о
станет известно и таким образом обнаружится его мотив. И вообще, много ли
параноику нужно, чтобы испугаться?

- Все, - сказал Марк, отодвигая тарелку. - Обсуждение закончено, пора
переходить к делу. - Варвара, захвати пару судков и ступай к Георгию.
Попробуй уговорить его открыть дверь. Когда он будет тебя выпускать, мы не
дадим ему запереться снова.

- Нет.

Услышав металл в моем тоне, все разом подняли головы и изумленно на меня
вытаращились.

- Откуда эта внезапная любовь к Замухрышке, Варвара? - спросил Прошка,
хлопая глазами. - Прежде я как-то не замечал в тебе особой к нему симпатии.
Что заставило тебя переменить отношение к этому неврастенику?

- Одна фраза, сказанная Натальей. Я тоже в детстве была маленькой и хилой.
Тем, кто был поздоровее, нравилось доводить меня до бешенства и щелчком
отбрасывать назад, когда я начинала молотить по ним жалкими кулачками.
Поглазеть на эту потеху собирались весельчаки со всех окрестных дворов. Я
шагу не могла ступить, чтобы кто-нибудь меня не задел. Меня дразнили
"бешеной блохой", "козявкой", "неустрашимой глистой". О других кличках я
даже не хочу вспоминать. К восьми годам до меня дошло, что драться можно не
только кулаками. Мои обидчики один за другим убеждались, что лучше меня не
трогать - иначе станешь всеобщим посмешищем. Но я никогда не принимала
участия в травле слабых. И сейчас не собираюсь. Я согласна, доводы у вас
довольно убедительные. Но если вы ошибаетесь, то, ворвавшись в номер к
Замухрышке, можете довести невинного человека до инфаркта. Нам совсем ни к
чему третья жертва, вам не кажется?

Генриха моя речь убедила сразу.

- Ты права, Варька. Доказательств у нас нет, а умозаключения могут
оказаться ошибочными. Если ты считаешь, что наш визит к Георгию может
окончиться плачевно, нужно оставить его в покое.

- Да, пусть себе без помех обдумывает следующие убийства, - ехидно
согласился Прошка.

- Тогда иди к нему одна, - распорядился Марк. - Втяни его в разговор и
упомяни ненароком о наводнении в отеле. Если он и впрямь все время просидел
взаперти, то о воде в подвале ему ничего не известно. Вот и посмотришь, как
он воспримет твое сообщение. Ты же у нас мастерица оценивать человеческую
реакцию - тебе и карты в руки.

Глава 19

В сопровождении Леши я спустилась на кухню, достала кое-что из
холодильника, подогрела в микроволновой печи, поставила на поднос и
вернулась на третий этаж. У двери триста шестнадцатого номера Леша отдал
мне поднос и шепотом напутствовал:

- Только ни в коем случае не показывай Георгию, что его подозреваешь. И
ничего не ешь и не пей, ладно?

- Не волнуйся, Леша. Во-первых, я его не подозреваю, во-вторых, мы только
что поели. Иди занимайся спокойно Вальдемаром. Обещаю вернуться к вам живой
и невредимой.

Когда он наконец удалился, я тихонько постучала в дверь.

- Кто там? - откликнулся Георгий почти сразу, словно дожидался визитеров в
прихожей.

- Варвара. Чтобы не повторился наш предыдущий диалог, скажу сразу: в
коридоре я одна, на подносе у меня ужин, а если вы сомневаетесь в
безвредности блюд, я готова продегустировать любое у вас на глазах. (Слышал
бы меня Леша!) Могу добавить, что я не вооружена и, если вы настаиваете,
готова поставить поднос под дверью и уйти.

Несмотря на ясно выраженное мною желание избежать повторений, Замухрышка
опять долго не подавал признаков жизни, и только когда я уже совсем
потеряла терпение, из-за двери раздался его голос:

- Ладно. Сейчас открою, подождите.

На этот раз он двигал мебель гораздо дольше, чем в предыдущий, из чего я
заключила, что известие о смерти Левы не придало ему храбрости. Но в конце
концов я все же попала в гостиную, которая теперь выглядела еще просторнее,
поскольку значительная часть обстановки перекочевала в прихожую. Впустив
меня, Замухрышка долго возился у входа, потом забрал у меня поднос и кивком
показал на диван, который, по всей вероятности, просто не сумел сдвинуть с
места. Сам он расположился на том же диване, но на почтительном расстоянии
от меня, а поднос пристроил на коленях.

