лакею,  когда осветилась
внутренность комнаты. - Ян, где кровать для панны Бжеской?
     - Да наверху, в комнате молодого барина.
     - Ты с ума сошел? - ахнула дама.
     - Вы  же,  барыня,  велели поставить кровать в  ту  комнату,  где  спит
молодой барин.
     - Где спит после обеда, дурень ты этакий! - говорила рассерженная дама.
     - Так  ведь пан Бронислав там и  спит после обеда,  а  здесь только под
вечер, - оправдывался лакей.
     - Отвори окно, принеси оттуда кровать. Ах негодяй!
     - Эх,  вижу,  давно я на этом заводе машин не смазывал!  - произнес пан
Коркович. Вырвав канделябр из рук у лакея, он схватил его за шиворот и вывел
в гардеробную. Через минуту раздался крик и тупой звук ударов.
     - Пойдемте в столовую,  -  вздохнула хозяйка.  -  Это ужас,  что сейчас
делается с прислугой!
     Когда все уселись за стол, она обратилась к Мадзе:
     - Мой  сын  Бронислав...  Извинись же  перед панной Магдаленой за  свой
бестактный поступок.
     Толстый молодой человек проворчал с низким поклоном.
     - Про... прошу прощенья, сударыня. Хотя, право, не знаю, за что?
     - За то, что осмелился спать в комнате панны Магдалены.
     - Все меня попрекают, говорят, соня! Но ведь должен же человек спать!
     Вошел Коркович-старший.
     - Ну!  -  крикнул он  сыну.  -  Расскажи-ка мне,  что вчера произошло в
банке?
     - А вы,  папаша,  уже поднимаете шум! - ответил сын. - Честное слово, я
уйду от вас!
     - Прошу тебя,  Петрусь,  оставь его в покое, - вмешалась мать. - Стася,
позвони.
     Вошел Ян, закрывая платком нос.
     - Ты почему не прислуживаешь за чаем? - спросил хозяин.
     - Позвольте, барин, поблагодарить вас за службу.
     - Что это значит? - грозно крикнул хозяин.
     - Да так! - ответил слуга. - Вы, барин, только и знаете, что оскорблять
человека, а потом удивляетесь...
     - Ну-ну! Не болтай пустого! Ничего с тобой не случилось!
     - Легче вам, барин, бить, чем мне принимать побои! - пробормотал Ян.
     Изумленная и  перепуганная Мадзя подумала,  что в  доме Корковичей есть
много странностей.


                                Глава третья

                          Каково учить чужих детей

     Пани  Коркович пользовалась в  доме  неограниченной властью.  Только ее
боялись слуги, только ей уступал муж, только ее приказания выполняли девочки
и даже обожаемый сын, который не очень-то слушался папаши.
     Она подчинила себе домашних лишь после того, как они оказали ей большее
или  меньшее  сопротивление.  Каково  же  было  ее  удивление,  когда  через
некоторое время она  обнаружила,  что  в  доме рядом с  нею  вырастает новая
фигура - Мадзя.
     Веселая,  вежливая даже с прислугой,  Мадзя с каждым днем приобретала в
доме  все  больший вес,  хотя сама никогда не  противоречила хозяйке и  была
гораздо послушней,  чем Линка и  Стася.  Все чувствовали ее  присутствие,  и
прежде всего сама хозяйка,  хотя она никак не  могла постигнуть,  как же это
получается.
     Через  несколько дней  после  приезда Мадзи пани  Коркович торжественно
вызвала гувернантку в гостиную,  чтобы дать ей указания, в каком направлении
должны вестись занятия с барышнями.
     - Панна...  панна  Бжеская,  -  начала пани  Коркович,  рассаживаясь на
диване,  -  вам надо съездить к  панне Малиновской и  спросить у нее,  каких
учителей она  могла бы  порекомендовать для моих девочек.  Так или иначе,  я
полагаю,  что  мужу  придется пригласить пана  Романовича,  он  ведь читал в
апреле лекцию в ратуше и осенью тоже будет читать. Кроме пана Романовича, мы
пригласим еще кое-кого...
     - Сударыня, - сказала Мадзя, - а зачем нашим девочкам учителя?
     Пани Коркович вздрогнула.
     - Что? Как зачем?
     - Трудно сказать, что дадут девочкам уроки, - продолжала Мадзя, - а меж
тем расходы предстоят большие. Если даже считать, что в день у них будет два
урока по два рубля, и то в месяц составится около ста рублей. Мое жалованье,
уроки  музыки  и  рисования стоят  девяносто рублей,  всего  получится около
двухсот рублей.
