ля. (Лишь в первой половине
XVI в.  Мазовия  стала  неотъемлемой  частью  королевства.)  На  страницах
<Крестоносцев>  появляются  двое  местных  князей.  Януш I  (1340 - 1429),
владетель княжества цехановского,  варшавского (он сделал будущую польскую
столицу  княжеской  резиденцией)  и  других,  женатый на литвинке,  дочери
Кейстута, Дануте Анне (ок. 1362 - 1448), признавал королевский суверенитет
над  Мазовией.  Его  брат Земовит (Семовит,  Семко) IV  (ок. 1352 - 1426),
князь плоцкий,  сохачевский и проч.,  после смерти Людовика претендовал на
польскую корону и,  хоть взял в жены Александру, сестру Ягелло, от присяги
последнему до конца жизни уклонялся (ее пришлось принести его детям),  был
одно  время  (как и его жена) связан с Орденом,  принимая от него посулы и
подарки.
     Опорой центральной  власти  призвано  было  стать  рыцарское сословие
(шляхта).   К   нему   принадлежат   герои   <Крестоносцев>,   главные   и
второстепенные, рожденные вымыслом и известные историкам. Как ни живуч был
феодальный партикуляризм,  все в большей степени это сословие зависело  от
службы королю, которая была обязанностью и давала право на землевладение и
власть над крестьянами.  Наряду с рыцарями полноправными,  посвященными  в
это  звание старшим в феодальной иерархии,  были воины-слуги,  оруженосцы.
Особое  положение  занимали  <можновладцы>,  крупные  феодалы.  Во  второй
половине  XIII века  рыцарское сословие стало обзаводиться наследственными
гербами (девиз, боевой клич был известен и раньше). На базе существовавших
родов стали складываться роды геральдические,  к гербам которых можно было
<приписаться> без наличия кровного родства.
     Реальных исторических  лиц  в  романе  так много,  что комментировать
появление каждого из них просто невозможно, да и незачем. Одни были славны
прежде всего ратным искусством, доблестью и силой. Таков знаменитый Завиша
Чарный из Гарбова,  герба Сулима,  дравшийся,  кроме Грюнвальда, во многих
сражениях и на турнирах,  побывавший на иноземной службе и погибший в 1428
году в венгеро-турецкой войне.  Как турнирный боец, был известен и Якуб из
Кобылян (ок. 1380 - после 1419), отличившийся в битвах с Орденом. Играющий
довольно заметную  роль  в  повествовании  Миколай  Повала  из  Тачева  на
страницах хроники,  посвященных Грюнвальду,  назван меж теми,  кто стоял в
первом ряду хоругви придворных чинов,  а в первом ряду краковской  хоругви
историк  перечислил восемь рыцарей,  много раз упомянутых Сенкевичем.  Как
искусный в водительстве войск отмечен в хрониках предводитель этой хоругви
и  обозный  (квартирмейстер)  польских войск  Зындрам из Машковиц (ум. ок.
1414 г.).  В складывавшейся административной  системе  управления  страной
главные  должности занимали <можновладцы> как при дворе,  так и на местах:
воеводы,  старосты (королевские наместники),  каштеляны (правители замка с
округой).  Таких в книге много.  Названы лица,  последовательно занимавшие
должность краковского каштеляна:  Ясько (Ян) из Тенчина (1398 - 1405 гг.),
Ян  из  Тарнова  (1406  -  1409  гг.),  Кристин  из  Острова  (с 1410 г.).
Придворные должности (маршалок,  мечник, стольник, подчаший, ловчий и др.)
тоже упоминаются на страницах <Крестоносцев>.  О происхождении, значении и
судьбе  этих  и  других   чинов   должен,   впрочем,   помнить   читатель,
познакомившийся уже с трилогией.
