Болеслав Прус.
        Эмансипированные женщины

--------------------
Болеслав Прус
Эмансипированные женщины
---------------------------------------------------------------------
Книга: Б.Прус. Сочинения в семи томах. Том 5-6
Перевод с польского Е.Егоровой, Е.Лысенко, А.Граната
Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1963
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 19 октября 2002 года
---------------------------------------------------------------------
--------------------


                                   Роман


     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: Б.Прус. Сочинения в семи томах. Том 5-6
     Перевод с польского Е.Егоровой, Е.Лысенко, А.Граната
     Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1963
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 19 октября 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------

     {1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.


        "СОДЕРЖАНИЕ"

     Часть первая
     Перевод Е.Егоровой

     Глава первая. Энергичные женщины и слабые мужчины
     Глава вторая. Души и деньги
     Глава третья. Пробуждение мысли
     Глава четвертая. Дурнушка
     Глава пятая. Красавицы
     Глава шестая. Несчастливица
     Глава седьмая. Счастливица
     Глава восьмая. Планы спасения
     Глава девятая. Перед отъездом
     Глава десятая. Прощание
     Глава одиннадцатая. Снова скандал
     Глава двенадцатая. Скучные святки
     Глава тринадцатая. Старый и молодой - оба на ту же стать
     Глава четырнадцатая. Лекарство
     Глава пятнадцатая. Пан Згерский пьян
     Глава шестнадцатая. Пан Згерский трезв
     Глава семнадцатая. Первое пожатье
     Глава восемнадцатая. Тюфяк наказан
     Глава девятнадцатая. Первая печаль
     Глава двадцатая. Видения
     Глава двадцать первая. Действительность
     Глава двадцать вторая. Почему сыновья уезжают иногда за границу
     Глава двадцать третья. Снова прощание
     Глава двадцать четвертая. Кухонная философия
     Глава двадцать пятая. Изгнанники возвращаются
     Глава двадцать шестая. Изгнанника удерживают, но он уходит
     Глава двадцать седьмая. Вести о дочери
     Глава двадцать восьмая. Сообщение о сыне
     Глава двадцать девятая. Помощь готова
     Глава тридцатая. Рой после отлета матки
     Глава тридцать первая. Пан Згерский доволен
     Глава тридцать вторая. Хаос
     Глава тридцать третья. Человек, который бежит от самого себя
     Глава тридцать четвертая. Что может случиться в пути

     Часть вторая
     Перевод Е.Егоровой

     Глава первая. Пробуждение
     Глава вторая. Старые и новые знакомства
     Глава третья. Первый проект
     Глава четвертая. В сердцах просыпается нежность
     Глава пятая. Союзница
     Глава шестая. Два соперника
     Глава седьмая. Мечты
     Глава восьмая. Комната на постоялом дворе
     Глава девятая. Деятельность Мадзи
     Глава десятая. Концерт в маленьком городке
     Глава одиннадцатая. Отголоски концерта
     Глава двенадцатая. Экс-паралитичка начинает действовать
     Глава тринадцатая. Предложение
     Глава четырнадцатая. Отголоски предложения
     Глава пятнадцатая. Прогулка на кладбище
     Глава шестнадцатая, в которой прогулки кончаются
     Глава семнадцатая. Отголоски прогулки на кладбище
     Глава восемнадцатая. Борьба с тенью
     Глава девятнадцатая. Тень побеждает
     Глава двадцатая. Счастливые дни
     Глава двадцать первая. Новая союзница
     Гласа двадцать вторая. Цена успеха
     Глава двадцать третья. Семейный совет
     Глава двадцать четвертая. Отъезд

     Часть третья
     Перевод Е.Егоровой

     Глава первая. Возвращение
     Глава вторая. Дом с гувернанткой
     Глава третья. Каково учить чужих детей
     Глава четвертая. Тревоги пани Коркович
     Глава пятая. Званый вечер с героем
     Глава шестая. Сольские приезжают
     Глава седьмая. Ясновидица вещает
     Глава восьмая. Участь гувернантки
     Глава девятая. Сольские сделали наконец визит
     Глава десятая. Дом друзей
     Глава одиннадцатая. В новой роли
     Глава двенадцатая. Как оживает пустыня
     Глава тринадцатая. Отголоски прошлого
     Глава четырнадцатая. Собрание
     Глава пятнадцатая. Голоса с того света
     Глава шестнадцатая. На горизонте появляется пан Згерский
     Глава семнадцатая. Брат и сестра
     Глава восемнадцатая. Что наделали спиритизм и атеизм

