, подошел Сача-беки, упер руки в бока, бросил Бэлгутэю:
   -  Получил? По заслугам... Смирнее будешь.
   От гнева у Тэмуджина потемнело в глазах. Он схватил  на  телеге  пустой
бурдюк, хлобыстнул по лицу Бури-Бухэ. Откуда-то вынырнул Тайчу, кинулся  к
нему со сжатыми кулаками. Хасар подставил ногу, и Тайчу упал.
   Нукеры с той и другой стороны схватили сучья, палки, начали колошматить
друг друга. С горящей головней в руках, весь черный от сажи, Хасар вскочил
на телегу, хищно ощерился, через головы нукеров достал Сача-беки.  Головня
опустилась  на  макушку  нойона,  взвился  сноп  искр,  затрещали  волосы,
Ослепнув от дыма, искр и ярости, Сача-беки взобрался на телегу. Сцепились.
Рухнули  на  землю.  Бури-Бухэ,  будто  рассерженный  кабан,  как   щенят,
раскидывал нукеров. Верхом на коне налетел Чаурхан-Субэдэй, колотушкой для
сбивания кумыса стукнул по голове Бури-Бухэ. И тот  пошатнулся,  осел,  на
него навалилось человек десять.
   Тэмуджину в схватке изодрали халат, разбили нос. Он вырвался из схватки
голый по пояс, сморкаясь кровью. Борте,  мать  подхватили  его  под  руки,
потащили в сторону
   На войлоках  пиршественного  круга  по-прежнему  сидели  Алтай,  Хучар,
Даритай-отчигин. Сварливые матери Сача-беки стояли на коленях и, будто  на
состязаниях, криками подбадривали своих. Тэмуджин рванулся к ним сунул той
и другой кулак под нос,
   -  Задавлю, старые вороны!
   Прибежал Боорчу. Без шапки, волосы  растрепаны,  правое  ухо  вздулось,
покраснело, глаза ожесточенно-веселые. Схватив аркан, накинул  на  толстую
Эбегай-хатун, свободным концом подтянул Ковачин-хатун.  Старухи  оказались
связанными спиной к спине. Этого Боорчу показалось мало. Принес еще  аркан
и привязал хатун к сосне.
   К этому времени шум драки начал утихать. Людей Тэмуджина было больше, и
они одолели нукеров Сача-беки и Бури-Бухэ. Тэмуджин сел на  войлок,  выпил
холодной воды, ощупал вздувшийся нос, зло спросил нойонов:
   -  Почему сидите? Чего ждете?
   -  А мы не знаем, из-за чего драка,- сказал Алтан.- И не можем  понять,
кто кого бьет.
   -  Мы все тут родичи. Защищая одного, обидишь  другого.-Даритай-отчигин
сокрушенно вздохнул.
   Мать принесла чей-то грязный, пропахший потом халат, набросила на плечи
сына, прошептала:
   -  Умерь свой гнев, сынок. Будь спокойнее. Думай.
   Привели скрученных, избитых, в изодранных халатах  Сача-беки,  Тайчу  и
Бури-Бухэ.  Увидев  их,  старые  хатун  перепугались  до  смерти,  завыли,
запричитали: Ковачин-хатун - жалобным, дребезжащим голосом, Эбегай-хатун -
густо, как сытая корова.
   -  Не мучай женщин! - крикнул Сача-беки.- Уважай старость!
   -  Разве можно  уважать  тех,  кто  не  уважает  ничего?  Они  оплевали
достоинство хана, избранного вами!
   Мать поклонилась ему.
   -  Хан и сын мой Тэмуджин! Они поняли, к чему приводят длинный  язык  и
опережающие разум руки. Я вижу, они готовы стать  на  колени  и  попросить
прощения.
   -  Ничего они, злоязыкие, не поняли! Удавлю обеих на одном аркане!
   Хатун перестали выть и причитать.
   -  Мы поняли все!- торопливо сказала Ковачин-хатун.
   -  Прости, великодушный!- сквозь слезы, хлюпая широким носом,  выдавила
из себя Эбегай-хатун.
