главное -  удовлетворение,  которое  получаешь  от  работы
профессионалов высокого класса.  Наверное,  людей  безоглядно  преданных
своему делу можно найти  в  любой  другой  профессиональной  сфере.  Все
зависит от того, кто ищет, рассуждал он сам с собой.
   Ему казалось  бестактным  выражать  благодарность  за  сотрудничество
Ллойду Бауману и Биверли Катц, поэтому он просто поверил  им  и  сказал,
что рад случаю, который снова свел их вместе.
   Одно обстоятельство рождало в нем смутную, не совсем  ясную  тревогу:
тот высочайший полет блаженства, тот  момент  истины,  открывшийся  ему,
когда в чикагском зале суда Крофорд положил трубку и  сказал  ему:  "Это
Гейтвей." Почему, ну почему самый счастливый миг в его жизни застал  его
именно там, в душном зале, именно  тогда,  в  Чикаго?  Ведь  задолго  до
этого, еще не облекая свое звание в слова и логические доводы, он  знал.
Знал!
   Кому-кому,  а  Ллойду  Бауману  не  надо  объяснять,  что   чувствует
профессионал, виртуозно исполнивший свое дело. Бауман сам сказал ему:
   - Когда Пифагор  вывел  свою  теорему,  а  затем  подтвердил  ее,  он
преподнес в дар Музе сотню быков. Может ли  быть  в  жизни  удовольствие
сильнее того, какое испытываешь в тот момент, когда подтверждается  твоя
теорема? Не говори ничего, не растрачивай это чувство в словах.  Сохрани
его в себе надолго.
   Чем ближе становился дом и Молли, тем большее  нетерпение  охватывало
его. В  Майами  он  сошел  на  бетонированную  площадку  перед  ангаром.
Предстояло пересесть на старенькую модель "ДС-З, Ант-Лулу",  совершавшую
регулярные рейсы в Маратон.
   Отличный, надежный самолет! Потрясающий день!
   Допотопная машина уже летала на  местных  авиалиниях,  когда  Грэхему
было лет пять. Крылья "Ант-Лулу" покрывал  откладывавшийся  годами  слой
масла, которое разбрасывали двигатели. Грэхем испытывал доверие к  этому
самолетику. Он понесся ему  навстречу,  словно  заплутавший  в  джунглях
путешественник, которого отыскала спасательная экспедиция.
   Под крылом "Ант-Лулу" горели огни  острова  Исламо-рада,  заснеженные
шапки гор со стороны Атлантики. Еще несколько минут -  и  они  пошли  на
посадку.
   Все напоминало ему тот день, когда он впервые ступил на  летное  поле
Маратона. Тогда он прилетел на этом же самолете. Бывало, и много времени
спустя его тянуло сюда, на аэродром. Он приходил вечером и поджидал этот
возникающий из сумерек самолет, который уверенно шел на посадку, нарушая
предвечернее спокойствие ревом двигателя и стаями  искр,  вылетавших  из
сопел. А внутри, за освещенными окнами  уютного  и  безопасного  салона,
седели пассажиры.
   Любил он смотреть и как взлетает этот  легкий  самолетик.  Но  когда,
описав огромную дугу,  самолетик  уходил  на  север,  грусть  и  пустота
заполняли душу Грэхема, усиливавшиеся от того, что в воздухе еще звенели
прощальным звоном слова расставания. Если уж приходить сюда и  наблюдать
за чужой жизнью, то лишь за той ее стороной, где есть посадки, встречи и
возгласы приветствий.
   Так было до Молли.
   Самолет дрогнул в последний раз  и  коснулся  бетонированной  полосы.
Грэхем  увидел  Молли  и  мальчика,   выглядывавших   из-за   освещенной
прожекторами ограды. Уилли точно  вкопанный  стоял  рядом  с  матерью  и
казался таким спокойным и основательным. Он не канючил, никуда не  тянул
мать, как это обычно делают дети. Просто ждал. Он не сдвинется с  места,
пока Грэхем не подойдет к ним. Только после этого  отправится  побродить
по аэропорту, поглазеть на самолеты. Грэхем уважал его за выдержку.
