Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
двух улусов, на многие годы
свяжет их в одно целое. Не об этом ли думал Тэмуджин, замышляя сватовство?
Если так, благослови его имя, всевышний.
Ван-хан открыл глаза, повернулся на бок. Сын беспокойно ходил перед
постелью. Ему было жарко. Воротник зеленого халата потемнел от пота. Пятна
пота выступали и на круглых лопатках.
- Что тебя напугало, сын? Брак твоих детей и детей Тэмуджина принесет
благо обоим улусам.
- Сначала я думал так же, как ты. Я не люблю Тэмуджина за его
заносчивость...
- Кто из вас больше заносчив, сразу и не скажешь.
Нилха-Сангун глянул на отца с сожалением, но оставил замечание без
ответа.
- Я не люблю Тэмуджина, но не хочу раздоров с ним. И я подумал, как
ты. Но Джамуха открыл мне глаза. Нет, недаром его зовут сэченом. Он сказал
мне так: <Пока ты, мой отец, жив, ты не допустишь ссоры наших улусов>.
- Джамуха судит здраво. Пока я жив, все будет хорошо, сын. Пока
жив...- Ван-хан вздохнул.
- Но уже сейчас, при тебе, Тэмуджин все время норовит высунуться
вперед. Потом он захочет распоряжаться мною, как своим нойоном. Я никогда
не покорюсь ему.
Ничего нового в этом для Ван-хана не было, но то, что суждения Джамухи,
передаваемые сыном, были сходны с его собственными, убеждало, что будущее
улуса, будущее его сына и внуков неопределенно и тревожно.
Полотнищем шатра Нилха-Сангун вытер лицо и шею.
- Тэмуджин готовится к тому времени, когда отойдешь от нас ты, отец.
Он постарается убрать меня. Но остается мой сын и твой внук Тусаху. Он
подросток, с ним сладить легче. Однако Тусаху станет взрослым, и
неизвестно, захочет ли бегать у стремени Тэмуджина. Потому-то Тэмуджин н
хочет заранее связать его по рукам и ногам. А если Тусаху попробует
порвать путы - уберет и его. Кому перейдет наш улус? Жене Тусаху и дочери
Тэмуджина. Или моей дочери, жене его сына Джучи. Так или этак-улус в руках
Тэмуджина... А убрать меня и Тусаху долго ли. Для этого нужны всего две
ловких руки и несколько капель яда.
- Не верю я этому. Не может Тэмуджин думать так! Это выдумки
хитроумного Джамухи!- От страшных слов сына хану стало жарко, он сел,
отбросив халат, голосом, срывающимся на крик, повторил:- Это выдумки!
Джамуха лжет, обманывает тебя, легковерного. Ты не любишь Тэмуджина, и
тебе по сердцу все, что чернит его имя. Но как ни бросай пыль, она вниз
падает, как ни опрокидывай светильник, пламя вверх рвется.
- Эх, оте-ец,- укоряюще протянул Нилха-Сангун.- Не такой уж я
легковерный, как думаешь. Я давно не ребенок, и тень от куста не принимаю
за врага.
- Зато не отличаешь ястреба от кукушки.
- Отличаю. Сначала я, как ты, не поверил Джамухе. Потом подумал: дай
проверю.
- Как можно проверить такое?
- Я послал к Тэмуджину человека сказать, что ты тяжко болен.
- При чем тут моя болезнь?- все больше сердился Ван-хан.
- Смотри сам. Ты всегда говоришь - Тэмуджин любит тебя, как родной
сын. Со мной сравниваешь.- Голос Нилха-Сангуна от скрытой обиды слегка
дрогнул.- Получив известие о твоей болезни, я бы помчался к тебе, загоняя
лошадей. Тэмуджин тоже мчится. И не один. Везет сына и дочь. Не навестить
тебя едет, а успеть, пока ты жив, довести до конца свои замысел. Он знает,
что со мной ему не сговориться. Торопится к тебе. Помоги ему, отец, раз он
так дорог твоему сердцу. И я, и мои дети в твоей воле...
- Это правда, что он везет сына и дочь?
- Завтра они будут здесь, ты сможешь прижать их к своей груди.
Хана стало знобить. Стянув у горла халат, сделал знак Нилха-Сангуну -
уходи. Но он не ушел. Укрыл отца поверх халата одеялом, принес горячего
молока, дал попить, потом долго сидел у его ног, подперев руками круглую
голову, молчал. Глаза его были печальны.
Виски Ван-хана стискивала боль. Трудно было о чем-либо думать.
