м иногда озарялось лицо  Алены,  но
здесь  его не заслоняли ни возраст, ни косметика, и смотреть
на  это  лицо  с  немного вздернутым  носом  и  полными,  не
тронутыми помадой губами было удивительно приятно.  Цвет  ее
глаз было невозможно различить, поскольку они сузились в две
темные  недобрые  щелочки,  смотревшие  на  бурлящее  вокруг
веселье с выражением, которое живо напомнило Юрию засевший в
засаде  танк - подбитый, горелый, но готовый к бою  и  очень
опасный.
     Краем глаза она засекла его резкое движение и повернула
к  нему..,  нет,  не  башню, конечно  же,  а  голову.  Глаза
открылись немного пошире и оказались темно-карими. В них был
вызов.
     - Вы со мной не согласны? - спросила она.
      -  Я  в  гостях  и вынужден сохранять  нейтралитет,  -
ответил  Юрий. - Надеюсь, вы тоже пришли сюда не  для  того,
чтобы подложить под хозяина бомбу.
     Ее взгляд потеплел, но ровно настолько, чтобы перестать
казаться  откровенно враждебным. Зажатый в тонкой, почему-то
незагорелой  руке высокий стакан поднялся вверх,  коснувшись
полных  губ, и снова опустился на уровень груди. Губы слегка
увлажнились, и Юрий поймал себя на том, что пялится  на  эти
губы, как папуас на стеклянные бусы.
     - Нет, - сказала она после короткой паузы. - По крайней
мере, не сегодня.
      Ее  губы  тронула легкая тень улыбки, Юрий напрягся  и
отвел  от  них  взгляд, сфокусировав его  над  левым  плечом
девушки.  Краем глаза он заметил, как ее бровь на  мгновение
удивленно  приподнялась,  и  понял,  что  счастливо  избежал
ловушки.
      - Дайте закурить, - потребовала девушка. Юрий протянул
ей открытую пачку и щелкнул зажигалкой. - Вы кто?
      - Честно говоря, я просто школьный приятель хозяина, -
признался  он  и  тоже закурил. Наполовину съеденный  шашлык
мешал ему, но сунуть дурацкий шампур было некуда.
      -  Вот не думала, что у этого.., что у него могут быть
школьные  приятели.  Но  я  не об  этом  спрашиваю.  Чем  вы
занимаетесь? На чем зашибаете монету?
      -  Черт,  я совершенно не готов к допросу...  Впрочем,
отвечу,  чтобы у вас пропал ко мне интерес. Я инкассатор.  Я
не зашибаю монету, а занимаюсь ее перевозкой.
      -  Надо же... Кто бы мог подумать! Слушай, - она вдруг
перешла на "ты", - а это не твоя "Победа" там, во дворе?
     Юрий развел руками.
     - Н-ну...
     - Точно, твоя! Так ты кто?
     Юрий с огорчением понял, что его собеседница не намного
трезвее остальных.
     - Инкассатор, - сказал он.
      - Вот дурак! Зовут тебя как? Инкассатор... Впрочем,  и
b * сойдет. А я Таня. Ну, и как тебе это сборище? Юрий пожал
плечами.
     - Я уже высказался на эту тему.
     - Ах, да... Нейтралитет и все такое. Ну и черт с тобой!
Инкассатор  - это банк, банк - это Швейцария, а Швейцария  -
это нейтралитет.., и наемники.
      -  К  черту нейтралитет и наемников, - приняв решение,
сказал  Юрий. Эта девушка начинала ему нравиться.  -  Может,
выпьем?
      Ему  показалось,  что она вздрогнула,  и  он  украдкой
оглядел  свою  одежду,  пытаясь понять,  что  могло  ее  так
напугать  и  шокировать. Одежда была  в  полном  порядке,  и
оставалось  лишь предположить, что Таню напугало предложение
выпить,   и  даже  не  столько  само  предложение,   сколько
содержавшийся в нем подтекст.