     Часть четвертая
     Перевод Е.Лысенко и А.Граната
     под редакцией Е.Егоровой

     Глава первая. Богач, который искал работы
     Глава вторая. На чем основаны великие замыслы
     Глава третья. Сахарный завод с идеальной точки зрения
     Глава четвертая. Spiritus flat, ubi vult
     Глава пятая. Снова отголоски прошлого
     Глава шестая. Студент, который успел стать доктором
     Глава седьмая. Неуместная благодарность
     Глава восьмая. Летний вечер
     Глава девятая. Повод для разрыва отношения
     Глава десятая. Что делает философ и чем занимается сплетник
     Глава одиннадцатая. В новом гнезде
     Глава двенадцатая. Пан Казимеж
     Глава тринадцатая. Снова отголоски прошлого
     Глава четырнадцатая. Прогулка
     Глава пятнадцатая. Пан Казимеж становится героем
     Глава шестнадцатая. Открываются новые горизонты
     Глава семнадцатая. Тьма и свет
     Глава восемнадцатая
     Глава девятнадцатая
     Глава двадцатая
     Глава двадцать первая. Отъезд
     Глава двадцать вторая. Ожидание
     Глава двадцать третья. На какие берега выносят порой человека житейские
волны

     Примечания E.Цыбенко



        " * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ * "


