Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
е схватился, но Бекешина его самочувствие
волновало в последнюю очередь. Он толчком распахнул дверцу и
мягко, по-кошачьи, выпрыгнул на усеянный желтыми листьями
асфальт, на ходу вытаскивая из-за пояса револьвер.
- Жорик? - с трудом шевеля синеватыми губами, удивленно
спросил старик. - Господи, нельзя же так! Что случилось?
Бекешин молча подскочил к нему, сгреб левой рукой за
лацкан пиджака, рывком притянул к себе и сунул вороненый
ствол револьвера в дряблые складки кожи под гладко выбритым
черепашьим подбородком.
- Это я у тебя спрашиваю, что случилось, - яростно
прошипел он, вдавливая ствол в податливую стариковскую
плоть. - Не ожидал меня увидеть, а? Представь себе, твой
хваленый профессионал опять промазал - совсем чуть-чуть, но
промазал. А я не промажу, можешь быть спокоен.
- О чем ты, Жорик? - прохрипел старик, всем телом
подаваясь назад. Бекешин держал его крепко, чувствуя, как
слабо, будто полудохлый зверек, шевелится возле его ребер
прижатая к левой половине груди рука Горечаева. - Он стрелял
мимо, как мы с тобой договорились... Осторожнее.., пусти...
Мне нужно.., нужно принять лекарство.
- Сейчас я тебе пропишу лекарство! - пообещал Бекешин.
- Свинцовую пилюлю в стальной облатке по фирменному рецепту
доктора Ругера! Избавиться от меня решил, да? Укокошить, как
тех работяг? Не на такого напал! Говори, где этот твой
кривоносый ублюдок! Чем он сейчас занят?
- Жорик, не надо.., сердце, - хрипел старик, слабо
отталкивая Бекешина свободной рукой. - Опомнись, Жорик... Мы
же вместе.., как родного сына.., наследник...
- Бабушке своей расскажи, - презрительно бросил
Бекешин. - Ты же упырь, ты без крови не можешь. Ты даже меня
заразил. Ты ведь не успокоишься. Замочим Филатова, и кто
тогда будет первым на очереди? Кто тебе помогал, кто про
тебя все знает? Я, я один остался! Остальных ты уже отправил
'%,+n парить. Только я не дамся, даже не мечтай. Уж лучше
возьму грех на душу.
Старик не отвечал. Лицо его стало совсем серым, глаза
закатились под лоб, и из-под полуопущенных век на Бекешина
жутковато смотрели синеватые белки. Голова Андрея
Михайловича бессильно упала, так что ствол револьвера
целиком погрузился в складки отставшей кожи под нижней
челюстью, и старик всей тяжестью повис на руке Бекешина.
- Хватит лепить горбатого! - сказал ему Бекешин, слегка
растерявшись. - Я тебе не следователь, нечего передо мной
обмороки разыгрывать... И перестань на мне виснуть, я тебе
не подставка! Говори, где Палач!
- Да здесь я, здесь, - послышался откуда-то слева
слегка гнусавый из-за сломанного носа голос. Бекешин резко
обернулся всем телом, инстинктивно прикрывшись Горечаевым,
как щитом, и сразу понял, что поступил правильно: Палач
стоял по щиколотку в густой траве немного в стороне от
дорожки, на плечах у него, как эполеты, лежали желтые
листья, а зажатый в руке пистолет смотрел Бекешину прямо в
лоб. - Что, фрайерок, - насмешливо продолжал Палач, -
нервишки сдали? Зря ты на старикана наехал, зря. Если бы я в
тебя, дурака, по-настоящему стрелял, ты бы сейчас здесь не
отсвечивал. Поверь, стрелять я умею. Хочешь, докажу?
Бекешин втянул голову в плечи, стараясь полностью
укрыться за Горечаевым и жалея только об одном: что старик
на поверку оказался таким щуплым и низкорослым.
- Положи ствол, горилла, - сказал он Палачу, - и вали
отсюда, пока я не вышиб старику мозги. Кто тебе заплатит,
если этот мешок с дерьмом откинет копыта? Ты ведь, насколько
мне известно, даром не стреляешь.
Палач вдруг засмеялся - без малейшей натуги, легко и
естественно. Направленный на Бекешина ствол пистолета при
этом даже не шелохнулся.
