ыло не по себе под этим взглядом.
   -  Ты не хотел ко мне ехать?
   -  Хан-отец!- с укором вскрикнул Джамуха.- По первому слову лечу к тебе
птицей...
   -  Ладно, верю,- хан махнул рукой, останавливая его - Осенью у меня был
твой анда Тэмуджин.
   -  Тэмуджин? Он жив?
   -  Жив Он женился, подарил мне соболью доху.
   -  Мой анда такой богатый?!- все больше изумлялся Джамуха.
   -  Да нет... Владения отца у него отняли Он просил  меня  вернуть  улус
своего отца. А сейчас прибыли ею  братья  На  Тэмуджина  случайно  наехали
меркиты, увели молодую жену Я рассудил так - ты - его клятвенный брат, я -
брат его отца Кто же, если не мы, поможет Тэмуджину?
   -  Хан-отец, моя мысль пряма, как древко  копья:  Тэмуджину  надо  дать
все, что он просит - Он был рад и этой новости, и тому, что хан не  знает,
кто разрушил мир кэрэитов с найманами, хотя, кажется, что-то и заподозрил.
Вовремя объявился анда Тэмуджин...
   -  Он просит отбить его жену у меркитов.
   -  Надо ли нам связываться с меркитами?  Жена  не  улус,  ее  найти  не
трудно...
   -  А ты терял жену?- сердито перебил его хан.
   Джамуха подумал  о  своей  Уржэнэ  Как  часто,  измученный  заботами  и
тревогами, он, слушая ее голос и небесные звуки хура, обретал  успокоение,
находил просвет там, где все, казалось, было затянуто мраком.
   Но война с меркитами . А почему бы и нет? Тогорил сейчас в силе,  да  и
его воины кое-что стоят.
   -  Я готов идти с тобой, хан-отец.
   Хан угрюмо  кивнул  головой.  Напоминание  о  жене  увело  его  думы  к
прошлому. Он, кажется, даже забыл о Джамухе.
   -  Братья Тэмуджина здесь?- спросил Джамуха.
   -  Да.
   -  Моту я поговорить с ними?
   Окликнув нукера  из  дверной  стражи,  хан  послал  его  за  Хасаром  и
Бэлгутэем. Того и другого Джамуха помнил мальчиками и, когда увидел  перед
собой взрослых мужчин,  остро  почувствовал,  как  много  прошло  времени.
Кряжистый, низкорослый Бэлгутэй почти все  время  молчал,  больше  говорил
Хасар - высокий, худощавый парень с неробким взглядом черных глаз. Из  его
слов Джамуха понял, что анда не сидел без дела, что в куренях тайчиутов  у
него немало верных людей, ко их надо расшевелить, подтолкнуть.
   -  Передайте моему брату Тэмуджину: я помню и люблю  его.  Все,  что  у
меня есть, принадлежит ему.
   Проводив братьев, он сказал Тогорилу:
   -  Хан отец, нам нельзя медлить.
   -  Веди своих воинов сюда Я позову своего брата Джагамбу с его воинами,
и, как только соберемся, пойдем на кочевья меркитов.
   -  Мудрый хан, если мы начнем стягиваться со всех сторон,  как  рыба  в
глубокий  затон,  всем  станет  понятно  -  что-то  затеваем.  Всполошатся
тайчиуты, заседлают боевых коней найманы,  недремлющим  оком  уставятся  в
нашу сторону меркиты.
   Подумав, хан согласился с ним, похвалил:
   -  Твой ум становится острым, как хорошо закаленный клинок.
   -  Он - слабое эхо твоей всепостигающей  мудрости,-  скромно  потупился
Джамуха.
   -  Мы соберемся в верховьях Онона, в  урочище  Ботоган-борджи.  Знаешь,
где это?
