рассказывал,  как  дружили  маленький  бурундук  и
большой медведь. Бурундук всегда угощал  чем-нибудь  медведя.  Однажды  он
насобирал много кедровых  орехов.  Медведь  наелся  досыта  и,  довольный,
захотел поблагодарить своего друга, приласкать его. Провел лапой по спине.
Бурундук остался жив, но с тех пор шкура у него полосатая. Кокэчу  не  мог
знать, что он слышал эту сказку. Как же он догадался?
   -  Рассказывай, Тэмуджин,- поторопил Кокэчу.
   -  Откуда ты взял, что я знаю?
   -  Орел, парящий в небе, видит больше, чем жук, ползающий в  траве,-  с
веселым смешком сказал Кокэчу.- Так что вы не поделили?
   Джамуха торопливо  рассказал  о  споре.  Кокэчу  взял  у  Хучара  биту,
внимательно осмотрел скол кости, поцарапал ее ногтем.
   -  Не хочешь играть?- спросил Хучара.
   Разозленный Хучар, как видно, решил во всем идти против Кокэчу!
   -  Я буду играть! А тебе здесь делать нечего.
   -  Глупую корову сосут чужие телята - кто в этом виноват? Сама  корова,
Хучар!- Кокэчу закинул на плечо пучок прутьев,  пошел,  скользя  подошвами
гутул по гладкому льду.
   -  Нахальный и бесстыдный!- сказал Хучар.- Надо было его поколотить.
   -  Шаманов бить нельзя,- заметил Джамуха.- Его побьешь, а  он  на  тебя
напустит злых духов. Ты, Хучар, зря спорил. Ты так  метко  бьешь,  что  не
только битой, простым камнем нас обыграешь.
   -  Это верно,- не стал скромничать Хучар.- Давайте...
   Они его, конечно, обыграли. Правда, с большим трудом. Хучар  под  конец
приспособился и к искалеченной бите.
   Домой возвращались поздно вечером. С заходом солнца мороз усилился,  он
больно покусывал нос и щеки. Потрескивал, лопаясь, лед, звучно хрустел под
ногами  сухой  снег,  на  бледном  небе  висели  холодные  колючки  звезд.
Проигравший Хучар мрачно шагал впереди, он повернул к  своей  юрте,  забыв
даже распрощаться. Тэмуджин и Джамуха понимающе  глянули  друг  на  друга,
рассмеялись,
   Ночевали они у Тэмуджина. Мать поставила перед ними корытце с  большими
кусками мяса. От него валил пар. В юрте жарко пылал очаг, От вкусной  еды,
от тепла, от удачной игры Тэмуджина распирала радость. Обгрызая кость,  он
искоса поглядывал на Джамуху, посмеивался.
   -  Ну и хитрый ты!
   Джамуха тоже смеялся, на полных щеках играли две ямочки.
   -  Иначе с ним ничего не сделаешь.
   -  Простым камнем обыграешь... Ловко!  А  он,  дурак,  обрадовался,  Ты
молодец, Джамуха! Если мы с тобой всегда будем дружить, нас никто ни в чем
не осилит. Слышал про моего отца? Когда он побратался с ханом кэрэитов, ни
один враг не мог их победить.
   -  Хан кэрэитов - анда твоего отца?- спросил Джамуха.
   -  Да. Они обменялись поясами и поклялись, что если у них будет и  один
конь - на двоих, одно одеяло - на двоих. Вот какая это была клятва!
   -  А нам можно стать андами?
   -  Когда вырастем большими, мы станем андами.
   -  Нет, а сейчас? Можно же и сейчас, Тэмуджин.
   -  Надо бы спросить у стариков,-Тэмуджин задумался,-Можно и без спросу.
Но чтобы это была настоящая клятва, на крови. Согласен?
   -  На крови?- У Джамухи округлились глаза.- Я согласен, но...  Как  это
сделаем?
   -  А вот так...- Тэмуджин взял  нож,  провел  лезвием  по  пальцу  -  в
разрезе показалась ярко-красная, быстро набухающая капля.--Теперь ты.
