,  пуститься
наутек, чтобы быть взятым за задницу через  три  квартала...  Такие  киллеры
Разгонову не требовались даже даром. А вот Инкассатор при умелом подходе мог
стать идеальным орудием для устранения множества неразрешимых проблем.  Имея
такое орудие в своем распоряжении, можно было бы больше не обращать внимания
на такие  раздражающие  мелочи,  как  соблюдение  законности,  сбор  улик  и
презумпция невиновности. Сколько матерых бандитов ходит  на  свободе  только
потому, что их вина не доказана! Сколько  уважаемых  всеми  людей  воруют  и
предают, уверенные в том, что их невозможно припереть к стенке! А когда  они
начнут умирать один за другим, всем на свете  будет  хорошо,  особенно  тому
человеку, который  в  нужный  момент  окажется  поблизости  и  сможет  после
соответствующей  подготовки  отщипнуть  кусочек  от  оставшегося   бесхозным
огромного состояния...
   Кроме  того,  майор  Разгонов  в  силу  специфики  своей   работы   давно
превратился в охотника, для которого главное - не жаркое, приготовленное  из
убитой дичи, а сам момент, когда простреленная туша  валится  на  землю.  Он
отдавал себе полный отчет в том, что такие наклонности вряд ли можно считать
нормой, но полагал, что если кто-то и  несет  ответственность  за  это,  то,
конечно же, не он, майор милиции Разгонов. Не  он  придумал  старую  игру  в
казаки-разбойники, не он устроил мир таким образом, что кошки  жрали  мышей,
пауки - мух, а люди друг друга и всех подряд.
   Инкассатор был  почти  готов.  Еще  немного,  еще  один  толчок  -  и  он
покатится, как сорвавшийся с вершины горы снежный ком, сокрушая все на своем
пути. Он сомнет и опрокинет и Понтиака, и Умара с его бригадами, надо только
толкнуть, и толкнуть посильнее.
   Именно этим майор Разгонов и занимался в последнее  время.  Нападение  на
Филатова во дворе его  дома,  состоявшееся  накануне,  было  отрежиссировано
Разгоновым от начала до конца. Маныч, с волчьей морды которого до сих пор не
сошли синяки, очень обрадовался, узнав, кто отделал его в квартире Умара,  и
майору  стоило  немалых  трудов  умерить  пыл  хрящелицего,  который  рвался
понаделать в Инкассаторе дырок, мстя за свое достоинство. Это обошлось ему в
кругленькую сумму, при воспоминании о  которой  майор  не  сдержал  короткий
вздох. Его счет к Инкассатору рос не  по  дням,  а  по  часам,  и  он  очень
надеялся, что ему удастся заставить Филатова отработать все сполна.
   Сигарета догорела до самого фильтра, и майор сунул  бычок  в  провонявшую
никотином, перепачканную серым пеплом пасть открытой пепельницы. Он увидел в
боковом зеркале подходившего к машине высокого кавказца,  который  ежился  и
втягивал голову в плечи,  пытаясь  спастись  от  мелкого  моросящего  дождя.
Некоторое  время  майор  с  мстительным  удовольствием   любовался   лиловым
оттенком, который приобрело смуглое лицо озябшего кавказца, затем  это  лицо
исчезло из поля зрения, позади с чмокающим  звуком  распахнулась  дверца,  и
машина заметно осела на  одну  сторону  под  тяжестью  втиснувшегося  в  нее
человека.
   - Куда поедем, командир? - не оборачиваясь, спросил Разгонов.
   Вместо ответа в шею ему уперлось что-то твердое и холодное. Он понял, что
это ствол пистолета.
   - Не шуми, дорогой, - сказал кавказец. - Ствол отдай, ладно?
   Холодное пистолетное дуло  при  этом  слегка  передвинулось.  Теперь  оно
упиралось майору в основание черепа. Сухо щелкнул взведенный курок.