   -  Знаю.- Джамуха мысленно прикинул путь войск к урочищу, и ему  пришел
в голову интересный замысел. Надо уговорить хана зайти за Тэмуджином. Если
он завернет на его стоянку, дальше  принужден  будет  идти  через  кочевья
тайчиутов, и тайные доброжелатели  Тэмуджина  без  помех  присоединятся  к
анде. На одну стрелу можно насадить гуся  и  куропатку. Конечно,  тайчиуты
могут потрепать хана. И это неплохо. Сил у хана-отца убавится не много,  а
спеси станет меньше. Но как  сказать  об  этом  Тогорилу?  Захочет  ли  он
рисковать? Не в его правилах, идучи на  одного  врага,  задирать  другого.
Сказал, как о деле малозначимом, само собой понятном:
   -  Ты, конечно, зайдешь за Тэмуджином и захватишь его с собой?
   Хан строго и сосредоточенно рассматривал под  ногами  желтое  пятно  на
белом войлоке. Подняв голову, остановил взгляд на лице Джамухи.
   -  Слишком острый клинок плох тем, что иногда режет собственные  ножны.
Не думай, сын, что умнее других,- это плохо кончится.
   -  Хан-отец! Мои мысли прозрачнее родниковой воды!
   -  Молчи! Почему сам не идешь за Тэмуджином? Хитер ты, и  помыслы  твои
кручены, как шерсть барана. Смотри, Джамуха...
   В голосе Тогорила внятно послышалась  угроза,  и  Джамуха  укрепился  в
мысли, что хан ему не доверяет. Надо, чего бы то ни стоило,  порушить  его
недоверие.
   Заговорил обиженно:
   -  Мне  больно  слушать  незаслуженные  укоры,  хан-отец.  Мои  помыслы
одинаковы с твоими, как одинаковы зерна тангутского риса, других не было и
нет. Ты хочешь, чтобы я пошел к Тэмуджину? Я  пойду,  хан-отец.  Я  сделаю
все, что ты повелишь. Но мой путь к анде вдвое длиннее твоего...
   Хан молчал. Его пальцы теребили складки  халата,  лоб  резала  глубокая
поперечная   морщина.    Передохнув,    Джамуха    заговорил    спокойнее,
рассудительнее:
   -  Кому, хан-отец,  меркиты  досаждают  больше  всего?  Тайчиутам.  Так
станут ли они чинить тебе зло, когда  узнают,  на  кого  направлены  копья
твоих воинов? Кроме того, им ведома твоя сила и  доблесть  -  это  оградит
тебя. Иное дело я. И мал, и слаб...
   Приказав нукерам звать нойонов, Тогорил поднялся, сунул руки  за  пояс,
проговорил, глядя поверх головы Джамухи:
   -  Видит бог, я не забыл того, что сделал для меня Есугей. И чем бы это
ни кончилось, попробую сделать  то  же  самое  для  его  сына.  За  добро,
Джамуха, человек должен платить добром.
   Весть о предстоящем походе на  меркитов  нойоны  Тогорила  встретили  с
нескрываемым неодобрением. Рисковать своими воинами из-за безвестной  жены
столь же безвестного Тэмуджина - разумно ли это?
   -  Я  вас  позвал  не  для  досужих  рассуждений,-  раздраженно  сказал
Тогорил.- Я позвал вас объявить свою волю!
   Нойоны умолкли, потупились.
   Возвращаясь в свой курень, Джамуха не раз вспомнил  эти  слова.  Высоко
вознесся над всеми хан Тогорил. Все, кажется, идет  к  тому,  что  и  ему,
Джамухе, станет объявлять свою волю. И  будешь  покорен  -  что  сделаешь?
Сколько ни вертись в одиночку, все равно окажешься  в  руках  Тогорила,  а
ускользнешь от него  -  попадешь  под  пяту  Инанча-хана  найманского  или
Тохто-беки меркитского, от них увернешься -  взнуздает  Таргутай-Кирилтух.
Но теперь, может быть, его одиночество и кончится. Анда  Тэмуджин  соберет
улус своего отца - их будет двое. Потом найдется кто-то третий, четвертый.
В битве ли, на пиру  ли  слово  каждого  будет  весить  одинаково.  Как  в
счастливые старые времена, воспетые в сказаниях-улигэрах, они перед  лицом
опасности встанут грудью друг за друга. И древний степной обычай вольности
никто не осмелится рушить безнаказанно.