Тэмуджин приехал на другой день утром. Прямо с дороги, не передохнув,
не переменив одежды, пришел в шатер. Рыжая борода и усы, косички на висках
казались опаленными солнцем. Сутуля сильные плечи, неторопливый,
остановился возле постели, медленно опустился на колени, горячим лбом
прикоснулся к его бледной, худой руке. Поднял голову. В глазах -
непритворное сочувствие. Ван-хан смотрел на него, и трудные думы
отодвигались.
- Пусть духи зла не терзают твое тело. Пусть все твои болезни перейдут
на меня,- негромко сказал Тэмуджин.
Ван-хан слабо улыбнулся.
- Не бери моих болезней, сын. Проживешь столько же, сколько я. своих
будет достаточно. Годы не приносят человеку ничего, кроме немощи.
- Они приносят еще и мудрость, хан-отец.
- Что мудрость без силы? Воин без лошади.
- Твоя мудрость, хан-отец, была для меня и конем, и мечом, и щитом...
Тэмуджин говорил раздумчиво, как бы вглядываясь в прошедшее. И эта
раздумчивость делала его слова по-особому вескими, они западали в душу
Ван-хана, рождая в ней добрый отзвук. Что бы там ни говорили о Тэмуджине
Джамуха и Нилха-Сангун, он любит этого человека.
А Нилха-Сангун, пасмурный, с потемневшим лицом, стоял в стороне,
наклонив голову, исподлобья смотрел на Тэмуджина. На его шее вздувалась и
опадала темная жила. Ван-хан отвернулся, подавил вздох.
- Хан-отец, ты еще встанешь. Еще немало травы истопчут копыта твоего
коня.
Руки Тэмуджина лежали поверх одеяла у его груди. Крупные руки с
длинными, сильными пальцами и крепкими, выпуклыми ногтями. Ван-хан
невольно примерил их к шее сына, стиснул зубы, подавляя стон.
- Тебе плохо, хан-отец?
- Нет. Судорога свела ногу.
Тэмуджин отодвинул одеяло.
- Какую?
- Эту.
Сняв заячьи носки, Тэмуджин принялся растирать ступню. Ван-хан старался
не смотреть на его пальцы. Может быть, Джамуха все выдумал, может быть, в
голове Тэмуджина не было и нет коварных замыслов, но Нилха-Сангуну
все-таки лучше держаться от него подальше.
- Дети твои, наверное, уже стали взрослыми?- спросил он, приближая
неизбежный разговор.
- Я привез показать тебе старшего сына и мою любимую дочь.
Ван-хану пришелся по душе и Джучи, робкий, с добрыми, ласковыми
глазами, и маленькая бойкая Ходжин-беки. Лучшего жениха для внучки и
лучшей невесты для внука, наверно, и не сыскать...
- Хан-отец, у меня есть дети, у тебя внуки...- Тэмуджин присел на
постель, взял его за руку.- Им предопределено продолжить начатое тобой и
моим отцом...
Он замолчал, кажется, ожидая, что Ван-хан подхватит невысказанную мысль
и выскажет ее сам. Но Ван-хан не стал ему помогать. Пусть уж сам...
- Хан-отец, как буря сухие семена трав, разметывает жизнь людей. И
люди без роду, как семена трав, где зацепились, там и пускают корни. Иное
дело те, у кого есть родичи. Куда бы ни угнала буря жизни, сын постарается
возвратиться к отцу и матери, брат к брату, отец к детям, муж к жене.
Рассудив так, я подумал, хан-отец: будет хорошо, если наши семьи, твою и
мою, свяжут узы родства.
- Кому будет хорошо?- с откровенной враждебностью спросил Нилха-Сангун.
- Что бы ни случилось, наши дети будут вместе, наши улусы рядом...
- А ты - держать поводья улусов,- вставил Нилха-Сангун.
Зеленые искры скакнули в глазах Тэмуджина, пальцы правой руки
скрючились и один по одному стали прижиматься к ладони, собрались в
увесистый кулак, окаменев от напряжения. И медленно, будто нехотя,
расправились.
- Нилха-Сангун, кто может сказать, что будет с тобой или со мной
завтра? Люди в нашем возрасте заботятся не о себе, о будущем своих детей.
Разве я говорю не верно, хан-отец?
- Не докучай отцу!- выкрикнул Нилха-Сангун.- Дети мои, а ты со мной и
говорить не хочешь. Думаешь, больного и слабого от болезни отца легко
оплетешь льстивыми словами... Постыдился бы!
- Мы с тобой еще поговорим...