      -  Нет, - сказала она тем же тоном, каким отвечала  на
вопрос, не собирается ли она взорвать резиденцию Арцыбашева.
- Нет. Не сегодня.
      Она  отступила  на  шаг,  и  тут  на  пляж  обрушилась
оглушительная,   как  артобстрел,  музыка.  Говорить   стало
невозможно,  а  в следующее мгновение к Тане, пританцовывая,
приблизился  лауреат и Георгиевский кавалер  и  жестами  дал
понять,  что  приглашает ее на танец. Он  уже  успел  надеть
штаны  и  даже  обуться, не хватало разве  что  лауреатского
значка  и Георгиевского креста на нагрудном кармане рубашки.
Его  слегка  качало, он выделывал ногами какие-то  странные,
явно  собственного  изобретения,  танцевальные  па,  комично
отставляя  обтянутый светлыми брюками зад.  Юрию  захотелось
дать  ему пинка. Он представил, как будет выглядеть на  этой
светло-бежевой лауреатской корме темный след его подошвы, и,
чтобы уберечься от греха, перевел взгляд на Таню.
      Он  был шокирован. Таня волшебно преобразилась, и  это
было   недоброе  волшебство.  Ее  глаза  широко   и   наивно
распахнулись,   губы   приоткрылись,  суля   райские   утехи
изголодавшейся "плоти, и весь этот океан желания и  соблазна
был  направлен  в  сторону господина лауреата.  Она  жеманно
кивнула, сделав что-то вроде книксена, повисла на жирной шее
Георгиевского  кавалера, повторяя своим телом  каждый  изгиб
его   похожего  на  глобус  брюха,  обвилась,  прижалась   и
утанцевала с ним в неизвестном направлении, даже не взглянув
на Юрия.
      -  Ну что, Филарет, упустил девочку?! - почти неслышно
за  грохотом  музыки проорал кто-то у него  над  ухом.  -  А
девочка хороша!
      Юрий  обернулся и увидел Арцыбашева. Тот был  весел  и
тоже  казался нетрезвым. Юрий пожал плечами, все  еще  не  в
силах оправиться от пережитого потрясения, и, вспомнив  что-
то, прокричал в ответ:
      - Слушай, а этот, который с ней... Он правда лауреат и
Георгиевский кавалер?
     Арцыбашев посмотрел вслед удаляющейся паре.
      -  Самойлов?  - переспросил он. - Правда! Георгиевский
крест со всеми бумагами нынче стоит две с половиной штуки, а
лауреатство - три... Хочешь, тебе устрою?
     Юрий глубоко затянулся сигаретой и подумал, что пора бы
уже ко всему привыкнуть.
      -  И  он  действительно писатель? Арцыбашев  изобразил
губами лошадиное фырканье.
      -  Да  какой  он  писатель! - Тут  музыка  смолкла.  -
Обыкновенная проститутка! - проорал он в наступившей тишине.
На  них оглянулись, но Арцыбашев ничуть не смутился.  -  Все
проститутки, - упавшим голосом закончил он.
     - Зря ты за всех расписываешься, Женька, - сказал Юрий,
сунул  Арцыбашеву в руки шампур с остатками мяса и  стал  не
спеша подниматься по косогору.
      -  Может,  и зря, - сказал Арцыбашев, но Юрий  его  не
услышал, потому что снова началась музыка.
      Арцыбашев  не  глядя сунул шампур в  мангал,  прямо  в
пышущие  жаром  угли, повернулся спиной к  дому,  поймал  за
мягкий  бок  одну  из  дамочек, недавно споривших  о  показе
моделей,  и  потащил  ее  танцевать,  держа  правую   ладонь
сантиметров  на  пятнадцать  ниже  ее  талии.  Когда  ладонь
неожиданно  сжалась, глубоко зарывшись пальцами в податливую
плоть,  дамочка  тихо ахнула и прижалась к  Арцыбашеву  всем
телом, запрокинув голову, полузакрыв глаза и разомкнув густо
накрашенные  губы  в гримасе сладкой истомы.  От  нее  густо
пахло  вином  и - совсем чуть-чуть - рвотой. К  нижней  губе
пристала  белая крошка, на глаз казавшаяся мягкой и влажной.
