формация... - сказал он. - Это такая  информация,
что  за нее могут башку затылком вперед поставить. И мне,  и
вам, между прочим, тоже. И никто не будет спрашивать, что да
как.  Вон,  Шубин... Только имейте в виду, я его пальцем  не
трогал!
      -  Но  ты  там был, - уточнил Арцыбашев. -  Можешь  не
отвечать,  я и так вижу, что был. Был и все видел.  А  может
быть, даже принимал участие в веселье. Меня это не касается.
Единственное,  чего  я хочу, это чтобы ты  понял,  на  каком
свете находишься. Ответь мне: кто такой Арчибальд?
      - Арчибальд... - Стас повел плечом и криво усмехнулся.
- Имечко себе придумал, старый козел... В общем, он вор.
      -  Это  понятно,  что вор, - нетерпеливо  перебил  его
Арцыбашев. - Все мы в какой-то степени.., гм...
      -  Он  не  "гм",  - сказал Стас снисходительно.  -  Он
-  ab.oi()  вор. В законе. И бабки эти, которые  он  в  банк
положить  хочет,  -  скорее всего, часть  общака.  Точно  я,
конечно, не знаю, но похоже на то.
     - А при чем здесь Шубин? - спросил Евгений.
      -  А  Шубин эти денежки спер... Погодите-ка... Евгений
Митрич! Вы же не собираетесь...
     - Нет, - поспешно успокоил его Арцыбашев, - конечно, не
собираюсь. Как можно? Ты не тревожься, чудак. Извини, что  я
на  тебя наехал... Просто так уж я устроен, что люблю  точно
знать, с кем и с чем имею дело в каждом конкретном случае. И
еще   одно.  Арчибальду  Артуровичу  о  нашей  беседе  знать
незачем,  как ты полагаешь? Тебе, прямо скажем, похвастаться
перед ним нечем, так что...
      -  О  чем  вы говорите, - сказал Стас. - Я  -  могила.
Только и вы.., того...
      -  Обо  мне  не беспокойся. Дальше этого кабинета  наш
разговор не пойдет.., разумеется, если ты будешь себя хорошо
вести. А ведь ты будешь себя хорошо вести, правда?
     Стас вздохнул, но промолчал.
      -  Кстати, - продолжал Арцыбашев. - Я тут просматривал
твое  досье... Ну, не надо так выпучивать глаза, еще выпадут
ненароком... Ты же работаешь в охране, должен бы знать,  что
у  меня  свой  отдел кадров. Без этого в нашем  деле  никак.
Неужто  не  знал?  Ну, ты даешь! Так за что  тебя  из  армии
поперли? Знаю, что доказать ничего не смогли, знаю... Только
я - не военная прокуратура. Ты тогда с прокурором деньжатами
поделился,   вот  он  и  "не  смог"  ничего   доказать.   Но
документики остались, и свидетели до сих пор живы. То-то  ты
в  банк устроился... Это, конечно, не дивизионная касса,  но
все-таки похоже, правда?
      -  Блин, - сказал Стас. На переносице у него выступили
крупные  бисеринки пота. - Да уберите вы эту  лампу!  Как  в
гестапо, ей-Богу...
      -  А  ты думал, что можно решить все проблемы,  просто
стырив  чей-то  паспорт и приклеив на него свой  портрет?  -
Арцыбашев  снисходительно улыбнулся и  погасил  лампу.  Стас
вздохнул  с  облегчением. - Я тебе,  дружок,  не  участковый
мент,  я  не  за  папки с отчетностью отвечаю,  а  за  чужие
деньги.  Чувствуешь разницу? Ладно, не будем о  грустном.  У
тебя ведь была группа, насколько я помню. Где они сейчас?
     Стас неопределенно покрутил в воздухе ладонью.
      -  Да  так,  -  вяло откликнулся он,  -  по  мелочи...
Лохотрон крутят.., и вообще...
