грающими в футбол...

Вначале перед его мысленным взором возникли ступени, лестничная площадка
наверху. Он начал подниматься по ступеням и увидел, как перед его глазами
возникает большая репродукция "Весны". Пацци мысленно оглянулся, но не
узрел ничего, кроме входной двери. Он не мог определить улицу. Лица тоже не
возникали.

Поднаторев в ведении допросов, Ринальдо Пацци стал задавать вопросы самому
себе:

"Что ты слышал в тот момент, когда впервые заметил картину? ...Звон посуды
в расположенной на первом этаже кухне. Что ты слышал в тот момент, когда
поднялся на площадку и стоял перед репродукцией? Телевизор. Телевизор в
гостиной. Роберта Стэка в роли Элиота Несса в "Неприкасаемых". Ты ощущал
запах кухни? Да. Именно кухни. Другие запахи были? Я видел картину... Я не
спрашиваю, что ты видел. Ты улавливал другие запахи? Я все еще чувствовал
запах "альфа-ромео". В машине было очень жарко... В ноздрях еще стоял запах
горячего масла. Оно разогрелось от езды по... Раккордо. Я гнал по
автомагистрали Раккордо. Но куда? Сан-Касьяно. Я слышал, как в Сан-Касьяно
лаяла собака. Там жил грабитель и насильник по имени Джироламо... Фамилию
не помню".

В тот момент, когда все наконец стало на свои места, Ринальдо Пацци ощутил
триумф свершения - триумф, который, как он считал, испытывает гонщик
Формулы-1, пересекая первым линию финиша. Это был счастливейший миг в жизни
Главного следователя.

Уже через полтора часа Пацци произвел задержание Джироламо Токка. Синьора
Токка принялась бросать камни вслед кортежу, умчавшему прочь ее супруга.

Глава 18

О таком подозреваемом, каким оказался Джироламо Токка, можно было только
мечтать. Еще совсем молодым человеком он получил девять лет тюрьмы за
убийство мужчины, которого Токка застукал в темной аллее, когда тот обнимал
его невесту. Его также обвиняли в сексуальном надругательстве над своими
дочерьми и других семейных преступлениях. Кроме того, ему пришлось отсидеть
и за изнасилование.

Квестура чуть ли не до основания разрушила дом Токки, пытаясь найти
вещественные доказательства его преступлений. В конце концов Пацци, лично
обыскивая жилище подозреваемого, обнаружил коробку из-под патронов, которая
и была представлена суде в качестве одного из немногих фактических
доказательств со стороны обвинения.

Сам суд явился сенсацией. Заседания суда проводились в защищенном здании,
именуемом "Бункер". "Бункер" располагался напротив флорентийской редакции
газеты "Ла Нацьоне", и в нем в семидесятых годах шли процессы над
террористами.

Приведенные к присяге присяжные, пятеро мужчин и пять женщин, закрылись
ненадолго в совещательной комнате и признали Токку виновным практически без
доказательств, исходя лишь из личности обвиняемого. Большая часть публики
считала Токку невиновным, но много было и таких, которые заявляли, что
Токка - мерзавец и в любом случае заслуживает тюрьмы. Как бы то ни было, но
в возрасте шестидесяти пяти лет он был приговорен к сорока годам заключения
в Волтерре.

Несколько последовавших за этим месяцев были поистине золотыми. Вот уже
почти тысячу лет никто из Пацци не был столь знаменит, как Ринальдо. Его
славу можно было сравнить лишь со славой самого Паццо де Пацци,
вернувшегося из Первого крестового похода с осколками кремня от Гроба
Господня.

Во время традиционного пасхального ритуала в соборе Санта-Мария дель Фьоре
Ринальдо Пацци и его красавица жена стояли рядом с самим архиепископом.
Ритуал состоял в том, что при помощи священных кремней возжигалось пламя в
искусственной голубке, которая, вылетая по натянутой проволоке из собора,
зажигала на радость вопящей толпе запалы уложенных на повозке петард[22].