- Что тут смешного? - настороженно спросил Бекешин,
начиная потихонечку пятиться к машине и держа перед собой
старика как щит. Пистолет плавно следовал за ним.
- Смешного, если хочешь знать, навалом, - доверительно
сказал ему Палач. - Одно хорошо: старик заплатил мне за
этого твоего приятеля вперед, и заплатил неплохо. Теперь его
можно оставить в покое, но, поскольку деньги уплачены, мне
ничто не мешает замочить тебя. Так что стрелять даром мне не
придется.
- Не пудри мне мозги, - сказал Бекешин, который ничего
не понял из этого туманного заявления. - Брось пистолет и
уходи, иначе я разнесу старику череп. Считаю до трех. Раз...
- Уймись, дурак, - сказал Палач. - Ты еще можешь спасти
свою задницу, если предложишь мне за нее хороший выкуп. И
отпусти старика. Тяжело же, наверное, держать... Ты что, не
видишь, что он давно помер?
- Вранье, - сказал Бекешин и в то же мгновение понял,
что киллер прав: тело Горечаева висело у него на руке
мертвой свинцовой тяжестью, и с каждой секундой эта тяжесть,
казалось, удваивалась. Он на мгновение оторвал взгляд от
Палача с его пистолетом и взглянул старику в лицо. - О
$lo".+, - прошептал он.
Выражение лица Андрея Михайловича изменилось. Вставные
челюсти были оскалены в мучительной гримасе, а глаза широко
распахнулись и равнодушно смотрели куда-то в сторону.
Бекешин прижимал к себе медленно холодеющий труп - прижимал
так тесно, что со стороны они, наверное, напоминали
целующихся гомиков. Его едва не вывернуло наизнанку, когда
он осознал это, и руки сами собой оттолкнули труп, который
мягко повалился на асфальт, застыв в неестественной позе.
- Вот и все, - сказал Палач, и Бекешин с опозданием
понял, какую совершил ошибку, бросив тело и подставившись
под выстрел. - Насчет выкупа - это я пошутил. Свобода
дороже, а ты - единственный свидетель. Шантаж - не моя
специальность. Не обижайся.
Бекешин торопливо вскинул "ругер", отлично понимая и
то, что на таком расстоянии эта игрушка вряд ли способна
нанести противнику серьезный вред, и то, что
профессиональный киллер стреляет быстрее и точнее, и даже
то, что все, вся его жизнь с самого начала была сплошной
ошибкой... Он нажал на спуск и осознал еще одну, самую
последнюю свою ошибку: курок револьвера не был взведен.
Испугаться он не успел. Раздался выстрел, звук
которого, как ему показалось, долетел откуда-то со стороны.
Бекешин закрыл глаза и торопливо вдохнул - напоследок, на
прощание...
Боли не было. Стало темно и тихо. "Хорошо-то как, -
промелькнула в угасающем сознании ленивая мысль. - Хорошо,
спокойно... А я, дурак, боялся..."
Потом он почувствовал, что ему не хватает воздуха,
шумно перевел дыхание и открыл глаза. Все было на месте: и
парк, и небо, и дорожка, и похожее на сломанную куклу тело
Горечаева на асфальте, и еще одно тело - поодаль, в траве.
"А это еще кто? - подумал он растерянно. - Ба! Да это ж
Палач! Вот оригинал - .попугал, попугал и застрелился...
Странно как-то... С чего бы это вдруг?"
Восхитительное чувство освобождения от всех проблем
нахлынуло на него прозрачной бодрящей волной и тут же ушло
как вода в песок. Испуг прошел, и к нему стала возвращаться
способность соображать. Что-то было не так, о чем-то он
впопыхах позабыл...
Бекешин завертел головой во все стороны и почти сразу
увидел Филатова, который стоял у него за спиной, устало
облокотившись о крыло джипа. В руке у него был пистолет,
дымящийся ствол которого смотрел в землю, - Фил, - сказал
Бекешин, - старик! Господи, как я рад! Как будто заново
родился, ей-Богу... Да я же тебе по гроб жизни должен, ты
мне теперь как брат...