   Две капли крови упали на дно  чаши,  слились  в  одно  пятно.  Тэмуджин
разбавил кровь молоком, подал Джамухе.
   -  Пей. Пусть у нас будет одна душа, одна радость, одна забота.
   Джамуха повторил слова клятвы, добавил:
   -  До конца жизни!
   -  До конца,- отозвался Тэмуджин.
   Они, передавая друг другу чашу, выпили все до дна.
   Мать и Хоахчин сидели у огня, выделывали шкурки тарбаганов и  о  чем-то
тихо разговаривали. На матери была низкая,  вдовья  шапка,  но  и  в  этом
горестном наряде она была красива. Тэмуджину всегда  казалось,  что  ни  у
кого нет такой умной, хорошей и красивой матери,  как  у  него.  Только  в
последнее время она  что-то  очень  уж  часто  бывает  хмурой.  Скорей  бы
вырасти, стать большим и сильным, таким же, каким был отец.  Все  говорят,
что он очень похож на отца. Такие же серые глаза и рыжие  волосы.  Младшие
братишки  на  отца  не  похожи.  Джучи-Хасар  тонкий,  гибкий,  резкий   в
движениях. Бэлгутэй неповоротливый, медлительный.  Хачиун  малорослый,  но
крепкий. Тэмугэ еще совсем малыш, пухленький, с толстой веселой мордашкой.
И  все  четверо  одинаково  черны,  только  у  Джучи-Хасара  волосы   чуть
посветлее, чем у остальных.
   -  Тэмуджин-анда, завтра я тебе подарю стрелу - йори. Ты бы слышал, как
она свистит! Свистулька сделана из склеенных рогов бычков-двухлеток. Самая
лучшая у  меня  стрела!- Девичьи  глаза  Джамухи  мерцали,  отражая  огонь
очага.- Я буду тебе всегда дарить все самое лучшее.
   -  И я тоже. Возьми мою биту.
   Доброе чувство к Джамухе омыло душу Тэмуджина. Он понял вдруг, что не в
шутку, а всерьез и навсегда Джамуха становится его братом, таким  же,  как
Джучи-Хасар, Бэлгутэй, Хачиун, Тэмугэ.

     II

   Предчувствие беды томило душу Оэлун.  Она  не  знала,  когда  и  откуда
придет худое, но была уверена - придет. Решетчатые  стены  -  опора  юрты,
мужчина - опора семьи. Как ей, безмужней, уберечь малых ребят от  невзгод,
как сохранить добытое Есугеем, не обездолить сирот! Кто ей  поможет?  Люди
быстро, слишком быстро стали забывать то, что сделал для них Есугей.
   В прежние годы знатные  женщины  тайчиутского  племени,  отправляясь  в
землю предков совершать жертвоприношения, не  объезжали  се  юрту.  В  эту
весну она напрасно потеряла полдня в ожидании. Никто не заехал.  Поскакала
в сопровождении верной Хоахчин. Как ни гнала  коня,  опоздала.  Жертвенный
огонь догорал, жертвенное мясо было уже съедено, жертвенное вино выпито, и
женщины собирались возвращаться домой. Обида опалила душу Оэлун.  Сородичи
не  желают  напоминать  предкам  о  ее  детях-сиротах.  О  небо,   вразуми
жестокосердных! Не слезая с коня, с гневным укором она спросила у Орбай  и
Сохатай, вдов Амбахай-хана:
   -  Почему вы заставили меня  пропустить  жертвоприношение  предкам?  Не
потому ли, что Есугей-багатур умер, а дети его и вырасти не смогут?
   Орбай и Сохатай будто и не слышали ее слов, смотрели мимо. А их  ли  не
чтил Есугей-багатур, их ли не одаривал добром, добытым в походах!
   -  Эх, вы!- голос Оэлун дрогнул.- Вижу: вы  можете  есть  на  глазах  у
других, ни с кем не делясь, можете откочевать  тайком,  никому  ничего  не
сказав.
   Старшая из вдов, Орбай, рассердилась:
   -  Вы только послушайте, нас  оговаривает  даже  Оэлун.  Смотрите,  как
возгордилась! Ты заслуживаешь того, чтобы тебя не звали, а позвав,  ничего
не дали. И надо откочевать от тебя, поживешь одна - поумнеешь.
