ждения и  полюбил их всех...  но ее вопрос ставит его в тупик: зачем он
рассказывает  ей?  Зачем  это вообще надо  кому-нибудь говорить? -- Не знаю,
Вив; просто  мне  нужно  кому-то рассказать... (Не то  чтобы она повела себя
враждебно по отношению ко мне,  конечно нет, вина ее заключалась в другом --
в  том, как  она откинула  волосы  с лица,  в  нежности  кожи на ее  шее,  в
отблесках пламени на ее скулах...)
     -- Но, Ли, мы едва знакомы с тобой, есть Хэнк или Джо Бен...
     -- Вив,  мне нужна  была  ты,  а  не  Хэнк  или  Джо Бен. Я  не могу...
понимаешь, я не могу им сказать то, что могу...
     Из  темноты  доносится   какой-то   звук.  Ли  умолкает,   почувствовав
мгновенное облегчение от того, что  можно не продолжать. Из низины доносится
протяжное   "Хиэйоу-оу-оу!",   и  его  облегчение   тут   же   переходит   в
разочарование.  "Черт.  Это  Джо   Бен.   Они   возвращаются".  Он  начинает
прикидывать с отчаянной скоростью.
     --  Вив, послушай, давай  встретимся завтра,  пожалуйста,  чтобы я  мог
договорить. Пожалуйста, давай поговорим где-нибудь завтра с глазу на глаз.
     -- Что ты имеешь в виду?
     -- Ха! Мы же уже договорились, если ты помнишь. Копать устриц!
     -- Устриц? Но я же пошутила.
     -- А я не шучу. Давай встретимся... где? На причале, на берегу?
     -- Зачем, Ли? Ты так и не сказал мне зачем.
     -- Затем. Мне надо с кем-нибудь поговорить. С тобой. Пожалуйста.
     На лице ее появляется очень серьезное выражение.
     -- Но даме в моем положении...
     -- Вив! Прошу тебя... Мне нужна ты!
     Требовательно схватив ее за кисть, он поворачивает ее  лицом к себе; но
теперь ее внимание не задерживается ни на его пальцах, ни на цепком взгляде,
оно  скользит  дальше,   туда,  где...  где  она   ощущает  сжатую   пружину
необходимости быть, агонию, потуги родить, открыться, попытки провозгласить:
"Это  -- Я!"  "Вив, пожалуйста"  -- словно темный, больной  цветок,  слишком
долго  бывший в  бутоне, пытается  расправить  свои искореженные  лепестки в
последних лучах  заходящего солнца.  И, видя  это, она  чувствует,  что  его
расцвет зависит только от ее щедрости, и в  то же время ощущает, как ледяной
пузырь у  нее под ложечкой начинает вздыматься  и набухать теплом. --  Может
быть. Может быть вот  что. Может, эта пустота не оттого, что что-то исчезло,
а оттого, что что-то не получено! -- "Вив,  скорей... да?" -- "Это -- Я", --
молит цветок,  и она уже готова лететь навстречу этой мольбе, когда у них за
спинами начинает шуршать  сухая вика  и появляется Хэнк,  и она  бросается к
нему, обнимая мужа и окровавленный лисий хвост, и все.
     -- Хэнк! Ты вернулся!
     --  Да,  я вернулся. Полегче,  полегче; можно  подумать, меня  не  было
месяц.
     Ли стоит на коленях и пытается спрятать свое разочарование за  возней с
кофе.  Как   легко  она   его  бросила,  с  какой   готовностью  кинулась  к
могущественному  охотнику...   (Тупая  корова!  Как  я  мог  ждать   от  нее
чего-нибудь другого! Она только и умеет, что мыча мчаться к своему быку.)...