     - Двести!  -  в замешательстве повторила пани Коркович.  - Я об этом не
подумала.  Но у нас будет группа,  человек десять, так что на каждую ученицу
придется каких-нибудь двадцать рублей, а то и того меньше...
     - А вы уже набрали эту группу?
     - Я  как  раз этим занимаюсь.  Но  сейчас у  меня еще никого нет,  -  с
беспокойством ответила пани Коркович.
     - Давайте,  сударыня, сделаем так. Когда вы наберете группу, тогда мы и
обратимся к  учителям,  а  пока я  буду повторять с  девочками то,  что  они
проходили в пансионе и успели уже подзабыть.
     - Двести рублей в месяц!  - шептала дама, вытирая платком лицо. - Ясное
дело,  придется подождать.  -  Минутку передохнув,  она прибавила:  -  Итак,
решено.  Я займусь подбором группы, а вы спросите у панны Малиновской, каких
она может рекомендовать учителей.  А пока повторяйте с девочками то, что они
прошли в пансионе.
     - Хорошо, сударыня.
     Пани Коркович была довольна,  что окончательный приказ исходил от нее и
что Мадзя без возражений согласилась его выполнить.  Она была довольна, но в
душе у нее осталось смутное чувство тревоги.
     "Двести рублей!  -  думала она. - Как это мне сразу не пришло в голову?
Что ж, на то она и гувернантка".
     Это было только начало.
     В жаркие дни пан Коркович-старший с незапамятных времен привык являться
к обеду без сюртука. Однажды в конце августа выдался такой знойный день, что
пан Коркович уселся за  стол без жилета.  Мало того,  он расстегнул манишку,
откровенно обнажив красную грудь, покрытую густой растительностью.
     Рядом с матерью развалился пан Бронислав, лакей побежал звать барышень,
и вскоре в столовой появились Линка, Стася и, наконец, Мадзя.
     - Мое почтение,  панна Магдалена!  -  крикнул хозяин, наклонясь, отчего
грудь еще больше раскрылась.
     - Ax! - вскрикнула Мадзя и бросилась за дверь.
     Пан Бронислав вскочил с места, а пан Коркович спросил удивленно:
     - Что случилось?
     - Как что случилось? - сказала Линка. - Ведь вы, папочка, раздеты.
     - Ах,  черт  подери!  -  пробормотал  хозяин,  хватаясь  за  голову.  -
Попросите сюда панну Магдалену. Вот дьявол!..
     Он выбежал к  себе в  комнату и  через несколько минут вернулся одетый,
как  по  картинке.  В  эту минуту снова появилась Мадзя,  хозяин,  кланяясь,
попросил у  нее извинения,  заверив,  что больше такой прискорбный случай не
повторится.
     - В  твои  годы,  Петрусь,  многое прощается,  -  кислым тоном обронила
хозяйка.
     - То ли многое, то ли немногое! - прервал ее пан Бронислав. - Англичане
к обеду надевают фраки.
     - У панны Магдалены нет оснований обижаться, - продолжала хозяйка. - Но
ты  вспомни,  Петрусь,  сколько  раз  я  просила тебя  не  выходить к  обеду
неодетым? Надо соблюдать правила приличия, хотя бы ради девочек...
     Когда обед кончился,  Мадзя сказала хозяйке,  что  хотела бы  навестить
Дембицкого.
     - Дембицкий?.. Дембицкий?.. - хмурясь, повторила хозяйка.
     - Это библиотекарь и друг Сольского, - объяснил хозяин.
     Лицо пани Коркович прояснилось.
     - Ах,  - сказала она с улыбкой, - это вы хотите узнать, когда приезжают
Сольские. Что ж, пожалуйста...
     - А я вас провожу, - вскочил со стула пан Бронислав.
     - Благодарю вас,  -  ответила  Мадзя  с  такой  холодностью,  что  пани
Коркович даже вздрогнула.
     - Ха-ха!  Вы  стесняетесь?  -  засмеялся  пан  Бронислав.  -  Если  нас
кто-нибудь встретит, я скажу, что я ваш третий ученик.
     - Для ученика вы слишком велики.
     - Тогда вы скажете, что я ваш гувернер.
     - Для гувернера вы слишком молоды,  - закончила Мадзя. - До свидания, -
простилась она со всеми.
     Вслед за Мадзей выбежала Стася,  а Линка осталась за столом и, погрозив
брату кулаком, сердито сказала:
     - Послушай,  ты... Если ты будешь так обращаться с панной Магдаленой, я
тебе глаза выцарапаю!