Газеты воспроизвели каждое слово Пацци, когда тот воздавал дань уважения
своим коллегам за титанические усилия, которые от них потребовали
обстоятельства. Совета синьоры Пацци домогались самые выдающиеся дома
моделей, и синьора выглядела просто великолепно в нарядах, которыми
одаривали ее модельеры. Сильные и могущественные люди приглашали их на
чаепитие, а однажды они даже ужинали вместе с графом в замке, где в каждом
углу стояли рыцарские доспе-хи. Имя Пацци упоминалось в связи с возможной
политической карьерой, о его заслугах говорили в парламенте и с ним провели
собеседование, чтобы решить, не назначить ли его руководителем итальянской
группы в совместной с американцами операции против мафии.

Указанное собеседование плюс стипендия для обучения в семинарах по
криминологии Джорджтаунского университета привели супругов Пацци в
Вашингтон. Большую часть времени Главный следователь проводил в Квонтико в
Отделе изучения моделей поведения и в мечтах о создании подобного
учреждения в Риме.

Затем, после двух лет безмятежного счастья, грянула катастрофа. В более
спокойной обстановке, не испытывая давления со стороны общественного
мнения, апелляционный суд принял решение вернуться к делу Токки. Пацци
отозвали домой, где его ожидало расследование. Оказалось, что некоторые из
его бывших коллег давно точили на него ножи.

Апелляционный суд отменил приговор и вынес Главному следователю Пацци
порицание, заявив, что, по мнению суда, синьор Пацци фабриковал улики.

Бывшие сторонники Пацци из числа могущественных людей сразу его бросили,
словно от него исходил дурной запах, Пацци по-прежнему занимал в Квестуре
важную должность, но дело шло к его отставке, и все об этом знали.
Итальянское правительство действует неторопливо, но топор судьбы рано или
поздно должен был обрушиться на его шею.

Глава 19

Именно в это ужасное время, ожидая неизбежного удара, Пацци впервые
встретил человека, известного в ученых кругах Флоренции как доктор Фелл...

Ринальдо Пацци взбирался по внутренней лестнице палаццо Веккьо, выполняя
одно из тех ничтожных заданий, которые изыскивали для него бывшие
подчиненные, наслаждающиеся падением шефа. Шагая по истертым временем
ступеням вдоль покрытой фресками стены, следователь смотрел лишь на носки
своих ботинок, не обращая внимания на окружавшие его произведения
искусства. Пятьсот лет тому назад его окровавленного предка силой волочили
по этой лестнице.

Добравшись до площадки, Пацци, как подобает мужчине, расправил плечи и
взглянул в глаза изображенных на фресках людей, с некоторыми из которых он
состоял в дальнем родстве. До его слуха уже доносились отзвуки спора,
кипевшего в расположенном выше этажом Салоне лилий. Там проводили свою
совместную сессию дирекция Галереи Уффици и Комиссия изящных искусств.

Ринальдо предстояло заняться исчезновением человека, который много лет был
хранителем палаццо Каппони. Многие считали, что старикан просто сбежал либо
с женщиной, либо с чужими деньгами, а может быть, с тем и другим
одновременно. Вот уже четыре раза подряд он не являлся в палаццо Веккьо на
ежемесячное заседание руководящего комитета.

Пацци направили сюда для продолжения расследования. Главный следователь
Пацци, который после взрыва в музее сурово наставлял серых от страха членов
дирекции Галереи Уффици и их вечных соперников (столь же почтенных
представителей Комиссии изящных искусств) о необходимости принимать
адекватные меры безопасности, теперь вынужден был заниматься совершенно
ничтожным делом. Ему предстояло задавать вопросы об амурных похождениях
хранителя. Это не вдохновляло.

Ассамблеи двух комитетов проходили в атмосфере склок и свар. Много лет они
не могли договориться даже о месте проведения совместных заседаний - каждая
из сторон не желала появляться на территории противника. В конце концов они
стали встречаться в великолепном Салоне лилий палаццо Веккьо, где каждый
член обоих комитетов имел возможность считать, что красота помещения
полностью отвечает его личным заслугам и положению в обществе. Собравшись
там однажды, они стали отказываться от любого другого зала, несмотря на то
что палаццо Веккьо вечно находился в состоянии реставрации и реконструкции
и членам комитетов по пути в Салон лилий приходилось лавировать между
строительными лесами, спотыкаясь о машины и материалы.

