могла бы ты застрелить его?

- Ради того, чтобы сохранить свою невинность? Ты, наверное, шутишь,
Арделия. Но если серьезно, то я надеюсь, что такой встречи не произойдет. Я
была бы счастлива, если бы он снова угодил за решетку и при этом никто бы
не пострадал - включая его самого. Иногда мне даже кажется, что я могла бы
ему помочь, если вдруг его загонят в угол.

- Никогда не произноси этого вслух.

- Если я окажусь рядом, у него будет больше шансов остаться в живых. Я не
стану стрелять сразу, как другие, только потому, что боюсь его. Он не волк.
Все будет зависеть от него самого.

- А разве ты его не боишься? Думаю, что тебе стоило бы испугаться посильнее.

- Ты знаешь, что по-настоящему страшно, Арделия? Страшно, когда кто-то
говорит тебе правду. Мне хотелось бы, чтобы он избежал смерти от укола.
Если это удастся и доктора Лектера поместят в психиатрическую лечебницу, то
с ним там будут обращаться очень хорошо в силу большого научного интереса к
его личности. И у него не возникнет проблем с сокамерниками. Если доктор
окажется за решеткой, то я могла бы поблагодарить его за письма. Нельзя
убивать человека, который настолько безумен, что осмеливается говорить
правду.

- Для слежки за твоей перепиской есть какая-то серьезная причина. На этот
счет имеется решение суда, и оно хранится за семью печатями. Мы этого места
пока не застолбили... не смогли вычислить. Я не стала бы исключать того,
что сукины дети что-то знают о докторе Лектере, но тебе не говорят. Будь
завтра поосторожнее.

- Мистер Крофорд обязательно мне сказал бы об этом.

- Джек Крофорд, Старлинг, уже стал историей. Он отработанный пар. А что,
если они затеяли что-то против тебя? За то, что у тебя острый язык, за то,
что ты не позволила Крендлеру залезть себе под юбку. Что, если кто-нибудь
просто захотел отправить тебя на свалку? Послушай, после нашего разговора я
ещђ сильнее захотела припрятать источник моей информации.

- Можем ли мы сделать что-нибудь для твоего дружка с почты? Следует ли
что-нибудь сделать?

- А кто, по-твоему, приходит сегодня на ужин?

- Ну хорошо, Арделия... Постой, постой... Я же считала, что это я прихожу
сегодня на ужин.

- Можешь унести то, что повкуснее, на свою половину. Но только не все.

- Как ты добра!

- Не надо благодарности, детка. Мне это доставит удовольствие.

Глава 47

Еще маленькой девочкой Старлинг перебралась из скрипевшего на ветру
дощатого домика в солидное краснокирпичное здание лютеранского детского
приюта.

В ветхом домишке, где прошло ее раннее детство, была теплая кухня, в
которой она могла съесть апельсин вместе с отцом. Но смерти хорошо известны
адреса тех крошечных домов, обитатели которых за жалкие гроши готовы
выполнять любую, даже самую опасную работу. Именно из такого дома уехал в
своем старом пикапе на ночное дежурство отец. Уехал, чтобы быть убитым.
Старлинг бежала из принявшей ее на воспитание семьи в тот момент, когда там
шел массовый забой ягнят, и нашла себе убежище в лютеранском приюте.
Массивное здание приюта приучило ее чувствовать себя в безопасности.
Возможно, лютеранам не хватало тепла и апельсинов и у них было слишком
много Христа, но правила есть правила. Старлинг быстро поняла, что если им
строго следовать, то жизнь в приюте может быть вполне сносной.

Старлинг знала, что ей ничего не грозит, пока ее судьба решается в закрытых
конкурсах или напрямую зависит от результатов работы. Но в конечном итоге
этого оказалось мало. В искусстве административных интриг она была
совершенно беспомощной.

Вылезая в начале рабочего дня из своего "мустанга" перед фасадом здания в
Квонтико, она знала, что эти высокие каменные стены не служат ей убежищем.
Даже из утреннего бедлама, царящего на парковке, двери здания казались ей
входом в зловещее, нездоровое место.

Ей хотелось повидаться с Джеком Крофордом, но времени не было. Съемки на
Аллее Хогана должны были вот-вот начаться. Операторы лишь ждали, когда
солнце поднимется чуть выше.