   Бодрили, радовали душу эти думы. О, если бы  хан-отец  мог  догадаться,
куда направлены его устремления!.. Но  он  не  догадается.  Что  для  него
Джамуха? Почти собственный нукер. А если догадается? Что-то же питает  его
подозрительность и недоверчивость. Но эти тревожные мысли Джамуха гнал  от
себя...
   В поход он взял всех своих воинов, оставив курень на попечение стариков
и подростков. В назначенный день пришел в урочище  Ботоган-борджи.  Прошел
день, а хана не было. Не явился он и на другой день. Джамуха встревожился,
усилил караулы. Не побили ли тайчиуты Тогорила? Если так,  тут  оставаться
опасно.
   На третий день забеспокоились и воины. Походный  стан  притих.  Джамуха
решил переночевать и утром уходить  в  свое  кочевье.  На  рассвете  воины
принялись седлать коней. В это  время  прискакал  дозорный:  идет  войско.
Вскочив на коня, Джамуха поднялся на возвышенность. По плоской  равнине  к
стану валом катилась конница.  Всходило  солнце,  и  на  оружии,  доспехах
вспыхивали красные искры. А что,  если  это  воины  тайчиутов?  У  Джамухи
похолодело в груди.
   -  Скачи навстречу!- сказал он дозорному.
   Сам ринулся к стану, приказал барабанщикам бить тревогу.
   Басистый рокот барабанов бросил воинов в седла. Они быстро построились.
Джамуха подтянул пояс, поправил саадак... Дозорный  вылетел  из-за  сопки,
заорал во все горло:
   -  Наши...
   Воины смяли строй, беспорядочной  толпой,  увлекая  за  собой  Джамуху,
ринулись навстречу кэрэитам. Издали заметив Тогорила по тангутскому  шлему
с  высоким  золотым  гребнем,  Джамуха  направился  к  нему.  Хан  коротко
поздоровался,  ничего  не  сказал,  оправдывая  свое  опоздание.  Джамуха,
сдерживая злую обиду, спросил:
   -  Хан-отец, разве не вместе назначили день  встречи?  И  разве  старый
обычай не велит каждому, большой он или маленький, следовать уговору?
   Хан не успел ответить. К ним подскакали Джагамбу и высокий молодой воин
с обозначившейся бородкой  на  широких  твердых  скулах.  Он  был  опоясан
сыромятным ремнем, на ремне висел меч в обшарпанных  ножнах  и  берестяной
колчан. Из-под войлочной шапки на высокий лоб  выбилась  прядь  рыжеватых,
словно бы подпаленных солнцем, волос.
   -  Так-то встречаешь нас с твоим андой?-усмехнулся Тогорил.

     V

   Поздно  вечером  подошли  к  реке  Хилхо.  На  противоположном   берегу
несколько рыбаков варили уху. Заметив дозорных,  они  вскочили  на  коней.
Пока дозорные шныряли по берегу в  поисках  брода,  рыбаки  скрылись.  Над
огнем осталась готовая уха Со смехом и гоготом дозорные опорожнили котел.
   Тогорил,  Джамуха  и  Тэмуджин  остановились  на  крутом   яру.    Вода
плескалась, подмывая илистый берег, в сумерках блеском клинка  отсвечивали
ее струи. Тэмуджин вертел головой, вглядываясь в противоположный берег. Но
ничего там не видел, кроме темной гряды тальников у воды и ломаной  кромки
пологих гор. Где-то тут, рядом, за этой кромкой, стоят  юрты  меркитов.  В
одной из них Борте... Дума о ней занозой сидела в  сердце.  О  чем  бы  ни
говорил, что бы ни делал, забыть о Борте не мог. А хлопот у него в эти дни
было много.