В голосе Тэмуджина, послышалось Ван-хану, прозвучала скрытая угроза.
Нет, не быть миру меж ними. Не быть. Никакое родство не сделает друзьями
Нилха-Сангуна и Тэмуджина.
- Хан-отец, я надеюсь на твою мудрость. Твое слово всегда было для
меня как огонек для путника, блуждающего в метельной степи.
- Тэмуджин, я и верно болен, слаб. Не ко времени ты затеял этот
разговор.
Тэмуджин медленно распрямился. Дрогнули рыжие усы, сузились глаза. Он
понял: это отказ.
- Мы потом поговорим. Когда-нибудь...- торопливо добавил Ван-хан.
Но Тэмуджин его, кажется, уже не слушал.
V
Хори-туматам не давали покоя меркиты. Слали к Дайдухул-Сохору гонцов,
не скупясь на посулы и угрозы, склоняли его встать под боевой туг
Тохто-беки. Верный заветам своего отца, Дайдухул-Сохор отклонял
домогательства меркитских нойонов. А они становились все настойчивее. В
речах гонцов стало меньше посулов и больше угроз. Наконец непреклонность
Дайдухул-Сохора вывела Тохто-беки из себя. Около тысячи воинов под началом
Тайр-Усуна спустились вниз по Селенге, до устья впадающей в нее Уды,
остановились тут. Посланец Тайр-Усуна потребовал: хори-туматы должны
признать над собой волю Тохто-беки. Если воспротивятся и в этот раз, весь
народ будет полонен, превращен в рабов - боголов и роздан в меркитские
курени.
Едва проводив посланца, Дайдухул-Сохор собрал всех воинов, остальным
велел откочевать в глухие лесные урочища.
Воины хори-туматов двинулись вниз по Уде.
Чиледу ехал рядом с Дайдухул-Сохором и Ботохой-Толстой. На лесной тропе
под копытами коней звонко хрустели сухие сучья. Над вершинами деревьев со
стрекотом летали кедровки. Остро пахло хвоей и разогретой солнцем сосновой
смолой. Справа, слева за стволами деревьев мелькали конные воины, сзади
шли пешие лучники. Чиледу оглядывался, качал головой. Хори-туматам далеко
до меркитов... Что же это будет? Тронул рукой Дайдухул-Сохора:
- Ты вправду хочешь сражаться с Тайр-Усуном?
- Что тебя тревожит?
- Меркиты - умелые и отважные воины. Каждый из них вырос на коне, меч
его руке привычен, как кнут для пастуха.
- Слышишь, Ботохой, он сомневается в доблести и отваге наших воинов.
Ботохой-Толстая повернулась в седле, сбив с шагу свою лошадь,
спокойно-вопрошающе взглянула на Чиледу.
- Ни в доблести, ни в отваге я не сомневаюсь. Но у нас не все воины
сидят на конях, не у всех есть мечи.
- Э, Чиледу, у нас есть оружие, которое сразу обратит меркитов в
бегство.- Дайдухул-Сохор лукаво улыбнулся, положил руку на могучее плечо
жены.- Выпустим вперед мою Ботохой, глянут на нее меркиты и от страха
попадают.
Ботохой-Толстая погрозила мужу кулаком величиной с детскую голову. На
ее поясе висели тяжелый меч в простых деревянных ножнах, берестяной саадак
с луком, величиной в рост взрослого мужчины. Лошадь ей подседлывали всегда
самую крупную и выносливую, но и она под Ботохой долго не выдерживала,
приходилось менять. В шутку, а может быть, и всерьез Дайдухул-Сохор
рассказывал, как его жена однажды поехала охотиться на болото. Лошадь
увязла по брюхо. Ботохой выволокла ее из грязи, взвалила на плечи и
вынесла на сухое место.
- Если бы можно было так легко напугать меркитов!- Конь Чиледу прошел
рядом с сосной, колючая ветка мазнула по щеке.
- Если меркиты так сильны, почему же они не могут одолеть Тэмуджина?-
погасив смех, спросил Дайдухул-Сохор.- Почему всегда бывают им биты?
- У Тэмуджина сейчас много воинов.
- Сейчас. Но ты же сам говорил, что Тэмуджин был гоним и малосилен.
Или он умнее, храбрее и Тохто-беки, и других его врагов?
- Не знаю. Может быть. Но не одним умом и храбростью побеждает
Тэмуджин. Он сулит людям покой, и они идут за ним.