В целях более объективного расследования побоища на рыбном рынке Феличиана
потребовалось воссоздать события того дня, учесть все выстрелы и
воспроизвести имевшие место передвижения. Для этой цели было решено
использовать стрельбище Квонтико, именуемое также Аллеей Хогана.

Старлинг предстояло сыграть саму себя. Оперативный микроавтобус остался тем
самым, который использовался в деле. Новые пулевые отверстия были заделаны
мастикой и еще не закрашены. Снова и снова они выскакивали из машины, снова
и снова агент, изображающий Джона Биргема, падал лицом вниз, а тот, что
играл Берка, корчился на земле. Действо, во время которого применялись
шумные холостые заряды, довело Старлинг до изнеможения.

Закончили они далеко за полдень.

Старлинг, повесив на место камуфляж, шлем и бронежилет, отправилась на
поиски босса. Джек Крофорд оказался в своем кабинете.

Она, как и прежде, обращалась к нему "мистер Крофорд", а сам мистер Крофорд
вел себя весьма неопределенно, все больше и больше отстраняясь от дел.

- Не желаете ли алка-зельцер, Старлинг? - спросил он, увидев девушку в
дверях,

В течение дня Крофорд принимал огромное количество разнообразных
патентованных препаратов. Глотал он также вытяжку из китайского гинкго,
опилки пальмы Сабаль, кочедыжник святого Иоанна и детский аспирин. Шеф
принимал их в определенном порядке, беря таблетку или капсулу из ладони.
Поднося лекарство ко рту, он запрокидывал голову с таким видом, будто
опустошал рюмку.

В последнее время Крофорд стал снимать пиджак, вешать его в кабинете на
спинку стула и облачаться в связанный покойной женой свитер. Начальник
отдела казался стариком. Таким пожилым Старлинг не помнила даже своего отца.

- Мистер Крофорд, часть моей корреспонденции просматривается. Причем
делается это весьма неуклюже. Создается впечатление, что конверты
расклеивают на пару над чайником.

- За вашей почтой следят с того момента, когда Лектер вам написал.

- Да. Но раньше лишь просвечивались посылки. Я не возражала, так как мою
личную переписку не трогали. Теперь положение изменилось, но мне никто
ничего не сообщил.

- Это делает не наше ведомство.

- И не помощник заместителя, мистер Крофорд. Чтобы получить санкцию на
перехват под грифом "Три", нужно иметь очень большую лапу.

- Но вы говорите, что вскрывают на любительском уровне? - спросил он и лишь
после нестерпимо долгой паузы продолжил: - Наверное, хотели, чтобы вы
именно так это и увидели. Как вы полагаете, Старлинг?

- Я с вами согласна, сэр.

Крофорд помолчал, пожевал губами, кивнул и произнес:

- Я займусь этим. - Разместив по ранжиру стоящие на столе флакончики с
лекарствами и еще немного помолчав, он добавил: - Я потолкую с Карлом
Шримером из Минюста, и все прояснится.

Шример тоже был "хромой уткой". Сорока на хвосте принесла весть, что он
выходит в отставку в конце года. Все приятели Крофорда покидали ФБР,

- Большое спасибо, сэр.

- Среди копов, которых вы натаскиваете, хорошие парни найдутся? Кого можно
было бы рекрутировать в нашу Контору?

- Что касается их способности к следствию, пока ничего сказать не могу. Они
стесняются обсуждать со мной многие преступления - особенно на сексуальной
почве. Хорошие стрелки среди них есть.

- От стрелков мы уже получили все, что можно, - сказал он и, бросив на нее
короткий взгляд, добавил: - Вас я не имею в виду.


Старлинг отправилась на Арлингтонское кладбище к вечеру того дня, в течение
которого она вместе с другими разыгрывала сцену гибели Джона Бригема.

Девушка положила руку на надгробный камень - шершавый после обработки
зубилом. К ней неожиданно ярко вернулись те ощущения, которые она испытала,
подойдя в последний раз к открытому гробу и целуя Джона в холодный как
мрамор, слегка припудренный лоб. Она тогда незаметно положила под его
затянутые в белоснежные перчатки руки медаль, полученную ею за победу в
соревнованиях по стрельбе из боевого пистолета.