   Весть о том, что за него вступился  сам  хан  кэрэитов,  в  тайчиутских
куренях встретили с недоверием. И очень удивились, когда Тогорил с войском
прибыл на его стоянку. Люди, которых он до этого уговаривал не  один  раз,
но так и не мог уговорить, сами потянулись к нему. За те  несколько  дней,
пока Тогорил стоял у него, вокруг  старой  материнской  юрты  вырос  целый
курень. Тэмуджин сбивался с ног.  Каждого  надо  было  встретить  ласковым
словом, каждому определить ею место...
   Конь под Тэмуджином переступал с ноги на ногу.  Комок  земли  покатился
из-под копыт,  упал  в  реку,  звонко  булькнув.  Тэмуджин  прислушался  к
разговору хана и Джамухи.
   -  Дозорные ржут от радости, что  уха  досталась,  а  им  плакать  надо
упустили меркитов,- говорил Джамуха, похлопывая черенком плети по голенищу
сапога.
   -  В этом беды нет. Упустили - пусть бегут.
   -  Хан-отец, ты говоришь так потому, что дозорные твои люди.
   -  Это люди Тэмуджина.
   Да, на том берегу были его люди.  Если  Джамуха  потребует,  он  должен
будет примерно наказать воинов. А этого делать как  раз  не  следует.  Все
только начинается, и он своей строгостью отпугнет воинов.
   -  Там молодые ребята, они порядка не знают,- сказал он,  поворачиваясь
к Джамухе.
   -  Ладно... Я думаю, что это даже неплохо. Со страху в глазах у рыбаков
наше войско утроилось. Они до смерти напугают своих. Будем переправляться,
хан-отец?
   -  Нет. В темноте люди вымокнут и плохо будут спать. А завтра  сражение
Кроме того, здесь, за рекой, мы в безопасности. Пусть расседлывают  коней,
зажигают огни. Как можно больше  огней.  Если  решили  меркитов  напугать,
давайте напугаем.-Хан подобрал поводья.- Приглашаю вас к себе на ужин.
   Джамуха наклонился к Тэмуджину, прошептал с упреком:
   -  Что же ты не сказал, что дозорные твои?
   Тэмуджин пожал плечами Готовность побратима везде, во всем держать  его
руку радовала. Однако сейчас казалось, что совсем неважно, чьи люди были в
дозоре, ему хотелось понять другое - совершили или нет эти люди проступок?
Вот он сказал, оправдывая ребят, что они не знают порядка. Но ведь  и  сам
Тэмуджин этих порядков не знает. А может быть, их вовсе и нет,  над  всем,
над всеми - воля повелителя Захотел - будет так, не захотел - будет  иначе
Если его догадка верна - плохо. Никогда не будешь знать,  что  ты  делаешь
правильно, в чем ошибаешься.
   Нукеры уже разбили походный ханский шатер, развели перед входом большой
огонь и зажаривали на нем молодого барашка. Возле огня  стояли  кэрэитские
нойоны и брат Тогорила  Джагамбу.  Хан  снял  доспехи,  остался  в  легком
шелковом халате. Тэмуджин и Джамуха тоже отстегнули у входа  оружие,  сели
на ковер. Баурчи налил в фарфоровые  чаши  архи  Хан,  воздев  руки  вверх
(широкие рукава халата скатились к локтям), помолился своему  богу-кресту,
потом вместе с Тэмуджином и Джамухой плеснул архи на землю -  жертва  духу
этих мест, поднял чашу.
   -  Ну, Тэмуджин, завтра все решится Поможет бог - горестям твоим придет
конец.
   -  Я верю, мы разнесем меркитов в прах!- сказал Джамуха -  Они  надолго
запомнят нас.
   Хан выпил вино, поставил чашу на ковер.
   -  Я тоже верю. Но  нет  ничего  переменчивее  счастья  воина - Тогорил
вздохнул.- Один день может сделать тебя обладателем огромных богатств,  но
один же день, если счастье уйдет, лишит всего. Вот почему, дети мои,  надо
держаться друг за друга. Сегодня силен, удачлив  -  помоги  другу,  завтра
обездолен - не убивайся, друг поможет тебе.