и проклинает дым, который ест ему глаза. (И все же, по трезвом  размышлении,
я  полагаю, вечер  был  полезен  и принес  довольно  интересные  результаты:
во-первых, пока с нами рядом бурчал и жевал  старик, а  Хэнк  с Джо Беном  и
собаками гонялся за мелкими животными в низине, мы с Вив премило поговорили,
посеяв семена будущей дружбы, которой позже было суждено принести  мне очень
вкусные плоды; во-вторых, охотничий азарт настолько опьянил брата Хэнка, что
впервые  со дня моего приезда  он  отпустил поводья, которыми держал  себя в
узде (к  тому же,  я  думаю,  он  заметил,  что мы  с  Вив слишком  уж уютно
устроились у костра),  и на  обратном  пути, когда я отказался потакать ему,
попытался  спровоцировать драку,  назвав меня  "сопляком" и другими  нежными
именами, тем самым  выбив меня из моего сентиментально-сонного  состояния  и
снова вернув на  путь мести; и  наконец,  в-третьих,  и  самое  главное,  --
детальный  план, разработанный  для  того, чтобы Очистить Совесть  от Всего,
оказался идеально подходящим для схемы осуществления мести. Он  отвечал всем
требованиям: достаточно безопасный,  чтобы  отвечать мерам предосторожности,
которые требовал  Старый  Дружок: БЕРЕГИСЬ  ВСЕГДА;  гарантирующий  довольно
верный  успех, что  придавало моему изможденному телу сил  продержаться  еще
несколько  недель,  необходимых для  его осуществления; настолько дьявольски
коварный, чтобы  умаслить мои  искореженные воспоминания и реализовать самые
злобные  замыслы;  и  настолько могущественный,  что в состоянии  превратить
гиганта в хнычущего младенца... и наоборот.
     Вив слишком поздно понимает преувеличенность своей встречи и,  глядя на
Хэнка,  пытается  понять,  не  заподозрил  ли  он  чего.  --  Хотя  что  тут
подозревать? Ли просто говорил, даже не очень внятно, я слушала  вполуха. --
Хэнк, недоуменно нахмурившись, смотрит вокруг.
     -- Я думал, старик здесь, -- замечает он, беспокойно глядя на нее.
     -- Генри только что ушел, -- говорит Вив.
     -- Собаки еще там,  -- сообщает им  Хэнк  и подходит к  костру  погреть
руки. -- Судя по  всему,  еще  за одной лисицей.  Но я решил заглянуть сюда,
прежде чем продолжать. Старушка Молли не показывалась?
     -- Хэнка тревожит, что она так резко замолчала, -- мрачно объясняет Джо
Бен.
     --  Мы ее не  видели,  -- говорит Ли.  -- Генри сказал, что или медведь
напугал ее, или она его потеряла.
     -- Генри -- голова. Ни один зверь не может напугать Молли.  К тому  же,
если судить по ее лаю, я сомневаюсь, чтобы она потеряла след. Поэтому-то она
так меня и  беспокоит. С другими  собаками иначе.  А Молли  не  из тех, кого
можно легко заткнуть.
     Из темноты снова доносится шуршание.
     -- А вот и  Дядюшка  с  Доллиным  щенком,  -- провозглашает Джо, и  две
собаки виновато выходят на  свет, как  преступники, отдающие себя на милость
высокого суда. -- Хитрая лисичка,  -- насмешливо говорит Джо, уперев  руки в
бока. -- Бегали за бедной лисичкой... а почему не помогли с медведем, а?
     Дядюшка заползает  в  хижину, а  Доллин  щенок падает на  спину, словно
демонстрация его брюха является исчерпывающим объяснением.
     -- Что вы собираетесь делать? -- спрашивает Вив.
     -- Кому-нибудь нужно пойти поискать ее, -- без энтузиазма говорит Хэнк.
Появляются все  новые и новые собаки.  -- Вы ведите собак к дому, а я возьму
Дядюшку на поводок и пойду к гребню.
     --  Нет! -- быстро произносит Вив, хватая его за руку. Все с удивлением
поворачиваются  к ней. -- Ну,  тогда  тебя не  будет  всю  ночь. С ней все в
порядке. Пойдем лучше домой.
     -- Что?..