Цыба   подавил  рвотный  рефлекс,  покрепче  прижал  к  себе
партнершу,  немного  отвернул лицо, чтобы  глотнуть  свежего
воздуха,  и продолжал танцевать, загребая подошвами  горячий
белый песок пляжа.

                          Глава 11

      Ветер поднялся в, воскресенье и с неослабевающей силой
дул  третьи сутки подряд, словно вознамерился сровнять город
с землей и унести обломки за горизонт вместе с тучами пыли и
потерявшими направление косяками перелетных птиц.
      На одной из тихих улочек, в стороне от шумного Центра,
где   глухие  кирпичные  заборы  механических  заводиков   и
ремонтных мастерских перемежались с не менее глухими стенами
гаражных  кооперативов, а редкие жилые дома  уныло  смотрели
пыльными  окнами  на  узкую полосу исковерканного  асфальта,
которую  здесь именовали дорогой, ветер нашел себе  игрушку.
Он  забрался  невидимыми длинными пальцами в мусорную  урну,
пошуршал там чем-то и выбросил на тротуар скомканную обертку
от мороженого.
       В  том  месте,  где  улица  упиралась  в  заброшенную
железнодорожную ветку и переползала через нее по  разбитому,
почти   непроезжему  переезду  без  шлагбаума  и  с  мертвым
светофором  без  линз и лампочек, стоял  кирпичный  ангар  с
высокими  гаражными  воротами. Это  уродливое  строение  без
окон,  сплошь исписанное названиями футбольных команд,  рок-
групп,   маловразумительными   воззваниями   и   откровенной
похабщиной,  углом выдавалось на проезжую  часть.  Именно  в
этот  выпирающий  угол  и уткнулась обертка  от  мороженого,
которую гнал по тротуару ветер.
     Поблизости не было никакого движения, лишь где-то вдали
железными голосами перекликались маневровые тепловозы да  на
заросших  травой рельсах позади ангара стоял ржавый товарный
вагон, груженный слежавшейся за долгие годы щебенкой, сквозь
которую  тоже  проросла неистребимая лебеда. В  отдалении  с
озабоченным  видом пробежала пыльная дворняга,  взъерошенная
галка  уселась  на верхушку покосившегося столба,  но  ветер
столкнул ее оттуда, и она улетела, обиженно каркнув и тяжело
взмахивая  черными  крыльями. Место казалось  заброшенным  и
нежилым, а кое-кто из обитателей зеркально-неонового Центра,
ненароком попав сюда, вообще не поверил бы, что находится  в
Москве, но здесь тоже шла своим чередом малозаметная жизнь.
      Если  бы  кто-то подкрался к железным воротам  ангара,
немного  приоткрыл  их и как-нибудь исхитрился  заглянуть  в
щель,  оставаясь при этом незамеченным, он увидел бы, что  в
захламленном  помещении горит свет. Внутри стояло  несколько
автомобилей в разной стадии разукомплектованности и валялось
множество  пыльных,  заросших  мохнатой  грязью  и   блеклой
ржавчиной железяк, которые когда-то были запасными  частями.
Приглядевшись,  можно было узнать ржавую  дверцу  от  старой
"Волги",  брошенную  поверх груды лысых  покрышек,  какие-то
пружины,  рессоры и разобранные остовы двигателей.  Все  это
вместе  сильно  напоминало последствия  мощного  взрыва  или
набега  луддитов, громивших станки и машины на заре  научно-
технической революции.