   Оэлун круто повернула  лошадь.  За  ней  скакала  Хоахчин,  горестно  и
жалобно тянула:
   -  Ой-е, какие люди!.. Ой-е...
   В начале лета тайчиуты  ежегодно  устраивали  три  мужских  состязания:
борьбу, стрельбу из лука, скачки. На них съезжались с  ближних  и  дальних
кочевий,  После  состязаний  пировали,  чествуя  победителей,   выменивали
лошадей. За хорошего скакуна можно было получить косяк кобылиц  или  новую
юрту.
   После смерти Есугея Оэлун ни разу не была ни на каких празднествах.  Не
собиралась и в этот раз,  но  Тэмуджин  объездил  первого  в  своей  жизни
скакуна и ему хотелось испытать его  резвость  на.  скачках.  Может  быть,
отпустить Тэмуджина одного? Но в последнее  время  она  стала  бояться  за
своего старшего сына. Уедет он куда-нибудь, а у нее сердце  не  на  месте,
что бы ни делала, прислушивается, ждет, когда у юрты застучат  копыта  его
коня и раздастся веселое, бесшабашное <гей, гей>.  Тэмуджин  еще  мальчик,
безрассудный и неопытный, а в жизни так много опасностей. Они подстерегают
человека и в падях Хэнтэя, и в степных урочищах. И в самом  курене  немало
недобрых, завистливых и злых людей. Сейчас, когда нет Есугея и защитить их
некому, они опаснее и дикого зверя, и вьюги, и стужи. Давно  ли  кланялись
ей, едва завидев, давно ли с утра до вечера  роем  мух  жужжали  возле  ее
юрты, а сейчас она все чаще ловит на себе косые,  недобрые  взгляды.  Даже
нукеры Есугея и то избегают встречи с ней. Что ж, она не  воин,  с  ней  в
поход не пойдут, добычи не привезут, потому один по  одному  перебегают  к
другим нойонам, но ведь можно же уйти не тайком, а  по-доброму,  разве  же
она стала бы их держать! Идите. Вот подрастет Тэмуджин - у него будут свои
нукеры.
   А пока... Тэмуджин  еще  мальчик.  Его  могут  легко  обмануть-опутать,
втянуть в худое дело,  могут  искалечить  или  даже  убить.  Все  это  ей,
возможно, только кажется. После ссоры со вдовами Амбахай-хана сын  Мунлика
гадал на внутренностях барана. Тэмуджин, сказал он, будет славен  и  богат
не меньше, чем его отец. Прорицание шамана не успокоило ее: хорошо бы  все
богатство, приобретенное  Есугеем,  целым  и  сохранным  передать  в  руки
Тэмуджина, когда он станет взрослым. Богатому жить  легче.  Но  ведь  беды
случаются с богатыми так же, как и с бедными... Ни стада,  ни  нукеры,  ни
громкая слава не оградили Есугея от гибели.
   Готовясь к скачкам, она  сшила  сыну  халат  из  яркой  красной  ткани,
украсила его серебряными  пуговицами  с  платья  Есугея,  сделала  пояс  с
кистями. В новой одежде, с туго заплетенными косичками на висках, Тэмуджин
стягивал к переносью широкие брови, чтобы скрыть счастливую улыбку: он  же
не маленький так радоваться обнове! Она вспомнила свое детство, и ей стало
грустно. Там, на ее родине, и дети, и взрослые не скрывали своих радостей.
   Тэмуджин ехал на старом мерине, скакуна, чтобы не утомлять,  оседлывать
не стал. Гнедой беломордый жеребчик с тонкими и стройными, как  у  изюбра,
ногами был привязан сбоку. Он натягивал  повод,  норовя  забежать  вперед,
выгибал шею и встряхивал гривой, под лоснящейся,  с  шелковистым  блеском,
кожей перекатывались плотные мышцы.  Оэлун  подумала,  что  скакун  и  его
хозяин чем-то похожи друг на друга.