   В сердце Тэмуджина не было жалости к этим вздорным женщинам. И  он,  не
дрогнув, повелел бы удавить обеих. Но мать, говоря  о  руках,  опережающих
разум, напоминала ему еще раз - думай! Сейчас он  доверял  матери  больше,
чем себе. Дал знак Боорчу - освободи.
   -  Ну, а вы?- Немигающие глаза его уставились  на  Сача-беки,  Тайчу  и
Бури-Бухэ.- Вы не слабые умом женщины, о чем думали вы?
   Бури-Бухэ не  выдержал  его  взгляда,  медленно,  будто  его  давили  в
затылок, опустив голову, пробормотал:
   -  Я слишком много выпил вина.
   Взгляд Сача-беки был не ломок,  в  нем  он  видел  вызов  и  бессильную
ярость. Это - враг. И его младший брат смотрит зверенышем. <Я убью вас!  Я
убью вас!>- твердил хан про себя  с  мстительной  злорадностью.  Сача-беки
будто услышал его невысказанные мысли, поднял лицо к  небу.  Пухлое  белое
облако плыло в ясной синеве над зелеными шапками одиноких сосен.  И  когда
он опустил голову, в его взгляде  что-то  все-таки  надломилось,  на  одно
короткое мгновение мелькнул страх.
   -  Пьян был не один Бури-Бухэ,- сказала мать.- Все они лишились  разума
от архи. Так, Сача-беки?
   Сача-беки молчал.
   -  Так?- настойчиво-просяще повторила она.
   -  Так, Оэлун-хатун... Мы были пьяны.
   -  Вы, кажется, не протрезвились и сейчас!- зло бросил Тэмуджин.
   -  Мы протрезвились. Прости нас... хан.
   -  Это голос трезвого человека! Я прощаю вас.
   Их  взгляды  встретились.  <Берегись!>-  предупреждал  Сача-беки.   <Ты
боишься за свою жизнь, трус, и я презираю тебя!>- ответил ему Тэмуджин.

     IX

   Вечерние тени заполнили узкие улицы. Лучи  уходящего  солнца  скользили
поверх глинобитных  и  кирпичных  стен.  На  кумиренках,  венчающих  крыши
богатых домов, ослепительно взблескивали зеркальца, оберегающие жилища  от
злых духов. Над  стенами,  над  крышами  вставали  стройные,  как  пагоды,
темно-зеленые туи, шапками розоватой иены вздымались цветущие  абрикосы  и
персики.
   По улицам неторопливо, вдыхая сладкий запах весны, позванивая  связками
монет, шел с рыночных площадей люд, катили тележки мелкие ремесленники,  с
коромыслами и узлами на плечах тянулись к  городским  воротам  земледельцы
предместий. Тень забот и усталости лежала  на  лицах  людей.  Может  быть,
единственным, кого не снедали заботы, был Хо. Во всей Поднебесной империи,
озаренной  благодеянием  золотого  хуанди,  нельзя  было    найти    более
счастливого человека. У него лучшая на свете жена. У него  растет  сын.  У
него есть чем кормить свою семью - что еще надо? И  Хо  ничего  больше  не
желал, Но, видимо, недаром в памятный вечер проводов бога домашнего  очага
старый Ли Цзян  услаждал  медом  уста  Цзао-вана.  От  верховного  владыки
Юй-хуана бог домашнего очага возвратился с большим запасом милостей.
   Из степи приехали послы хана кэрэитов. От них  Хо  узнал  удивительное:
сын Есугей-багатура Тэмуджин не только жив, но и возведен своими  родичами
в ханское достоинство. Наверное, жива и сестра Хоахчин.
   Но в запасе у Цзао-вана была еще одна радость, совсем уж неожиданная.