   Этими словами хан как бы уравнивал себя с Джамухой и Тэмуджином Горячая
волна благодарности колыхнулась в груди Тэмуджина Кто он и кто хан?  Он  -
покинутый  родичами,  униженный  врагами,  а  хан  -   один    из    самых
могущественных повелителей в великой степи...  Какое  сердце  надо  иметь,
чтобы так вот подать руку нищему, втоптанному в пыль!
   -  Хан-отец и ты, мой брат Джамуха! Откроет  нам  счастливый  лик  свой
вечное небо или отвернется от нас, возвратимся домой гордыми  победителями
или с ущербленными духом и телом, я никогда не забуду  того,  что  вы  уже
сделали для меня. Стану нужен - кликните меня, и я приеду. Будут  воины  и
нукеры - приведу их. А нет - прибуду один. Не хватит сил прибыть  -  отдам
своего коня. Не будет коня - пришлю саадак и  меч.  Если  поступлю  иначе,
пусть это вино, которое сейчас выпью, превратится в  пламя  и  спалит  мое
нутро.
   Вина он не любил, но тут выпил чашу до дна.
   Потом пили еще и ели сочное мясо барашка. От вина, от тоски  по  Борте,
оттого, что он теперь не одинок, от любви к  рябому,  некрасивому  хану  и
красивому, с девичьими ресницами над умными глазами и  ребячьими  ямочками
на щеках Джамухе, от гула голосов воинов, которые пришли сюда ради него, и
оттого, что где-то среди воинов лучшие друзья Боорчу и Джэлмэ едят не мясо
барашка, а сухой хурут, запивая его водой,- от всего этого, а может  быть,
и не от этого, ему хотелось плакать, но даже и не  плакать  -  из  глубины
души рвалось что-то такое,  чего  он  не  смог  высказать  словами.  Обнял
Джамуху, заглянул в лицо.
   -  Брат мой!
   Ему  хотелось  так  же  обнять  хана,  но  сделать  этого  не   посмел,
притронулся рукой к складкам его халата.
   -  Отец мой!
   Тогорил сам обнял его.
   -  Я счастлив, что могу помочь тебе.
   После ужина они с Джамухой вышли из шатра. По  всей  прибрежной  полосе
горели сотни огней, и красное зарево плясало на косогоре, на плотной стене
тальника. Воины, укладываясь спать, говорили  вполголоса,  звуки  их  речи
сливались с плеском реки и шелестом тальниковых листьев.
   Они спустились к воде, на песчаную косу. Джамуха положил  руку  на  его
плечо.
   -  Анда, ты помнишь Онон?
   -  Как можно забыть об этом?
   -  Хучара обыграли-помнишь?-Джамуха тихо рассмеялся.-  Мы  были  вдвоем
заодно, потому и выиграли. Где сейчас Хучар?
   -  Плохой человек Хучар!
   -  Что он сделал плохого?
   -  Он плохой потому, что ничего для меня не сделал.
   -  Анда, но и я до этого не помогал тебе. Ты тоже осуждаешь меня?  А  я
не мог. Невозможно было.
   -  Я тебя не осуждаю.
   -  А Хучара?
   -  Ну что тебе Хучар!- Тэмуджин подумал,- Знаешь,  я  ни  на  кого  зла
сейчас не держу. Но вровень с тобой никого не поставлю - ты пришел первым!
   -  Я не мог не прийти, Тэмуджин. Помнишь, как мы  клялись?  Одна  душа,
одна радость, одна забота - на двоих. На свете много разных людей. Но нас
- двое.
   -  Теперь трое, Джамуха. Третий - наш отец Тогорил.
   -  Да, конечно... Только Тогорил  -  хан.  Мы  с  тобой  просто  нойоны
вольных племен. И над нами только одна власть - власть нашей дружбы.
   В заводи звучно шлепнула хвостом крупная рыбина. Видимо, таймень.
   -  Пошли спать, анда Тэмуджин.
   -  Пошли, анда Джамуха.
   Ему приснилось празднество на берегу Онона. Шумят люди, бьют  барабаны.