   Состязания проводились на берегу Керулена. Вдоль берега  реки  тянулась
широкая луговина, ровная, покрытая мягкой зеленью.  Многие  приехали  сюда
еще вчера на повозках с юртами, в  кибитках,  с  ребятишками,  слугами,  и
скопище телег, людей, лошадей  напоминало  издали  растревоженный  набегом
курень.
   Мерно рокотали басистые барабаны, пели  струны  хуров,  сердито  бумкал
бубен шамана, звенели голоса детей, громко переговаривались  женщины,  над
чем-то безудержно  хохотали  мужчины,  сбившись  в  кучу,-  все  звуки  то
сливались в единый празднично-возбужденный шум, то  снова  распадались,  и
тогда можно было даже различить отдельные слова, уловить обрывки фраз.
   Тэмуджина и Оэлун встретил Джамуха.  Он  был  в  будничной,  старенькой
одежде, в рыжих от пыли гутулах, с правой руки свисала короткая плеть.
   -  О, какой ты красивый сегодня, анда!- с удивлением и скрытой завистью
сказал он.- А я тут везде оббегал, тебя искал. Сколько же мы не виделись с
тобой, анда?
   -  С самой весны. Как вы укочевали, так мы и не виделись.
   -  Ты почему не приезжаешь в гости?- спросила Оэлун.
   -  У меня умерла мать,- Джамуха закусил губу.- И отец болеет. Я приехал
сюда один. Хочу посоветоваться с вами. Отец  говорит,  что  ему  долго  не
прожить. Я останусь сиротой. Он хочет, чтобы я уехал к хану кэрэитов. Отец
с ним дружил...
   -  Зачем ты поедешь к хану? Ты живи у нас! Мама, разве он не может жить
у нас? Он - мой анда!
   Оэлун была по сердцу горячность Тэмуджина. И  Джамуха  был  люб  больше
кого-либо из приятелей сына. Ей захотелось как-то помочь  этому  мальчику,
подбодрить, приласкать его.
   -  Тэмуджин прав. Зачем тебе ехать к хану. Ты брат моему сыну,  значит,
я твоя мать. Я буду заботиться о тебе так же, как о своих детях.
   Джамуха покачал головой.
   -  Отец мне говорит, что, если  он  умрет,  его  место  займут  другие,
оттеснят меня, оставят без людей, без скота. А если буду под высокой рукой
хана, никто не посмеет помешать мне наследовать ему. Так говорит мой отец.
   -  Джамуха-анда, у нас есть нукеры  моего  отца,  есть  слуги,  кони  и
оружие. Если будет нужно, мы не хуже хана поможем тебе. Так, мама?
   Оэлун ничего не ответила сыну. Мальчик еще не знает,  что  его  самого,
возможно, ждет то  же,  что  и  Джамуху.  А  Тэмуджин,  удивленный,  даже,
пожалуй, обиженный ее молчанием, упрямо ждал ответа, Но тут разом  ударили
барабаны, отовсюду понеслись крики:
   -  Борьба!
   -  Начинается борьба!
   -  Идите смотреть на борцов-багатуров!
   Оэлун торопливо сказала:
   -  Потом поговорим. Идемте.
   Бороться вышло не меньше сотни пар. Полуголые  мужчины  пошли  друг  на
друга, пригнувшись, размахивая руками, как  орлы  перед  взлетом.  Схватка
была стремительной и недолгой. Побежденные отошли  в  сторону,  победители
снова разделились на пары.
   Толпа орала, свистела, с истоптанной поляны уходили побежденные, и  все
меньшее число борцов оспаривало право именоваться непобедимыми. Наконец на
поляне осталось двое. Один - Бури-Бухэ, двоюродный брат Есугея, еще совсем
молодой, поджарый, с  тонкими,  бугристыми  плечами;  второй,  кажется,  в
годах, если судить по матерой фигуре, огромному животу и воловьей шее. Кто
он, откуда, Оэлун не знала. Она  не  сомневалась,  что  победа  достанется
старшему. Рядом с ним, с этой необъятной тушей, Бури-Бухэ казался  слабым,
даже хрупким.