С кладбищенских деревьев падали листья, покрывая плотно заселенную
мертвецами землю. Не снимая руки с надгробия и оглядывая многие гектары
могил, Старлинг спрашивала себя: сколько здесь покоится таких, как Джон -
тех, чьи жизни были растрачены впустую в результате глупости, эгоизма и
тайных сделок усталых стариков?

Не важно, верите вы в Бога или нет, но если вы воин, то Арлингтонское
кладбище остается для вас священным местом. Трагедия не в том, что все эти
люди умерли. Трагедия в том, что многие из них умерли напрасно.

С Бригемом ее связывали особые узы, которые не были слабее оттого, что они
так и не стали любовниками. Опустившись на одно колено перед его могилой,
Старлинг вспоминала, как он ласково кое-что ей предложил, а она ответила
отказом. Встретив отказ, он спросил, смогут ли они остаться друзьями. Она
ответила - да, и это было сущей правдой.

Стоя на коленях в Арлингтоне, Старлинг думала о далекой могиле отца.
Последний раз она была там, закончив первый год учебы в колледже. Ей очень
хотелось сказать об этом отцу. Может быть, настало время снова поговорить с
ним?

Видимый сквозь черные ветви деревьев закат был таким же оранжевым, как те
апельсины, которыми делился с ней отец. Откуда-то издали донесся звук
горна. Старлинг вздрогнула. Камень под ее рукой казался ледяным.

Глава 48

Ясная ночь над Ньюфаундлендом. Сквозь пар от нашего дыхания мы можем
рассмотреть где-то в созвездии Ориона яркую точку. Точка движется. Это,
борясь с ураганным ветром, мчится в ночи на запад "Боинг-747".

В его чреве ближе к хвосту, там, где обычно размещаются туристские группы,
теснятся пятьдесят два человека. Это участники тура "Фантазии Старого
Света", повидав за семнадцать дней одиннадцать стран, возвращаются в
Детройт и Виндзор, тот что в Канаде. Их плечи втиснуты в пространство
шириной полметра, расстояние между подлокотниками кресел - все те же
полметра. Это на целых шесть сантиметров больше, чем имели рабы, пересекая
на невольничьем корабле Атлантический океан.

Пассажирам разбрасывают сандвичи с осклизлым мясом и плавленым сыром, а
дышат они слегка очищенными кишечными газами и парами дыхания своих
соседей. Все это является слегка модифицированным вариантом принципа
"навозного коктейля", изобретенного скототорговцами в 50-х годах нашего
века.

Доктор Ганнибал Лектер сидит в центре среднего ряда кресел. По обеим
сторонам от него находятся дети, а крайнее место занимает женщина с
младенцем на коленях. После стольких лет, проведенных в камерах и подвалах,
доктору Лектеру крайне неприятно находиться в замкнутом пространстве. Кроме
того, рядом, на коленях мальчишки, беспрестанно пищит электронная игрушка.

Как и у других рассаженных на самые дешевые места пассажиров, на его груди
красуется значок, на котором изображена ярко-желтая улыбающаяся физиономия
с красной подписью под ней: "КАН-АМ ТУРЫ". Одет он, как и все остальные
туристы, в якобы тренировочный спортивный костюм. Куртка доктора Лектера
украшена символом хоккейной команды "Торонто мейпл ливз". Под этой
необычной одеждой к его телу прикреплена значительная сумма денег.

Доктор Лектер находится с группой три дня. Он купил право участия в туре у
какого-то парижского брокера, так как один из туристов занемог. Мужчина,
чье место занимал сейчас Лектер, "сыграл в ящик" после того, как его сердце
отказало во время подъема под купол собора Святого Петра в Риме.

В Детройте доктору Лектеру предстоит пройти таможенный досмотр и паспортный
контроль. Он не сомневается в том, что органы правопорядка и иммиграционные
власти всех крупных аэропортов западного мира предупреждены о его возможном
появлении и проявляют максимальную бдительность. В тех местах, где его
фотография не прикреплена к стене перед глазами оператора, она наверняка
лежит рядом с кнопкой тревоги каждого компьютера иммиграционной или
таможенной службы.