   Татарские  племена  после  долгих  колебаний  решили   отложиться    от
Алтан-хана.  Император  повелел  сурово  наказать  отступников.  В   степь
снаряжалось войско. Юнь-цзы и Хушаху просили кэрэитов  помочь  в  войне  с
татарами. Те охотно  согласились.  Но  столь  легкое  и  быстрое  согласие
возбудило подозрение высоких сановников. Хо было  велено  вызнать  все  их
тайные думы  и  намерения.  Однако  ничего  такого  не  оказалось.  Нойоны
рассчитывали, что, оказав помощь Алтан-хану, они могут впоследствии  смело
опираться на него в борьбе с найманами. На татар, предполагали они, вместе
с ними пойдет и Тэмуджин, Передавая все это князю Юнь-цзы и Хушаху,  Хо  с
особым нажимом несколько раз  произнес  <хан  Тэмуджин>,  стараясь,  чтобы
сановники обратили благосклонное свое внимание на это имя. Однако гладкое,
сытое лицо Юнь-цзы скривилось в пренебрежительной усмешке.
   -  Какой он хан!
   Хо стало обидно за Тэмуджина.
   -  Его прадед Хабул был первым ханом монголов.
   -  Ты становишься чрезмерно осведомленным. Откуда это тебе известно?
   -  Осмелюсь напомнить: я вырос в степях. Был рабом  Есугей-багатура.  А
он отец Тэмуджина.
   -  И ты знаешь этого новоявленного хана?- спросил Хушаху.
   -  Мы были с ним дружны.
   -  А что, князь Юнь-цзы, это может  нам  пригодиться.  Возьмите  его  с
собой в поход.
   Даже в самом сладостном сне Хо не снилось такое. Он разыщет Хоахчин, он
увидит Оэлун-фуджин и рыжего строптивца! Не шел, а плыл по  улицам  Чжунду
счастливый человек Хо.
   От  городских  ворот,  вжимая  прохожих  в  стену,  двигались    конные
стражники. Тяжелая поступь коней, бряцание оружия заполнили щель улицы. За
стражниками голые по пояс, со связанными за спиной руками  шли  бунтовщики
или разбойники.  Замыкали  шествие  снова  конные  стражники  с  короткими
копьями, нацеленными в голые спины.
   Хо стало зябко,  словно  острие  копья  уперлось  в  его  поясницу.  Он
вспомнил,  что  его  поджидает  Елюй  Люгэ,  и  прибавил  шагу.    Потомок
императоров Ляо по-прежнему хотел  знать  все,  что  делается  на  севере.
Платил за сведения щедро, без его денег пришлось бы худо,  но  каждый  раз
серебро и медь обжигали Хо руки, и обретенное  счастье  начинало  казаться
хрупким, ненадежным, как первый ледок на зеркале пруда.
   Елюй Люгэ сидел за столиком. Встретил Хо приветливо, велел сесть, налил
чаю. От прозрачно-коричневого  напитка  поднимался  пахучий  пар,  на  дне
чисто-белой фарфоровой чашки мерцали искорки света. Вкус чая был  терпкий,
вяжущий во рту.
   -  Ну что твои кэрэиты?
   -  Они пойдут на татар. И хан Тэмуджин тоже.
   Елюй Люгэ с досадой опустил кулак на хрупкий столик.
   -  Безумцы!
   -  Татары - их старые враги.
   -  Что ты понимаешь! И у татар, и у кэрэитов один враг  -  божественный
хуанди!
   -  Не говорите так, нижайше прошу вас!
   -  Боишься за свою жизнь? Рушатся царства, гибнут племена  и  народы  -
что жизнь человека!
   -  Если я умру на деревянном осле, что будет  с  моей  женой,  сыном  и
старым Ли Цзяном? Отпустите меня, великий господин, снимите кангу с души!
   -  Не бойся. Когда-нибудь ты возблагодаришь небо, что оно свело тебя со
мной.  Золотая  империя  долго  не  проживет.  Она  похожа    на    тигра,
проглотившего ежа. Рычит, корчится, безумея от злобы, кидается то туда, то
сюда, а смерть - в собственном брюхе.
   -  Зачем мне  все  это,  великий  господин?  Маленькому  человеку  надо
довольствоваться малым.
   -  Думай так, садясь за стол...
   Елюй Люгэ  поднялся,  приоткрыл  дверь  во  внутренние  покои,  кого-то
позвал. К ним вышел рослый юноша. Широкие рукава его  халата,  отделанного
по плечам и воротнику мехом, суживаясь от локтей, свисали ниже колен...