   Молли была одного роста  с  Грэхемом  -  пять  футов  десять  дюймов.
Поцелуи, которыми им случалось обмениваться на людях, приносили  Грэхему
радостное возбуждение, ибо всегда напоминали ему о поцелуях в постели.
   Уилли хотел было понести чемодан Грэхема, но тот доверил  ему  только
сумку.
   Они ехали домой, на отмель Сахарная Голова. Молли вела  машину.  Если
на дорогу падал свет фонарей, Грэхем восстанавливал в памяти места, мимо
которых они проезжали. Когда же ему это не удавалось, пытался дорисовать
их в своем воображении.
   Он открыл дверцу у себя  во  дворе  и  услышал  тихий,  мерный  плеск
прибоя.
   Уилли понес сумку в дом. Почему-то он решил водрузить ее на голову.
   Грэхем продолжал стоять во дворе, рассеянно отгоняя москитов.
   - Может, лучше пойдешь в дом, пока они тебя не сожрали?
   Он опустил голову. В глазах его стояли слезы.
   Молли еще немного подождала, прижалась щекой к его плечу  и,  изогнув
брови, посмотрела на него снизу вверх.
   - Мартини, праздничный ужин и объятия под луной, - пробормотала  она.
- Так было задумано, а в результате - счет  за  свет,  счет  за  воду  и
воспитательные беседы с ребенком.

ГЛАВА 53

   Больше всего Грэхему и  Молли  хотелось  возвратиться  в  собственное
прошлое, стать друг для друга тем, чем они были прежде.
   Печальное сознание, что прошлое утрачено навсегда,  поселилось  в  их
доме, словно незванный гость. Как бы ни уверяли они друг друга и в тихие
ночные часы, и при свете дня, что ничего  не  изменилось,  слова  теряли
смысл, наталкиваясь не невидимую преграду, возникшую между ними.
   Никогда  еще  Молли  не  казалась  ему  такой   привлекательной.   Он
восхищался ее неосознанной, естественной грацией и одновременно  страдал
от того, что она так хороша.
   Она старалась относиться к нему с той же теплотой, как и  раньше.  Но
она побывала в Орегоне, и  этого  оказалось  достаточно.  Молли  вызвала
призраки прошлого.
   Перемена в их отношениях не укрылась от Уилли,  который  взял  манеру
держаться с Грэхемом отчужденно, изводя его обидной вежливостью.
   От Крофорда пришло письмо. Молли принесла его вместе с ворохом почты,
но Грэхему о письме ничего не сказала.
   В  конверте  находилась  фотография  семьи  Шерманов,  переснятая   с
любительского  фильма.  Крофорд  писал,  что  пожар  уничтожил  не   все
доказательства. При тщательном осмотре участка, окружающего здание,  был
обнаружен этот снимок и еще кое-какие  мелочи,  отброшенные  взрывом  на
большое расстояние от горящего дома и потому уцелевшие.
   Грэхем показал фотографию Молли.
   "Эти люди, по-видимому, были у него на очереди, -  писал  Крофорд.  -
Теперь им ничто не угрожает. Я  подумал,  что  тебе  будет  приятно  это
узнать".
   Грэхем показал фотографию Молли.
   - Смотри! Теперь понимаешь, почему я не жалею,  что  ввязался  в  эту
историю?
   - Понимаю, - ответила она. - Я понимаю тебя. Да, я тебя понимаю.
   Ясными, тихими вечерами  серебристые  рыбешки  резвились  под  луной.
Молли прихватывала с собой  ужин.  Они  втроем  рыбачили,  разжигали  на
отмели костер, но и это не прибавляло радости.
   Дед прислал Уилли снимок его пони. Мальчик  прикрепил  фотографию  на
видном месте в своей комнате.
