
зная, что у нее нет права возражать.
   Люк усмехнулся, легко читая ее мысли.
   - Но с другой стороны, - мягко прошептал он, - возникает вопрос,  что
делать с тобой.
   - Я могу сама о себе позаботиться.
   - Это мне известно. Но может, ты захочешь взять на себя заботу еще  о
ком-то? И позволить этому кому-то в свою очередь заботиться о тебе?
   Тася покачала головой, но сердце ее забилось часто и сильно.
   - Не понимаю, что ты имеешь в виду.
   - Пришло время  нам  поговорить.  -  Его  синие  глаза  не  отрываясь
смотрели на нее. Он набрал в грудь побольше воздуха. - Тася..,  я  хочу,
чтобы ты стала частью моей жизни и жизни Эммы, Я хочу, чтобы ты осталась
со мной навсегда.
   Если ты согласна, то ты должна стать моей женой.
   Тася высвободилась из его рук и, схватив простыню, укуталась  в  нее.
Она упрямо смотрела куда-то  вниз,  не  в  силах  поднять  глаза,  а  он
продолжал:
   - Мне никогда не приходило в голову, что я смогу быть  хорошим  мужем
кому-либо, кроме Мэри. Я не хотел и пытаться... До  той  поры,  пока  не
появилась ты. - Он коснулся изгиба ее обнаженной спины, провел  пальцами
по напряженному позвоночнику. - Знаю, что ты не уверена в своих чувствах
ко мне. Если бы все было по-другому, если бы у нас было больше  времени,
я ухаживал бы за тобой со всем доступным мне терпением. А вместо этого я
предлагаю тебе совершить прыжок в неизвестность с завязанными глазами  и
довериться мне.
   На одно мгновение Тася представила себе, как это было  бы  прекрасно:
делить с ним дом, жизнь.., просыпаться рядом с  ним  каждое  утро...  Но
видение это сразу же рассеялось, оставив в душе ноющую пустоту.
   - Если бы я была другой, я бы сказала "да", - ответила она несчастным
голосом.
   - Если бы ты была другой, я не желал бы тебя.
   - Мы толком не знаем друг друга.
   - Я сказал бы,  что  последние  двадцать  четыре  часа  стали  весьма
обещающим началом.
   - Сколько раз я буду снова и снова объяснять тебе?!  -  В  ее  голосе
звучало  отчаяние.  -  Ты  меня  не  слушаешь.   Я   совершила   ужасное
преступление. Этого даже Бог не прощает. Каким-то  образом  когда-нибудь
мне придется заплатить за это. Возмездие грядет.  А  я  слишком  большая
трусиха, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, поэтому я  буду  убегать,
пока оно меня не настигнет.
   -  Значит,  выходит,   что   Николай   Ангеловский   служит   орудием
божественного правосудия? Не думаю. Полагаю,  что  у  Бога  есть  лучшие
средства для наказания грешников, чем рассылать за ними  полусумасшедших
русских князей. Кроме того, пока не будет каких-либо доказательств, я не
поверю, что ты кого-то убила. Я считал бы так, даже если бы  не  полюбил
тебя. Какого черта ты так рьяно обвиняешь себя в преступлении,  которого
не могла совершить?!
   - Ты любишь меня? - спросила Тася в полном  изумлении,  отбрасывая  с
лица спутанные волосы, чтобы внимательно посмотреть на него.
   Лицо  Люка  стало  суровым,  он  вовсе  не   походил   на   человека,
поглупевшего от любви.
   - А что, по-твоему, я пытаюсь тебе втолковать?
   Она ошеломленно засмеялась:
   - Пока ты до подобных утверждений не дошел.
   Его голос погрубел от смущения:
   - Поверь, мне было из кого выбирать. После смерти Мэри многие женщины
бросались на меня.., и у многих были  весьма  хорошие  обстоятельства..,
состояние.., положение...
   - У меня в России были отличные обстоятельства,  -  сообщила  она.  -
Земли, огромное состояние, дворцы...
   - Так что мадам Миракль была недалека от истины?
   - Совсем недалека.
   Губы его слегка искривились.
   -