     - Правильно говорит!  -  подтвердил отец.  -  Надо  быть сущей дубиной,
чтобы приставать к порядочной девушке.
     - Тоже  мне  порядочная!   -  пренебрежительно  бросил  жирный  молодой
человек. - У порядочных барышень нет часиков, осыпанных брильянтами.
     - Что эта скотина болтает, а? - спросил отец.
     - Ясное  дело!   -  упирался  пан  Бронислав.  -  Часики  стоят  рублей
четыреста, откуда же может их взять гувернантка?
     - А я знаю откуда!  -  воскликнула Линка.  -  Вот уже неделя, как мы со
Стасей посмотрели эти часики.  Чудные часики!  Даже у мамы нет таких!  Стася
открыла футлярчик,  и мы прочитали надпись: "Дорогой Мадзе на память. 187...
год. Вечно любящая Ада". Ада - это панна Сольская, - закончила Линка.
     - Такая надпись? В самом деле? - спросила пани Коркович.
     - Честное слово! Мы обе знаем ее наизусть.
     - Вот тебе и часики с брильянтами,  остолоп!  -  вздохнул пан Коркович,
хлопнув рукой по столу.
     - Прошу тебя,  Бронек, будь с панной Бжеской учтив и предупредителен, -
торжественно сказала пани Коркович. - Я знаю, кого взяла в дом.
     Пан Бронислав приуныл.
     - Бронек дурак! Бронек дурак! - подпрыгивая и смеясь, напевала Линка.
     - Только,  Линка, о том, что мы здесь говорили, панне Бжеской ни слова,
- предупредила дочку пани Коркович. - Ты меня в гроб уложишь, если...
     Когда хозяин ушел по делам в город, пан Бронислав отправился соснуть, а
Линка  убежала к  Стасе на  урок  музыки,  пани  Коркович перешла к  себе  в
кабинет, устроилась на качалке и предалась размышлениям.
     "Кажется ли мне только,  или наша гувернантка и  в  самом деле начинает
забывать свое место? Петр для нее одевается к обеду... Впрочем, должен же он
отвыкнуть от своих ужасных манер!..  Линка защищает ее, как львица... Что ж,
в этом нет ничего дурного!  Правда,  Бронек с нею неучтив.  Но парень должен
быть вежлив с нею,  да и я,  и вообще все мы.  Платить каких-нибудь тридцать
рублей в  месяц и  так относиться!  Золотые часики с брильянтами!..  Если мы
теперь  не  сведем дружбу с  Сольскими,  то  уж  больше это  нам  никогда не
удастся.  Однако при первом же удобном случае я дам понять этой барышне, кто
здесь я и кто она..."
     Качалка  покачивалась все  медленней;  голова  пани  Коркович упала  на
сбившуюся набок подушку;  из полуоткрытого рта вырывался по временам громкий
храп. Сон, брат смерти, смежил томной даме очи.
     Пан  Стукальский успел уже  посвятить свою ученицу в  трудное искусство
постановки рук,  не  забыв при этом напомнить,  что ей  следовало бы чистить
картошку,  барышни уже успели выбежать в сад,  где сердитая Линка уселась на
трапецию,  а заплаканная Стася принялась качать ее,  -  когда Мадзя, войдя в
кабинет  пани  Коркович,  застала  хозяйку на  качалке с  запрокинутой назад
головой и сложенными на груди руками.
     - Ах, простите! - невольно прошептала Мадзя.
     - Что?  Что такое?  -  вскочила хозяйка.  -  Ах,  это вы!  А  я как раз
думала... Так что же вы, милочка, узнали о Сольских?
     - Они  думают вернуться в  конце октября.  В  начале октября в  Варшаву
приедет пан...
     Тут Мадзя вздохнула.
     - Пан Сольский?
     - Нет,  пан Норский,  -  вполголоса ответила Мадзя. - Сын покойной пани
Ляттер.
     - Покойной пани Ляттер?  -  повторила пани Коркович.  -  Не  на  его ли
сестре хочет жениться пан Сольский?
     - Кажется, да.
     - Мне  непременно  надо  познакомиться  с  паном  Норским,  чтобы  хоть
частично возместить невольную обиду.  Боюсь,  -  вздыхая  и  качая  головой,
продолжала дама,  -  что одной из причин самоубийства несчастной пани Ляттер
было то обстоятельство,  что я взяла из пансиона моих девочек...  Но,  видит
бог, панна Бжеская, я не могла поступить иначе! У пансиона в последнее время
была ужасная репутация, а ведь я мать! Я мать, панна Бжеская!