   Настал пятый день их пребывания дома  -  и  последний  перед  выходом
Молли и самого Грэхема на работу в Маратоне. Накануне они ловили рыбу  в
пенистых брызгах прибоя, в четверти мили от дома. В том  месте,  где  им
когда-то очень везло.
   Грэхем решил сразу поговорить с обоими.
   Начало экспедиции не сулило  ничего  хорошего.  Уилли  демонстративно
отложил в сторону удочку, приготовленную для  него  Грэхемом,  и  принес
новую, которую подарил дедушка.
   Часа три они удили в полном молчании. Грэхем несколько раз  порывался
заговорить и уже открывал было рот, но тут же осекался. Разговор был  не
к месту.
   Он устал чувствовать себя лишним.
   Грэхем поймал четыре пеламиды. Наживка из  песчаных  блох  пошла  как
нельзя лучше. Уилли, напротив, не везло.
   Дед  подарил  ему  внушительных  размеров  удочку  с  тремя  тройными
крючками. Мальчишка слишком торопился. Он вытягивал и  снова  забрасывал
поплавок, не давая рыбе заглотнуть наживку. От волнения  и  обиды  Уилли
раскраснелся, потная майка прилипла к спине.
   Грэхем прошлепал по мелководью и, подождав,  пока  волна  откатит  от
берега, принялся копаться в мокром песке. Вернулся он с двумя  песчаными
блохами - Хочешь, поделюсь с тобой?  -  спросил  он,  протягивая  добычу
Уилли.
   - Не надо. У меня отличная удочка. Вы знаете, что ею ловил  рыбу  мой
отец?
   - Нет, - ответил Грэхем, - не знаю. - И покосился на Молли.
   Она застыла, обхватив колени руками, не сводя неподвижного взгляда  с
парившей над волнами птицы-фрегата.
   Поднялась. Стряхнула с себя песок.
   - Пойду, сделаю сэндвичи, - коротко сказала она.
   После ухода Молли Грэхема так и  подмывало  поговорить  с  парнем  по
душам. Поразмыслив, он решил отказаться  от  этого.  Ничего  не  выйдет.
Уилли, словно губка, впитывает настроение матери. Он подождет  Молли,  и
на этот раз выложит все, что думает, им обоим.
   Она отсутствовала совсем не долго, но вернулась без сэндвичей.  Молли
бежала по кромке воды, прибой лизал ее босые ноги.
   - Тебе звонит Джек Крофорд. Я сказала, что ты сам перезвонишь ему, но
он говорит,  у  него  сочное  дело,  -  произнесла  она,  сосредоточенно
разглядывая свои ногти. - Так что поторопись.
   Кровь бросилась в лицо Грэхему. Он с силой воткнул  удочку  в  мокрый
песок и побежал к дюнам.
   Этот путь гораздо короче, конечно, если идешь налегке и  не  цепляешь
ношей за кустарник. Иначе пришлось бы делать петлю, огибая пляж.
   Приближаясь к зарослям, Грэхем услышал странный шипящий звук.  Цепким
взглядом обшарил землю вокруг. Не змея ли?
   За кустами мелькнули носки ботинок, остро сверкнул оптический прицел.
   Прямо перед  собой  он  увидел  желтые  зрачки  Фрэнсисе  Долархайда.
Смертельный страх сжал его сердце.
   Щелкнул взведенный курок. Грэхем бросился вперед и выбил пистолет  из
рук Долархайда.
   Блеснула  неярко  вспышка,  показавшаяся  белесой   в   ослепительных
солнечных лучах, и пистолет полетел в кусты. Грэхем упал, завалившись на
спину, резкая боль обожгла левую сторону груди.
   Долархайд высоко подпрыгнул  и  обеими  ногами  наступил  Грэхему  на
живот. В руке он сжимал нож.  Со  стороны  моря  раздался  пронзительный
вопль,  но  для  Долархайда  больше  не  существовало  ничего.  Коленями
пригвоздив к земле беспомощно распластанного Грэхема, он  обеими  руками
занес над ним нож и издал безумный вопль, когда  острое  лезвие  глубоко
вошло в щеку Грэхема, не задев глаза.