Он сидит у телеги с ненавистной кангой на шее.  Тайчу-Кури  куда-то  зовет
его, дергает за рукав халата.
   -  Вставай, Тэмуджин, пора!
   -  А я не хочу!
   -  Вот что делает вино с человеком!
   Это уже голос не Тайчу-Кури, а Боорчу. Тэмуджин открыл глаза. Боорчу  и
Джэлмэ, один с одной, второй с  другой  стороны,  тормошили  его.  Бубнили
барабаны. Воины седлали коней, Тэмуджин потряс головой. Череп раскалывался
от боли.
   -  Фу, как тяжело...
   -  Не будешь пить столько!-сердито сказал  Боорчу,  подавая  берестяной
туесок с дугом.- Когда я был маленьким, бабушка  говорила  мне:  кто  пьет
вино, у того в голове темно.
   -  Не ворчи, друг Боорчу. И без тебя тошно. Видишь, Джэлмэ  молчит.  Он
хороший парень.
   От прохладного кислого напитка  немного  полегчало.  Он  сел  на  коня,
поехал к яру. Там уже стояли хан, Джамуха,  Джагамбу,  кэрэитские  нойоны.
Начиналась переправа. Лошади спускались к реке, обнюхивая воду. У  берегов
было мелко. Но на  середине  вода.  доходила  до  брюха,  сильное  течение
разворачивало лошадей мордой,  к  верховьям  реки.  Всадники  корчились  в
седлах, подбирая ноги. Под одним воином лошадь споткнулась.  Он  испуганно
рванул поводья. Лошадь вскинула голову, снова споткнулась, течение свалило
ее. Воин окунулся  с  головой,  выпустил  поводья,  вода  подхватила  его,
прибила к тальникам. Он вылез из воды мокрый, с виноватой и жалкой улыбкой
на юном лице.
   Джамуха подмигнул Тэмуджину.
   -  Парень-то опять твой!
   Тэмуджин почувствовал, что улыбается побратиму виноватой, как  у  юного
воина, улыбкой. Что-либо сказать не было сил.  Изнутри  черепа  по  вискам
били  кузнечные  молотки.  Тогорил,  Джамуха  таких  мучений,  видимо,  не
испытывали, хотя выпили не меньше, чем он.
   За рекой воины начали строиться, дозорные не мешкая  поскакали  вперед.
Тогорил направил своего коня в воду. Он не стал поджимать ноги. Как сидел,
прямой, в сверкающем золотом шлеме, так и остался сидеть. Вода хлестала по
высоким голенищам его  сапог.  Тэмуджин  тоже  не  поднял  ног.  И,  когда
выбрался на берег, его ветхие гутулы оказались полными воды, она  била  из
всех дыр веселыми струйками.
   К полудню дозоры наткнулись на меркитов. Остановив воинов,  Тогорил  со
свитой поехал вперед, поднялся на возвышенность. Меркиты строились у входа
в долину, между двух крутосклонных сопок. Хан  долго  озирал  окрестности,
задумчиво пощипывая седеющую бородку.
   -  Не  думал,  что  они  решатся  выйти  навстречу.-  В  голосе    хана
послышалась озабоченность.
   -  Их не так уж много,- сказал Джамуха.- Не успели сбежаться  за  ночь.
Не остановят.
   -  Их не много,- согласился Тогорил,- но это  -  меркиты.  Драться  они
умеют. Поэтому...- Сдвинул шлем на затылок, ногтем поскреб  правый  висок,
оглядываясь по сторонам.-  Джагамбу,  видишь  тот  лесочек?  Ступай  туда.
Постарайся незамеченным  выйти  меркитам  в.  затылок.  А  вы,  Джамуха  и
Тэмуджин, со своими воинами идите влево. Гора скроет вас от глаз меркитов.
Станьте вон за той сопкой и ждите. А я двинусь напрямую.
   Головная  боль,  возбуждение - сейчас,  сейчас  все  решится!-   мешали
Тэмуджину  понять  смысл  дробления  войска,  все    казалось    чрезмерно
усложненным - к чему? Если меркитов меньше, нечего и  муд