.
   - Э, нет. Так дело не пойдет. Машину наш Димочка сам пригонит, а ты  пока
остынь. А то еще наломаешь дров.
   - Не наломаю. Мне сейчас только дрова и ломать...
   - Да, выглядишь ты бледновато... А ну, повернись спиной!
   - Зачем это?
   - Затем, что я твой начальник  и  отдаю  тебе  прямой  приказ.  Повернись
спиной! Ну вот, я так и знал. У тебя на рубашке пятно. Знаешь,  на  что  оно
похоже?
   - Знаю, - вздохнул Юрий.  -  Наверное,  повязка  сбилась.  Это  Дергунов,
дурак, чуть руку мне не оторвал.
   - Дергунов не дурак, у него высшее образование, полученное, между прочим,
на дневном отделении экурфака МГУ. Я знаю здесь одного  дурака,  но  это  не
Дергунов. Крови много потерял?
   - Граф Дракула был бы доволен, - сказал Юрий. - Так я пойду?
   - Куда?
   - Опять двадцать пять... Домой. Спать.
   - Ответ правильный, - обрадовался главный редактор. - Знаешь, как у нас в
универе говорили:  если  хочешь  поработать,  ляг,  поспи,  и  все  пройдет.
Погоди-ка...
   Он нырнул куда-то под стол, постучал там ящиками и  вынырнул  с  бутылкой
коньяку и двумя рюмками.
   - Говорят, восстанавливает  кровь,  -  пояснил  он,  разливая  коньяк  по
рюмкам.
   - А тебе-то зачем? - удивился Юрий, возвращаясь к столу.
   - Как зачем? - еще больше удивился Мирон. - Кругом  одни  кровопийцы,  на
вас никакой крови не напасешься...
   В коридоре Юрию повстречалась  Лидочка.  Она  взглянула  на  него  своими
большими испуганными глазами  и  слегка  приоткрыла  рот,  явно  намереваясь
что-то спросить. Юрий торопливо с ней поздоровался и нырнул в  лифт  раньше,
чем Лидочка успела сформулировать свой вопрос.

Глава 9

   Возглавлять газету, да еще в Москве, дело хлопотное, и должность главного
редактора - собачья должность. Игорь Миронов давно свыкся с  этой  мыслью  и
даже научился получать какое-то удовольствие от своей неблагодарной  работы.
Временами это было действительно приятно - приходить на работу и  заставлять
вертеться то, что без тебя не вертелось. Колесики в колесиках,  сказал  один
из героев Дэшила Хэммета, и это бессмысленное на первый взгляд выражение, по
мнению Игоря Миронова, как нельзя лучше описывало самую сокровенную сущность
того, чем ему приходилось заниматься на работе.  Он  не  столько  руководил,
сколько  служил  смазкой  между  бешено  вращающимися  зубчатыми  колесиками
сложного механизма, который назывался газетой.
   В тот сумасшедший  день  даже  он,  убеленный  невидимыми  миру  сединами
ветеран газетного фронта, начал понимать, что бывают ситуации, когда  любая,
самая качественная и дорогая смазка начинает перегреваться  и  гореть.  Утро
началось, как обычно,  со  всеобщей  ругани  в  его  кабинете:  народ  делил
газетную площадь, поскольку здесь собрались сплошные Писаревы и Белинские, а
количество  полос  в  газете,  увы,  всегда  было  ограниченным.  По   своей
напряженности эти еженедельные словесные перепалки уступали, пожалуй, только
тому содому, который творился в кабинете  ответственного  секретаря  в  день
выплаты авторских гонораров. Миронов давно  заметил,  что  люди  творческие,
особенно те, кто творит индивидуально - художники, литераторы  всех  жанров,
некоторые музыканты, народ,  мягко  говоря,  не  такой  хороший,  каким  его
принято выставлять в глазах общественного мнения. Все они причисляли себя  к
когорте гениев, каждый был единственным и неповторимым пупом земли и носился
с каждой своей строчкой, с каждым карандашным наброском, с каждой  завалящей
рифмой как с писаной торбой. А уж когда дело  доходило  до  дележа  денег  и
высказывания претензий по этому поводу, Игорь Миронов  старался  найти  себе
какое-нибудь не терпящее отлагательств дело где-нибудь подальше от  редакции
- на другом конце города, а еще лучше за его пределами.
   Впрочем, в тот день привычный  ход  вещей  был  нарушен  в  самом  начале
появлением редакционного водителя Юрия Филатова. Выглядел  этот  здоровенный
черт  сегодня  так,  что  краше  в  гроб  кладут,   а   когда   он   выразил
недвусмысленное желание пообщаться наедине, Миронов  понял,  что  обещанного
Светловым репортажа о наркоманах скорее всего не дождешься.