   В следующее мгновение Долархайд качнулся вперед, готовясь всем  своим
весом налечь на нож и рассечь жертве голову.
   Что-то просвистело совсем рядом,  и  удочка,  с  размаху  заброшенная
Молли, впилась в лицо Долархайда всеми своими тремя крючками.
   Леска с отвратительным скрежетом наматывалась на катушку.
   Это Молли тянула крючки на себя, чтобы повторить удар.
   Крючки впились ему в руку,  которой  он  непроизвольно  схватился  за
щеку. Он взвыл от боли и, сжимая нож в другой руке, пошел на Молли.
   Грэхем перевалился на бок, встал на  колени.  Шатаясь,  выпрямился  и
побежал. Глаза его были  готовы  выскочить  из  орбит,  он  захлебывался
собственной кровью и бежал, бежал прочь, пока силы не оставили его.
   Молли летела к дюнам, не чувствуя под собой ног, подгоняя  маленького
Уилли, мчавшегося впереди. Долархайд нагнал бы их, если  бы  не  удочка,
которая тянулась  за  ним.  Леска  запуталась  в  кустах.  Он  не  сразу
догадался перерезать ее.
   - Беги, малыш, беги! Не оглядывайся, - задыхаясь, кричала она сыну  и
подталкивала его.
   Полоса  дюн  кончилась,  они  опережали  его  почти  на  сто   ярдов.
Расстояние  между  ними  сократилось  до  семидесяти  ярдов,  когда  они
очутились  возле  дома.  Перескакивая  через  несколько  ступенек,   они
взобрались наверх. Молли втолкнула мальчика в комнату Уилла.
   - Сиди здесь!
   И снова - вниз, навстречу убийце. Она ждала его в кухне с  пистолетом
в руках. В безумной спешке она уже не помнила ни о чем: ни о прицеле, ни
о правильном положении оружия. Она крепко сжимала пистолет обеими руками
и ждала. Дверь дрогнула  от  страшного  удара.  Первым  выстрелом  Молли
продырявила ему бедро.
   - Ма-а-а! - замычал он, и она разрядила пистолет ему в лицо.
   Она стреляла, когда  он  сползал  вниз,  цепляясь  за  дверную  раму.
Стреляла, когда он опустился на пол, привалившись  к  стене.  Подошла  к
нему вплотную и дважды выстрелила в упор. Пока от его лица  не  осталось
сплошное месиво, пока не загорелись волосы на голове.
   Уилли разорвал простыню на бинты и отправился на поиски Грэхема. Ноги
его не слушались. Идя по двору, он несколько раз спотыкался и падал.
   Молли еще не успела никого вызвать, а к дому уже  подъезжала  "скорая
помощь" и машина шерифа.  Она  стояла  под  душем,  когда  представители
правосудия с оружием наготове ворвались в дом. Она оттирала брызги крови
на лице и руках, промывала волосы и не смогла  ничего  толком  ответить,
когда помощник шерифа попытался обратиться к ней через занавеску душа.
   Кто-то догадался  поднять  болтавшуюся  телефонную  трубку.  Помощник
шерифа обменялся несколькими словами с Крофордом, который все еще был на
проводе. Это он, услышав в трубку выстрелы,  из  Вашингтона  позвонил  в
полицию.
   - Еще не знаю, - ответил помощник шерифа. - Его уносят.
   Он посмотрел в окно. Носилки с Грэхемом как раз ставили в машину.
   - Честно говоря, дело плохо, - добавил он в трубку.

ГЛАВА 54

   Цифры на часах, висевших перед его кроватью,  были  такие  крупные  и
четкие, что Грэхем различал их сквозь дурман лекарств и оцепенение боли.