   -  Поаккуратнее,  приятель,  -  сказал  Разгонов,  осторожно  вынимая  из
наплечной кобуры обшарпанный "ТТ" и рукоятью вперед передавая его на  заднее
сиденье.
   - Давай, что в карманах, - скомандовал чеченец. - Нож  давай,  граната..,
что есть, все давай. Разгонов молча отдал ему пружинный нож и кастет.
   - Это все? - подозрительно осведомился телохранитель Умара.
   - Да нет, конечно. Есть еще одна штука,  но  я  ее  тебе  не  отдам.  Сам
возьми, если хочешь.
   Он показал подбородком на ширинку своих брюк.
   - Много говоришь, слушай, - вспыхнув, процедил сквозь  зубы  кавказец.  -
Будешь столько говорить - возьму твою штуку и тебе скормлю.
   - Вали отсюда, шестерка, пока я тебя этой штукой не накормил,  -  холодно
сказал Разгонов. - Тебя послали оружие забрать?  Ты  забрал.  Вот  и  хромай
отсюда, баранья башка, пока я не разозлился.  А  еще  раз  вякнешь  -  скажу
Умару, что ты, козел, от мусоров бабки получаешь.
   - Умар не поверит, - презрительно отозвался кавказец. - Умар мне брат. Он
тебя зарежет, пес.
   - Умар мне брат, но истина  дороже,  -  тихо  пробормотал  себе  под  нос
Разгонов. - Поверит, - сказал он,  обращаясь  к  телохранителю.  -  Еще  как
поверит, и будешь ты ходить с собственными яйцами  в  карманах.  Все,  пошел
вон! Скажи Умару, что все чисто, и исчезни. Только оружие  потом  верни,  не
забудь. Знаю я вас, джигитов.
   - Ш-шакал, - с чувством прошипел кавказец и неуклюже выбрался из машины.
   Через минуту его место занял Умар. Когда он с  удобством  разместился  на
заднем сиденье,  по  салону  автомобиля  поплыл  смешанный  аромат  дорогого
одеколона  и  турецкого  табака,  сквозь   который,   вопреки   обыкновению,
пробивался затхлый запашок подвала.
   - Зачем звал? - спросил Умар, закуривая свою турецкую сигарету и  нервным
жестом убирая в карман зажигалку.
   Разгонов покосился на него в зеркало. Для постороннего Умар выглядел  как
огурчик, но майор, знавший его как облупленного, без труда заметил  запавшие
щеки и темные круги под глазами, да и сами глаза за то  время,  что  они  не
виделись,  приобрели  желтовато-розовый  оттенок,  словно   были   наполнены
подкрашенным кровью гноем. Майор сдержал улыбку,  запустил  двигатель  и  не
спеша поехал по Садовому кольцу, огибая Центр против часовой стрелки.
   - Понтиак, - сказал он. - Понтиак принял решение. Война, Умар.
   - Этот пес умрет, - высокомерно отреагировал чеченец. - Умрет как собака.
   - Ясное дело, что как собака, - со скрытой издевкой согласился  Разгонов.
- Как же еще может умереть пес? Только давай без кинжалов в  зубах,  зеленых
знамен, кровавых клятв и прочей мелодрамы. Я работаю за деньги,  а  скрипеть
зубами и сверкать глазами будешь у себя в подвале.
   Умар рывком  подался  вперед,  одной  рукой  ухватившись  за  подголовник
водительского кресла, а Другой за пистолет.
   - Откуда знаешь про подвал? - спросил он, свирепо вращая белками.  -  Кто
сказал?
   - Никто не сказал, - лениво ответил Разгонов, даже не повернув головы.  -
Ты себя нюхал? Кстати, сядь на место, дышать нечем...