     Серьезное влияние на государственные дела  оказывали  высшие  лица  в
церковной иерархии,  епископы и архиепископы (в частности, только они были
тогда королевскими канцлерами и подканцлерами).  Роль тех,  кто  изображен
писателем,  была в происходящих событиях неодинакова: одни больше думали о
возвышении церкви и умножении ее богатств,  другие выше  ставили  служение
государственному делу. Советниками короля в заграничных делах были Миколай
Куровский (ум. в 1411 г.), епископ познанский (1395 г.), влоцлавский (1399
г.),  архиепископ  гнезненский  (1402  г.),  который  замещал  с 1409 года
уехавшего на войну короля, и Миколай Тромба (ок. 1358 - 1422), королевский
секретарь   и   подканцлер   (1404   г.),   после  Грюнвальда  гнезненский
архиепископ,  первый  в  Польше  примас.  Видным  дипломатом  был   Войцех
Ястшембец (1362 - 1436),  канцлер еще при Ядвиге,  епископ в Познани (1399
г.) и Кракове (1412 г.),  ставший примасом после Тромбы.  А вот  о  другом
канцлере и епископе, Петре Выше (ок. 1350 - 1414), сообщают, что он, столь
же богатый,  сколь и прижимистый, не потратил своих средств в час войны, в
отличие  от  других  прелатов,  выставивших  под  Грюнвальдом  нанятые ими
хоругви.  Под конец книги появляется в роли  скромного  писца  при  короле
Збигнев Олесницкий (1389 - 1455),  впоследствии епископ и кардинал,  глава
оппозиционной можновладской группы,  конфликтовавший с  королем  Казимиром
Ягеллончиком (неприязнь перенесший и на его отца),  сторонник верховенства
духовной власти над светской.
     Из внешнеполитических задач самой неотложной была, разумеется, борьба
с орденской агрессией.  Опасность грозила и  со  стороны  других  немецких
феодалов.   На   востоке  <можновладцев>  манили  земли  западнорусских  и
южнорусских княжеств,  за овладение которыми надо было спорить с Литвой, с
Венгрией.  Стремясь  увеличить  силы  и  облегчить  решение сложных задач,
польские феодалы обратили взоры в сторону Литвы.
     Великое княжество   Литовское   сложилось   в  XIII  -  XIV  веках  и
расширилось за счет ослабленной монголо-татарским игом Руси.  Православное
население  стало в нем составлять большинство,  принеся свой язык,  право,
культуру,  письменность.  Подчинение удельных князей  центральной  власти,
воинственное соперничество с Москвой,  успешно объединявшей русские земли,
угроза со стороны Орды определяли политику ряда  литовских  правителей.  С
другой  стороны,  само  существование  Литвы ставилось под угрозу натиском
крестоносцев.  Воевал с ними  (битва при оз. Дурбе в 1260 г.) еще  Миндовг
(Миндаугас, убит в 1263 г.), объединивший литовские земли. После 1283 года
и особенно после Калишского мира крестоносцы  все  чаще  переходят  Неман:
только  с 1340 по 1410 год  они совершают до сотни  походов  на  литовские
земли,  сооружают опорные пункты экспансии - замки Баербург, Марианвердер,
Готтесвердер и другие. Поскольку язычество официально существовало в Литве
до  конца  XIV века,  Орден  выставлял  эту  агрессию  перед  Европой  как
богоугодную миссионерскую акцию. С особым упорством он стремился завладеть
Жемайтией (Жмудью),  дабы соединить свои прусские  и  ливонские  владения.
Ожесточенную  борьбу  с  рыцарями  ведут Гедимин,  правивший с 1316 года и
убитый в 1341 году при  осаде  Баербурга,  а  также  его  сыновья  Ольгерд
(княжил  в  1345 - 1377 гг.)  и  Кейстут.  Тогда  произошли  успешные  для
литовцев,  но не усмирившие захватчиков битвы при реках Стреве  близ  Трок
(Тракай) в 1348 году и Рудаве (близ Кенигсберга;  по-польски - Крулевец) в
1370 году.  Затем на великом княжении утвердился сын Ольгерда Ягайло  (ок.
1350 - 1434),  а ополчившийся на него и на время изгнавший его из  столицы
Кейстут был схвачен племянником и погиб (1382 г.) в подземельях  Кревского
замка.  В политике,  направленной против Москвы (Ягайло,  как известно,  в
канун Куликовской битвы 1380 г. заключил союз с Мамаем),  и в междоусобной
борьбе  за  власть  новый  князь  нуждался  в  опоре.  В  обмен  на помощь
Тевтонского ордена он обещал в 1382 году отдать ему Жмудь.
     14 августа 1385 года  в замке Крево (ныне Гродненская обл. БССР) было
заключено соглашение о династическом союзе  между  Литвой  и  Польшей.  18
февраля 1386 года Ягайло был обвенчан с Ядвигой и под именем Владислава II
Ягелло провозглашен польским королем. В 1387 году Литва официально приняла
католичество.  В  Вильнюс  (Вильно)  был  посажен  епископом  поляк Анджей
Ястшембец.