- Знает, что сулить.- Дайдухул-Сохор сорвал лист березы, разжевал,
выплюнул.- Чтобы уберечь свой покой, мы отказываемся пристать к меркитам,
к хану Тэмуджину, к любому другому нойону. И если дело дойдет до драки,
хори-туматы себя покажут. На них нет железных шлемов, их сердце не
прикрывают крепкие куяки. Но у каждого есть лук и стрелы. А кто сравнится
с хори-туматами в умении стрелять? С детства мы научены бить на бегу
косулю и быстро летящую птицу, прямо в сердце разить лося и медведя.
- Это мне известно.
- Но тебе не известно другое. Степные люди глохнут и слепнут в наших
лесах. Деревья и скалы, реки и болота становятся нашими воинами.
В одном переходе от устья Уды Дайдухул-Сохор остановил своих воинов.
Всадники расседлывали коней, пешие, подтягиваясь, валились в тени деревьев
на мягкую траву, на рыжую подстилку из хвои. у, Чиледу подъехал Олбор,
понизив голос, спросил:
- Меркиты близко?
- Близко, сын. Страшно?
- Нет, совсем нет, отец.
Но Чиледу видел, как неспокоен сын, как страх и нетерпение
схлестываются в его душе и как ему хочется казаться бывалым воином, чтобы
скрыть от других душевную сумятицу.
- Если придется сражаться, держись, Олбор, поближе ко мне.
- Хорошо, отец,- согласился он, но, испугавшись, что торопливое
согласие выдаст его страх, лихо сдвинул меч на поясе.- Попробуем, крепки
ли меркитские кости!
Печаль сдавила сердце Чиледу. Олбор не знает, что он ему не отец, что
настоящий его отец или кровные братья, возможно, находятся среди воинов
Тайр-Усуна. И как знать, не поразит ли меч Олбора кого-то из них, не падет
ли сам Олбор от меча отца или брата. Сколько непостижимого уму
человеческому творится на этой земле. И почему вечное небо не обрушит
громы, не испепелит зло?..
Дайдухул-Сохор созвал совет старейшин племени. После непродолжительного
разговора решили лучников под началом Ботохой поставить в узком проходе
меж гор, конных вести навстречу меркитам.
- А разве ты не хочешь поговорить с Тайр-Усуном?- спросил Чиледу у
Дайдухул-Сохора.- Лучше охрипнуть от спора, чем захлебнуться кровью.
- Уши Тайр-Усуна не услышат голоса разума. Он не повернет коней назад.
- Дайдухул-Сохор, любой камень можно расшибить, любого человека
убедить.
Чиледу и сам плохо верил своим словам. С тяжестью в сердце скакал он по
светлому сосновому лесу, оглядывался, разыскивая среди воинов сына,
ободряюще махал ему рукой.
Дозоры меркитов, поджидавшие их, подняли тревогу. Тайр-Усун выстроил
воинов на чистом, покрытом редкой травой взгорье.
Дайдухул-Сохор и Чиледу остановились за деревьями. Прикрывая ладонью
Глаза от солнца, Чиледу всматривался в неподвижные ряды меркитских воинов,
и давний, забытый страх холодком просквозил душу. Но на этот раз он боялся
не за свою жизнь, а за жизнь сына и всех дорогих его сердцу хори-туматов.
- Дайдухул-Сохор, позволь мне поговорить с Тайр-Усуном.
Дайдухул-Сохор щурил глаза от солнца, бьющего в лицо, обеспокоенно мял
в руках прядь лошадиной гривы.
- Поедем вместе.- Дайдухул-Сохор обернулся к воинам:- Смотрите в оба.
Шагом выехали из леса. Серый конь под Дайдухул-Сохором запнулся о
камень. Это была плохая примета. Дайдухул-Сохор рванул поводья, зло
хлестнул плетью по круто изогнутой шее. Лошадь пошла боком, часто
перебирая ногами и всхрапывая.
Ряды меркитских воинов шевельнулись, раздвинулись. Вперед выехал
Тайр-Усун. Время избороздило его худое лицо мелкими морщинами, но выпуклые
глаза смотрели молодо, остро. Узнав Чиледу, он приоткрыл от удивления рот,
тут же стиснул зубы, и жесткая складка легла возле губ. Повернулся к
Дайдухул-Сохору:
- Ты привел своих воинов, чтобы они встали под туг доблестного
Тохто-беки. Ты поступил мудро.
- Нет, Тайр-Усун.- Дайдухул-Сохор выпрямился в седле, оперся правой
рукой о переднюю луку.- Вы же знаете, наши земли обширны и малолюдны. Если
я отдам вам воинов, кто станет защищать очаг отцов?