      Кроме  этого  железного и резинового хлама,  в  ангаре
находились  трое  мужчин.  Одеты  они  были  без  шика,   но
прилично, что не мешало им почти полностью сливаться с общим
ржаво-серым  фоном.  Самый старший, коренастый  темноволосый
крепыш  с  приметным шрамом на подбородке,  курил  сигарету,
сидя  на захламленном верстаке. Внешне он казался спокойным,
но  по  тому, как часто его взгляд падал на часы, было Ясно,
что он нервничает.
      Второй,  худой и жилистый субъект с похожим на  лезвие
пилы  острым лицом, наполовину скрытым старомодными  темными
очками  и  козырьком  низко надвинутой бейсбольной  шапочки,
флегматично  жевал спичку, гоняя ее языком из  угла  в  угол
своего узкого рта.
      Его нижняя челюсть размеренно двигалась, а темные очки
зловеще  поблескивали, отражая тусклый  электрический  свет,
растянутые  джинсы  пузырями свисали с  колен  и  костлявого
зада.
      Третий, казалось, нервничал больше всех, хотя он ни за
что  не  отвечал и не имел причин для волнения. Его выбритый
до  блеска череп мелькал в разных углах ангара, то  пропадая
из  виду,  то появляясь вновь, и в конце концов  крепышу  со
шрамом это надоело.
      -  Не  мельтеши, Змей, - сказал он бритому. -  Что  ты
бегаешь, как наскипидаренный? Кому от этого легче?
      -  Мне, - честно ответил Змей, останавливаясь на  краю
осмотровой ямы. У него было подвижное лицо с длинным, сильно
выдающимся  вперед  носом и насмешливым  ртом,  который  все
время  норовил  растянуться в широкой  улыбке,  демонстрируя
прекрасные  зубы.  - Мне от этого легче.  А  кому  от  этого
/+.e.?
     - Мне, - ответил человек со шрамом.
     - И мне, - поддержал его узколицый, выплюнув изжеванную
спичку. - Мотаешься, как дерьмо в проруби." Надоело.
      -  Тогда  вопросов нет, - легко сдался  Змей.  -  Двое
против  одного  -  это же большинство в пятьдесят  процентов
голосов! Демократический централизм - великая вещь.
      -  Самое место для демократии, - фыркнул крепыш.  -  А
главное,  время подходящее. Так и будем действовать,  Валек:
как на дело идти, так сразу голосование.
      - Точно! - подхватил узколицый Валек, - А Змея выберем
этим.., спикером. Молоток ему дадим, пускай по столу стучит,
порядок наводит. Правильно, Стас, так и сделаем.
      Змей  с  размаху плюхнулся на стоявшее у стены пыльное
драное  водительское  сиденье от  "Жигулей"  и  закурил,  не
переставая при этом улыбаться.
      -  Насели на младшего, - сказал он, укоризненно  вертя
головой.   -   Справились,  да?  Черт  с   вами,   получайте
удовольствие.  Зато  перестали сидеть с похоронными  рожами.
Глядеть  на  вас тошно, ей-Богу. Придет ваш  Мудя,  куда  он
денется?  А не придет, так нам же лучше. Без него как-нибудь
справимся.
      Стас  растер  подошвой  окурок  и  немедленно  закурил
следующую сигарету. Валек окинул Змея пустым взглядом черных
линз и сунул в угол рта новую спичку.
      -  Между  прочим, - не унимался Змей, - спички  грызть
очень  вредно.  Их  пропитывают всякой дрянью,  чтобы  лучше
горели.
      -  А  чем тебя пропитали, что ты все время... -  Валек
запнулся, - коптишь?
      -  Грубо,  - сказал Змей. - Грубо и совершенно  не  по
делу. Вы злитесь на Мудю, а достается мне. Вот обижусь...
      Никто  так  и  не  узнал, что  произойдет,  если  Змей
обидится, потому что по ту сторону железных ворот  рыкнул  и
заглох  мотор и чей-то кулак уверенно забарабанил  в  гулкую
жесть.