   Когда недоразумение (?Какое чудесное словечко - ?недоразумение?, -  между
делом подумал Миронов. -  Им  можно  обозвать  любое  дерьмо,  и  все  будет
выглядеть вполне интеллигентно. Кто нагадил вам в карман, я?  Ах,  простите,
это недоразумение...?)  благополучно  разрешилось,  Миронов  поначалу  нашел
происшествие довольно забавным - не веселым, нет, а именно забавным. Филатов
и Светлов сейчас напоминали ему два полюса одного магнита.  Один  бежал  без
памяти, даже не подумав обернуться и  посмотреть,  что  стало  с  человеком,
который спас его от смерти, а то и от чего-нибудь похуже, а другой в  то  же
самое время вопреки  бьющей  в  глаза  очевидности  был  уверен,  что  таких
негодяев на свете просто не бывает, а если и бывают, то  у  них  обязательно
рога на лбу, заячья губа и кастет на волосатой лапе...
   Потом ему  сделалось  тошно,  а  после  ухода  Филатова  он  почувствовал
нарастающее раздражение. Интереснее всего было то, что  раздражение  у  него
вызвал не Светлов, а Филатов, который, если разобраться, показал себя в этой
истории настоящим героем.
   "Герой, - саркастически подумал Миронов. - Кверху  дырой...  В  том-то  и
беда, что каждый,  кто  ведет  себя  по-человечески,  кажется  нам  каким-то
юродивым и в таком качестве, естественно, не может  вызывать  ничего,  кроме
здорового раздражения: чего он лезет-то?  Больше  всех  ему  надо,  что  ли?
Нормальный человек на его месте сразу побежал бы жаловаться в ментовку.  Ну,
пусть не сразу, но после того, как отбился от тех бандюков на  ?лендровере?,
- наверняка. А пока он бегал, пока менты выясняли бы, что к чему,  и  чесали
под фуражками, Светлова благополучно посадили бы на  иглу,  а  то  и  просто
пришили, чтобы не возиться. Зато гражданский долг Филатова был бы выполнен в
полном объеме, и никто не считал бы его юродивым..."
   Про Светлова он не думал, решив дать  себе  остыть.  ?Приедет  Димочка  в
редакцию, вот тогда и буду думать, что ему сказать, - решил он. -  И  я  ему
скажу, будьте  уверены.  Он  мои  слова  надолго  запомнит,  экспериментатор
хренов, охотник за сенсациями..."
   Хуже всего было то, что Светлов нагло врал по телефону, даже не зная, жив
Филатов или уже умер. Впрочем, он был на сто процентов уверен  в  последнем.
Решил небось, что вырвался из того подвала только благодаря чуду. Так оно, в
общем-то, и  было,  только  чудо  звали  Юрием  Филатовым,  а  Димочка,  наш
талантливый сопляк, с перепугу этого не понял.
   Ну и черт с ним, решил Миронов. Вернемся к  нашим  баранам.  Как  говорят
американцы, шоу маст гоу - представление должно продолжаться.
   Однако заниматься делами ему не дали. Стоило ему вернуться к работе,  как
на столе зазвонил телефон. Миронов  оскалил  зубы,  скорчил  страшную  рожу,
произнес короткое неприличное слово и только после этого  снял  трубку.  Его
?слушаю? прозвучало безупречно вежливо  и  даже  приветливо:  позвонивший  в
редакцию читатель должен был чувствовать расположение к тем, кто делает  его
любимую газету.
   Впрочем, звонил вовсе не  читатель,  а  Владислав  Андреевич  Школьников,
который,  по  мнению  Миронова,  редко  снисходил  до  того,  чтобы   читать
выпускаемую на его денежки газету.
   Официально учредителем  газеты  ?Московский  полдень?  считался  трудовой
коллектив, а владельцем контрольного пакета акций - главный  редактор  Игорь
Миронов. Когда-то так и было, но в недоброй памяти дни кризиса  Миронов  так
основательно запутался в долгах, что начал  всерьез  подумывать  о  закрытии
газеты. Вот тогда  на  горизонте  и  появился  седовласый  и  величественный
Владислав Андреевич. Он выкупил у Миронова контрольный  пакет,  настояв  при
этом на сохранении тайны сделки. О том, что газетой вот уже два года владеет
Школьников, знал только главный редактор. Он терялся в догадках, зачем этому
крупному  бизнесмену  понадобилось  иметь  собственную  газету:  в  политику
Школьников, судя по всему, не лез, в дела газеты не  вмешивался  и,  вообще,
старательно делал вид, что не  имеет  к  еженедельнику  никакого  отношения.