   -  Это Елюй Чу-цай. Мой молодой родич, очень  способный  к  наукам.  Ты
будешь рассказывать все, что знаешь о степных народах. Приходи ежедневно.
   -  Не могу я сюда приходить  ежедневно!- с отчаянием  сказал  Хо.-  Это
опасно!
   -  Напротив. Ты сможешь бывать здесь открыто. Императору  нужны  слуги,
знающие язык, обычаи и нравы врагов.  Таким  слугой  и  хочет  стать  Елюй
Чу-цай. Ты будешь его учителем.
   Домой Хо шел так, будто за ним гнались. Он бы пустился бежать, если  бы
не опасался, что его примут за вора или  преступника.  Всякий  раз,  когда
уходил от Елюй Люгэ, ему не терпелось поскорее попасть домой,  сбросить  с
себя гнет душевной тяжести.
   У ворот (недавно покрыл их свежей краской) перевел  дыхание,  отодвинул
заложку. Солнце село, по улицам текли уже не тени, а сумерки, но во  дворе
было светло от цветущих персиков,  вишен,  абрикосов  и  слив.  Ветви  без
единого  листочка  были  облеплены  розовато-белыми   цветами,    лепестки
осыпались на землю, и она казалась припорошенной  снегом.  Много  времени,
сил отдал Хо старому саду, и буйное  цветение  деревьев  вознаградило  его
труд. Из распахнутых дверей дома выглянула Цуй. Вытерев руки  о  передник,
побежала  ему  навстречу.  Так  было  всегда.  Ли  Цзян  не  раз  ворчливо
выговаривал ей, что женщине, ставшей матерью, не подобает вести себя  так.
Она обещала быть степенной, но тут же забывала об  этом.  Наверное,  иначе
она и не могла. За день накапливалось столько  такого,  о  чем  надо  было
поговорить с ним,- до степенности ли тут!
   -  У нас гости. Монгол!
   -  Кто?
   -  Конечно, Бао Си. А наш мальчик  сегодня  сказал:  <Муцинь>'!  Что-то
бубнил-бубнил, потом  слышу:  <Муцинь>.-  Лицо  Цуй словно бы  подсвечивал
изнутри волшебный фонарик.
   [' М у ц и н ь - мать (кит.).]
   Он снисходительно улыбнулся.
   -  Ты ошиблась. Он должен был сказать: <Фуцинь>'.
   [' Ф у ц и н ь - отец (кит.).].
   -  Ну, что ты, Хо, как я могла ошибиться! Я его  укладывала  спать.  Он
ухватился за мои волосы ручонками и  так  ясно,  будто  взрослый,  сказал:
<Муцинь>.
   -  И все?
   -  А что еще?
   -  Он должен был тебе сказать: <Муцинь, ты все время  меня  толкаешь  в
постель, а я спать не хочу. Мне играть хочется>. Так он мне вчера на  тебя
жаловался.- Хо засмеялся, легонько стукнул ее по плечу.
   Они  стояли  посередь  дорожки,  болтали,  пока  в  дверном  проеме  не
показался Бао Си.
   -  Какие у меня родственники! Вы не рады гостям?
   Ужинали в беседке. На ветви деревьев Цуй  повесила  бумажные  фонарики.
Свет струился по белой  кипени  цветов,  падая  на  резные,с  красноватыми
черенками листья пионов, на сочную зелень  астр.  Старый  Ли  Цзян,  выпив
чашечку рисового вина, самодовольно поглаживал впалый  живот,  рассказывал
гостям, какой  у  него  хороший  внук  -  крепкий,  смышленый.  Малыш,  не
догадываясь, что разговор о  нем,  пробовал  достать  фонарик,  но  слабые
ручонки соскользнули со столбика беседки. Мальчик упал и громко заплакал.
   -  Видите, не к сладостям тянется, а к огню,-  глубокомысленно  заметил
Ли Цзян.- Умный хочет познать, глупый - пожевать.
   В саду становилось все прохладнее. От чаши водоема тянуло сыростью. Цуй
унесла сына в дом. Вскоре ушел и Ли Цзян. Бао Си сказал:
   -  Хо, ты должен мне помочь. Я хотел бы встретиться с князем Юнь-цзы.