- Ну что, поубавилось охоты веселиться? - спросил он, снимая дрожащей рукой
крышку с одного из судков. - Или второе убийство не испортило вам
настроения?

- Лева не принадлежит к числу людей, которых я готова оплакивать до
Страшного суда. Но если честно, радости его смерть не вызвала.

- А смерть Бориса? - спросил Замухрышка, метнув в меня острый взгляд. - Вы
ведь не особенно его любили, верно?

Последнее замечание захватило меня врасплох. Во время "дружеских" сборищ,
на которые приводил меня Борис, Замухрышка преимущественно сидел ко мне
спиной. Кто бы мог подумать, что он отличается наблюдательностью?

- А вы, оказывается, храбрый человек, Георгий, - заметила я после
секундного замешательства. - В подобных обстоятельствах далеко не каждый
отважился бы принять пищу из рук женщины, у которой имелись основания
недолюбливать покойного.

Замухрышка прожевал и проглотил кусок цыпленка под белым соусом, подергал
щекой и выдал неожиданную сентенцию:

- Лающая собака горла не перегрызет.

В первый момент я даже не поняла, к чему это он. А когда сообразила, что
под лающей собакой он подразумевал меня, чуть не поперхнулась. "Хорошо еще,
что здесь нет Прошки, не то он до конца жизни не давал бы мне проходу", -
подумала я и собралась уже как следует отбрить Замухрышку, но, видимо,
слишком долго лазила за словом в карман, потому что этому типу удалось
огорошить меня в третий раз:

- Каким, интересно, образом Боря добился вашего участия в своих играх? Он
вас шантажировал?

- Не родился еще человек, которому удалось бы меня шантажировать, - сухо
произнесла я, оправившись от изумления. - И раз уж вы сами затронули эту
тему, позвольте полюбопытствовать: о какой игре идет речь? Вам известно,
зачем Борису понадобилось ломать комедию с помолвкой?

Замухрышка покачал головой.

- Я только сегодня догадался, что это была комедия. Конечно, мне с первой
встречи показалось, что для невесты вы ведете себя довольно оригинально, но
среди женщин попадаются весьма своеобразные особы... А сегодня днем вы
спросили, не знаю ли я о Борисе чего-либо такого, что могло бы пролить свет
на его внезапную смерть. И я кое-что вспомнил.

Примерно полгода назад Боря несколько раз звонил мне по делу с одного и
того же телефонного номера - он высвечивался у меня на определителе. У меня
были номера его домашнего, служебного и мобильного телефонов, но ни один из
них с тем номером не совпадал, и я на всякий случай записал его себе в
книжку. А где-то спустя месяц-полтора мне понадобилось срочно связаться с
Борей, и, поскольку по первым трем телефонам никто не отвечал, я на всякий
случай позвонил по четвертому. Человек, снявший трубку, сказал, что я
ошибся и никакого Бориса здесь никогда не было. На следующий день Боря
заявился ко мне собственной персоной - якобы обсудить несколько вопросов,
связанных с отелем. Но я сразу заметил, что он очень нервничает и хочет
поговорить со мной совсем на другую тему, но почему-то боится. В конце
концов он все же решился. "Гоша, - говорит, - у меня к тебе большая
просьба: забудь, пожалуйста, номер телефона, по которому ты мне вчера
звонил. Он принадлежит одной замужней даме, которую я не имею права
скомпрометировать. Наш роман уже закончился, но, если кто-нибудь о нем
проведает, это может привести к самым печальным последствиям". Я,
разумеется, заверил его, что уже забыл злополучный номер и никогда не
попытаюсь его вспомнить, но сам был заинтригован. Я впервые видел Борю
таким жалким. Обычно он просто бесил меня своей самоуверенностью,
снисходительно-покровительственным тоном, а тут чуть ли не на коленях готов
ползать... Мало того, на следующий день выяснилось, что у меня таинственным
образом исчезла записная книжка. И мне, вполне понятно, захотелось узнать
побольше об этой замужней даме, которую ни в коем случае нельзя
компрометировать.