Видимо, решил Миронов, газета понадобилась ему  просто  на  всякий  пожарный
случай. В конце концов, это было неплохое вложение капитала,  да  и  держать
руку на пульсе источника массовой информации, как ни крути, было приятно.
   Буквально  после  пары  фраз,  которой  они  обменялись   с   Владиславом
Андреевичем, Миронов понял, что ?пожарный случай? настал. Ничего конкретного
Школьников ему не сказал, но назначил встречу через час, и тон  у  него  при
этом был такой, что Игорю Миронову даже не  пришло  в  голову  отказываться,
ссылаясь на запарку. Он  разогнал  бунтующих  сотрудников,  спровадив  самых
заядлых качать права  в  кабинете  у  ответственного  секретаря,  придирчиво
проинспектировал свою внешность перед большим зеркалом в умывальной комнате,
сунул в рот подушечку жевательной резинки, чтобы  отбить  запах  выпитого  с
Филатовым коньяка, и отбыл на встречу  со  своим,  как  это  ни  прискорбно,
хозяином.
   Вернулся он оттуда почти через три часа, сильно хмурясь и кусая губы, что
всегда служило у  него  признаком  свирепого  расположения  духа.  Когда  он
пребывал в таком настроении, даже не отличавшийся излишним умом и  чуткостью
Александр Федорович Дергунов старательно  обходил  его  десятой  дорогой,  а
мелкая редакционная  шушера  веером  разлеталась  у  него  из-под  ног,  как
застигнутые врасплох на теплой отмели мальки.
   Плохое настроение Миронова объяснялось просто: впервые за  два  последних
года ему дали понять, кто является хозяином газеты. Он знал  это  и  раньше,
поскольку продавал Школьникову контрольный пакет, находясь в здравом  уме  и
твердой памяти. Он знал, что после долгих лет полной свободы  снова  нацепил
себе на горло ошейник, но за два с лишним года хозяин ни разу не потянул  за
поводок, и Миронов постепенно привык к мысли, что так будет всегда.
   Сегодня его дернули так, что едва не оторвали голову. Ощущение было не из
приятных, и, вернувшись на работу, он совершил поступок, который потом долго
не мог объяснить самому себе: грубо облаял Лидочку  Маланьину,  не  успевшую
вовремя убраться у него из-под ног. Совершив этот  сомнительный  подвиг,  он
гордо удалился к себе в кабинет, так грохнув дверью, что в коридоре рядом  с
косяком отвалился приличный кусок штукатурки.
   - С-с-сволочь, - прошипел он, рухнув в кресло и трясущимися от  ярости  и
унижения пальцами выковыривая из пачки сигарету. -  С-с-сук-кин  кот!  Тварь
толстомордая, коз-з-зел...
   Он долго чиркал колесиком зажигалки, а потом еще дольше  ловил  прыгающим
кончиком  сигареты  дрожащее  голубоватое  пламя.  Когда  сигарета   наконец
задымилась, он с лязгом захлопнул крышку зажигалки и  швырнул  ее  на  стол,
разметав лежавшие там бумаги.
   И тут, словно в ответ на  его  молитвы,  в  кабинет  без  стука  ворвался
Светлов.
   - Я встретил в коридоре Лиду, - металлическим голосом произнес он прямо с
порога. - Она плачет.
   Миронов на  секунду  прикрыл  глаза,  глубоко  затянулся  сигаретой  и  с
шипением выпустил  дым  сквозь  стиснутые  зубы.  Приход  Светлова,  да  еще
нарывающегося на ссору, был  настоящим  подарком  судьбы.  Миронов  когда-то
неплохо боксировал, и сейчас он как  никогда  нуждался  в  ком-нибудь,  кого
можно было  бы  использовать  в  качестве  боксерской  груши  -  если  не  в
буквальном смысле, то хотя бы в переносном.
   - Какая чепуха, - сдавленным от злости голосом произнес он. -  Наша  Лида
громко плачет... Поверь, она плакала бы гораздо громче.., черт, она бы выла,
как сирена гражданской обороны, если бы  знала,  за  кого  собирается  выйти
замуж!
   Светлов быстро оглянулся на дверь, проверяя,  достаточно  ли  плотно  она
закрыта, и это невольное движение доставило Миронову массу удовольствия.
   - Я тебя не понимаю, - гораздо тише, чем в начале, заявил Дмитрий.