   Чеченец шумно задышал, и в течение нескольких секунд Разгонов ждал  удара
ножом в шею. Чтобы хотя бы  отчасти  обезопасить  себя,  он  резко  увеличил
скорость. Деревья, столбы и бульварные решетки замелькали, сливаясь в  рябую
ленту. Убить водителя в такой ситуации мог только законченный псих,  но  это
не очень успокоило Разгонова: по его мнению, чеченцы все были психами.
   Наконец Умар перестал пыхтеть у него  над  ухом,  пробормотал  что-то  на
своем наречии и откинулся на спинку сиденья.
   - Все? - спросил Разгонов. - Давай бабки, Умар.  У  меня  для  тебя  есть
информация и кое-какие соображения.
   - Сколько хочешь?  -  быстро  спросил  чеченец.  Этот  вопрос  уже  успел
порядком надоесть Разгонову.  Цена  сотрудничества  была  определена  раз  и
навсегда, но Умар никогда не упускал случая поторговаться, надеясь, что  его
информатор однажды размякнет и позволит уменьшить оговоренную сумму.
   - Не валяй  дурака,  Умар,  -  спокойно  сказал  Разгонов.  -  Не  кишмиш
покупаешь.
   - Э! А ты знаешь, что такое кишмиш?
   - Да плевать я на него хотел, - дипломатично ответил  майор,  понятия  не
имевший, что это такое и по ассоциации считавший, что кишмиш - это  какая-то
экзотическая разновидность плова. - Гони деньги, Умар!
   - Деньги, деньги, - недовольно пробормотал чеченец и  бросил  на  сиденье
рядом с Разгоновым пухлый конверт. - Возьми свои деньги! Всех вас,  русских,
можно купить.
   Ведя машину левой рукой, майор отогнул клапан  конверта,  бросил  быстрый
взгляд на его содержимое и с сомнением покачал головой.
   - Дело говори, - напомнил Умар.
   - Какое дело? Ах, дело!  Так  вот,  -  он  небрежно  затолкал  конверт  с
деньгами во внутренний карман плаща и не спеша раскурил сигарету. -  Понтиак
назначил цену за твою голову. Пока охотников на эти бабки нет, но наш  Костя
намерен подписать на это дело Инкассатора...
   - Кого?
   - Соседа твоего! Ну, который твою зад...
   - Молчи, шакал!!!
   - Молчу, молчу... Ну, в общем, ты понял, о ком речь.
   - Свинья, - с отвращением произнес Умар. - А я его  братом  называл!  Сам
зарежу, как барана!
   - Это ты всегда успеешь, - небрежно заметил Разгонов. -  А  лучше  будет,
если он пришьет Понтиака, а охрана Понтиака  пришьет  его.  У  нас  говорят:
убить одним выстрелом двух зайцев.
   - Да? - заинтересованно переспросил Умар. - Как его заставить, слушай?  Я
деньги предлагал, не берет.
   - А как ты заставил Зуева своего кореша завалить?
   - Э?..
   - Что ты мемекаешь, как баран! Слушай сюда... Через  полчаса  неприметная
серая "девятка" остановилась на том же месте, с которого отправилась в  свою
экскурсию по Садовому кольцу. Умар вышел из машины, сразу  же  растворившись
среди прохожих, а его  место  занял  рослый  телохранитель,  который  вернул
Разгонову оружие и, наградив его долгим пронзительным взглядом, тоже  исчез.
Разгонов показал его удаляющейся  спине  кукиш,  выжал  сцепление  и  рывком
тронулся с места, мгновенно затерявшись в сплошном потоке транспорта.

Глава 18

   С неба сеялась мелкая водяная пыль, временами переходившая в  полновесный
ледяной дождь. Юрий вышел из подъезда и поймал себя  на  том,  что  блаженно
щурится, словно над ним был  персональный  колодец,  прорубленный  в  тучах,
через который для него одного во всем мире светило яркое солнце.
   - Ой, - сказала Таня, вслед за ним выходя из  подъезда,  -  дождик!  Юрий
фыркнул.
   - Звучит так, будто речь идет о грибном дожде, - сказал он.