   Открыв правый глаз, Уилл Грэхем сразу увидел эти часы  и  понял,  что
находится в отделении реанимации. Их немолчное тиканье, движение стрелок
вселяло в него мысль о том, что все проходит, а значит, наступит конец и
его страданиям.
   Он понял, для чего в реанимационной палате висели часы.
   Стрелки показывали четыре. Дня или ночи, какая разница? Лишь  бы  шли
вперед. Он провалился в небытие.
   Когда он снова открыл глаза, было уже восемь.
   В комнате кто-то был. Он осторожно скосил глаза. Молли! Она  смотрела
в окно. Как она похудела! Он хотел было позвать ее, но едва открыл  рот,
левую сторону лица свело нестерпимой болью.
   Все части его тела разладились и хотели двигаться сами  по  себе,  не
подчиняясь его приказу. Когда Молли уходила, он шевельнулся.
   Потом его поднимали, перевязывали. Прикосновения причиняли ему  такую
боль, что жилы на шее вздувались от напряжения. В окне стало светло.
   В ярком свете солнца над ним появилось лицо Крофорда.
   Грэхему все-таки  удалось  поморгать.  Крофорд  улыбнулся,  обнаружив
зеленую ниточку шпината, застрявшую между зубов.
   Странно: Крофорд почти не ел овощей.
   Грэхем показал пальцем, что хочет писать, и Крофорд вложил ему в руку
карандаш, приладил на одеяле блокнот.
   "Уилли", - написал Грэхем.
   - С ним все в порядке, - ответил Крофорд.  -  И  с  Молли  тоже.  Она
приходила, когда ты спал. Долархайд мертв. Уилл,  вот  тебе  мое  слово.
Говорю тебе, он мертв. Я сам снимал у него отпечатки, а Прайс  установил
стопроцентное сходство с отпечатком в деле Лидсов. Можешь мне  поверить.
Его больше нет.
   Грэхем вывел на листочке вопросительный знак.
   - Я тебе все расскажу. Сейчас мне отвели только пять  минут,  но  как
только тебе станет лучше, я расскажу. Я приду потом.
   "Сейчас", - нацарапал Грэхем.
   - Доктор уже говорил с тобой? Нет? Давай сначала обсудим  твои  дела.
Послушай, тебя здесь поставят на ноги.  В  лучшем  виде.  Глаз  у  тебя,
конечно, здорово распух. Что ты хочешь  -  на  лице  все-таки  рана,  но
хирурги постарались и заштопали тебе вывеску. Теперь  главное  -  время.
Селезенку тебе удалили. А на что она нужна? Прайс оставил свою в Бирме в
сорок первом, и хоть бы что.
   Медсестра в коридоре постучала пальцами по стеклу.
   - Все, мне пора.  Служебное  удостоверение  для  них  тут  ничего  не
значит. Будь ты хоть кто, выставляют за дверь без всяких церемоний, если
время истекло. Пока.
   В  комнате  ожидания  реанимационного   отделения   среди   множества
измученных тревогой людей он увидел Молли.
   Он подошел к ней.
   - Молли...
   - Привет, Джек, -  бросила  она.  -  Ну,  ты  выглядишь  лучше  всех.
Согласишься расстаться с  какой-нибудь  частью  своего  лица,  если  ему
придется делать трансплантацию? Перестань, Молли. Ты видел его?
   - Да.
   - А я думала, что не смогу заставить себя это сделать. Смогла.
   - Его приведут в норму. Доктор мне  сказал,  что  все  будет  хорошо.
Может, тебе одной тяжело сейчас? Я привез Филлис, она...
   - Нет, больше мне от тебя ничего не надо.
   Она отвернулась,  комкая  платок.  Из  ее  раскрытой  сумочки  торчал
розовато-лиловый конверт. Он уже видел такие  изысканные,  дорогостоящие
конверты.
   Ему претило то, что предстояло сейчас сказать.
   - Молли!
   - Ну что еще?
   - Ему пришло письмо?