В коридоре у дверей салона Пацци увидел Риччи, своего бывшего
одноклассника, а ныне профессора. Профессор отчаянно чихал, так как не
выносил алебастровой пыли. Слегка придя в себя, Риччи поднял слезящиеся
глаза на Пацци и сказал:

- Грызутся, как всегда. Если ты пришел в связи с исчезновением хранителя
палаццо Каппони, то они как раз дерутся за его место. Сольято хочет, чтобы
должность отдали его племяннику. А на ученых сильное впечатление произвел
тот человек, которого они месяц назад временно назначили на этот пост. Его
зовут доктор Фелл. Ученые мужи желают оставить его навсегда.

Профессор Риччи стал хлопать себя по карманам в поисках бумажных салфеток,
а Ринальдо Пацци переступил через порог исторического помещения, стены
которого были сплошь расписаны золотыми лилиями. Широкие полотнища,
прикрывающие две стены салона, несколько приглушали стоявший там шум.

Речь держал известный апологет непотизма профессор Сольято, пытаясь
компенсировать недостаток аргументов громкостью голоса.

- Переписка семьи Каппони, - гремел он, - уходит корнями в тринадцатый век.
Доктор Фелл может держать в своих руках - не итальянских руках, смею
заметить, - послание от Данте Алигьери и даже не догадываться об этом. Вы
распознаете записку Данте, доктор Фелл? Полагаю, что нет. Вы, коллеги,
проверили его знания средневекового итальянского языка, я не могу не
согласиться с вами в том, что они превосходны. Но... только для straniero.
Для иностранца. Кроме того, позволительно спросить, насколько ему известны
те выдающиеся личности, которые жили во Флоренции в предшествующее
Ренессансу время? Думаю, что неизвестны или известны весьма слабо. Вы
представляете, что может случиться, если в библиотеке Каппони он обнаружит
рукопись... Гвидо Кавальканти[23], например. Распознает ли доктор Фелл ее?
Считаю, что и в этом случае ответ будет отрицательный. Не могли бы вы,
достопочтенный доктор, лично ответить на эти вопросы?

Ринальдо Пацци обвел взглядом помещение, но среди присутствующих не увидел
никого, кто мог бы быть доктором Феллом, хотя лишь час назад изучал
фотографию этого человека. Не заметил он доктора потому, что тот не сидел
вместе с остальными. Пацци вначале услышал голос Фелла и лишь потом увидел
его.

Доктор Фелл, повернувшись спиной к оратору и аудитории, неподвижно стоял в
тени большой скульптуры Юдифи и Олоферна. Он говорил, не меняя положения, и
было трудно понять, кто произносит слова - Юдифь, занесшая меч над головой
опьяневшего царя, Олоферн, которого дама свободной рукой тянула за
шевелюру, или сам невысокий и изящный доктор Фелл, стоящий рядом с
бронзовым творением Донателло. Звук его голоса прорезал шум, как лазерный
луч прорезает клуб дыма, и болтающие между собой члены обоих комитетов
мгновенно умолкли.

- Первый сонет Данте, в котором поэт живописует свой странный сон о
Беатриче Портинари, Кавальканти отметил публично, - сказал доктор Фелл. -
Впрочем, нельзя исключать того, что он делал это и приватным образом. Если
он и писал кому-то из Каппони, то адресатом скорее всего был Андреа - более
образованный, нежели его братья. - Доктор Фелл выдержал долгую паузу,
показавшуюся всем бесконечной, а затем, повернувшись лицом к аудитории,
продолжил: - Вы знакомы с первым сонетом Данте, профессор Сольято? Вы его
читали? Сонет привел Кавальканти в восхищение и вполне заслуживает вашего
внимания. Вот он, или, скорее, большая его часть:

Уж треть часов, когда давно планетам
Сиять сильнее, путь свершили свой,
Когда Любовь предстала предо мной
Такой, что страшно вспомнить мне об этом.
В веселье шла Любовь; и на ладони
Мое держала сердце; а в руках
Несла мадонну, спящую смиренно;
И, пробудив, дала вкусить мадонне
От сердца, - и вкушала та смятенно.
Потом Любовь исчезла вся в слезах[24].