     Они стоят вокруг костра. Ветерок колышет траву; Ли дрожит  от ненависти
к ней, от ненависти к ним всем,
     -- Пойдем... пожалуйста.
     --  Я схожу, -- вызывается  Джо. -- Джэн все равно  спит.  Плевое дело,
найду я эту собаку.
     Хэнк не слишком-то уверен.
     -- Последний  раз я слышал  ее с  востока, у ручья Стампера; ты уверен,
что хочешь идти туда один?
     -- Можно подумать, я боюсь привидений.
     -- А что, нет?
     -- Господи,  конечно  нет. Пошли, Дядюшка, покажем  им, кто  здесь кого
боится.
     Хэнк улыбается:
     --  Значит,  уверен?  Жутко  темно,  и  помни,  какой  сегодня  день...
последний в октябре...
     -- Тьфу. Мы ее найдем. Идите домой.
     Хэнк  собирается  отпустить  еще  одну шуточку  в адрес своего кузена и
вдруг чувствует, как Вив впивается ногтями в его руку.
     -- Ладно, -- неуверенно соглашается он и подмигивает Джо. -- Совершенно
не понимаю, в чем тут дело, но всякий  раз, как эта женщина нюхнет алкоголя,
ей тут же надо это отпраздновать.
     Джо вынул из рюкзака сандвич и чашку.
     -- Ага. -- Он кивнул во мрак  за костром. -- Я уж  не говорю о том, что
можно увидеть там в ночь перед Хэллоуином. Все что угодно.
     Но как только все ушли, энтузиазм Джо заметно поостыл.
     -- Темно, да, Дядюшка? -- заметил он псу, привязанному к хижине. -- Ну,
ты  готов? -- Пес не ответил,  и Джо  решил выпить еще одну чашечку горелого
кофе, пристроившись над углями. -- И тихо...
     Хотя ни то ни другое не соответствовало  действительности. Луна,  ловко
найдя  в облаках прорехи, заливала лес  морозным блеском,  и ночное  зверье,
словно  чувствуя,  что  ему  предоставляется последний  шанс  в  этом  году,
резвилось  соответственно случаю. Древесные жабы распевали прощальные песни,
прежде  чем  закопаться в душистую  древесную  труху;  землеройки шныряли по
тропинкам, резко попискивая от голода; зуйки рывками перелетали с лужайки на
лужайку, перекликаясь "ди-ди-ди!" чистыми сладкими голосами, вселяя оптимизм
и  веру  в эту прекрасную морозную  ночь. Впрочем, Джо Бена это не убеждало;
несмотря на всю его показную смелость перед Хэнком, его временем был день. А
ночью лес, может, и красив, да откуда человеку знать это, если темно?
     Так он и откладывал поиски пропавшей собаки, попивая чашку за чашкой. И
не то  что он  боялся темного  леса -- еще не  родился тот  зверь в северных
чащобах, с которым Джо Бен не сразился бы один на один с полной уверенностью
в своей победе ночью ли, днем  ли, -- а все  дело было  в  том, что, так или
иначе,  оставшись наедине  с  перспективой прогулки до  ручья  Стампера,  он
принялся думать о своем отце...
     Пролежав   довольно   долго,  Молли  шевелится  и  пытается  встать  на
мелководье. Огонь в тазу поугас, а  боль заглушил холод.  И ей  уже нравится
лежать в воде. Но она знает,  что  если сейчас не пойдет домой, то не пойдет
туда  уже  никогда.  Сначала она все  время валится  на  землю. Потом  вновь
начинает  чувствовать  свои  конечности и перестает падать.  По  дороге  она
спугивает опоссума. Зверек шипит и, дергаясь, падает на бок. Но она проходит
мимо, даже не понюхав его...