     Орден с  озлоблением  запротестовал  против  унии,  объявляя крещение
литовцев  фиктивным,  требуя  от   папы   признания   королевского   брака
недействительным.  Но  факт распространения католичества на Литву в глазах
папы  оказался  достаточно  весомым.  Крестоносцы  пытались   использовать
несогласие  среди  польских  и литовских князей и панов.  В Польше открыто
действовал в пользу крестоносцев  (вместе со своим племянником влоцлавским
епископом  Яном Кропило,  1360 - 1421)  опольский князь Владислав  (1327 -
1401),  связавшийся с Сигизмундом Люксембургским  и  предававший  интересы
польской  короны.  В 1392 году он отдал под залог Ордену Добжинскую землю,
полученную им в управление еще от Людовика Венгерского,  и  даже  выдвинул
план  раздела  польских земель между соседями.  Королева Ядвига,  стремясь
миром вернуть утраченное,  встретилась в 1397 году с великим магистром, но
справедливости не добилась.
     Литовские князья видели  в  смене  религии  прямую  выгоду:  средство
сломить православных удельных князей. Боярам импонировали права, имевшиеся
у польских феодалов. Ставшие католиками, приписавшиеся к шляхетским гербам
эти права приобретали, а верные православию оказывались обиженными. Захват
польскими  панами  галицко-волынских  и  подольских   земель,   стремление
истолковать  унию  как  переход  Литвы под польскую администрацию вызывали
понятное недовольство.  Во главе сторонников  литовской  самостоятельности
стал сын Кейстута Витовт (Витаутас,  Витольд,  в крещении - Александр, ок.
1350 - 1430).  Заточенный вместе с отцом,  он бежал  из  кревской  темницы
сперва в Мазовию,  а затем к крестоносцам, с помощью которых воевал против
Ягайла.  Затем последовало примирение,  Витовт получил  в  удел  несколько
княжеств и присутствовал при Кревской унии.  Но недоверчивость и неприязнь
Ягайла,  поставившего наместником в Литве своего брата  Скиргайла  (1354 -
1397)  и  отдавшего ему Троки (которые,  как отцовское наследство,  считал
своими Витовт), сделали соглашение недолговечным. В 1389 году Витовт снова
бежит  к крестоносцам,  ведет их в Литву и осаждает Вильнюс.  Король снова
мирится с Витовтом,  повернувшим оружие против  Ордена  и  вырезавшим  его
гарнизоны,  заключает с ним в 1392 году в Острове договор,  которым отдает
ему в управление Литву,  как королевскому наместнику.  (Позже,  в 1401 г.,
согласно  виленско-радомскому  соглашению,  Витовт  пожизненно  избирается
великим князем литовским.)  Крестоносцы не прекращают войны,  в  1394 году
еще  раз идут на Вильнюс,  пробуют поссорить Витовта с королем,  направить
литовскую экспансию на восток.  Витовт  (хоть и был тестем  великого князя
Василия Дмитриевича) не ладил с Москвой,  опасаясь,  что влияние последней
усилит  сопротивление  православных  удельных  князей  его   единовластию,
вступал  в  союзы  с  противниками  московских  князей,  вмешивался в дела
русских соседей.  Готовясь к походу на восток,  он отдал Жемайтию  в  1398
году Тевтонскому ордену.
     Примерно с  этого  времени  читатель  может  следить   за   событиями
непосредственно по роману Сенкевича, в комментарии находя конкретизирующие
указания на  реальные  факты.  Описанная  на  последних  страницах  романа
Грюнвальдская битва окончила начавшуюся в 1409 году <великую войну> против
Тевтонского ордена.