А теперь послушайте, как сонет звучит на ином инструменте, на языке народа,
на языке, который сам Данте называл вульгарной элоквенцией, или
красноречием простонародья:

Allegro mi sembrava Amor tenendo
Meo core in mano, e ne le braccia avea
Madonna involta in un drappo dormendo
Poi la svegliava, e d'esto core ardendo
Lei paventosa umilmente pascea
Appreso gir lo ne vedea piangendo.

Даже самые придирчивые ревнители флорентийских традиций, собравшиеся в
украшенном фресками салоне, не смогли устоять, услышав сонет Данте,
прочитанный доктором Феллом на безукоризненном старотосканском наречии.
Раздались аплодисменты, а самые чувствительные участники ареопага со
слезами на глазах бросились поздравлять доктора Фелла. Одним словом, доктор
Фелл был назначен хранителем палаццо Каппони, и оставшийся в одиночестве
профессор дымился от злости. Был ли доволен своей победой доктор Фелл,
наверняка сказать нельзя, так как доктор снова повернулся к публике спиной.
Но профессор Сольято еще не капитулировал окончательно,

- Если он такой специалист по Данте, то пусть прочитает лекцию о Данте
перед "Студиоло". - Последнее слово Сольято прошипел так, словно речь шла
об инквизиции. - Пусть он предстанет перед ними extempore[25], в следующую
пятницу, если пожелает.

Речь шла, конечно, не об инквизиции, а о чем-то к ней весьма близком. Так
называлась небольшая группа самых яростных ортодоксов, уничтоживших немало
научных репутаций. В первый раз группка собралась в палаццо Веккьо в
небольшом, изящно украшенном кабинете, именуемом "Студиоло"[26], что и дало
ей это необычное название. Подготовка к выступлению перед этими людьми была
довольно муторной работой, а появление в "Студиоло" грозило неприятностями.
Дядя Сольято поддержал предложение племянника, зять Сольято потребовал
голосования, а сестра профессора мгновенно внесла результаты в протокол.
Предложение Сольято прошло. Назначение доктора Фелла состоялось, но при том
условии, что его поддержит группа "Студиоло".

Комитеты получили нового хранителя палаццо Каппони, по старому они не
скучали и поэтому едва цедили слова, отвечая на вопросы впавшего в
немилость Главного следователя Пацци. Ринальдо Пацци держался просто
восхитительно.

Как всякий хороший следователь, он сумел обратить неблагоприятные
обстоятельства себе на пользу. Во-первых, кто больше всех выиграл от
исчезновения прежнего хранителя? Пропавший был холостяком, всеми уважаемым
ученым и вел весьма размеренный образ жизни. У него имелись кое-какие
сбережения. Впрочем, ничего особенного. Самой большой ценностью для старика
были его работа и право жить в чердачных помещениях палаццо Каппони.

И вот перед ним был новый хранитель, получивший назначение после тщательной
проверки его познаний в истории Флоренции и степени владения архаичным
итальянским языком. Пацци изучил заполненные доктором анкеты и познакомился
со свидетельством о состоянии его здоровья, заверенным Национальной
медицинской ассоциацией.

Когда члены комитетов уже начали застегивать свои портфели, чтобы
отправиться по домам, Пацци подошел к свежеиспеченному смотрителю.

- Доктор Фелл!

- Слушаю вас, коммендаторе.

Новый хранитель был невелик ростом и ладно скроен. Верхняя часть стекол его
очков была слегка затемнена, а темный костюм прекрасно сшит, даже по
итальянским стандартам.

- Меня интересует, встречались ли вы когда-нибудь прежде со своим
предшественником? - Антенна опытного полицейского была настроена на волну
страха у собеседника.

Однако внимательно вглядываясь в доктора Фелла, Пацци не мог уловить в нем
ни малейших признаков тревоги.

- Никогда с ним не встречался. Всего лишь читал несколько его статей в
"Нуова антологиа".

Разговорный тосканский доктора был столь же точен, как и тот
старотосканский, на котором он читал стихи. Если в нем и присутствовал
легкий акцент, то его происхождения Пацци определить не мог.

- Мне известно, что полицейские, стоявшие у истоков расследования, перерыли
весь палаццо Каппони в поисках прощального письма или записки о
самоубийстве. Если вы случайно что-то обнаружите в бумагах, что-то даже
совершенно тривиальное, вас не затруднит позвонить мне?

- Нисколько, коммендаторе Пацци. Позвоню, вне всяких сомнений.