   Борцы долго ходили друг возле друга, делая молниеносные броски вперед и
тут же отступая. Толпа то замирала, то взрывалась криками. Борец  постарше
начал терять терпение и злиться. По его толстому распаренному лицу катился
пот, глаза покраснели и сверкали, как у рассерженного быка.  Он  несколько
раз сжимал в своих страшных объятиях Бури-Бухэ, казалось, еще одно  усилие
- и у того хрустнут позвонки, он сломается,  будто  сухая  хворостина,  но
каждый раз Бури-Бухэ вывертывался  и  тут  же  переходил  в  нападение.  И
вдруг... Оэлун ничего не поняла, не уследила, как это  случилось.  Старший
оказался на спине. Его необъятное брюхо, залитое потом, блестело на солнце.
   Рев толпы слился  с  боем  барабанов,  и  победитель  пошел  по  кругу,
размахивая руками-крыльями. Тэмуджин оглушительно орал под  ухом  Оэлун  и
топал ногами.
   Потом  началось  главное  для  нее  и  Тэмуджина  -  скачки.    Подошли
Чарха-Эбуген и Мунлик. Старик потрепал лошадь по шее.
   -  Ты сегодня, Тэмуджин, победишь. Я смотрел лошадей.  Ни  у  кого  нет
такого скакуна. Но будь внимательнее. Сначала  придерживай  коня,  с  умом
расходуй его силы. Если хорошего скакуна верно выдержать и под конец  дать
волю, он пойдет стрелой, пущенной из тугого лука.
   Всадники заехали так далеко, что слились в одну сплошную темную  ленту,
пересекшую всю луговину. Ребятишки,  чтобы  лучше  видеть,  взобрались  на
повозки, повисли на кустах тальника,  росших  у  самого  берега  Керулена.
Джамуха тоже залез на чью-то повозку, выкрикивал:
   -  Встали. Вот сейчас, сейчас... Пошел!
   Оэлун и сама увидела, как дрогнула ровная линия  всадников,  изломалась
и, стягиваясь в кучу, покатилась вперед.  Послышалось  слабое,  но  быстро
нарастающее  гудение  земли.  Всадники  стремительно   приближались.    От
мельканья разномастных лошадей  у  Оэлун  зарябило  в  глазах-где  уж  тут
увидишь Тэмуджина! Но тут на мгновение показался красный  халат.  Или  это
померещилось? Нет,  вот  он,  то  исчезнет  за  спинами,  то  показывается
вновь-халат ее сына, красный, как сарана-цветок.  Перед  сыном  еще  много
всадников, но он понемногу выдвигается вперед.
   -  Тэмуджин обгоняет!- закричал Джамуха.
   Перед ним уже не больше десяти всадников. Обошел еще двух, еще  одного.
Ну, сынок... Еще обошел... Он уже идет третьим или четвертым...
   Пламенем промелькнул мимо халат Тэмуджина. Толпа подалась к наездникам,
завертела Оэлун, оттерла от Джамухи, Чарха-Эбугена и Мунлика. Кругом  были
малознакомые люди, и ей не у кого было спросить, каким же пришел Тэмуджин.
Впереди она увидела  Хучу,  пробралась  к  нему,  потянула  за  рукав.  Он
обернулся и обрадовался так, что тут  же  попытался  поклониться,  но  его
толкали со всех сторон, и никакого поклона не вышло.
   -  Видел Тэмуджина?
   -  О хатун', я только на него и смотрел. Он пришел вторым. Цэ-цэ, какой
молодец!
   [' Х а т у н - госпожа.]
   -  Неужели вторым?
   -  Он еще будет первым!
   <Ах, глупый ты, глупый, Хучу!>- хотелось сказать ей этому простодушному
воину. И то, что он пришел вторым, для нее  радость.  И  даже  лучше,  что
пришел вторым. Если бы был первым, могло показаться, что все это случайный
успех, недолговечный и хрупкий, как всякая случайность.