      Арцыбашев  до половины наполнил квадратный  стакан  из
стоявшей на столе квадратной бутылки и ногтем подтолкнул его
по   гладкой   поверхности  стола  в  сторону   Стаса.   Тот
вопросительно взглянул сначала на стакан, потом на  хозяина,
благодарно  кивнул и выпил виски, как холодный чай.  Евгений
протянул  ему открытую пачку и терпеливо держал се на  весу,
пока  Стас ковырялся в ней слегка дрожащими пальцами, силясь
ухватить сигарету.
      -  Ты  можешь  их снова собрать? - спросил  он,  давая
охраннику прикурить.
     - Зачем? - спросил тот, глядя на него поверх огня.
      -  Да  так,  -  ответил Арцыбашев, со звонким  щелчком
закрывая  зажигалку. - В общем, незачем. Просто я с  детства
мечтал иметь собственную гвардию, как Наполеон.
     - Темните, Евгений Митрич, - сказал Стас.
      -  Допустим. Но я еще и плачу. Наличными. И еще  одно,
Стас...
     - Да?
       -   Будь  добр,  произноси  мое  отчество  полностью.
Договорились?

                             ***

       Расставшись  с  Арцыбашевым,  Юрий  немного  прошелся
пешком.
      Был  конец мая - время, когда весна больше  похожа  на
разгар    лета.    Столбик    термометра    перевалил     за
двадцатиградусную  отметку,  от  нагретого  асфальта   пахло
битумом и поднималось липкое марево, которое могло бы  легко
стать  настоящим  зноем, если бы не легкий ветерок,  который
дул  вдоль  улиц, шевеля салатовую листву, еще  не  успевшую
потемнеть,  запылиться  и  повиснуть  жухлыми  тряпочками  в
напоенном   ароматами   выхлопных  газов   воздухе.   Машины
проносились мимо, расталкивая теплый воздух и шелестя шинами
по   гладкому  асфальту,  по  тротуарам  текла  густая,  как
кофейная  гуща, людская река, просачиваясь в стоки подземных
переходов и всасываясь в двери магазинов и станций метро.  У
лотков  с  мороженым  и квасных бочек то  и  дело  возникали
водовороты, откуда-то волнами наплывал запах жареных  цыплят
и бастурмы.
      Он  свернул с Нового Арбата, предпочтя людской каше  и
горячему  асфальту  зеленую  прохладу  Бульварного   кольца.
Здесь,  по крайней мере, ничто не изменилось, и даже старики
с домино и шахматами остались на месте. В течение нескольких
минут  Юрий  боролся с иллюзией того, что это  те  же  самые
люди,  которые  сидели здесь и пятнадцать,  и  двадцать  лет
назад.  Впрочем, некоторые из них, вполне возможно, и впрямь
проводили на этих скамейках не первый десяток лет. Кто-то из
них  мог  даже  помнить волосатого мальчишку  Филарета,  его
приятеля  Цыбу  и  девочку Алену, которые  частенько  гуляли
здесь  втроем. Цыба обожал подкрасться со спины к задумчивым
шахматистам и во всю глотку гаркнуть: "Рыба!!!", после  чего
все  трое  убегали,  хохоча  от  избытка  переполнявшей   их
энергии.
      Юрий  прогнал воспоминания. Менять что-либо  было  уже
поздно.  Время,  когда  можно было  подкрадываться  сзади  к
пенсионерам и выкрикивать глупости, безвозвратно миновало, и
Алена  жила теперь в огромной, похожей на антикварную  лавку
квартире с камином и своенравным чучелом рыцаря в сверкающих
доспехах  и  каждый вечер встречала на пороге  не  какого-то
абстрактного  мужа, на которого Юрию было  бы  наплевать,  а
Цыбу  -  того самого, что пугал когда-то шахматистов  вот  в
этом сквере...