Несмотря на это, доктор Лектер верит в свою счастливую звезду. На снимках,
которыми располагают власти, должно быть лишь его прежнее лицо. В
документах, по которым он получил фальшивый паспорт, позволивший ему
проникнуть в Италию, не имеется его теперешнего изображения. В Италии
Ринальдо Пацци, дабы облегчить себе жизнь и ублажить Мейсона Вергера,
использовал документы карабинеров, включая фотографии "доктора Фелла",
сделанные для получения вида на жительство и разрешения на работу. Доктор
Лектер нашел снимки в портфеле Главного следователя и уничтожил их.

Если Пацци не фотографировал "доктора Фелла" тайно, то у доктора Лектера
есть хорошие шансы попасть в Америку. Конечно, его новое лицо не очень
отличается от старого. Немного коллагена у носа и на щеках, другие волосы,
очки - все это не бог весть что. Однако различие вполне достаточное для
того, чтобы миновать контроль, если к его особе не будет привлечено
пристальное внимание. Что касается шрама на левой руке, то ему удалось
скрыть его с помощью хорошего крема и средства для загара.

Он предполагает, что в аэропорте Детройта иммиграционная служба поделит
всех пассажиров на две очереди - тех, кто имеет американские паспорта, и
всех остальных. Он специально выбрал приграничный город, чтобы очередь из
всех остальных была как можно больше. В самолете полным-полно канадцев.
Доктор Лектер считает, что вполне сможет пройти со стадом, если стадо его
примет. Он побывал с туристами в нескольких галереях, посетил ряд
исторических мест и теперь томится вместе с ними в чреве аэроплана. Но
всему есть предел - он не может есть вместе с ними те отбросы, которыми
здесь кормят. У туристов от недостатка движения ломит ноги. Они устали, им
смертельно надоели их нелепая одежда и попутчики. Они роются в пакетах с
едой, извлекают из них сандвичи и с отвращением выбрасывают почерневшие от
пребывания в холодильнике листья салата.

Доктор Лектер, не желая привлекать к себе внимания, ждет, когда другие
пассажиры покончат с жалкой дешевой едой, сходят в туалет и заснут. Где-то
далеко впереди показывают какой-то стародавний фильм. Но он все ждет и
ждет, с терпением питона. Сидящий рядом с ним мальчонка уснул за своей
электронной игрой. По всему широкому самолету то там, то здесь гаснут
индивидуальные лампочки для чтения.

Лишь после этого, воровато оглядевшись, доктор Лектер извлекает из-под
кресла впереди него элегантную желтую коробку с коричневой каймой по краям.
В коробке находится обед от "Фошон" - знаменитого парижского поставщика
изысканной пищи. Коробка перевязана двумя шелковыми лентами, гармонирующими
с цветом картона. Доктор Лектер ублажил себя упоительного запаха паштетом
из гусиной печенки с трюфелями и великолепным анатолийским инжиром. С
черенков ягод еще капали прозрачные слезы. У него есть и маленькая бутылка
столь любимого им "Святого Стефана". Шелковый бант ленты распускается с
радующим слух шорохом.

Доктор Лектер готов вкусить первый плод инжира. Он держит его у рта, от
божественного аромата крылья его носа подрагивают. Доктор решает, съесть ли
ягоду одним великолепным глотком или наслаждаться ею по частям. В этот
момент рядом с ним снова запищала электроника. Не поворачивая головы,
доктор Лектер прячет инжир в ладони и косится на сидящее рядом с ним дитя.
Запах трюфелей, паштета и коньяка пробудил ребенка.

Мальчик с шумом втягивает носом воздух. Его крошечные, блестящие, как у
грызуна, глазки смотрят на деликатесы доктора Лектера. Он начинает
пронзительно верещать. Так верещат сражающиеся за свое выживание крысята.

- Эй, мистер. Эй, мистер. - Замолкать он не собирается.

- В чем дело?

- У вас тама специальная еда?

- Нет.

- А чой-то там у вас? - Ребенок обращает лицо в сторону доктора Лектера. -
Дайте мне кусманчик.

- Я бы с удовольствием, - отвечает доктор Лектер, замечая, что здоровенная
голова мальчишки сидит на тонюсенькой шейке, - но тебе не понравится. Это
же обыкновенная печенка.

- Ливерная колбаска! Класс! Мамка разрешит. Маааам!

Какой-то ненормальный ребенок. Обожает ливерную колбасу и вопит непрестанно.

Женщина, устроившаяся на крайнем месте с младенцем на коленях, вздрагивает
и просыпается.