- Не думаю, - сказал Филатов. Голос его звучал странно
- как-то чересчур сухо и устало. Не было в этом голосе ни
радости, ни гордости по поводу удачного выстрела - ничего,
кроме сухой усталости и какой-то непонятной горечи. - Боюсь,
что отдать мне долги ты уже не успеешь. Я больше не работаю
на тебя. Охранять твое тело больше не от кого, да и не хочу
я его больше охранять, если честно...
- Ну, не хочешь и не надо, - горячо сказал Бекешин. -
Найдем тебе другую работу, поспокойнее... Да ерунда это все!
Скажи лучше, откуда ты тут взялся? Как с неба свалился,
честное слово. Знаешь, как в древнегреческой пьесе - бог из
машины.
- Бог из машины?
- Ну да. У них был такой прием: когда автор по недоумию
своему загонял своего героя в абсолютно безвыходное
положение, с неба спускался на веревке этакий раззолоченный
болван с деревянной молнией в кулаке и разом решал все
проблемы. Бог из машины.
- Из машины... - повторил Филатов. - Вот именно - из
машины. Из багажного отсека.
- Не понял, - сказал Бекешин, начиная чувствовать, что
события еще далеко не закончились. Он словно бы невзначай
завел руку с револьвером за спину и взвел курок большим
пальцем. Поближе, подумал, он, надо подойти поближе...
- Экий ты, брат, непонятливый, - сказал Филатов. - Это
все очень просто. Приходишь в семь утра на стоянку, даешь
сторожу сто баксов, чтобы отвернулся, забираешься в багажный
отсек и ждешь. Водишь ты неважно, Гошка. Слишком сильно
газуешь, сцепление жжешь.
- Поумнел, значит, - медленно сказал Бекешин, делая шаг
вперед. - Все слышал, все понял, во всем убедился...
- Вот именно, - сказал Филатов. - Только в другом
порядке: сначала понял, потом поумнел, а уже потом услышал и
убедился.
- Да ни хрена ты не понял! - воскликнул Бекешин и
сделал еще один шаг вперед. Теперь до машины, возле которой
стоял Филатов, оставалось метра полтора. - Я сейчас тебе все
объясню...
- А вот этого не надо, - сказал Юрий твердо. -
Объясняться будешь в прокуратуре. Или на том свете. Выбор за
тобой. Как говорится, третьего не дано.
- Я оптимист, - сказал Бекешин, резко вскидывая руку с
револьвером. Он стоял уже у самой машины, упираясь коленом в
бампер, и ствол револьвера почти коснулся лица Филатова. -
Выход есть всегда, Фил.
- Ты думаешь, что это выход? - спросил Юрий, даже не
взглянув на револьвер. - Ну, давай, попробуй. Один раз ты
уже попытался сделать это собственноручно. Доведи дело до
конца! Только имей в виду, что со вчерашнего дня в городе
появились еще два свидетеля, которые знают про ЛЭП и про
твою роль в этом деле. Ты готов застрелить и их тоже?
- Вранье, - сказал Бекешин и спустил курок. Револьвер
выстрелил, но за долю секунды до этого Филатов неуловимым
движением ударил Бекешина снизу по руке, и пуля ушла в небо.
Револьвер, кувыркаясь, полетел следом. Бекешин проводил его
задумчивым взглядом, баюкая ушибленную кисть.
- Да, - сказал он. - На этом мои аргументы исчерпаны.
Где твои наручники? А может, договоримся?
- Даю тебе сутки, - сказал Юрий. - В завтрашнем выпуске
"Новостей" должна быть информация о том, что ты добровольно
сдался властям. Если ты сдашься, информация появится
.!o' b%+l-. - это же сенсация, черт бы ее побрал. Обо мне ни
слова, понял?
Все-таки он был полным идиотом. У Бекешина даже слегка
закружилась голова, как будто мир и впрямь пытался стать
вверх тормашками. "Черта с два, - подумал Георгий. - Мир -
штука устойчивая, ее так запросто не перевернешь. Ну и
кретин!"
- Ты мне предлагаешь самому пойти в ментовку? - не веря
собственным ушам, спросил он. - Так, что ли? А если я не
пойду?
- Тогда я тебя из-под земли достану, - пообещал
Филатов. - И убью. Будь здоров. И помни - сутки! Считая с
этого момента.