   - Брось, старик, ты меня отлично понимаешь, - отмахнулся Миронов.  -  То,
что ты трус, простительно - в конце концов, не всем же быть героями!  Но  ты
ведь даже не сказал мне, что произошло. Ты был  так  уверен,  что...  А,  да
пошел ты в задницу, сопляк! И теперь ты приходишь ко мне, как.., как..,  как
какой-то Айвенго недоделанный, и требуешь, чтобы я  был  галантным  с  твоей
дамой! Дама, конечно, ни в  чем  не  виновата,  и  я  перед  ней  непременно
извинюсь.., когда немного остыну и разберусь с тобой.., но как ты поступишь,
если я этого не сделаю? На дуэль меня позовешь, сморчок кудрявый? Учти, я на
пятнадцать кило тяжелее тебя и знаю  бокс.  Я  из  тебя  котлету  сделаю,  а
Филатов вообще раздробит то, что от тебя останется, на молекулы.  Ты  хорошо
меня понял?
   - Мне кажется, да, -  тихо  ответил  уничтоженный  этим  бешеным  напором
Светлов.
   - И что же ты понял? Ты - говно, вот что ты должен был понять!  Таков,  в
общих чертах, основной тезис моего выступления. А если ты не согласен с этим
тезисом, я могу  вынести  его  на  широкое  обсуждение  -  хоть  в  трудовом
коллективе, хоть по всей Москве. Ясно?
   - Ясно.
   - Что тебе ясно?! - продолжал напирать Миронов.  Ему  было  немного  жаль
Светлова, но другого выхода он не видел, да и на душе было чересчур  погано,
чтобы позволить себе кого-то жалеть. Его,  Игоря  Миронова,  никто  ведь  не
пожалел...
   - Ты хочешь, чтобы я это сказал?  -  словно  не  веря  собственным  ушам,
спросил Светлов.
   - Не ты, а вы, - резко ответил Миронов.  -  Да,  я  хочу,  чтобы  ты  это
сказал. Произнес вслух. Одного раза будет достаточно,  хотя  лучше  было  бы
три.? или пять. Ну, давай.
   - Я - говно,  -  послушно  сказал  Светлов.  ?Все  правильно,  -  подумал
Миронов, избегая смотреть на иссиня-бледное лицо журналиста. - Когда человек
уже дал трещину, доламывать его - одно удовольствие. Гни  в  любую  сторону,
хоть узлом завязывай - никакого сопротивления, как будто у него хребта сроду
не было... Кстати, если бы парень был  законченной  мразью,  эта  история  с
Филатовым была бы ему, что называется, до фонаря. Наплевать  и  растереть  и
снова наплевать. А он переживает и, кажется, искренне верит в то, что он и в
самом деле полное дерьмо.., что, кстати, не так уж далеко от истины."
   Он затянулся сигаретой, обжег губы и лишь теперь обнаружил, что, пока  он
вытирал об Светлова  ноги,  сигарета  истлела  до  самого  фильтра.  Миронов
раздраженно ткнул окурок в пепельницу и сейчас же снова закурил, стараясь не
смотреть на своего собеседника.
   - Ну ладно, - произнес  он  после  долгой  и  тягостной  паузы.  -  Будем
считать, что этот вопрос закрыт. Все мы люди, и ничто животное нам не чуждо.
Поговорим лучше о деле. У меня есть для тебя срочная работа.
   Светлов удивленно вздернул  брови.  Это  получилось  у  него  не  слишком
убедительно - он с  трудом  владел  лицом,  и  Миронов  отлично  видел,  что
никакого удивления Димочка не испытывает, а испытывает он  детскую  обиду  и
раздражение  против  своего  начальника,  который  обрушился  на  него,  как
вываленный  из   самосвала   бетон.   Он   напоминал   Миронову   маленького
избалованного мальчика, который мечтает, чтобы его мама попала  под  машину,
после того как получил трепку за разбитую вазу.
   - Я еще не уволен?  -  спросил  Светлов.  Похоже,  он  хотел,  чтобы  это
прозвучало независимо и высокомерно, но с  голосом  у  него  тоже  творилось
что-то неладное - он дрожал и срывался, опять же, как  у  карапуза,  который
пытается скрыть обиду, но ничего не может с собой поделать.
   - А вот это решать тебе, - жестко ответил Миронов  и,  немного  помедлив,
добавил:
   - Пока. Видишь ли, я заинтересован в том,  чтобы  ты  продолжал  на  меня
работать, но, как бы это выразиться.., на моих условиях.
   - То есть?