                                Глава первая

                    Энергичные женщины и слабые мужчины

     Приблизительно  в  тысяча  восемьсот  семидесятом  году  среди  женских
учебных заведений Варшавы самым известным был пансион пани Ляттер.
     Лучшие  матери,  примерные гражданки,  счастливые супруги  выходили  из
этого пансиона. Всякий раз, когда газеты сообщали о вступлении в брак девицы
из  общества,  богатой  невесты,  сделавшей  прекрасную партию,  можно  было
поручиться,  что, описывая добродетели новобрачной, ее подвенечный наряд, ее
красоту,  озаренную счастьем,  газеты упомянут о том,  что избранница судьбы
окончила пансион пани Ляттер.
     После  такого  упоминания в  пансион пани  Ляттер всякий раз  поступало
несколько новых воспитанниц -  приходящих или  постоянно живущих при учебном
заведении.
     Нет ничего удивительного, что и самое пани Ляттер, чей пансион приносил
столько  счастья  своим  воспитанницам,  тоже  считали  счастливой женщиной.
Говорили,  что пани Ляттер начала дело со  скромными средствами,  но  сейчас
наличный ее  капитал  составляет десятки  тысяч  рублей;  неизвестно только,
помещен он в ипотеках или в банке.  Глядя на бальные платья ее дочери Элены,
девятнадцатилетней красавицы,  особенно же слушая толки о  мотовстве ее сына
Казимежа,  никто  не  сомневался,  что  пани  Ляттер  располагает  солидными
средствами.
     Впрочем,  ни красавица с  ее туалетами,  ни молодой человек с его шиком
никого не смущали,  -  оба они не переступали известных границ.  Панна Элена
ослепляла свет туалетами,  но  выезжала редко,  а  пан  Казимеж собирался за
границу для завершения образования,  и  срывать цветы удовольствий в Варшаве
ему предстояло недолго. Он мог поэтому кое-что себе позволить.
     Знакомые шептали,  что  пани  Ляттер не  зря  поощряет шалости молодого
человека,   который  в  обществе  варшавской  золотой  молодежи  лечился  от
демократических мечтаний.  Они  удивлялись уму  и  такту матери,  которая не
стала упрекать сына за то,  что он набрался губительных теорий,  и позволила
ему возродиться в светской жизни.
     - Привыкнет молодой человек к  обществу,  к  свежему белью и перестанет
носить длинные волосы и отпускать косматую бороду, - говорили знакомые.
     Молодой человек очень скоро привык и к стрижке и к свежему белью,  стал
даже законченным франтом, а тут, в середине октября, заговорили о том, что в
самом  непродолжительном времени он  уедет  за  границу изучать общественные
науки.  Само собой разумеется, ехать за границу собирался не молодой Ляттер,
а  молодой Норский.  В  первом браке пани  Ляттер носила фамилию Норской,  а
Казимеж и Элена были ее детьми от этого брака.
     Второй муж,  пан Ляттер... Впрочем, не стоит говорить о нем. Достаточно
сказать,  что со времени основания пансиона пани Ляттер носила вдовий траур.
Несколько раз  в  год  она ездила на  Повонзки и  возлагала цветы на  могилу
первого муже;  никто не спрашивал, где лежит ее второй муж: на Повонзках или
в другом месте.
     Не  удивительно,  что  пани Ляттер,  сердце которой было дважды разбито
судьбой, стала холодна в обращении и сурова с виду.
     Ей  уже перевалило за  сорок,  но  она все еще была хороша собой.  Выше
среднего роста,  нельзя сказать,  что полна,  но и не худа, в черных волосах
уже  блестят серебряные нити,  лицо  смуглое,  с  выразительными чертами,  и
чудные глаза.  Знатоки утверждали,  что  этими глазами пани  Ляттер могла бы
покорить сердце не одного богатого вдовца из числа тех, чьи дочери учились у
нее в пансионе.  К несчастью, взгляд ее "черных очей" был не нежен, а скорее
пронзителен,  что  в  сочетании  с  тонкими  губами  и  внушительной осанкой
возбуждало равным образом у  женщин и у мужчин прежде всего -  уважение к их
обладательнице.
     Ученицы боялись ее,  хотя она никогда не повышала голоса.  Самый шумный
класс  мгновенно умолкал,  когда  в  соседней комнате  как-то  по-особенному
отворялась дверь и слышалась ровная поступь начальницы.
     Классные дамы и даже учителя удивлялись тому магическому влиянию, какое
пани Ляттер имела на своих учениц.  Матери, у которых были дочки на выданье,
с  беспокойством думали об  ее дочери Элене,  как будто юная красавица могла
отбить у  невест всех женихов и испортить барышням будущность.  Какой-нибудь
богатый отец безобразного и хилого сына думал про себя:
     "Этого  кутилу  Норского природа щедро  наделила здоровьем и  красотой,
хватило бы  на добрый десяток таких,  как мой Кайтусь,  а  впрочем,  Кайтусь
парень тоже ничего!"
     Итак,  пани  Ляттер была  во  всех отношениях счастливой женщиной:  все
завидовали ее богатству,  весу в обществе,  пансиону,  детям, даже глазам. А