     После Грюнвальда,   взяв   множество  городов  и  замков  в  Пруссии,
Владислав II Ягелло осадил Мариенбург,  но взять его не смог.  26 сентября
он снял осаду, 10 октября одержал победу в битве под Короновом и в декабре
заключил перемирие.  Многие историки,  начиная с  Длугоша,  говорили,  что
плоды  Грюнвальдской  победы  не  были  должным  образом использованы.  Но
следует учитывать и неблагоприятные для польского  короля  обстоятельства:
уровень имевшейся военной техники,  состояние войска, не подготовленного к
штурму  первоклассных  укреплений,  угроза  со  стороны  союзника   Ордена
венгерского короля Сигизмунда,  ставшего в 1410 г. императором, поддержка,
оказанная крестоносцам римской курией,  и т. д.  По  Торуньскому  миру  (1
февраля 1411 г.) Орден отказался от претензий на Жемайтию до смерти Ягелло
и Витовта,  отдал Добжинскую землю, выплатил крупную контрибуцию. Борьба с
крестоносцами продолжалась.  Военные действия возобновлялись в 1414 г. (но
под давлением римской курии кончились перемирием и пристрастным,  в пользу
крестоносцев,  папским арбитражем), а затем - в 1422 г., в результате чего
Орден отказался от Жемайтии уже навечно. Лишь после Тринадцатилетней войны
1454 - 1466 гг.  Польша вернула себе, согласно условиям мира, заключенного
опять-таки в Торуни,  Восточное Поморье,  Хелминскую и Михаловскую  земли,
Мальборк,  Эльблонг и епископство Вармию.  Орден (столицей его стал теперь
Кенигсберг)  признал себя вассалом польского короля.  В 1525 г.  Орденское
государство было ликвидировано, возникло государство светское - герцогство
Пруссия,  причем до 1657 г.,  до  времен,  описанных  в  <Потопе>,  ленная
зависимость его от Польши сохранялась.
     <Крестоносцы>   печатались   в   варшавском    <Слове>,    <Тыгоднике
илюстрованом>,  <Дзеннике  познаньском>  в 1897 - 1900 годах.  В 1900 году
вышло отдельное издание.


__________________________________________________________________________
     Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 16/06/2000



                                Том второй

                           Перевод с польского
                               Е. Егоровой

                                Примечания
                               Б. Стахеева


                               ЧАСТЬ ВТОРАЯ

                                    I

     Очутившись во дворе замка,  Юранд не знал сперва,  куда идти, так как
кнехт проводил его через ворота,  а  сам направился к  конюшням.  У  стены
стояли кучками и  поодиночке солдаты;  но  лица у  них были такие наглые и
смотрели они с такой насмешкой,  что нетрудно было догадаться,  что они не
укажут ему дороги,  и если и ответят на вопрос,  то разве только грубостью
или оскорблением.
     Некоторые из них,  смеясь, показывали на него пальцами; другие, как и
вчера,  снова  стали бросать в  него  снегом.  Заметив большую дверь,  над
которой было высечено в камне распятие,  Юранд направился к ней,  полагая,
что  если  комтур и  старшие братья находятся в  другой части замка или  в
других покоях, то кто-нибудь должен сказать ему, как к ним пройти.
     Так оно и случилось. Когда Юранд подошел к этой двери, обе створки ее
внезапно  распахнулись и  перед  ним  предстал юноша  с  выбритой,  как  у
ксендза, макушкой, но в светской одежде.
     - Господин, это вы Юранд из Спыхова? - спросил он.
     - Я.
     - Благочестивый комтур велел мне проводить вас. Следуйте за мной.
     И  он повел рыцаря через просторные сводчатые сени к лестнице.  Перед
лестницей он остановился и, окинув Юранда глазами, снова спросил:
     - При вас нет никакого оружия? Мне велено вас обыскать.
     Юранд поднял вверх руки,  чтобы провожатому легче было его осмотреть,
и ответил:
     - Вчера я отдал все.
     Понизив голос, провожатый произнес шепотом:
     - Тогда берегитесь, не давайте воли гневу, ибо вы в их власти.
     - Но и во власти всевышнего, - возразил Юранд.
     Он  устремил на провожатого пристальный взгляд и,  уловив в  его лице
сочувствие и сожаление, проговорил:
     - Я  вижу по  глазам,  что ты хороший человек.  Скажешь ли ты мне всю
правду?
     - Не мешкайте, - поторопил его провожатый.
     - Отпустят ли они мою дочь, если я отдамся им?
     Юноша в изумлении поднял брови.
     - Так это здесь ваша дочь?
     - Да, моя дочь.
     - В башне у ворот?
     - Да. Они пообещали мне отпустить ее, если я отдамся на милость их.
     Провожатый сделал движение рукой,  точно желая сказать, что он ничего
не знает, но на лице его изобразились недоумение и тревога.
     - Правда  ли,  -  спросил его  Юранд,  -  что  ее  стерегут Шомберг и
Маркварт?
     - Этих братьев нет в замке. Но возьмите ее отсюда, пока не выздоровел
комтур Данфельд.