   Таня наморщила нос и посмотрела на Юрия исподлобья.
   - Да, - печально сказала она, - кавалер из тебя... Куда ты  меня  тащишь?
Не в ЗАГС, надеюсь?
   - С этим успеется, - ответил он  с  серьезностью,  которая  заставила  ее
насторожиться. - Пока что нам нужно унести отсюда ноги. Боюсь,  что  у  меня
дома теперь небезопасно. Куда тебя отвезти?
   - Отвезти? Что значит - отвезти? Ах да, прости! Что это я, в самом  деле?
Нам было хорошо, но это же ни к  чему  не  обязывает...  Ты  езжай,  я  сама
доберусь. И, кстати, загляни в поликлинику, сдай кровь на  анализ..,  просто
так, на всякий случай. Ты же, насколько я понимаю,  не  собираешься  служить
распространителем вируса. Обязательно  проверься.  Меры  предосторожности  -
это, конечно, хорошо. Но стопроцентной защиты не бывает...
   Она говорила все это, независимо вздернув подбородок, который ни капельки
не дрожал, но глядела при этом почему-то в сторону, как  будто  голые  кусты
сирени и почерневший от дождя дощатый столик, за которым  в  хорошую  погоду
стучали доминошники, были Бог весть какой диковиной. Юрий взял ее за  плечи,
но она вывернулась, сбросив его руки, и отступила на шаг.
   - Так, - сказал он и  характерным  жестом  провел  ладонью  от  бровей  к
подбородку, собирая в горсть дождевые капли. - Это еще что такое? Какая муха
тебя укусила?
   - Неважно.
   Таня повернулась, чтобы уйти, но Юрий удержал  ее,  положив  руку  ей  на
плечо.
   - Не надо, - сказал он. - Ну, пожалуйста. Чего ты хочешь?
   - Я же сказала, что это неважно, - ответила Таня.  -  Разберись  сначала,
чего хочешь ты. И главное, не чувствуй себя обязанным  предпринимать  что-то
по поводу сегодняшней ночи. Это не имеет ровным счетом никакого значения.
   - Чего хочу я? - Юрий удивленно развел руками.  -  То,  чего  хочу  я,  в
данный момент трудноосуществимо. Прежде всего мне нужно  как-то  разобраться
со всей этой чепухой...
   - Я сказала тебе, как это сделать.
   - Бежать? Черт возьми, мне тридцать пять лет, это мой город, мой дом, моя
жизнь... Почему я должен от всего этого бежать? Сколько можно бегать? Земля,
конечно, круглая,  но  я  не  собираюсь  всю  жизнь  наматывать  витки,  как
орбитальная станция. И потом, от кого я должен убегать?
   - Тогда возьми меня с собой.  -  Постой.  -  Юрий  взял  ее  за  плечи  и
развернул к себе лицом.  -  Что  ты  вообразила?  Я  не  намерен  устраивать
вендетту, поверь. Особенно теперь, когда у меня есть  ты.  Я  просто  разыщу
этих мерзавцев и постараюсь убедить их, что не собираюсь  на  них  работать.
Они, конечно, опасные люди, но какой смысл убивать  меня?  Я  им  ничего  не
должен, я ничего про них не знаю, я им даже не мешаю...
   - Смешно, - глухо сказала Таня. - Ты понимаешь,  что  это  смешно?  Может
быть, девочка семнадцати лет и поверила бы тебе, но я... Что ты  собираешься
предпринять? Конкретно - что?
   - Понятия не имею. Позвоню Умару,  наверное...  Самойлова  твоего  найду,
потом этого... Кощея...
   - Вот он тебя и пристрелит.
   - Кощей? Пусть попробует... Знаешь, он кто? Молчи, не знаешь.  Подрастешь
- узнаешь, а пока положись на дядю Юру.
   - Дурак ты, дядя Юра. Возьми меня с собой, слышишь?