- Для чего же ты приехал?- Тайр-Усун подался вперед.- Или ты не понял
слов моих посланцев?
- Я все хорошо понял. И потому я тут со своими воинами. Мы будем
сражаться. Но перед этим мы хотим вам сказать: уходите. Мы жили с вами в
мире многие годы, не делали вам зла. Все будет по-старому, если вы уйдете.
Тайр-Усун зло рассмеялся.
- Вы живете и лесу и не видите, что делается в мире. Ни одно племя не
может жить по-старому. Или вы пойдете с нами, или вас возьмет под свою
тяжелую руку хан Тэмуджин. А может быть, уже поддались ему? Я вижу тут
Чиледу. А он, был слух, служит хану.
- Я ему служил,- мягко, стараясь не озлоблять Тайр-Усуна, начал
Чиледу.- Теперь вернулся на землю моих предков...
- Тебя отпустил хан?- перебил его Тайр-Усун.
- Я бежал от него.
- Ты предал и хана! Сначала ты, ничтожный, предал нас, потом хана. С
кем ты водишь дружбу, Дайдухул-Сохор? Так же, как других, этот раб предаст
и тебя. Он уже сумел вложить в твои уста свои слова. Ты говоришь чужим
голосом, Дайдухул-Сохор!
- Тайр-Усун, мы приехали к тебе не для того, чтобы ты обличал нас, как
собственных рабов, укравших мясо из котла.- Дайдухул-Сохор нахмурился.- Мы
уезжаем. Собирайся в дорогу и ты.
Он повернулся спиной к меркитским воинам, поехал. Стал разворачиваться
и Чиледу. Тайр-Усун что-то крикнул своим. Несколько человек отделились от
строя, хлестнули коней. Чиледу выхватил меч, свалил налетевшего сбоку
воина, крикнул Дайдухул-Сохору:
- Беги!
Но тот не стал убегать, обнажил меч, рубанул одного меркита по голове,
второго ударил наотмашь по груди. Меркиты замешкались. Чиледу и
Дайдухул-Сохор оторвались от погони, помчались к лесу. Над их головами со
свистом полетели стрелы. Чиледу оглянулся. Теперь все меркиты мчались за
ними, на ходу натягивая луки.
Возле самого леса стрела настигла Дайдухул-Сохора, впилась в спину. Он
круто выгнулся, уронил меч, повалился из седла. Чиледу подхватил его,
вырвал стрелу. Навстречу из леса выскакивали воины хори-туматов, с криком
и визгом проносились мимо. За спиной загудело сражение.
В лесу, остановив коней, Чиледу снял Дайдухул-Сохора, положил на землю.
На его губах пузырилась кровавая пена, он что-то порывался сказать, но не
мог.
Шум сражения приближался. Хори-туматы откатывались в лес. С
Дайдухул-Сохором на руках Чиледу поднялся в седло. Им владела одна мысль -
спасти Дайдухул-Сохора. И, не прислушиваясь к шуму сражения, не думая, чем
оно кончится, помчался по узкой тропе к тому месту, где оставили Ботохой с
пешими лучниками.
Прискакал, загнав лошадь. Множество рук протянулось к Дайдухул-Сохору.
Положили на разостланную кошму, Чиледу склонился над ним.
Дайдухул-Сохор был мертв.
Подошла Ботохой-Толстая. Легко, как младенца, подняла мужа на руки,
приложилась ухом к его груди. Ее губы округлились, вытолкнув глухой стон:
- О-о-о!
Бережно положила мужа на кошму, медленно выпрямилась, посмотрела в ту
сторону, откуда наплывал шум сражения... Глаза ее горели черным огнем.
Хори-туматы бежали, преследуемые меркитами по пятам. Проскочив узкий
проход между двух гор, они спешивались, карабкались на крутые склоны, к
укрывшимся лучникам. Прячась за рогатым выворотнем, Чиледу провожал
взглядом каждого конного воина. Олбора среди них не было. Промчались
последние хори-туматы. В проход густой толпой, с победными криками,
навстречу своей гибели хлынули меркиты.
Чиледу понял: сына он больше никогда не увидит.
VI
Год свиньи принес во все нутуги всех племен большую беду. Ударила
небывало ранняя ростепель, оплавила снега, потом возвратились морозы, и
степь покрылась коркой льда. Под копытами скотины лед разламывался,
острые, сверкающие осколки резали ноги, и за стадами тянулся кровавый след.
[' Г о д с в и н ь и - 1203 год.]
Редели табуны и стада. Жирели корсаки и вороны.
Злой поземкой мча