Он выщелкнул из своего пистолета обойму, протер ее
полой пиджака и зашвырнул в кусты. Пистолет полетел в другую
сторону. Больше не глядя на Бекешина, Филатов повернулся к
нему спиной и напрямик зашагал к ближайшему выходу из парка.
Бекешин проводил его взглядом, удивленно покачал
головой, тяжело забрался в машину, хлопнул дверцей и завел
двигатель.
"Он просто больной, - думал Бекешин, ведя машину по
шумным улицам. - Просто больной, вот и все. Никакое
воспитание не может служить оправданием такому дикому с
любой точки зрения поступку. Такое встретишь только в
рыцарских романах, да и то не во всех. Это же додуматься
надо до такого изуверства: в наше время предложить человеку
явиться в прокуратуру и добровольно повесить себе на шею три
десятка трупов!"
"Сутки, - думал он, поднимаясь в лифте на свой этаж. -
Сутки, старина Фил, это двадцать четыре часа. Знаешь, где в
наше время можно оказаться за двадцать четыре часа? Особенно
если ты при деньгах... А я при деньгах. Я при таких деньгах,
каких ты, сэр рыцарь, сроду не видел. Всю жизнь будешь
искать и ни хрена не найдешь. Вот так-то, Айвенго ты мой
обдристанный. Зря ты меня отпустил. Ох, зря!"
На площадке, в двух шагах от его двери, стоял какой-то
коренастый мужик в рабочей куртке и, распахнув жестяную
дверцу распределительного щитка, копался в нем, насвистывая
сквозь зубы. У Бекешина екнуло сердце. Похоже, старина Фил
все-таки подстраховался и накапал, сучий потрох, ментам...
"Не дамся, - подумал Бекешин и засунул руку в карман
пиджака, где лежал подобранный в парке "ругер". Замочу. Всех
замочу к чертовой матери, мне терять нечего..."
Человек в рабочей куртке обернулся, и у Бекешина
немного отлегло от сердца. Эта красная, задубевшая и
обветренная рожа, обрамленная черной, без единого седого
волоска бородой, просто не могла принадлежать ни следователю
прокуратуры, ни оперативнику из МУРа, ни даже обычному
постовому менту, - Кто вы такой? - резко спросил он. Он жил
в элитном доме и не понимал, почему вокруг его квартиры
сшиваются какие-то краснорожие алкаши. - Что вы здесь
делаете?
- Электрик я, - извиняющимся тоном просипел бородач,
густо дыша перегаром. - Замыкание тут у вас.
- Черт знает что, - проворчал Бекешин, нащупывая в
кармане ключи. - Шляются тут...
- Да я уже все, - забормотал электрик. - Кончаю я уже,
минуточку только...
Бекешин перестал его слушать. Его мысли вернулись к
Филатову и назначенному им сроку. Сутки... За сутки, дружок,
я найму армию стрелков, которые насверлят в тебе дырок, как
в дуршлаге... Найму, заплачу и уеду за бугор - отдохну,
расслаблюсь и понаблюдаю за ходом событий со стороны. Вот и
славно, вот и решено...
Он вынул из кармана ключ, вставил его в замочную
скважину и ощутил ослепляюще сильный удар по пальцам - прямо
по нервным окончаниям, по живому, со страшной, нечеловечески
жестокой силой. Он хотел закричать, но новый удар заткнул
ему рот. Удары следовали один за другим с частотой
переменного тока. Чернобородый электрик выглянул из-за
жестяной дверцы распределительного щитка, пошевелил
мохнатыми бровями, крякнул и чем-то щелкнул. Переменный ток
сменился убийственным постоянным, тело Бекешина напряглось,
выгнулось дугой, глаза выкатились, из ноздрей и ушей
показался синеватый дымок.
Раздался новый щелчок, едва слышное гудение постоянного
тока прекратилось. Бородатый электрик открыл сумку, побросал
туда инструменты, провода и небольшой трансформатор,
задернул "молнию" и вызвал лифт. Когда створки лифта
распахнулись перед ним, он бросил на тело Бекешина последний
взгляд.
- Привет тебе, сучара, из далекой Сибири, - сказал
Петрович, плюнул на труп и вошел в лифт.
Он тоже считал, что его приятель Юрий Филатов немного
не от мира сего, но не очень огорчался по этому поводу:
главное, что человек хороший. А хорошему человеку не грех и
помочь.