      Мимо,  отделенный  от Юрия витой чугунной  решеткой  и
полосой    низко    подстриженного    кустарника,    проехал
!`.-(`."  --k)  автомобиль с широкой зеленой  полосой  вдоль
борта  и  с  синей мигалкой на крыше. Филатов  проводил  его
задумчивым  взглядом.  Сквозь тонированные  стекла  было  не
разглядеть   сидевших  внутри  людей,  но  можно   было   не
сомневаться, что они там есть - двое или трое, в полувоенной
одежде,    подпоясанные   широкими   офицерскими    ремнями,
оттянутыми  потертыми кожаными кобурами. Люди,  для  которых
деньги  - просто груз, за сохранность которого они отвечают.
Они умеют обращаться с оружием и имеют право открывать огонь
без   предупреждения.  Они  всегда  рискуют  и  никогда   не
выигрывают, потому что ставки сделаны не ими...
      Юрий  слегка пожал плечами. Почему бы и  нет?  Что  он
умеет?  Хорошо стрелять, довольно профессионально драться  и
сносно   водить  машину.  Он  умеет  прыгать  с   парашютом,
командовать  взводом  и, пожалуй, мог бы  при  необходимости
справиться  с  ротой.  Но это, как правильно  заметил  Цыба,
извини-подвинься...  С  такими  профессиональными   навыками
прямая дорога в бандиты.
      Впрочем,  почему же в бандиты? Юрий поискал глазами  и
почти  сразу обнаружил на некотором удалении от себя  рослую
фигуру  в  сером, оснащенную всем необходимым:  сержантскими
лычками,  резиновой  дубинкой,  наручниками,  пистолетом   и
сонным  выражением  тяжелого  лица.  Рядом  с  этой  фигурой
обнаружилась  еще  одна. Фигуры курили  и  о  чем-то  лениво
беседовали,  время  от времени длинно сплевывая  в  сторону.
Юрий  поморщился. Говорят, от любви до ненависти  один  шаг,
точно  так же, как от радости до горя. Снять с этих  амбалов
форму, отобрать у них дубинки - куда они пойдут? Понятно же,
что  не на завод и не в свой родной колхоз. Они же ни  черта
не  умеют - только крутить руки и бить по почкам. Точно  так
же,  как и некоторые отставные старлеи... Быть таксистом  не
так уж и плохо, и было бы совсем хорошо, если бы не клиенты.
Юрий вспомнил некоторых своих клиентов и вздохнул. Наверное,
Цыба  все-таки прав. Нужно как-то устраиваться в этой жизни,
и  путь,  который он предлагает, далеко не самый  плохой  из
возможных. Вот только учиться совсем не тянет - ни капельки.
      Юрий  усмехнулся. Если бы он признался  маме,  что  не
хочет  учиться,  она  бы его, конечно, поняла,  но  вряд  ли
одобрила. Впрочем, хочешь не хочешь, а учиться, видимо, все-
таки  придется  -  и на заочных курсах, про которые  говорил
Цыба, и вообще...
      Он  заметил,  что свернул с Бульварного  и  шагает  по
Тверской  только тогда, когда до дома Арцыбашева  оставалось
каких-то  два квартала. Он миновал поворот, даже не повернув
головы,   и,   невольно  ускоряя  шаг,   пошел   в   сторону
Белорусского вокзала и Ленинградки.
     На углу Тверской и Оружейного его вывел из задумчивости
резкий  шорох тормозов и короткий гудок клаксона. Он  поднял
голову  и увидел блестящий, как лакированная игрушка,  ярко-
алый  спортивный автомобиль с откидным верхом.  Сейчас  верх
был  опущен,  и ничто не мешало Юрию как следует рассмотреть
водителя.  У водителя были роскошные волосы цвета  пшеничной
соломы,  модные  солнцезащитные очки и, как  дань  традиции,
прозрачный  газовый шарф, трепетавший от  порывов  поднятого
/`.-.aoi(,(ao мимо машинами ветра.