Я от неприязни поджала губы, с трудом удержавшись от того, чтобы высказать
крысенышу все, что думаю по поводу его морального облика. Если бы
кто-нибудь из моих друзей попросил меня не совать нос в чужие дела, я бы
скорее повесилась, чем позволила себе проявить любопытство. Мне ужасно не
хотелось потакать хвастовству Замухрышки об успехах на шпионском поприще,
но, к сожалению, его информация могла пригодиться для решения загадки.
Посему я промолчала.

- Я разузнал адрес, по которому установлен телефон с таким номером (у меня
хорошая память на цифры, и кража записной книжки Боре не помогла), и
выяснил, что там проживает некая Оксана Алексеевна, сорокавосьмилетняя
мать-одиночка, и ее пятнадцатилетняя дочь Вера. Под определение "замужняя
дама" ни одна из них не подходила, поэтому я решил съездить и посмотреть,
что там творится. Дом оказался старым, запущенным, без лифта. В подъезде
воняет кошачьей мочой, стены облупились, с потолка сыплется штукатурка. Я
заглянул туда и решил остаться в машине, а наверх послал телохранителя.
Следуя моим наставлениям, Алик поднялся на пятый этаж, позвонил в дверь
интересующей меня квартиры и спросил Оксану Алексеевну. Но ему даже не
открыли. Мужской голос из-за двери сообщил, что хозяйка эту квартиру сдала,
а сама переехала неизвестно куда. Тогда мне пришло в голову поговорить с
бабусями у подъезда. Те охотно и очень многословно рассказали, что "Ксанке
с дочерью сказочно повезло". Какой-то чудак попросил их сдать квартиру и
предложил за нее настолько хорошую плату, что они сняли гораздо лучшее
жилье, да еще безбедно жили на остаток. На мой вопрос, женат ли щедрый
квартирант, бабки категорически заявили: не женат, и женщин к себе не
водит. Я описал им Борю и спросил, так ли выглядит их новый сосед, но
оказалось - нет. Жилец Оксаны Алексеевны - худой, сутулый, сильно
близорукий. Но одна из моих осведомительниц признала Бориса по описанию и
подтвердила: заходит, мол, такой время от времени. Короче говоря, история о
романе с замужней дамой затрещала по всем швам.

Но я на этом не успокоился. Вызнал у старух новый адрес Оксаны Алексеевны и
съездил к ней. Она оказалась тучной и некрасивой особой, похожей на
раскормленного мопса. Эта мадам сказала, что уже год сдает квартиру
Шатурину Михаилу Ильичу, бухгалтеру одной аудиторской фирмы. Квартирантом
она весьма довольна: человек он вежливый и скромный, платит аккуратно,
квартиру отремонтировал и содержит в порядке. Про Борю хозяйка квартиры и
слыхом не слыхивала. Тогда я окончательно убедился, что любовной интрижкой
тут и не пахнет. Подумал, что этот Шатурин, должно быть, тайно передает
Борису сведения о фирмах, в которых проводит аудиторские проверки. В этом
случае Борино беспокойство могло быть вызвано, например, страхом за
безопасность агента.

Но теперь, задним числом, я вспомнил, что примерно в это время он и
познакомил всех нас со своей невестой, то бишь с вами. Мне еще тогда пришло
в голову, что он обращается с суженой как-то подчеркнуто нежно и бережно. В
институте, да и потом тоже, мне нередко доводилось наблюдать за Бориными
ухаживаниями. Могу со всей определенностью утверждать: он делал это совсем
иначе - шутил, много смеялся, отпускал легкомысленные замечания и прочее в
этом духе. С вами же он держался, как на смотринах, словно не живой
человек, а воплощение безупречного жениха. Если приплюсовать к этому ваше
поведение - весьма своеобразное для невесты, мягко говоря, - то становится
ясно, что Борис разыгрывал комедию. Вот я и подумал: может быть, он тогда
не обманывал? Может, у него действительно был роман с замужней дамой и,
желая усыпить подозрительность обманутого мужа, он затеял спектакль с
жениховством?

- Вы намекаете, что у Бориса была связь с Ларисой?

- Я думал об этом, но нет, вряд ли. Нашу рыжую красотку муж ни на минуту не
выпускал из поля зрения. Я знаю об этом не понаслышке - наблюдал
собственными глазами. Мы с ней пару раз случайно столкнулись в городе: на
концерте в консерватории и в кафе. Оба раза Льва при ней не было, но за
спиной маячил крепкий мужик со зверской рожей. Он так вперивался в любого,
кто проявлял намерение приблизиться к Ларисе, что люди невольно ускоряли
шаг и проходили мимо. Я даже не рискнул с ней поздороваться, хотя никаких
фривольностей у меня и в мыслях не было.