меж  тем на  лбу у  нее все резче обозначалась загадочная морщина,  все ниже
нависало облако на лице,  набегая неизвестно откуда, и глаза все пристальней
смотрели куда-то мимо людей,  словно силясь разглядеть что-то такое, чего не
видят другие.
     В эту минуту пани Ляттер расхаживает по своему кабинету,  окна которого
смотрят на Вислу.  Октябрь на исходе;  об этом говорит искрасна-желтый свет,
которым солнце,  прячась за Варшавой,  окрасило дома Праги, трубы отдаленных
фабрик и  серые,  подернутые мглою поля.  Свет  словно заразился от  увядших
листьев и сам увянул,  или насытился рыжими парами локомотива, который в эту
минуту мчится далеко за Прагу и исчезает вдали,  увозя прочь каких-то людей,
быть может,  какие-то надежды.  Безобразный свет,  который напоминает о том,
что октябрь уже на исходе,  безобразный локомотив, который заставляет думать
о  том,  что все в этом мире находится в непрерывном движении и исчезает для
нас, чтобы показаться где-то другим.
     Пани  Ляттер бесшумно ступает по  ковру кабинета,  похожего на  мужскую
рабочую комнату. Иногда она смотрит в окна, где увядший свет напоминает ей о
том,  что уже конец октября,  а  порою бросает взгляд на  дубовый письменный
стол, где лежат большие счетные книги, над которыми склоняется бюст Сократа.
Но  изборожденный морщинами лоб  мудреца не  сулит ей  ничего хорошего;  она
сжимает скрещенные на груди руки и  ускоряет шаг,  точно ей хочется поскорее
наконец куда-то дойти.  Глаза у нее блестят ярче,  чем обыкновенно, губы еще
больше сжимаются,  и  темнеет облако,  которое не  могут рассеять ни мысль о
красоте детей,  ни мысль о  той доброй славе,  которой она сама пользуется в
обществе.
     Стенные  часы  в  приемной пробили половину пятого,  большие английские
часы  в  кабинете еще  торжественней пробили половину пятого,  и  в  дальних
комнатах этот  бой  тоненько и  торопливо подхватили какие-то  часики.  Пани
Ляттер подошла к письменному столу и позвонила.
     Шевельнулась темная портьера,  дверь  приемной тихо  отворилась,  и  на
пороге появился высокий слуга во фраке, с седыми бакенбардами.
     - Станислав, в котором часу вы вручили письмо пану Згерскому?
     - В первом часу, пани.
     - Вы отдали письмо ему лично?
     - В собственные руки, - ответил слуга.
     - Можете идти.  Если придет кто-нибудь из гостей,  тотчас проводите его
ко мне.
     "Он заставляет меня ждать два с  половиной часа,  видно,  я  не могу на
него рассчитывать", - подумала пани Ляттер.
     "Конечно,  -  продолжала она размышлять,  -  он  прекрасно понимает мое
положение.  До  Нового  года  мне  нужно  семь  тысяч  шестьсот  рублей,  от
приходящих учениц я  получу две с  половиной тысячи,  за  полный пансион мне
заплатят самое  большее полторы,  итого  четыре  тысячи.  А  где  остальные?
Поступят после Нового года?  Но тогда обнаружится, что доход, по сравнению с
прошлыми годами,  стал на четыре тысячи меньше.  Нечего обманываться! У меня
выбыло двадцать пансионерок и шесть приходящих учениц;  в будущем году их не
прибавится,  никогда уже  не  прибавится.  Чистого годового дохода  остается
самое большее тысяча рублей, этих денег хватило бы на одного человека, а нас
трое...  Что  же  делать?  На  покрытие маленького долга приходится занимать
большую сумму  денег,  потом  еще  большую;  когда-нибудь этому  должен быть
конец.  Згерский без  всяких стеснений открывает мне  на  это глаза,  он  не
обманывается..."
     Жизнь пани  Ляттер была  так  наполнена цифрами,  цифры так  терзали ее
воображенье,  что куда бы она ни обратила взор, они всюду мерещились ей. Они
распирали  счетные  книги,  лежавшие  на  письменном  столе,  выскакивали из
большой золоченой чернильницы,  скользили по английским гравюрам, украшавшим
стены кабинета.  А сколько их таилось в тяжелых складках занавесей,  сколько
за  стеклом  резного книжного шкафа,  сколько их  копошилось в  тени  каждой
портьеры - не счесть!
     Чтобы отвлечься от их докучных роев, пани Ляттер остановилась посредине
кабинета и,  подняв голову,  стала слушать,  что  делается наверху.  Над  ее
кабинетом находилась гостиная, пансионерки принимали там посетителей; сейчас
наверху   сновали   ученицы,   значит,   посетителей  не   было.   Вот   две
старшеклассницы,  взявшись, наверно, под руки, ровным шагом идут из дортуара
в  класс;  вот  пробегает маленькая первоклассница или  второклассница;  вот
девочка ходит по кругу, вероятно, учит в гостиной урок; кто-то уронил книгу.
     Но  вот  раздаются тяжелые широкие шаги  -  это  панна  Говард,  лучшая
учительница пансиона.
     - Ах, эта Говард! - шепчет пани Ляттер. - Она принесла мне несчастье...
     При появлении панны Говард ученицы разбегаются;  в  гостиную входит еще