     Юранд затрепетал при этих словах;  однако он  ни о  чем уже больше не
мог  спрашивать юношу,  так  как они дошли до  зала на  втором этаже,  где
рыцарь должен был предстать перед лицом щитненского комтура. Слуга отворил
ему дверь, а сам вышел на лестницу.
     Рыцарь  из  Спыхова  вошел  в   просторную,   очень  темную  комнату;
стеклянные,  оправленные в свинец шарики пропускали мало света, а день был
зимний,  хмурый.  В другом конце комнаты горел огонь в большом камине;  но
сырые дрова давали мало пламени.  Спустя некоторое время,  когда глаза его
привыкли к  полумраку,  Юранд увидел в  глубине комнаты стол,  за  которым
сидели рыцари,  а позади них целую толпу вооруженных оруженосцев и кнехтов
и среди них замкового шута, державшего на цепи ручного медведя.
     Когда-то Юранд бился с Данфельдом на поединке, потом дважды видел его
при дворе мазовецкого князя,  куда тот приезжал в  качестве посла;  с того
времени прошло уже несколько лет, но даже в полумраке старый рыцарь тотчас
признал его  лицо  и  тучную  фигуру,  да  и  за  столом  комтур  восседал
посредине,  в  кресле,  опираясь на подлокотник рукой в  деревянном лубке.
Справа от него сидел старый Зигфрид де Лђве из Янсборга,  лютый враг всего
польского племени,  а  Юранда из Спыхова в  особенности,  слева -  младшие
братья  Готфрид  и  Ротгер.  Данфельд  нарочно  пригласил  их,  чтобы  они
поглядели на его торжество над грозным врагом и  насладились с ним плодами
предательства,  которое они  вместе  замыслили и  совершили.  Облаченные в
мягкие одежды из  темного сукна,  с  легкими мечами на  боку,  они сидели,
удобно развалясь в креслах, веселые и самоуверенные, и взирали на Юранда с
той надменностью и с тем безмерным пренебрежением,  с каким всегда взирали
на слабых и побежденных.
     Они  долго молчали,  желая натешиться зрелищем мужа,  которого раньше
страшились и который стоял теперь перед ними, поникнув головою, облаченный
в покаянное вретище, с веревкой на шее, на которой висели ножны меча.
     Им хотелось,  чтобы  побольше  народу  видело  его  унижение;  верно,
поэтому   из   боковых  дверей,  ведших  в  другие  комнаты,  все  входили
вооруженные люди,  так что зал до половины наполнился уже народом.  Громко
разговаривая и перебрасываясь замечаниями на его счет,  все с нескрываемым
любопытством смотрели  на  старого  рыцаря.  При  виде  этой  толпы  Юранд
приободрился.  <Если бы Данфельд,  - подумалось ему, - не пожелал сдержать
свои обещания, он не назвал бы столько свидетелей>.
     Тем временем Данфельд мановением руки призвал всех к  спокойствию,  а
затем дал знак одному из оруженосцев;  подойдя к  Юранду и  схватившись за
веревку, висевшую на его шее, тот подтащил рыцаря на несколько шагов ближе
к столу.
     Данфельд обвел всех торжествующим взглядом.
     - Смотрите,  -  сказал он,  - как могущество ордена побеждает злобу и
гордыню.
     - Дай бог, чтобы всегда так было! - ответили хором присутствующие.
     На  минуту  снова  воцарилось молчание,  затем  Данфельд  обратился к
пленнику:
     - Как бешеный пес, кусал ты орден, и потому бог дал, что, как пес, ты
стоишь перед нами с веревкой на шее и ждешь от нас милости и пощады.
     - Не  равняй меня с  псом,  комтур,  -  ответил ему Юранд,  -  ибо ты
умаляешь честь тех, кто бился со мною и погиб от моей руки.
     Ропот  пробежал по  толпе вооруженных немцев;  трудно,  однако,  было
сказать, разгневала ли их смелость ответа или поразила его справедливость.
     Но комтуру не понравился такой оборот разговора.
     - Смотрите,  -  воскликнул он,  - обуянный кичливостью и гордыней, он
еще плюет нам в глаза!
     А  Юранд воздел руки,  как бы призывая небо в  свидетели,  и ответил,
качая головой:
     - Бог видит,  что моя гордыня осталась за воротами замка. Бог видит и
рассудит,  не опозорили ли вы сами себя, позоря мое рыцарское достоинство,
ибо одна у нас честь, и блюсти ее должен всякий опоясанный рыцарь.
     Данфельд нахмурился,  но в  эту минуту