- Но помимо сестры Бориса Натальи среди нас только одна замужняя дама -
Лариса.

- А почему вы решили, что Борина пассия обязательно должна находиться среди
нас?

- Потому что в противном случае убийство не имело смысла. Ведь тогда среди
нас нет и мужа таинственной незнакомки.

- Разве я говорил об убийстве?

- Да. По вашим словам, вы вспомнили нечто такое, что могло бы пролить свет
на внезапную кончину Бориса. Но если в отеле нет ни дамы его сердца, ни ее
мужа-рогоносца, то мы по-прежнему в потемках.

- Вы меня не поняли. Я рассказывал о том, как пришел к мысли, что ваша
помолвка - фикция. Вопрос о возможной причине убийства был лишь толчком;
благодаря ему я вспомнил историю со звонком полугодовалой давности, что
стало первым звеном в цепочке моих рассуждений. Но вы не ответили мне: как
Борису удалось склонить вас к участию в своей игре?

- Я, в отличие от вас, не наблюдала за брачными танцами Бориса в прошлом и
долгое время не догадывалась, что принимаю участие в спектакле. Боюсь,
Борис мною манипулировал. Он чувствовал, что его ухаживания вызывают у меня
острое неприятие, которое я из вежливости старалась не проявлять, и
пользовался этим. Перед тем как вывести меня в свет, ваш друг навязчивыми
нежностями и знаками внимания добивался, чтобы у меня отказали тормоза. Я
зверела и, позабыв обо всех нормах поведения в цивилизованном обществе,
давала себе волю, после чего чувство стыда на некоторое время пересиливало
все остальные. Вот тут-то Борис и выводил меня - притихшую и виноватую - на
люди. Зачем все это было ему нужно - ума не приложу. Но если, по-вашему,
его тайна не имеет отношения к убийствам в отеле, то и бог с ней. Сейчас
главное - вычислить убийцу. Вы уверены, что у мужа Натальи не хватило бы
пороху подмешать яд Борису и Леве?

Замухрышка ответил не сразу. Он поменял местами судки на подносе, отрезал
себе кусочек фаршированного языка, долго смаковал его во рту и вообще вел
себя так, будто меня с моими вопросами не было в комнате. Я уже начала
жалеть, что отказалась от плана Марка. В страхе Замухрышка наверняка не
держался бы столь нагло. Я решила досчитать про себя до ста, а потом без
подготовки выдать ему новость о затопленном подвале. "Будем надеяться, это
известие собьет с тебя спесь", - злорадно подумала я, начиная отсчет. На
шестидесяти восьми Замухрышка соизволил повернуть голову в мою сторону.

- Я ни в чем не уверен, - изрек он, цыкнув зубом. - Звягин влюблен в себя
до патологии. Если смерть Бори и Льва могла принести ему пользу, моральные
устои его не удержали бы. Но вот хватило бы ему ума - сомневаюсь.

- Теоретически смерть Левы могла принести ему пользу, - произнесла я,
изображая задумчивость. - Например, в том случае, если Лева - его кредитор.
А вот зачем Вальдемару убивать шурина - непонятно. Наследство, которое
достанется Наталье, слишком невелико, чтобы ради него марать руки.

- Почему невелико? - насторожился Георгий. - Вполне солидное наследство.
Людей убивали ради гораздо менее значительной суммы.

- Думаю, Наталье придется продать фирму брата, чтобы вернуть кредит, взятый
под строительство отеля. Конечно, остается еще квартира и машина...

- Но в недалеком будущем отель начнет приносить хороший доход, - перебил
Георгий.

- Ах, вы же еще не знаете! - воскликнула я, отведя глаза. - Павел Сергеевич
пришел в себя и рассказал, что в подвале отеля полно воды, которую он не
сумел откачать, как ни старался. По его предположению, строители, отрыв
котлован, задели водоносный пласт, и теперь вода подмывает фундамент...