   -  С князем? Зачем?
   -  Наше селение разграбили стражники. Пять человек бросили в яму.
   Хо вспомнил, как вели по улице бунтовщиков, внутренне сжался,
   -  За что?
   -  Податями, поборами нас разорили вконец. Немного пошумели...
   -  Князь, мне кажется, этими делами не ведает.
   -  Он - наследник императора. Пожелает - может все.  Но  пожелает  ли?-
Бао Си был задумчив, говорил с неохотой, словно бы через силу,- Не хотел я
идти сюда. Не верю, что тут не знают о бедствиях земледельцев.  Чиновников
становится все больше. И каждый хочет есть, каждый хочет  жить  в  большом
доме и ходить в дорогих одеждах. Где что возьмут они, если не у нас?
   -  Я часто вижу бунтовщиков. Их гонят сюда, потом  казнят,-  Хо  снизил
голос до шепота.
   -  Вот и нас обвиняют в бунте. А что мы сделали?  Сборщикам  нет  дела,
что зерна во многих домах осталось только на семена. Пристают  с  ножом  к
горлу - отдай... Помоги, Хо, увидеть князя,  Я  передам  ему  бумагу,  где
перечислены все наши беды.
   -  Я проведу туда, где он бывает...
   Хо надеялся на силу своей железной  пластинки.  Но  Бао  Си  с  ним  не
пустили. Он остался поджидать князя у ворот.
   В этот день Бао Си не вернулся. Пришел через три  дня.  Но  что  с  ним
сделали! Лицо почернело, глаза ввалились. Бао Си скрежетал зубами, ругался:
   -  Чужеземная собака! Жирная чжурчжэньская лягушка!
   -  Что произошло, Бао Си?
   -  Угостили лапшой из бамбуковых палок.

     Х

   -  Едут!- закричал  Боорчу,  сорвал  с  головы  шапку,  хлопнул  ею  по
колену.- Едут, хан Тэмуджин!
   Тэмуджин и сам видел: перевалив  через  голую  сопку,  к  куреню  шагом
спускались всадники -  воины  племен  уруд  и  мангут.  Оставив  у  ущелья
Дзеренов Аучу-багатура и Джамуху, они возвратились в свои кочевья, забрали
жен, детей, скот. До сегодняшнего дня никто  не  знал,  куда  они  пойдут.
Могли пойти к хану Тогорилу, к найманам, пристать к  другим  племенам.  Но
они остановились близ его кочевий и вот - едут.
   -  Хан  Тэмуджин,  садись  в  юрте  на  свое  высокое  место,   а    то
подумают - выскочил  встречать,- торопливо проговорил Боорчу.- Караульные!
Замрите на месте, как сухостойные  деревья!  Вы  охраняете  не  повозку  с
кумысом - ханскую юрту!
   Тэмуджин сел на  войлок  против  входа  в  юрту,  подумал,  что  Боорчу
радуется, наверное, рано. Еще не известно, захотят ли они кочевать  вместе
с ними. А если захотят, то признают ли его своим ханом? Уруды  и  мангуты,
слышно, люди отчаянные...
   У юрты с коней слезли трое. Двое были незнакомы,  третьего,  узколицего
человека с длинной седеющей бородой, Тэмуджин узнал и  очень  обрадовался.
Это был Мунлик, верный друг его отца.  Мунлик,  помогший  выжить  в  самое
трудное время. Мунлик, чей сын шаман Теб-тэнгри  сделал  для  него  больше
любого из людей.
   Боорчу задержал людей у порога:
   -  Подождите. Я узнаю, свободен ли хан от своих забот.
   Зашел в юрту, подмигнул - пусть знают наших!
   -  Зови!- нетерпеливо сказал Тэмуджин.
   Гости вошли, с достоинством поклонились.  Он  встал,  положил  руки  на
плечи Мунлика.
   -  Не кланяйся.  Это  я  должен  припасть  к  твоим  ногам  в  сыновьей
благодарности. Я сам, моя семья давно ждем тебя, чтобы сказать - спасибо!