     - Он что, сучара, на такси прикатил? - процедил Валек.
      Рука  Стаса нырнула под небрежно брошенную на  верстак
тряпку  и сомкнулась на рукоятке пистолета. Змей моментально
и бесшумно занял позицию слева от дверей, присев за штабелем
старых  покрышек. Оттуда донесся скользящий лязг автоматного
затвора. Стоявший ближе всех к дверям Валек, убедившись, что
все  заняли боевые места, откинул в сторону длинный стальной
крюк,  на который была заперта прорезанная в правой  створке
ворот   калитка,  Калитка  распахнулась,   и   Стас   сделал
безотчетное  движение рукой, словно намереваясь всадить-таки
в  стоявшего  на пороге человека парочку пуль из спрятанного
под  грязной ветошью пистолета. Все-таки они ждали мордатого
недоумка Мудю и, несмотря на принятые меры предосторожности,
рассчитывали увидеть именно его, так что сплошь затянутая  в
черную  кожу фигура с глухим непрозрачным шлемом на  голове,
оседлавшая  звероподобный "харлей", явилась для  них  полной
неожиданностью.
      -  Эл-Эй-Пи-Ди, - непонятно произнесла фигура и тут же
/%`%"%+ :
       -   Департамент  полиции  Лос-Анджелеса.  Никому   не
двигаться!  Стреляю без предупреждения,  -  и  сделала  жест
правой рукой, словно стреляя из указательного пальца.
      Стас  сплюнул  под  ноги и вынул руку  из-под  ветоши,
оставив  пистолет лежать на месте. Стоявший  у  двери  Валек
громко  харкнул и потянул за козырек свою бейсбольную кепку.
Змей медленно распрямился, показавшись из-за груды покрышек,
поставил автомат на предохранитель и невразумительно,  но  с
большим чувством выдохнул:
     - Блин-на...
      -  Что,  гангстеры, наложили в штаны? - весело спросил
мотоциклист,   стаскивая   с  головы   шлем.   Несмотря   на
жизнерадостный  тон,  лицо у Евгения Дмитриевича  Арцыбашева
было напряженным, а глаза казались усталыми.
      -  Ну, Митрич, - сказал Стас, - ну, елы-палы... А  вот
засадил бы я тебе с перепугу промеж глаз из "тэ-тэшки",  вот
было бы смешно!
      -  Смешно  было бы, если бы пуля отскочила, -  ответил
Арцыбашев  и  закатил  мотоцикл в  ангар,  поставив  его  на
подножку   между   рябым  от  шпатлевки   кузовом   древнего
"фольксвагена"   и   серой  "девяткой",  которая   выглядела
единственным     автомобилем,    способным    самостоятельно
передвигаться.
      Валек  и  Змей  налегли на створки ворот  и  с  лязгом
захлопнули их. Змей ногой загнал стопоры в гнезда и задвинул
засов, а Валек снова накинул крюк на калитку.
      -  Как  настроение,  орлы?  -  спросил  Арцыбашев.  Он
аккуратно поставил шлем на пыльный капот "фольксвагена" и  с
удовольствием  закурил,  щурясь от  дыма  и  недосыпания.  -
Готовы?
      Стас  бросил осторожный взгляд на часы.  Мудя  уже  не
задерживался, а опаздывал, и это было из рук вон плохо.
     - В общем, готовы, - сказал он.
      -  Мне  не  нравится  слово  "в  общем".  -  Арцыбашев
огляделся  и нахмурил брови. - Я так понял, что  вас  должно
быть четверо.
     Змей уставился в потолок и принялся насвистывать какой-
то  жалобный мотивчик, Валек шепотом матерился, а  Стас,  на
которого смотрел Арцыбашев, виновато развел руками.
      -  Думаю, этот козел сейчас подойдет, - сказал  он.  -
Мало  ли,  что с ним могло случиться. На дорогах  пробки,  и
вообще...