   - Даже не проси. Может, у меня свидание... И вообще, я тебя очень  прощу:
отсидись хотя бы недельку, не лезь в эту кашу.
   - Я хочу быть с тобой. Я понимаю, что не должна, но это все, чего я хочу.
   - И я хочу быть с тобой, но только после того, как все закончится. Ты  не
Бонни, я не Клайд...
   - Ну, еще бы! Те хотя бы знали, за что рискуют. Не понимаю, что я в  тебе
нашла?
   - Я тоже не понимаю. Так куда тебя отвезти - домой?
   - К Самойлову? Ни за что! Лучше в петлю.
   - Нет уж, ты, пожалуйста, придумай что-нибудь более  конструктивное,  чем
петля.
   Таня задумалась, рассеянно вытирая со щек  капли  дождевой  воды.  Только
теперь  Юрий  заметил,  что  ее  подсохший  за  ночь  плащ  снова  вымок,  и
спохватился, что они все это время  простояли  под  дождем.  Он  хотел  было
увести ее в машину, но, взглянув в ее лицо, снова забыл обо всем.
   Лицо Тани приняло какое-то окаменевшее выражение. Юрию  было  не  впервой
видеть такие лица: у его подчиненных, готовившихся сделать  первый  в  своей
жизни шаг в километровую голубую пропасть, были такие же плотно сжатые  губы
и обращенные внутрь глаза. Это  было  лицо  человека,  готовящегося  принять
какое-то важное решение, и слова о дожде и простуде замерли у Юрия на  губах
- Тане сейчас было не до дождя.
   - Хорошо, - сказала она наконец. - Тогда отвези меня на  Курский  вокзал.
Есть одно дело, которое давно пора сделать.
   Юрий не стал задавать вопросов. Он распахнул перед Таней заедающую дверцу
"Победы" и помог ей сесть на  переднее  сиденье.  В  машине  она  немедленно
закурила, вынула из сумочки  блокнот  и  ручку  и  быстро,  не  задумываясь,
написала что-то на первом попавшемся чистом листке.
   - Вот, возьми, - сказала она, с треском  вырывая  листок  из  блокнота  и
протягивая его Юрию.
   - Что это? - спросил он, убирая сложенный вдвое листок в карман куртки  и
глядя  на  дорогу.  "Победа",  переваливаясь  на  колдобинах   и   с   шумом
расплескивая лужи, пробиралась по лабиринту дворов.
   - Адрес, - ответила Таня. - Когда соскучишься, найдешь меня там.  Это  во
Владимире.
   - Во Владимире?
   - Да. У моих родителей.
   Юрий бросил на нее быстрый взгляд.
   - У родителей? Я думал, они...
   - Я тоже так  думала.  Старалась,  по  крайней  мере.  Они  добрались  до
Курского, болтая о пустяках. Юрий все время ловил себя  на  желании  строить
планы будущей совместной жизни, но благоразумно помалкивал: даже не принимая
во внимание Танину болезнь, строить какие бы то ни было планы в  сложившейся
ситуации было бесполезно и даже небезопасно, поскольку  при  воспоминании  о
минувшей ночи по всему телу разливалось  блаженное  расслабляющее  тепло,  и
сразу возникало желание махнуть  рукой  на  Умара,  на  Понтиака  и  на  всю
остальную сволочь и поехать вместе с Таней к ее родителям. "Здравствуйте,  я
привез вашу дочь, которую вы считали умершей. Я намерен..."