     Потому что Джо был уверен: если на этом свете существуют привидения, то
дух старого  Бена Стампера должен  блуждать  по  лесу именно  сейчас.  И  не
влияет,  во плоти он или нет, -- Джо  никогда не опасался  телесной оболочки
своего  отца, даже пока  тот был  жив.  Бен  никогда не  угрожал своему сыну
физическим  насилием.  Может, было бы  лучше, если б он  это делал; от  этой
угрозы легко избавиться, просто исчезнув  за пределы досягаемости... Угроза,
которой Джо опасался, заключалась в тавре темных сил, которым  было отмечено
лицо отца, словно штамп с окончанием срока использования на взятой книге, --
и  так как у Джо было точно такое же лицо, он чувствовал, что и он заклеймен
тем же тавром; единственным способом отделаться от него было сменить лицо.
     -- Ладно, Дядюшка, кончай выть, еще одна чашка -- и пойдем взглянем.
     ...Она   подходит  к  дереву,  через  которое  еще  недавно  так  легко
перелетела; теперь ей приходится ползком перебираться  через  него: ХОЛОДНО.
Ах ты холодная лунишка! Холодно, жарко и еще так далеко...
     Джо срезает смолистый  сосновый сук и поджигает  его. Как  только огонь
разгорается, он  отвязывает собаку и пускается в путь. Но эти сосновые сучья
горят совсем  не  так,  как в  кино,  где  толпы поселян  несутся  по  лесу,
преследуя какое-нибудь чудище, которое хватает первого же парня без факела и
отрывает ему  голову,  как виноградину! Не  прошло и десяти минут,  как  Джо
вернулся назад, чтобы снова поджечь свой факел...
     Тяжело, холодно  и  ничтожно. Может, лечь?  Там, на мягкий мох. Заснуть
там. Нет...
     На  этот раз  он привязал Дядюшку к ремню  и взял в обе руки по факелу.
Они продержались двадцать минут.
     ...Или  под  сосну на хвою.  Устала,  холодно,  жжет,  далеко. Заснуть.
Нет...
     В третий раз Джо с Дядюшкой добираются аж до  дна низины. Луна  мечется
из стороны в  сторону,  пытаясь прорваться сквозь облака. Пробившийся сквозь
деревья  луч,  как  главный   аттракцион   вечера,  высвечивает  землеройку,
разделывающуюся  с лягушкой.  Заметив их, Дядюшка делает скачок,  сбивая Джо
Бена  с ног и лишая его  сразу обоих факелов.  Шипя, они  гаснут  в глубоких
мокрых зарослях папоротника... долго лежать на сосновой хвое, просто спать и
чтобы не было холодно и  жарко.  Нет...  Темно. Вив рыдает в  доме,  обретая
странное облегчение, и пытается понять, что только что произошло внизу между
Хэнком и  Ли. Хэнк свирепо пьет на кухне пиво. Ли стоит у своего окна, глядя
на  реку. "Где ты, луна? Где  ты и все твои глупости о  волшебных миндальных
печеньях? Если не возражаешь, я бы перекинулся с тобой словечком-другим..."
     --  Дядюшка!  Папа!  Господи!  --  Джо  Бен  обескураженно встает, пока
Дядюшка поедает и лягушку и землеройку. Он пробует  из Писания: "И да будешь
светом в моей лампаде", -- но это не помогает. Особенно... когда там что-то!
там всегда что-то ждет  тебя большое и черное, чтобы подмять под себя... где
луна болъше не  будет так жечь, где не будет холода и не надо  будет  тащить
задние ноги.  Нет... Нет! Вив успокаивается и, обернувшись, осматривает свою
комнату --  ей кажется, что у нее  за спиной только что раздался насмешливый
хохот  вороны,  но  там  всего лишь  пустая клетка. Генри, лежа  в  постели,
пытается прогнать юное  и  легкое привидение с  ножом за отворотом,  которое
вдвойне неуловимо по сравнению с обычным, так как  шныряет по  времени -- из
прошлого в  будущее, где  Генри даже и не рассмотреть этого коварного сукина
сына!  Ли  наконец  находит  обманщицу  луну,  которая   робко  прячется  за
расщепившимся облаком:  я  презрительно плюю в ее направлении -- это за весь
твой вздор о любви  и  цветах и о том, как  закопать  боевой топор! А это за
твою  порцию  Патентованных  Алисиных Стимулянтов,  которую ты  влила в меня
вместе  с  глотком сметаны, --  карнавальная дешевка,  чистое  жульничество,
после которого человеку становится еще хуже!