   - Да.
   - Тебе его передала сестра?
   - Да, сестра. Еще его завалили цветами эти его друзья из Вашингтона.
   - Можно мне взглянуть на письмо?
   - Я отдам ему сама, когда он попросит.
   - Дай мне на него взглянуть, пожалуйста.
   - С чего вдруг такой интерес?
   - Ему не стоит читать письма именно от.., этого человека.
   Выражение, появившееся на его лице, насторожило Молли.  Она  опустила
глаза на письмо и выронила все, что было у нее в руках. Из сумочки выпал
и покатился тюбик губной помады.
   Собирая рассыпанные на полу вещи, Крофорд слушая  быстро  удаляющийся
стук каблуков.
   Сумочку Молли он вручил дежурной сестре.
   Крофорд понимал, что Лектеру вряд ли удастся добиться того,  что  ему
нужно. Но он знал одно: от Лектера можно ожидать все, что угодно.
   По просьбе Крофорда молодой практикант-рентгенолог просветил  письмо.
После этой процедуры Крофорд аккуратно подрезал конверт со  всех  сторон
перочинным ножом и обследовал внутреннюю поверхность конверта,  а  затем
вложенный в него листок. От него не укрылось  бы  никакое  пятнышко  или
след пыли. Удовлетворенный осмотром, он прочитал следующее:

   "Дорогой Уилл!
   Теперь мы с вами оба томимся в больничных палатах.  Вы  страдаете  от
ран, я же - от отсутствия книг... Интеллектуал доктор Чилтон позаботился
обо мне как нельзя лучше. Жизнь забросила нас в примитивное время -  уже
не первобытное, но еще и не просвещенное. Любое разумное  общество  либо
убило бы меня, либо вернуло бы мне мои  книги.  Полумеры  -  бич  нашего
времени, не так ли, Уилл?
   Желаю Вам скорейшего выздоровления  и  надеюсь,  что  случившееся  не
испортит Вашу внешность.
   Я часто думаю о Вас.
   Ганнибал Лектер."

   Практикант посмотрел на часы.
   - Я вам больше не нужен?
   - Нет, - ответил Крофорд. - Где это можно сжечь?
   В следующий свой приход, ровно через четыре часа, Крофорд  не  увидел
Молли ни в палате, ни в комнате ожидания.
   Грэхем бодрствовал.  Он  сразу  же  начертил  вопросительный  знак  и
написал под ним: "Долархайд умер? Как?" Крофорд рассказал ему. С  минуту
Грэхем лежал неподвижно. Потом написал: "Сбежал  как?"  -  Ладно  уж.  В
Сент-Луисе мы дали маху. Он, должно быть, искал Рибу Макклейн, приехал в
лабораторию  и  наткнулся  на  нас.  Его  отпечатки  остались  на   окне
котельной. Их обнаружили только вчера.
   Грэхем написал карандашом в блокноте: "Тело?".
   - Мы полагаем, что был убит некто по имени Арнолд Ланг.  Он  числится
среди пропавших без вести, а его машина отыскалась в  Мемфисе.  Так,  за
мной идут. Сейчас выгонят! Я быстро, по порядку. Долархайд понял, что мы
уже вышли на фотолабораторию. Он сбежал оттуда у нас под носом и  поехал
прямиком на станцию техобслуживания  Сервко  в  Линдберге.  Там  работал
Арнолд Ланг. Риба Макклейн показала, что за неделю до этого у Долархайда
была стычка с техником на станции. По-видимому, речь  шла  о  Ланге.  Он
прикончил Ланга, тело отвез к себе  домой.  После  этого  отправился  за
Рибой Макклейн,  которую  застукал  с  Ралфом  Мэнди.  Застрелил  Мэнди,
оттащил его в кустарник.
   В палату вошла сестра.
   - Прошу вас, разрешите мне  закончить,  у  нас  служебный  секрет,  -
безуспешно взывал к ней Крофорд.
   - У