      -  Это  у вас в ушах пробки, ребята, - зловещим  тоном
произнес Арцыбашев. - Я же ясно сказал: в шестнадцать  ноль-
ноль. Сейчас шестнадцать ноль-две, а двадцать пять процентов
бригады  не  то  засело в дорожной пробке,  не  то,  как  вы
выражаетесь, вообще...
      -  Демократический  централизм,  -  пробормотал  Змей,
поглаживая   длинными  пальцами  казенник  автомата.   Валек
свирепо оглянулся на него, но Змей сделал невинное лицо.
      -  Не  нервничайте, Евгений Дмитриевич, - тоном доброй
няни,  увещевающей капризного ребенка, сказал Стас. Он  даже
сделал  над  собой  усилие  и произнес  отчество  Арцыбашева
/.+-.abln.  -  Он  придет. А если не придет,  справимся  без
него. Делов-то...
      -  А  вот это еще хуже, - сказал Арцыбашев. - Не стоит
недооценивать противника. Может случиться так, что вам  все-
таки  придется вступить в перестрелку, и тогда лишний  ствол
может решить исход дела.
      - Это все понятно, - кивнув, согласился Стас, - только
все  равно вы напрасно волнуетесь. Он же без году  неделя  в
нашей  конторе, не понимает ни хрена. Так, ездит  в  машине,
как  еще  один  мешок... Здоровый, конечно, но  пуле-то  все
равно, здоровый или вообще дистрофик.
      -  Он  очень  прилично стреляет, - не совсем  уверенно
напомнил Арцыбашев.
     - Так то в тире, - презрительно парировал Стас. - Оно и
понятно.  Все-таки бывший офицер. Хреновый, кстати,  офицер,
раз  к  тридцати пяти годам только до старлея дослужился.  А
настоящего пороха он наверняка не нюхал.
     - Кто его знает, что он там нюхал... Можно подумать, вы
- крутые коммандос.
      -  Коммандос не коммандос, но вот Змей у  нас  срочную
тащил  в  Чечне, снайпером, а Валек одно время  на  разборки
похаживал. А там, Митрич, покруче Чечни бывает. Так  что  ни
хрена твоему крестнику против нас не светит. Можешь ехать  в
похоронное  бюро заказывать венок от скорбящих товарищей  по
работе.
      Змей шмыгнул носом, провел ладонью по гладко выбритому
черепу  и  с  сомнением покосился на свой автомат.  То,  что
говорил  про  него Стас, было правдой, но  Змею  не  слишком
улыбалось  снова  лезть под пули, и он  пообещал  себе,  что
постарается  не дать противнику шанса нажать  на  спуск.  Он
знал,  что может это сделать, потому что до сих пор  ему  не
встречался  человек, который обращался бы с оружием  так  же
ловко, как он.
     - Ладно, - сказал Арцыбашев, глядя на часы. - Все равно
отменить уже ничего нельзя, придется справляться с тем,  что
есть. Повтори, как будете действовать.
     Стас пожал плечами, давая понять, что в устном экзамене
нет  никакой  необходимости, но все-таки прочистил  горло  и
стал говорить.
      -  Прибываем  на  указанное место к семнадцати  часам,
занимаем  удобную  позицию  и  ждем.  Потом  берем  мешки  и
привозим  их сюда. Вы встречаете нас здесь, дальше действуем
по вашей команде. Это все.
      -  И еще одно, - сказал Арцыбашев. - Даже два. Первое:
не  вздумайте  совать нос в мешки. На это  у  вас  не  будет
времени,  и  вообще  я не люблю получать поврежденный  груз.
Деньги  поделим на месте, никто не будет в обиде. И  второе:
постарайтесь  обойтись  без этих ваших  лохотронных  штучек.
Если  мне  придется вас искать.., в общем,  лучше  не  надо.
Учтите,  номера купюр переписаны, а у меня большие  связи