несколько человек.  Одна девочка,  другая,  потом кто-то  из старших.  Панна
Говард теперь уже торопливо семенит ногами,  слышно, как передвигают стулья.
Очевидно, пришел кто-то из посетителей.
     "Уж не Малиновская ли, приятельница Говард, наведывается в мой пансион?
- думает пани Ляттер.  -  От этих сумасшедших всего можно ждать!  Есть у нее
десять  -  пятнадцать тысяч,  вот  она  и  задумала открыть  пансион,  чтобы
разорить меня.  Разумеется,  года через два прогорит,  но  ей  кажется,  что
именно  она  призвана совершить переворот в  воспитании девочек.  Говард  ей
составит программу.  Ха-ха! То-то будут довольны редакции, хоть на некоторое
время Говард перестанет засыпать их своими статьями.  Независимые женщины! Я
не принадлежу к их числу,  хоть на пустом месте создала пансион;  теперь они
станут учить меня независимости за те тринадцать тысяч,  которые Малиновская
хочет по указке Говард пустить на ветер..."
     Стрелка английских часов медленно приближается к  пяти,  напоминая пани
Ляттер, что наступает время вечернего приема. Она напоминает пани Ляттер и о
том,  сколько тысяч  посетителей прошло уже  через  этот  кабинет;  все  они
чего-то требовали,  о чем-то просили, спрашивали. Всем приходилось отвечать,
давать советы,  объяснения -  и  что  же?  Что  осталось от  всех этих тысяч
советов,  которые она дала другим? Ничего. Сегодня все возрастающий дефицит,
а завтра, быть может, банкротство.
     - Нет,  я  не  сдамся!  -  прошептала пани  Ляттер,  хватаясь руками за
голову.  -  Я  не сдамся...  Я не отдам моих детей,  я ничего не отдам!  Это
неправда,  что бывают безвыходные положения...  Если в Варшаве слишком много
пансионов, закроется не мой, а слабые.
     Острый слух  пани  Ляттер уловил шорох в  приемной.  Вместо того  чтобы
позвонить,  кто-то  дважды нажал  на  ручку  двери;  лакей отворил,  кто-то,
вполголоса переговариваясь с ним, медленно стал раздеваться.
     Пани  Ляттер  сделала гримасу,  догадавшись по  всему,  что  посетитель
явился к ней по своему делу.
     В дверях показались седые бакенбарды лакея.
     - Там пан учитель, - шепотом сказал лакей.
     Через минуту в  кабинет вошел полный,  среднего роста мужчина в  черном
сюртуке.  Лицо  у  него  было бледное,  спокойный взгляд выражал добродушие,
клочок волос на  лысине,  зачесанный к  левому виску,  темной прядью тянулся
надо  лбом.  Посетитель ступал  медленно,  на  ходу  высоко поднимая колени;
большой палец  левой  руки  он  заложил за  лацкан сюртука;  все,  казалось,
свидетельствовало о том, что этот тихий человек не отличается энергией.
     Пани Ляттер стояла,  скрестив на груди руки и  вперив пылающий взгляд в
его  стеклянные  глаза;  но  посетитель был  настолько  невозмутим,  что  не
смешался под ее взглядом.
     - Я, собственно... - заговорил он.
     В  эту минуту стенные часы в  приемной,  английские в гостиной и часики
где-то в дальних комнатах на разные лады пробили пять часов.
     Посетитель оборвал речь,  словно не  желая  мешать часам,  а  когда они
смолкли, снова начал:
     - Я, собственно...
     - Я все решила,  -  прервала его пани Ляттер. - У вас будет не шесть, а
двенадцать уроков в неделю...
     - Я чрезвычайно...
     - Шесть уроков географии и шесть естествознания.
     - Я чрезвычайно... - повторил посетитель, кивая головой и все еще держа
за лацканом большой палец левой руки, что начало раздражать пани Ляттер.
     - Это даст вам, - снова прервала его пани Ляттер, - сорок восемь рублей
в месяц.
     Посетитель умолк  и  быстро забарабанил пальцами по  лацкану.  Затем он
устремил кроткий взгляд на нервное лицо пани Ляттер и произнес:
     - Разве не по десять злотых за час?
     - По рублю, - ответила начальница.
     Раздался сильный звонок, кто-то с шумом вошел в приемную.
     - Мой предшественник получал, кажется, по два рубля за час?
     - Сейчас  мы  не  в  состоянии платить за  эти  предметы больше чем  по
рублю...  В конце концов у нас три кандидата, - глядя на дверь, сказала пани
Ляттер.
     - Что ж,  я согласен, - проговорил посетитель с прежним спокойствием. -
Но, быть может, тогда моя племянница...
     - Если  позволите,  мы  поговорим об  этом  завтра,  -  прервала его  с
поклоном начальница.
     Посетитель,  не выказав удивления, постоял минуту, собираясь с мыслями,
затем кивнул головой и  направился к  двери.  Уходя,  он  по-прежнему высоко
поднимал колени и держал палец за лацканом сюртука.
     "Совершенный тюфяк!" - подумала пани Ляттер.
     Лакей отворил дверь, и в кабинет вкатилась низенькая, толстая и румяная
дама в шелковом платье орехового цвета.  Казалось,  шелест ее пышного платья
наполнил всю комнату и  догорающий дневной свет прянул от блеска ее цепочек,
колец,