     Мадзя  помнила тот  день,  когда Стася и  Линка ушли  из  пансиона,  ей
показалось  тогда,   что  пани  Ляттер  и   внимания  не   обратила  на  это
обстоятельство.
     - У меня к вам большая просьба,  -  робко сказала Мадзя после минутного
молчания.  -  Не разрешите ли вы племяннице пана Дембицкого учиться вместе с
нашими девочками?
     - Она хочет войти в группу?
     - У нее нет денег на учителей, она занималась бы только со мною.
     "Гм! - подумала пани Коркович. - Теперь, милая барышня, ты поймешь, кто
я и кто ты!"
     Вслух она сказала:
     - К  чему  бедной  девочке высокие науки,  которым будут  обучаться мои
дети?
     Мадзя посмотрела на нее с удивлением.
     - Впрочем...  впрочем...  -  продолжала пани  Коркович,  чувствуя,  что
говорит вздор. - Пан Дембицкий, у которого вы бываете, он, что, холостяк?
     - Холостяк,  но очень старый.  Ах,  какой это ученый, какой благородный
человек!  Пан Сольский очень его любит,  насилу упросил старика занять у них
должность библиотекаря.
     - Простите,  -  сказала вдруг пани Коркович, - что это у вас за часики?
Какие красивые! Память?
     - Мне их Ада Сольская подарила,  -  краснея, ответила Мадзя и протянула
часики хозяйке. - Иногда мне просто стыдно носить их.
     - Отчего же?  -  спросила пани Коркович,  с  трудом открывая футляр.  -
"Моей дорогой Мадзе..." Отчего же девочка Дембицкого не посещает пансион? Мы
могли бы помочь с платой за учение...
     - У ее дяди случилась неприятность с ученицами,  и ему пришлось уйти из
пансиона пани Ляттер.  Зосю этот случай так  напугал,  что она боится теперь
ходить в  пансион и  занимается,  бедняжка,  сама,  только дядя  ей  немного
помогает.
     - Ну, если вы уверены, что пан Дембицкий такой хороший человек...
     - Очень, очень хороший...
     - А девочка бедна,  что ж,  пусть ходит. Только, чтобы от этого не было
ущерба для моих девочек.
     - Напротив,  для девочек от этого будет только польза.  Это заставит их
соревноваться в успехах.
     - Признаюсь,  однако,  я  делаю это  только для того,  чтобы поддержать
отношения с Сольскими.  Я ведь не знаю пана Дембицкого!  -  сказала хозяйка,
чувствуя, что положение ее по отношению к Мадзе становится все более ложным.
     Дня  два  пани  Коркович была  несколько холодна  с  Мадзей;  но  когда
Дембицкий сделал ей визит и рассказал,  что знал обоих Сольских еще детьми и
раза два в  месяц переписывается со Стефаном,  пани Коркович переложила гнев
на милость.
     Она даже была благодарна Мадзе за эту новую связь.
     "Дембицкий,  - думала она, - был бы неблагодарным человеком, если бы не
отозвался хорошо о  нас у  Сольских.  Бжеская тоже должна хорошо отзываться,
так что постараемся завоевать ее расположение".
     С  этого  времени дом  Корковичей стал  для  Мадзи  земным  раем.  Пану
Брониславу  велено   было   здороваться  и   прощаться  с   нею   с   особой
почтительностью;  Коркович-старший получил право изъявлять ей  свои чувства;
наконец,  сама хозяйка дома стала сажать Мадзю за столом около себя, и лакей
подавал ей блюда сразу же после барыни.
     Несмотря на самые лучшие намерения пани Коркович,  Мадзя по отношению к
ней  все время делала промахи.  Со  свойственной ей  снисходительностью пани
Коркович считала, что по некоторым поступкам Мадзи видно, какое у нее доброе
сердце,  но что вместе с тем гувернантка обнаруживает неслыханное отсутствие
такта.
     Однажды,  например,  Линка заметила во  дворе дочь прачки из  их  дома.
Девочка была босая,  в  рваной рубашонке и таком заплатанном платьишке,  что
просилась на картину.  Линка кликнула девчушку и,  усадив в оранжерее, стала
рисовать ее в окружении пальм, кактусов и прочих экзотических растений.
     На ее упражнения смотрели Стася, пани Коркович, пан Коркович и даже пан
Бронислав,  который никак не мог решить,  рисует его сестра в  данную минуту
кактус или  ногу  девчушки.  Тут-то  Мадзя и  заметила,  что  ребенок ужасно
кашляет.
     - Боже!  - воскликнула она. - Да ведь девочка совсем раздета! - А потом
прибавила по-французски:  -  Если ее,  бедняжку,  не лечить и не одеть,  она
умрет!