Миновав вестибюль со столиком, под которым лежал все
еще не пришедший в себя охранник, Петрович вышел на улицу,
пешком прогулялся до метро и через сорок две минуты в
последний раз посмотрел на медленно уплывающие назад
окраинные микрорайоны Москвы. Электричка загудела, набирая
скорость, и пошла барабанить колесами по стыкам - все
быстрее И быстрее, пока отдельные удары не слились в
сплошную барабанную дробь. Потом она миновала последнюю
стрелку, и стук прекратился. Петрович поерзал, устраиваясь
поудобнее на обшитой дерматином скамье, привалился плечом к
раме окна и умиротворенно закрыл глаза. Он ехал домой, в
Монино, прикидывая в уме, как лучше поступить: сманить
соседку Понти Филата Марию к себе, соблазнив ее садиком и
огородом, или плюнуть на эту кучу бурьяна да и перебраться в
столицу, тем более что дверь в дверь с ним будет жить
готовый собутыльник, с которым есть о чем поболтать и что
вспомнить.
А Юрка-то, небось, ходит вокруг телевизора как кот
вокруг сала - ждет, покажут его дружка в "Новостях" или не
покажут. Покажут, не беспокойся! Только интервью давать он
не сможет, вот ведь беда какая. Эх, жалко, нельзя будет на
^ркину рожу поглядеть, когда он новость-то услышит! И
хорошо, что нельзя. Силища у него дурная, сгоряча может
пополам перешибить, потом ни в какой больнице не склеят...
Петрович ухмыльнулся в бороду, надвинул на глаза
козырек матерчатой кепчонки и через минуту издал первый
заливистый всхрап, заставив вздрогнуть свою соседку -
нервную дачницу лет шестидесяти с небольшим.
Андрей ВОРОНИН
ОДИН ШАГ МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ
Анонс
Он вооружен и сидит на деньгах, но деньги чужие, и он
не "мент", он - инкассатор. У него могло быть героическое
прошлое, и его комиссовали из-за боевых ранений. В цепи
якобы случайных событий, он снова в форме, вооружен и
охраняет, только теперь не границы Родины, а чужое
богатство. Конечно, бандитское нападение на инкассаторскую
машину, и он снова на коне, он побеждает, но в случайно
разорванном банковском мешке, он видит не деньги, а резаную
бумагу. Конечно, его подставили под замес и он должен
умереть. Теперь он в бегах, ему нужно найти деньги и
восстановить честное имя. Его приговаривают к смерти по
ложному обвинению.
Глава 1
Ветер дул третьи сутки подряд с тупым упорством, словно
поставил перед собой цель сдуть город с лица земли и занести
все, что от него останется, ровным слоем пыли. Задача эта
была ему явно не под силу, но ветер не сдавался и продолжал
дуть, вылизывая до нестерпимого блеска ярко-синее небо и
сиявшую посреди этой синевы надраенную бляху солнца. Он гнал
миниатюрные пылевые смерчи по тротуарам и газонам, он играл
с мелким мусором, ерошил листья на деревьях, хлопал
форточками и, незаметно подкравшись из-за утла, выкидывал
хулиганские шутки с женскими подолами.
В узкой улочке неподалеку от центра было сравнительно
тихо. Улица шла перпендикулярно направлению ветра, и сюда, в
заросшее поднявшимися до третьего этажа липами и березами
узкое ущелье между старыми девятиэтажными домами залетали
лишь отдельные слабенькие порывы. Их хватало только на то,
чтобы слегка пошевелить кроны деревьев да испортить кому-
нибудь прическу, но по сравнению с тем, что творилось на
основных магистралях и площадях города, это были сущие
пустяки. Сидя в машине, их можно было вообще не заметить,
особенно если мысли ваши были заняты чем-нибудь
посущественнее метеорологии.
Как водится в больших городах, по обеим сторонам улицы
стояли бесконечные ряды припаркованных автомобилей. Эти
пестрые, сверкающие стеклом и полированной краской вереницы
выглядели так, словно были неотъемлемым элементом дороги и
стояли здесь с того самого дня, как улицу заасфальтировали.
Было начало шестого пополудни, и солнце понемногу
клонилось к западу, готовясь нырнуть за крыши