   -  Я не мог уйти от тайчиутов. Помогли эти смелые молодые нойоны.
   -  Спасибо и вам!- Тэмуджин повернулся к нойонам.- Э-э, ваши  лица  как
будто знакомы - где мог вас видеть?- Хитро прищурился.- Не вы ли  помогали
анде Джамухе загнать меня в ущелье Дзеренов?
   -  Помогали?- удивился Хулдар.- Анда Джарчи, мы помогали или мешали?
   -  Мешали, Хулдар. Как могли.
   -  Куда вы держите путь?
   -  Мы пошли по дороге, указанной шаманом Теб-тэнгри. Она привела сюда.
   -  Я рад, когда ко мне приходят друзья. Но если вы ищете  тихое  место,
оно не здесь. Садитесь, дорогие гости, и помогите  мне  обдумать  нелегкую
думу. Мой названый отец хан Тогорил вместе с воинами  Алтан-хана  идет  на
татар. Он зовет меня с собой. Должен ли я идти с ним?
   -  У татар крепкие, кованные из железа шлемы,- сказал Хулдар.- Хотелось
бы попробовать на них остроту и стойкость мечей. Если пойдешь на татар, мы
будем с тобой.
   -  А потом вам захочется вернуться к Таргутай-Кирилтуху?
   -  Анда Джарчи, захочется нам вернуться к Таргутай-Кирилтуху?
   Горбоносый немногословный Джарчи буркнул:
   -  Не захочется.
   -  А почему?- спросил Тэмуджин.
   -  Таргутай-Кирилтух человек с вареной печенью,- пояснил Хулдар.- Рядом
с ним молодые быстро стареют, а старые  дряхлеют.  Возле  него  даже  мухи
жужжат лениво.
   -  Но не забываете ли вы, что я - хан? И тот, кто идет со мной, вручает
мне свою жизнь.
   Может  быть,  ему  не  следовало  вот  так,  прямо,  без  околичностей,
напоминать, что он не потерпит никакого своевольства. Но он  подумал,  что
будет лучше, если нойоны уйдут сейчас, чем  покинут  его,  как  Джамуху  и
Аучу-багатура, в самое неподходящее время.
   -  Воля нойона для нукера, если она ему по совести,- резвый конь,  если
не по совести,- тяжелая ноша, пригибающая к земле.  То  же  и  воля  хана.
Умный нойон и умный хан будут одинаково стараться, чтобы нукеры мчались на
быстрых конях, а не тащились пешком, повесив голову. Анда  Джарчи,  так  я
говорю?
   -  Так, Хулдар, так. Пеший далеко не уйдет. А кто недалеко  ходит,  тот
мало приносит.
   Тэмуджин про себя  одобрил  их  суждения.  За  хорошим  нойоном  пойдут
нукеры, за хорошим ханом - нойоны. И пока они необходимы друг  другу,  все
будет  как  надо.  Если  он  даст  этим  людям  то,  чего  им  не   добыть
самостоятельно, они никуда не уйдут. Но что они хотят получить?
   -  Татары - мои кровные враги. Они погубили моего отца, и я не  успокою
свою душу, пока не отомщу. Так велит голос крови. А что будете искать вы в
татарских куренях?
   Широкоскулое лицо Хулдара расплылось в простодушно-лукавой улыбке.
   -  У них большие стада и богатые юрты. У нас скота мало и юрты  дырявы.
Но кони быстры и мечи остры.
   -  Достойный Мунлик, я не слышу твоего мудрого слова.
   Потеребив бороду, Мунлик осторожно проговорил:
   -  Разумно  ли  помогать  Алтан-хану  китайскому,  врагу   еще    более
коварному, чем татары?
   -  Уж не помочь ли бедным татарам?- насмешливо спросил Боорчу.
   Мунлик с неодобрением посмотрел на него.
   -  Алтан-хан руками татарских нойонов душил нас.  Теперь  хочет  нашими
руками утихомирить татар. Потом мы станем ему  не  угодны  -  в  чьи  руки
вложит карающий меч?
   Незадолго перед этим у Тэмуджина был нелегкий разговор с родичами.  Они
не хотят воевать с татарами.