     Линка перестала рисовать, у Стаси от испуга глаза наполнились слезами.
     Присмотрелись сестры,  видят,  девочка кашляет,  а  на обувь у нее даже
намека нет, рубашонка внизу оборвана и не может заменить юбочки, а платьишко
все в заплатках и больше похоже на паутину.
     С  той  минуты барышни перестали рисовать девочку и  взяли ее  под свою
опеку.  Они  сложились тайком  от  матери,  чтобы  позвать  доктора,  купили
башмачки и  чулочки,  набрали полотна и бумазеи и с помощью служанки и Мадзи
стали девочку обшивать.
     - Вот  видите,  как  хорошо,  что  вы  у  пани  Ляттер учились шить,  -
напомнила им Мадзя.
     Когда пани  Коркович увидела,  что  Линка с  трудом строчит на  швейной
машине бумазею,  она, по собственным ее словам, думала, что упадет замертво.
Мадзи в  комнате не было,  и почтенная дама только провела следствие,  затем
схватила злосчастную бумазею и,  стиснув губы,  помчалась в  комнату к мужу;
Линка бросилась за матерью,  решительно требуя, чтобы та не вмешивалась в ее
дела.
     - Нет, ты только полюбуйся, Петр! - воскликнула дама, бросив супругу на
стол бумазею. - Слыханное ли это дело?
     Затем они наперебой с дочерью стали рассказывать всю историю оборванной
девочки:  как она кашляла и  как девочки оказали ей  помощь.  При этом Линка
напирала на то,  что девочка бедна,  а пани Коркович на то,  что она грязна,
что кашель у  нее,  наверно,  заразный,  а  у Мадзи замашки эмансипированной
девицы.
     Поняв,  в  чем  дело,  пан Коркович погладил пышную бороду и  спросил у
дочери таким спокойным тоном, что супруга его совсем встревожилась:
     - А когда ты девочку рисовала, она не была грязна?
     - Как чумичка была, папочка! - ответила Линка.
     - И не кашляла?
     - О, гораздо сильней, чем сейчас!
     - Ступай, Линка, - сказал отец все с тем же возмутительным спокойствием
в голосе,  -  ступай и поцелуй ручки панне Магдалене за то, что она побудила
вас сделать доброе дело.
     - Но, Петр, это немыслимо! - воскликнула супруга. - Я этого не допущу!
     - Тоня,  -  ответил супруг,  когда Линка вышла из комнаты,  -  Тоня, не
сходи с ума!  Ведь только сегодня я увидел,  что у моих дочерей есть сердце.
Бог послал нам панну Бжескую...
     - Знаю,  знаю,  - прервала его супруга. - Тебе нравится все, что делает
эта панна Бжеская! И если бы я сегодня умерла...
     - Опомнись, Тоня. Если ты хвалишь Сольскую за то, что она прислала тебе
тысячу рублей на  больницу,  то не кори же собственных детей за то,  что они
одевают сиротку.
     - Но они сами шьют для нее!
     - Английские принцессы тоже  сами  шьют  одежду  для  бедных  детей,  -
возразил муж.
     - Вот только верно ли  это?  -  невольно сорвалось у  супруги,  которая
почувствовала, что гнев ее быстро остывает.
     Спустя час она похвалила дочерей за  то,  что они занялись девочкой,  и
выразила благодарность Мадзе. Однако в душе она решила при первом же удобном
случае указать эмансипированной гувернантке на  ее  новшества,  которые сеют
рознь в самых почтенных семействах.
     Самое  важное  событие  в  семейных отношениях произошло через  полтора
месяца после появления в доме Мадзи.
     Это  было  за  обедом.  Во  время короткого перерыва между бифштексом и
цыплятами с огуречным салатом Линка сердито сказала лакею:
     - Убери эту тарелку.
     - Она чистая,  барышня, - ответил Ян, осмотрев тарелку и ставя ее снова
на место.
     - Болван! Убери, раз я велела! - крикнула Линка, которая после спора со
Стасей по  поводу того,  выше пан Зацеральский Лессера или только равен ему,
была очень сердита.
     - Раз барышня сказала,  значит,  так и должно быть,  -  отчеканила пани
Коркович.
     Лакей  убрал  тарелку и  подал  другую,  затем  обнес всех  цыплятами с
салатом и, наконец, вышел в кухню.
     Тогда Мадзя наклонилась к Линке и, обняв ее рукой за шею, шепнула:
     - В другой раз ты не ответишь так Яну, не правда ли?
     Эти невинные слова произвели за столом ошеломляющее впечатление.  Стася
еще