Приглушенный ковром металлический лязг заставил меня умолкнуть. Я
уставилась на валяющийся на полу поднос и перевернутые судки. Содержимое
одного из них завораживающе-медленно растекалось по ковру. Я с трудом
оторвала взгляд от расплывающегося пятна и подняла глаза на Замухрышку,
голова которого запрокинулась на спинку дивана. Его лицо приобрело
землистый оттенок, в прорезях век блестели желтоватые, в красных прожилках,
белки глаз. Левая щека прекратила свой конвульсивный танец, и уголок рта
больше не дрожал в недоделанной кривой ухмылке.


С минуту я таращилась на Замухрышку, дивясь внешней перемене, которая
произошла с этим неврастеником в момент, когда на него внезапно снизошел
покой, потом придвинулась и неуверенно похлопала ладонью по неподвижной
щеке. Никакого эффекта.

"Боже, неужели я все-таки довела его до инфаркта?" Эта мысль мигом оторвала
меня от дивана и швырнула в прихожую. Ругаясь, как грузчик, я в несколько
секунд разбросала баррикаду, любовно сложенную Замухрышкой, выбежала в
коридор и испуганной ланью помчалась к номеру триста восемнадцать.

- Ты хотел увидеть реакцию Георгия на известие о скорой гибели отеля? -
обрушилась я на Марка, выскочившего из спальни при моем шумном появлении. -
Беги, полюбуйся! Только поторопись, пока зрачки на свет реагируют.

Марк чертыхнулся и опрометью вылетел из номера. За ним после секундной
заминки последовала реанимационная бригада в составе Генриха, Прошки и
Леши. Последний небрежно уронил предыдущего пациента на загаженный
кафельный пол ванной, но пребывающий в неведомых далях Вальдемар не
обиделся. Я некоторое время пыталась решить, этично ли оставлять
беспомощного страдальца в столь некомфортабельных условиях, но, вспомнив,
что он, по всей вероятности, и учинил двухдневный кошмар в отеле, тоже
покинула номер.

Обморок Замухрышки оказался глубоким. Даже с помощью нашатырного спирта,
который Генрих отыскал в аптечке, нам не сразу удалось привести несчастного
в чувство. Едва он открыл глаза, как в него тут же влили полфлакона
сердечных капель и изрядную порцию валерьянки. Но, наверное, мы напрасно
старались. Замухрышка очнулся таким спокойным и безучастным, что его,
пожалуй, наоборот, следовало бы напоить чем-нибудь возбуждающим.

- Нельзя оставлять его одного, - высказался Генрих, с тревогой глядя на
физиономию Георгия, которая приобрела удивительно тупое выражение. - Не
забрать ли его с собой?

- Лучше отведите его в сторожку к Наталье, - решил Марк. - Думаю, она
быстрее других сумеет привести его в чувство.

Генрих и выделенный ему в помощь Прошка упаковали Георгия в дождевик с
сапогами, взяли его под белы ручки и повели к лифту. А я, Леша и Марк
вернулись к бесчувственному Вальдемару.

- Все, не могу больше, - сказал Марк, с отвращением поглядев на тело,
распластавшееся в тошнотворной жиже. - Пусть валяется, пока не поднимется
на ноги самостоятельно.

- Может, хоть перенесем его на кровать? - предложил Леша.

- В таком виде? - Марк брезгливо передернул плечами. - Наталья нам за это
спасибо не скажет.

- Нечего суетиться вокруг этого подонка, - согласилась я с Марком. - О нем
в тюремном лазарете позаботятся. Или вы по-прежнему считаете убийцей
Георгия, мистер Ватсон?

Марк поморщился, но крыть ему было нечем. Если бы не бескровное лицо и не
внезапно пропавший тик Замухрышки, он еще мог бы выдвинуть версию о
притворном обмороке, а так ему оставалось лишь достойно принять поражение.

- Ладно, Варвара, ты оказалась права. Только не вздумай задирать нос,
гениальная сыщица!

- Но откуда же в коридоре взялся ключ от цоколя? - задумчиво спросил Леша.
- Раз Георгий ничего не знал о затоплении, ключ потерял кто-то другой.

- Борис? - неуверенно предположила я.

- Нет, это почти невероятно. Даже если ключи лежали в кармане его пижамной
куртки, они не могли выпасть оттуда, потому что Бориса закутали в одеяло и
везли по коридору в кресле.

- Зато Леву мы тащили на руках, - мрачно сказал Марк, - и ключ вполне мог
выпасть у него из кармана. В коридоре ковер, поэтому звяканья мы не
услышали.

- Выходит, Лева не только установил в номере Бориса "жучок", но