     От  долгого стояния Дядюшка начинает подвывать, и Джо поддает ему ногой
по заду,  чтобы тот умолк.  Луна, как сигнальный  фонарь,  то появляется, то
исчезает,  и  в горах,  на востоке, ей отвечают  безмолвные всполохи молний.
Дядюшка  снова начинает выть. "Заткнись, пес! Мы все в  таком положении, все
до единого. Он там!" -- Тяжело тяжело, холодно холодно, устала, лечь в хвою,
чтобы  стало  тепло  навсегда. Нет! Да,  отдохнуть... -- Джо стоит, в  ужасе
прислушиваясь  к  тяжелой  поступи человека, который  никогда  не  умел тихо
ходить по  лесу: "Черт,  он не станет  сам подходить  ко мне, он знает -- он
подождет, когда  я подойду к нему!"  -- и слышит  лишь, как ветер перебирает
схваченные  морозцем красные  осиновые  листья.  Ли  отворачивается от окна,
оставив луну  и  ее колдовство:  возвращаюсь к старому доброму  СГАЗАМУ  или
чему-нибудь такому же. Может, верное  волшебное  слово и труднее найти,  чем
волшебное миндальное печенье, но давай, луна,  будем смотреть фактам в лицо;
карбогидраты и  полисатураты помогают прибавить в  весе  и обрести  душевный
покой, но никто еще не слышал, чтобы они способствовали наращиванию стальных
бицепсов.  Мне от  магии нужна сила,  а  не брюшко сластены. И  молния, черт
возьми, посильнее выдерживания на дрожжах.
     Эта  молния оставила после  себя  в воздухе легкий звон. Джо сглотнул и
вытянул шею, прислушиваясь к этому звону.
     -- Дядюшка! Слышишь?  Только что, слышал? -- ...тяжело  тяжело  холодно
отдыхать да ЧТО? да просто лечь... слышишь ЧТО?
     С  вершины  холма  снова доносится  слабый свист, резко обрывающийся  в
конце, как изогнутый нож для срезания кустарника.
     -- Это Хэнк  в  хижине!  -- восклицает Джо. --  Пойдем  навстречу  ему,
Дядюшка, пойдем!
     Ликуя, они идут назад по тропинке  по  направлению к звуку, и вдруг все
вокруг заливает свет прожекторов... да ЧТО? Молли приподнимает морду с лап и
поворачивает  неслушающуюся голову в сторону свиста ЧТО? Все вокруг пропахло
медведем, но запах  уже  не  свежий. Здесь его подняли. Именно здесь.  И она
побежала  за ним. Свист снова  прорезает  тьму  ЧТО? ОН?  Она  отталкивается
передними  лапами и здоровой  задней  и снова начинает идти,  снова ДА ОН...
ИДТИ.  А Ли достает себе таблетку и три сигареты,  собираясь  писать письмо:
"Дорогой Питере...", и Вив не понимает, не может понять...
     Когда Джо Бен появился у костра, Хэнк курил, сидя на мешке с манками.
     -- Вот  уж  не ожидал  тебя услышать,  --  небрежно замечает  Джо. -- Я
думал,  ты давно задал храпака. Да. Я бы, по крайней мере, точно так сделал.
Чуть не заснул, болтаясь здесь...
     -- Никаких следов Молли? -- Хэнк не поднимает головы от углей.
     -- Ничего. Я прочесал все у  ручья вверх и вниз. -- Он глубоко вдыхает,
чтобы справиться с одышкой,  -- иначе Хэнк догадается,  что он проделал весь
путь назад бегом, -- и идет привязывать Дядюшку, глядя, как Хэнк смотрит  на
огонь... -- А ты что не в своей тарелке?