Пассажиры, сидящие впереди доктора Лектера, откинули спинки своих кресел
настолько, что доктор чувствует запах волос. Они смотрят назад через щели
между спинками сидений.

- Вообще-то мы пытаемся уснуть, - заявляет один из них.

- Маааам! Можно мне куснуть его сандвич?! Младенец на маминых коленях
пробуждается и начинает орать благим матом. Мама сует палец под подгузник
и, получив негативный результат, заталкивает в вопящую пасть пустышку.

- Что вы хотите ему дать, сэр?

- Это печень, мадам, - отвечает доктор Лектер, как можно спокойнее. - Но я
не хотел...

- Моя любимая ливерка. Хочу ливерку! Он говорит, что даст мне...

На последних словах мальчишка уже визжит.

- Сэр, не могу ли взглянуть на то, чем вы угощаете моего ребенка?

У кресла дамы с воющим на ее коленях младенцем останавливается стюардесса.
Миловидное личико девицы слегка опухло от сна.

- Здесь все в порядке? Что вам принести? Может быть, вы хотите, чтобы я
подогрела бутылочку?

Женщина берет запечатанную пластмассовую бутылку и передает стюардессе.
Затем она зажигает свет над головой и, разыскивая в сумке соску, говорит
доктору Лектеру:

- Не могли бы вы передать это мне? Поскольку вы угощаете моего ребенка, я
хочу увидеть, что вы ему даете. Я не хочу вас обидеть, но у него часто
барахлит желудок.

Мы не боимся оставлять наших детей в детском саду на попечении чужих людей.
Но в то же время, компенсируя чувство вины за это, страдаем параноидальной
подозрительностью в отношении всех незнакомых людей. Тем самым мы
непроизвольно культивируем страх у наших отпрысков. Иногда даже чудовищу
приходится считаться с этим, включая такое равнодушное к детям чудовище,
как доктор Лектер.

Он протянул коробку от "Фошон" матери.

- Прекрасная булочка, - сказала она, ткнув в хлеб тем же пальцем, который
совала за подгузник.

- Вы можете попробовать, мадам, - сказал доктор Лектер.

- У меня нет настроения к выпивке, - сказала она и огляделась, ожидая
услышать смех. - Я и не знала, что разрешено приносить в самолет свой
пузырек. Что там у вас? Виски? Неужели они позволяют надираться в воздухе?
А ленточку я сохраню у себя, если не возражаете.

- Сэр, на борту пассажирам не позволено открывать бутылки с крепкими
алкогольными напитками, - вмешалась стюардесса. - Если желаете, я сохраню
ее для вас, и вы сможете получить ее на выходе в аэропорту.

- Ну конечно. Большое спасибо, - произнес доктор Лектер. Он обладал
способностью отключаться от своего окружения, сделать так, чтобы оно
исчезло из сознания. Писк электронных игрушек, храп и даже громкая "газовая
атака" не шли ни в какое сравнение с теми адскими воплями, которые ему
доводилось слышать в камерах для буйно помешанных. Кресло сдавливало тело
не сильнее смирительной рубашки. И он поступил так, как часто поступал,
находясь в камере. Доктор Лектер откинул голову, смежил веки и отправился
на отдых во Дворец своих воспоминаний, которые в большей своей части были
просто прекрасны.

На краткий миг крошечный, летящий на восток металлический цилиндр
превратился во Дворец, насчитывающий тысячи и тысячи залов.

Однажды мы посещали доктора Лектера в палаццо Каппони, теперь нам предстоит
встретиться с ним в чертогах его разума...

Вестибюлем Дворца служит Норманнская капелла в Палермо - суровое,
неподвластное времени сооружение необычайной красоты. О бренности жизни
здесь напоминает лишь человеческий череп, высеченный в камнях пола. Если
доктор Лектер не очень торопится почерпнуть во Дворце памяти нужную
информацию, он всегда задерживается в этом месте. Так он делает и сейчас,
чтобы вдосталь полюбоваться капеллой. За ней простирается через мрак и свет
немыслимо громадное и сложное здание, сооруженное доктором Лектером.

Дворец воспоминаний есть не что иное, как мнемоническая система, хорошо
известная ученым древности. Вандалы сожгли книги. Но благодаря этой системе
люди сумели сохранить и пронести