     - Садись, - сказала Алена.
     - Эх, прокачу? - с улыбкой спросил он.
      - Плата по таксе, - немедленно подхватила она. - Такса
- один руб.
      Юрий  подошел  к  машине, открыл дверцу  и  уселся  на
пружинистое   сиденье,  обтянутое  светлой  кожей,   немного
смущенно  посмеиваясь. Он испытывал неловкость от того,  что
его  практически застукали в двух шагах от  места,  где  ему
совершенно нечего было делать.
      -  Гуляешь?  -  спросила Алена. Спортивный  автомобиль
стремительно  прыгнул  вперед  прямо  от  бровки   тротуара,
проскочил  перекресток  на желтый свет  и,  протиснувшись  в
крайний   левый  ряд,  еще  немного  увеличил  и  без   того
самоубийственную скорость.
      -  Гуляю,  -  ответил  Юрий, подавляя  острое  желание
упереться  обеими  руками в переднюю панель  и  зажмуриться.
Концы газового шарфа, с продуманной небрежностью обвивавшего
шею  Алены,  трепетали  во  встречном  потоке  воздуха,  как
вымпела  на корме эсминца. - У тебя прекрасная машина.  Если
ты  поедешь еще быстрее, есть отличный шанс, что  нас  обоих
похоронят прямо в ней.
     Алена коротко рассмеялась. Этот смех напомнил Юрию смех
из  его сна, и он торопливо закурил, спрятавшись от ветра за
лобовым стеклом.
      -  Я  всегда  так езжу, - сказала она.  -  Я  тебе  не
рассказывала... У меня когда-то была такая игра:  переходить
дорогу,  не  глядя  по сторонам и не меняя скорости  ходьбы.
Просто подходишь к перекрестку и идешь дальше как ни  в  чем
не  бывало.  Глупо,  конечно, но  меня  так  ни  разу  и  не
переехали.
      -  А  уши  тебе ни разу не оборвали? - поинтересовался
Юрий.
      -  Пару  раз  пробовали. Тогда,  конечно,  приходилось
бросать  игру и переходить на вторую космическую... Ты  что,
боишься?  Не  бойся, я хорошо вожу, да и  машина  послушная,
новая...
      Юрий открыл пепельницу и вдавил в нее сигарету. Курить
на  такой  скорости  было неудобно,  ветер  забивал  легкие,
срывал  с  кончика сигареты длинные искры и швырял  их  куда
попало, в том числе и за шиворот.
     - Постой, - сказал он. - Куда ты, собственно, едешь?
     Они уже миновали Белорусский вокзал и теперь мчались по
Ленинградскому  проспекту. Впереди загорелся красный,  Алена
ударила по тормозам, и приземистая алая ракета, осев на нос,
замерла у стоп-линий.
      - Я тоже гуляю, - ответила Алена. - Так что можешь сам
прокладывать курс. Только не просись за руль, я люблю сама.
      Она  смотрела  прямо перед собой, и  Юрий  мог  видеть
только ее профиль, устремленный вперед, как у статуи на носу
старинного корабля.
      -  А  я  не помешаю тебе.., гулять? - спросил  он.  На
светофоре  зажегся  желтый. Алена бешено  рванула  с  места,
сразу  обставив  на старте всех возможных конкурентов.  Юрий
/`%$ab  "(+  себе,  сколько водителей  сейчас  провожают  их
взглядом, крутя пальцем у виска, и коротко усмехнулся.
      -  Мне  невозможно помешать, когда я этого не хочу,  -
сказала Алена. - Если честно, я искала тебя, - добавила она,
повернув к нему голову.
      -  Смотри  на  дорогу, - стараясь  говорить  спокойно,
попросил Юрий, и она отвернулась.
      -  Я  ехала  к  тебе,  - продолжала  она,  -  а  потом
вспомнила,  что  Женька  тоже  собирался  к  тебе   заехать.