     Хэнк  откидывается, переплетая  пальцы  рук  на  колене,  и  моргает от
сигаретного дыма.
     -- Ой... я с Малышом вроде повздорил.
     --  О  Господи, из-за  чего?  --  укоризненно  спрашивает  Джо и  вдруг
вспоминает,  с  какой поспешностью  Вив с Ли отпрыгнули друг от друга, когда
они появились.
     --  Из-за  чего, неважно. Дерьмо.  Какой-то ерундовый  спор  по  поводу
музыки. Дело не в этом.
     -- Очень плохо, очень плохо. Ты понимаешь? Вы с ним  так хорошо ладили.
После первого дня я сказал себе: "Может, я  ошибался". Но потом лед растаял,
и все пошло и...
     -- Нет, --  ответил Хэнк, обращаясь  к  костру.  -- Не так  уж мы с ним
ладили. На самом деле. Просто мы не ругались...
     --  А  сегодня поругались?  -- спросил Джо, испугавшись, что он  что-то
пропустил. -- Но вы же не дрались, надеюсь?
     Хэнк не спускал глаз с затухающего костра.
     --  Нет,  не дрались. Просто  покричали немного. --  Он  сел и выплюнул
окурок в огонь. -- Но Боже ж мой, я уверен, что здесь-то и  закопана истина,
это  та самая кость, которая застряла у нас обоих в глотках. Может, на самом
деле из-за этого мы и не можем поладить...
     -- Да? -- зевнул Джо Бен,  пододвигаясь к  огню.  -- А  что  это? -- Он
снова зевнул, у него выдался насыщенный день и еще более насыщенная ночь.
     --  То, что мы  не деремся. Что он не хочет, и мы оба знаем это. Может,
из-за этого-то мы и остаемся чужими, как масло и вода.
     --  Эта  жизнь  на  Востоке сделала  из  него  труса.  --  Глаза у  Джо
закрылись, но Хэнк, кажется, этого не замечает.
     -- Нет, он  не трус. Иначе он бы не приехал. Нет. Дело не в том, что он
трусит... хотя сам он, может, тоже так думает. Он достаточно взрослый, чтобы
понимать, что, даже если  он проиграет, никто не собирается его забивать. Я,
помню, видел, как он в школе отбирал деньги у малышей в два раза его меньше,
потому что он знал, что они его  не  побьют...  Но даже когда он уверен, что
его не  побьют,  он все равно ведет  себя так, словно  уверен  в собственной
неспособности победить!
     -- Верно... верно... -- Голова у Джо Бена падает.
     -- Он ведет себя так... словно у него нет никаких причин, ну ни единой,
чтобы драться.
     -- Может, у него их действительно нет.
     -- Если их нет у Ли, то у кого вообще они тогда могут быть! -- Хэнк  не
мигая смотрит в огонь.
     Шуршит  вика, рычит Дядюшка. Что-то шевелится  на  границе  света. Хэнк
вскакивает на ноги. Устала устала холодно НО ОН! Кажется, что у собаки стало
два хвоста, висящих из огромного распухшего зада.
     -- О Господи! Ее укусила змея!
     Она пытается цапнуть их, когда они берут ее на руки. Она не помнит, кто
они такие. Теперь все они части единого целого. Как ЛУНА, и ОГОНЬ, и ДЕРЕВО,
и  МЕДВЕДЬ,  все ЖАРКО ХОЛОДНО ТЕМНО  в ее  лихорадящем  сознании; и бее это
часть одного большого ВРАГА, как ВОДА, ОТДЫХ и даже СОН...
     Поздно. Задушевно тикают часы. Отцу индеанки Дженни хватает сил лишь на
то,  чтобы  сидеть  и  глядеть  в  пустой  пульсирующий  экран,  похожий  на
голубоватый  глаз. Но  постепенно  из  этого  глаза  рваным строем  начинают
появляться разрозненные воспоминания и мифы.  Они принимаются кружить вокр