   А Хучу, пользуясь молчанием  Оэлун  и  редкой  возможностью  поговорить
запросто с госпожой, болтал без умолку:
   -  Багатуром будет твой парень! Все время на него любуюсь. И на  своего
парня любуюсь. Он у меня тоже молодец молодцом. И здоровый, и крепкий. А с
чего ему худым быть? Он вырос под вашим одеялом, он носил халаты Тэмуджина!
   О чем бы ни говорил Хучу, не преминет напомнить, что его сын родился  в
одно время с Тэмуджином и светлоликая, добросердечная хатун, то есть  она,
Оэлун, подарила одеяло. Ох, уж это одеяло! Она бы сто раз позабыла  и  про
одеяло, и про Хучу, и про его сына, если  бы  не  такие  вот  напоминания.
Иногда она даже сердилась на него, ну  а  чаще,  посмеявшись,  совала  ему
что-нибудь из одежды Тэмуджина.
   Вдруг Хучу спохватился:
   -  Э-э, надо же тебя провести  к  Тэмуджину.-  Он  одернул  старенький,
выгоревший на  солнце,  во  многих  местах  залатанный  халат,  решительно
двинулся вперед, раздвигая людей.- Дорогу госпоже Есугей-багатура! Дорогу!
Дайте дорогу!
   И люди, подчиняясь ему, расступались. Она ловила на себе то удивленные,
то недоуменные, то насмешливые взгляды. Уж не рада была услужливому  Хучу.
Но зато он быстро провел ее к Тэмуджину. Сын, окруженный  плотным  кольцом
мужчин, держал в поводу беломордого  гнедка.  Жеребчика  гладили,  щупали,
восхищенно цокая языками, он вздрагивал от прикосновения  чужих  рук  и  с
храпом пятился.
   Увидев мать, Тэмуджин весь подался к ней, спросил:
   -  Ты видела, а? Видела?- Но, должно быть,  вспомнив,  что  мужчине  не
подобает быть хвастливым, притворно вздохнул:- Еще чуть-чуть, и я стал  бы
победителем.
   -  Для меня ты и так победитель.
   -  На таком коне много раз побеждать будешь!- сказал кто-то.
   -  Что и говорить!- подхватили его слова.- Не просто  конь  -  хулэг '!
   [' Х у л э г - конь-богатырь, богатырский конь.]
   Внезапно все замолчали, расступились.  В  круг  вошел  в  сопровождении
нукеров Таргутай-Кирилтух, взглянул на коня, и его угрюмый взгляд потеплел.
   -  Я рад за тебя, сын Есугея,- сказал он Тэмуджину.- Пойдем, я  поднесу
тебе чашу кумысу.
   Оэлун стояла рядом с сыном, но Таргутай-Кирилтух ее как бы не видел.  И
его  невнимание  было  оскорбительным.  Тэмуджин,  кажется,  понял    это,
повернулся к ней.
   -  Пойдем, мама?
   -  А-а, твоя мать здесь,- Таргутай-Кирилтух чуть кивнул ей головой.- Ты
еще, оказывается, мальчик и без матери шагу не делаешь.
   Серо-зеленые глаза Тэмуджина потемнели, стали почти черными.
   -  Я пошутил,- буркнул Таргутай-Кирилтух.- Я приглашаю  тебя  вместе  с
матерью.
   Шагая рядом с  сыном,  Оэлун  с  тревогой  смотрела  на  широкую  спину
Таргутай-Кирилтуха, обтянутую блестящим шелком. Чего он хочет от ее  сына?
После смерти Есугея Таргутай-Кирилтух при помощи своих дружков Сача-беки и
Алтана прибрал к  рукам  власть  над  улусом  тайчиутов.  Ее  он  пока  не
осмеливался трогать. Но Оэлун подозревала, что злыми устами старшей  вдовы
Амбахай-хана говорил этот угрюмый нойон. Что может сделать  с  нею,  с  ее
детьми Таргутай-Кирилтух?
   Он привел их к крытой повозке. В ее тени на траве был разостлан войлок.
Таргутай-Кирилтух сел, вытер ладонью вспотевшую шею, что-то сказал слугам.
   Тэмуджин все вертел головой, разыскивал в толпе  Джамуху.  Увидев  его,
отдал повод матери,