   - То есть... Ну, в общем-то, все останется по-прежнему, но  лишь  до  тех
пор, пока твоя работа будет меня устраивать. А уж ты постарайся,  чтобы  она
меня устроила.
   - А если буду вякать, ты мне перекроешь кислород и вообще ославишь на всю
Москву, - закончил за него Светлов.
   - Звучит грубовато, но суть ты ухватил верно, - похвалил его  Миронов.  -
Ну, так каков будет твой положительный ответ?
   - Можно подумать, у меня есть выбор, - обреченно сказал Светлов.
   - Можно подумать, я вербую тебя черпальщиком в ассенизационный  обоз  при
холерных бараках, - сказал Миронов. - Ну чего ты скис? За ошибки  приходится
платить, и цена, которую я с тебя запрашиваю, не так уж высока.  Собственно,
это и не цена вовсе, а так.., небольшая перемена  в  личных  отношениях.  Но
ведь могло быть и хуже, правда? Кроме того, в данный момент я предлагаю тебе
неплохой заработок. Есть заказ, Дима, и справиться с ним может только  такой
талантливый и не обремененный излишней принципиальностью парень, как ты.
   Услышав про принципиальность, Светлов вспыхнул, но тут же потух.  Миронов
немного подождал ответа, не дождался и продолжал:
   - Нужно написать серию статей, посвященных скандалу вокруг  строительства
МКАД.
   - Что? - вскинулся Светлов. - Да ведь это же полная тухлятина!  Эту  утку
уже сожрали, все косточки обсосали и выплюнули, и было  это,  между  прочим,
еще зимой. Ведь ясно же, что это полная ерунда.
   - Тише, тише. Кому это ясно? Кто  это  доказал?  Пошумели  и  затихли,  а
почему?
   - А потому, что этот мыльный пузырь лопнул, - угрюмо проворчал Светлов. -
У каждой дезы есть верхний предел, после которого она просто лопается и тихо
испускает дух. Вот почему это все затихло.
   - А может быть, потому, что  кто-то  кому-то  замазал  рот?  -  вкрадчиво
предположил Миронов. - Может быть, кто-то сменил  место  работы,  или  вдруг
получил  наследство  от  американского  дедушки,   или   просто   умер   при
невыясненных обстоятельствах? Поверь, для настоящего журналиста здесь  масса
интереснейшей работы. Я подчеркиваю - для настоящего журналиста. Ты  ведь  у
нас настоящий, правда?
   - Кнут и пряник, да? - Светлов криво усмехнулся. - Только вот кнут у тебя
очень уж тяжелый, а пряник.., пряник - так себе. По сути дела,  его  и  нет,
твоего пряника.
   - Пряник-то как раз есть, - возразил Миронов. - Две с половиной тысячи за
статью - это что, по-твоему, не пряник?
   - Две с половиной тысячи чего?
   - Две с половиной тысячи того. Того  самого.  Это  за  один  материал.  А
количество материалов на эту тему не ограничено. Сколько напишешь, столько и
напечатаем. Вплоть до особого распоряжения.
   - Чьего распоряжения?
   - А вот это, дружок, не твое дело. Меньше знаешь - лучше спишь. Со  своей
стороны могу лишь обещать, что предупрежу тебя заранее, чтобы ты  понапрасну
не насиловал свою фантазию.
   - Значит, речь идет все-таки о фантазии?
   -  Ты  меня  разочаровываешь,  Дима.  Я  считал  тебя  довольно   опытным
газетчикам, а теперь вдруг выясняется,  что  тебе  нужно  разжевывать  самые
элементарные вещи. Если ты напишешь, что мэр Москвы воровал со строительства
дороги асфальт, набивая им карманы или, скажем, свою знаменитую  кепку,  над
тобой,  пожалуй,  не   станут   даже   смеяться,   а   просто   притянут   к
административной ответственности за клевету и сдерут с нас такой штраф,  что
нам небо с овчинку покажется. Но если ты просто немного порассуждаешь - так,
чисто теоретически... Ты же знаешь арифметику. Если свистнуть кусочек дороги
шириной всего в один сантиметр, а длиной в километр, то это получится десять
квадратных метров высококачественного  дорожного  покрытия.  А  если  ширину
увеличить, скажем, до десяти сантиметров, а длину -  до  длины  МКАД,  тогда
что? Тогда, дружочек, речь пойдет об астрономических числах. Это же гектары,
черт бы их побрал! Согласен, до сих пор не доказано,  что  на  строительстве
кольцевой кто-то погрел руки. Но ведь и  обратного  никто  не  доказал!  Это
могло быть, понимаешь? Вот на эту тему тебе и  предлагается  порассужда