Расстроилась, конечно. Мне его и дома хватает...
      Она  говорила  отрывисто - скорость не  располагала  к
плавной беседе.
     - Могла бы и позвонить, - сказал он.
      -  Угу.  Могла бы, конечно... Только у нашего  Цыбы  в
каждом   телефоне  по  "жучку"..,  параноик  чертов,  феодал
недоделанный... Нет, ты не думай, что он меня тиранит или  в
чем-то  подозревает.  В принципе, у  нас  с  ним  свобода  и
равноправие, а "жучки" - это так, привычка. Да и нет у  меня
от него никаких секретов.., вернее, не было.
      -  А  теперь,  значит, есть? - спросил  Юрий.  Оборот,
который опять начал принимать разговор, ему не нравился.
     - Может, есть, - сказала Алена. - А может, и нет.
     - Послушай... - начал Юрий, но она перебила его.
     - Нет, это ты послушай. Я же тебя насквозь вижу. Всегда
видела  и сейчас вижу. У тебя же внутри все трясется,  когда
ты со мной разговариваешь. И совершенно напрасно... Ах, мать
твою!..
      Последнее  выражение относилось  к  водителю  зеленого
"жигуленка",  который внезапно вывернулся  откуда-то  сбоку,
заставив  Алену  круто вильнуть в сторону. Позади  завизжали
тормоза,  но  удара,  которого ждал  Юрий,  не  последовало.
Вместо этого там истерично и совершенно непечатно заорали  в
несколько глоток, но секунду спустя место инцидента осталось
далеко   позади.  Юрий  решил,  что  этот  ржавый   патриарх
отечественного  автомобилестроения подвернулся  кстати.  То,
чего  не договорила Алена, было легко додумать. Все это были
правильные  вещи,  более  того - они  находили  в  его  душе
живейший отклик, но выслушивать их из уст Алены ему  почему-
то   казалось  не  правильным.  Видимо,  виноват  был  образ
старшеклассницы   в   расклешенных   джинсах,   все    время
проступавший сквозь черты повзрослевшей Алены.
       Ослепительно   сверкнув  рябой  от  легкого   ветерка
поверхностью,  промелькнул  и  остался  позади  канал.  Юрий
понял,  что его везут за город, и расслабился на сиденье  Он
снова   закурил,   скорчившись  за   ветровым   стеклом,   и
предоставил событиям развиваться по воле случая, а точнее  -
по  воле  Алены. В конце концов, не ему судить  о  том,  что
верно,  а  что  нет  в  этой суматошной жизни,  которую  он,
кажется,  совсем перестал понимать. "Что же мне  теперь,  из
машины  выпрыгнуть?" - подумал он, косясь на  спидометр,  на
котором стрелка плавно подползала к отметке "120".
     - Не косись, не косись, не выпрыгнешь, - сказала Алена,
и  Юрий понял, что она действительно видит его насквозь. - А
если  выпрыгнешь, то это будет такое оскорбление, что  лучше
b%!% умереть на месте.
      Юрий  рассмеялся  - это снова была прежняя  Алена.  Та
самая  Алена, которая однажды помогала ему отбивать  болтуна
Цыбу  у  компании каких-то заезжих отморозков. Три  раза  ее
отшвыривали,  как котенка, разбили губу, а на четвертый  раз
она  перестала визжать и царапаться, подняла с земли обломок
кирпича   и  с  размаху  звезданула  по  ближайшему  бритому
затылку. Обладатель затылка заорал, рухнул на колени, но тут
же вскочил и, виляя, бросился наутек. Это послужило сигналом
к отступлению, поле боя мгновенно очистилось, но Филарет еще
успел отвесить кому-то хорошего пинка...
      Именно  тогда  он поцеловал ее первый раз  -  прямо  в
разбитые  окровавленные губы, и она на секунду  прижалась  к
нему всем телом.