- Его личные вещи все еще в палаццо?

- Да. В двух чемоданах. Имеется реестр всех предметов.

- Я пришлю... Я зайду, чтобы их забрать.

- Позвоните мне перед приходом, коммендаторе. Я перед вашим появлением
успею отключить систему охраны и тем сэкономлю ваше драгоценное время.

"Этот человек чересчур спокоен. По правде говоря, Фелл должен меня немного
опасаться, а он вместо этого просит предупреждать о приходе".

Члены комитета изрядно потрепали оперение Пацци, и с этим он ничего не мог
сделать. Теперь и этот тип демонстрирует свое высокомерие. Пацци решил
нанести ему удар.

- Доктор Фелл, вы позволите задать вам личный вопрос?

- Пожалуйста, коммендаторе, если этого требует ваш долг.

- На тыльной стороне вашей левой ладони я заметил сравнительно свежий шрам.

- А я заметил, что у вас совсем свежее обручальное кольцо. La Vita
Nuova?[27] - с улыбкой спросил доктор. У него были мелкие, очень белые
зубы. Пока Пацци изумлялся, не зная, чувствовать себя оскорбленным или нет,
Фелл поднял руку со шрамом и продолжил: - Ограничение подвижности
лучезапястного сустава. Изучение истории - опасное занятие, коммендаторе.

- Почему вы не сообщили об ограниченной подвижности сустава, заполняя
обязательную форму Национальной медицинской ассоциации?

- У меня сложилось впечатление, коммендаторе, что всякого рода повреждения
имеют значение лишь в тех случаях, когда человек становится инвалидом и
начинает получать пенсию. К моему случаю это не относится. Я не инвалид.

- Следовательно, операция была произведена в Бразилии, по месту вашего
прежнего жительства.

- Во всяком случае - не в Италии. Так что итальянскому правительству я
ничего не должен, - сказал доктор Фелл таким тоном, как будто считал, что
вопрос исчерпан.

Из Салона лилий они уходили последними. Пацци уже был в дверях, когда его
вдруг окликнул доктор Фелл:

- Коммендаторе Пацци?

Доктор Фелл был теперь черным силуэтом на фоне высокого окна, вдали за
окном возвышался купол собора.

- Да?

- Мне кажется, что вы - Пацци из рода тех самых знаменитых Пацци. Я не
ошибся?

- Нет, не ошиблись. Но как вы об этом узнали? - спросил Пацци, ожидая
услышать, что доктор вычитал все из оскорблявших его все последнее время
газет.

- Вы очень похожи на персонаж, изображенный на одном из медальонов в вашей
семейной часовне в соборе Санта-Кроче.

- О! Это Андреа де Пацци. Делла Роббиа[28] изобразил его в виде Иоанна
Крестителя, - сказал Пацци, чувствуя, как в его ледяное сердце
прокрадывается малая толика тепла.

Когда Ринальдо Пацци выходил в коридор, оставляя доктора Фелла в полутемном
салоне, его больше всего поразило уверенное спокойствие, в котором пребывал
доктор. Таково было главное впечатление следователя после встречи с
ученым-историком.

Очень скоро ему предстояло существенно углубить и расширить это впечатление.

Глава 20

Теперь, когда мир, в котором мы обитаем, огрубил наши сердца и сделал их
бесчувственными к проявлениям низости и беспутства, нам иногда полезно
взглянуть на предметы, все еще представляющиеся людям воплощением зла и
пока еще способные пробудить от сна равнодушия нашу так похожую на тесто,
вялую и покорную совесть.

Во Флоренции открылась выставка, именуемая "Ужасающие орудия пыток", и
именно на этой выставке Ринальдо Пацци во второй раз встретил доктора Фелла.

Экспозиция состояла более чем из двух десятков классических пыточных
инструментов, множества иллюстративных материалов и документов. Размещалась
она в Форте ди Бельведере, возведенном Медичи в шестнадцатом веке для
защиты южной стены города. Твердыня имела грозный и весьма неприветливый
вид. Выставка совершенно неожиданно вызвала ненормальный ажиотаж. Некоторые
зрители испытывали такое возбуждение, что создавалось впечатление, будто им
в брюки забралась живая форель.

Рассчитанная на месяц экспозиция продержалась полго