   "Черт, - подумал он, - а что же именно я намерен делать?  Жениться?  Если
предложить ей это, она, наверное, будет хохотать до сердечного  приступа.  И
вообще,  получается  какая-то  рождественская  история:  нищий   рыцарь   на
издыхающем  железном  коне  предлагает  руку  и  сердце  неизлечимо  больной
принцессе. Они жили счастливо, но недолго, и умерли в один день..." "
   Он загнал машину на стоянку, втиснув ее в узкую  щель  между  серебристой
"десяткой"  и  звероподобным  "Чероки",  увешанным  дополнительными  фарами,
дугами и  антеннами  и  оттого  напоминавшим  НЛО,  каким  его  представляли
писатели-фантасты прошлого столетия.  Сидевший  за  рулем  "десятки"  тип  в
белоснежном шарфе окинул подъехавшую "Победу"  откровенно  пренебрежительным
взглядом, в котором внезапно появилось охотничье выражение, когда из  машины
выбралась Таня.
   Юрий купил  один  билет  до  Владимира.  Ближайшая  электричка  в  нужном
направлении отправлялась через полчаса, и они успели  перекусить  в  буфете.
То, что за еду пришлось платить Тане, служило лишним  доказательством  того,
что о будущем думать пока что рано. "Почему же рано? - пропищал внутри  Юрия
тонкий циничный голосок. - Откроете совместный  бизнес:  она  будет  снимать
клиентов, а ты - следить за тем, чтобы ее не  обижали  и  честно  оплачивали
услуги. Это называется "сутенер". Уважаемая  профессия!  А  главное,  весьма
доходная. Кроме того, это очень неплохой способ  бороться  с  организованной
преступностью. Одна вечеринка в сауне, и доброму десятку бандитов уже не  до
присвоения денег честных граждан: все бегают по  врачам,  сорят  деньгами  в
аптеках и в конце концов тихо загибаются один за другим".
   Он вздрогнул, поймав на себе взгляд Тани,  и  поспешно  отвел  глаза:  на
секунду  ему  показалось,  что  она  слышит  этот  ехидный  голосок  так  же
отчетливо, как он. Господи,  подумал  Юрий,  сколько  же  в  каждом  из  нас
намешано дерьма! Ведь это же не потусторонний какой-нибудь голос, это же мои
собственные мысли. Откуда это вдруг, почему? К черту, сказал он себе.  Мысли
- это личное дело каждого.  Жизнь  доказывает,  что  значение  имеют  только
поступки.
   - О чем ты думаешь? - спросила Таня.
   - О протоплазме, - честно ответил он.
   - Фу, какая гадость! Это что-то вроде студня или лягушачьей икры, да?
   - Ну.., да, пожалуй. Ты умеешь контролировать свою протоплазму?
   - Да, конечно, - сказала Таня и вдруг улыбнулась.  Улыбка  эта  без  слов
сказала Юрию, что он был прав, когда думал, что Таня читает его мысли.  -  Я
слила свою протоплазму в трехлитровую банку и держу ее в  холодильнике.  Там
она  в  полной  безопасности,  а  главное,   не   причиняет   мне   никакого
беспокойства.
   - Черт, - Юрий восхищенно посмотрел на Таню, - и как это я до  такого  не
додумался?
   - Все мужики - тугодумы, - раздуваясь  от  притворной  гордости,  заявила
Таня. - И потом, сливая протоплазму из мужика, можно перестараться, и  тогда
ничего не останется для.., э-э.., для продолжения рода.
   Юрий, не выдержав, расхохотался. Когда он немного  успокоился,  по  радио
объявили, что начинается посадка на электропоезд до Владимира.

***

   Все  пространство  вокруг  телефонного   аппарата   и   даже   прозрачный
пластиковый колпак, заменявший будку,  были  изрезаны  и  исписаны  именами,
инициалами,  номерами  телефонов   и   краткими   воззваниями   неприличного
содержания. На полочке рядом с телефоном лежал длинный окурок, перепачканный
алой губной помадой. Смотреть на него было неприятно: казалось, что сигарету
обмакнули в кровь. Юрий запустил пальцы в карман, пошарил ими в пустой пачке
и после недолгого колебания  взял  окурок  с  полочки.  Оторвав  испачканный
фильтр, он чиркнул зажигалкой,  прикурил  и  вставил  магнитную  карточку  в
прорезь таксофона.