      Это  была  прежняя  Алена, и ему  было  с  ней  легко,
несмотря  на  ее  непрозрачные очки, гоночный  автомобиль  и
дурацкого рыцаря с копьем. Впервые за эти бесконечно  долгие
дни  ему  было с ней легко, и в его смехе почти не  осталось
горечи.   Алена  сразу  уловила  эту  перемену  и   радостно
засмеялась вместе с ним.
      Разделительная  полоса слева слилась  в  расплывчатую,
стремительно  несущуюся мимо зеленую  ленту,  автомобили  на
шоссе, казалось, застыли в каменной неподвижности, хотя Юрий
ясно  видел, как бешено вращаются их колеса. Справа и  слева
огромными  разноцветными крыльями пролетали рекламные  щиты,
мелькали    синие   планшеты   предварительных    указателей
направления - на такой скорости на них можно было  разобрать
только  названия, выписанные самыми крупными буквами.  Потом
машина  начала  постепенно замедлять  свой  самоубийственный
бег,  мало-помалу смещаясь к правому краю дороги, где  сразу
за кюветом медной с прозеленью стеной стоял сосновый бор,  и
наконец съехала в мягкую пыль проселка. Юрий вдруг вспомнил,
что целую вечность не был в лесу.
      Алена сосредоточенно вертела податливый руль, объезжая
самые глубокие ямы. Приземистая машина тяжело переваливалась
на ухабах, время от времени задевая днищем кочки. Тогда Юрий
морщился, но Алена даже бровью не вела, и Филатов понял, что
ему  еще многому предстоит научиться, прежде чем он до конца
постигнет смысл древнего афоризма: "Автомобиль - не роскошь,
а средство передвижения".
      Они свернули еще дважды, забираясь все глубже в лес, а
когда  дорога под колесами окончательно превратилась  в  две
узкие,  поросшие  высокой  травой  колеи,  Алена  остановила
машину и заглушила двигатель.
      По  обе  стороны дороги тихо шумела прозрачной листвой
березовая  роща.  Впереди  и сзади совсем  недалеко  темнели
сосны, но здесь было светло от березовых стволов.
      Алена  сняла темные очки и небрежно бросила их  поверх
приборного  щитка.  Она повернулась  к  Юрию,  улыбнулась  и
положила  на  его  губы  узкую  прохладную  ладонь,  не  дав
заговорить.
      -  Давай  помолчим, - сказала она. -  Не  надо  ничего
говорить, ты опять все испортишь. Не пытайся сбежать. Теперь
я тебя никуда не отпущу.

                           Глава 9

      -  У тебя нет ощущения, что вся жизнь прошла даром?  -
спросила Алена, не открывая глаз.
     Юрий закурил две сигареты и протянул одну ей.
      -  Есть,  -  сказал  он.  - У  меня  сейчас  множество
разнообразных  ощущений, в том числе и это. Но  все-таки  не
вся  жизнь,  наверное.  Мы  ведь, помнится,  целовались,  на
свидания бегали...
      -  Мальчишка, - сказала Лена. - Огромный  мальчишка...
Что это у тебя?
     - Где?
      -  Да  вот, на груди. Только не говори, что с лестницы
упал.
     - А что? И упал. На гвоздь.
      -  А говорил, что на полковника... Врать ты не умеешь,
вот что я тебе скажу. И никогда не умел.
     - Я не умею?! - возмутился Юрий. - Женька же поверил!
       -  Женька  верит  всему,  что  может  поднять  его  в
собственных глазах. Особенно когда дело касается  тебя...  И
потом, это еще вопрос, поверил он тебе или нет.
     - Зря ты на него наговариваешь. Он так обрадовался.., и
вообще,  нянчится  со  мной,  как  с  отпрыском  королевской
фамилии...
      -  Наговариваю? Ну, может, и наговариваю. Где ты видел
жену,  которая упустила бы случай поперемывать  мужу  кости,
лежа в постели с другим муж