дишь, и полегчает.

- Мне уже никогда не полегчает, - ответила я, ожесточенно надраивая
котелок. Боже, я совсем забыла, что Генрих еще ничего не знает о моей
выходке! Простит ли он меня когда-нибудь?

- Да что ты такого натворила?

Я пересказала Татьяне вчерашнюю сцену. Когда я закончила, она посмотрела на
меня очень странно. Казалось, она не знает, плакать ей или смеяться.

- Да, история! - протянула Татьяна после продолжительной паузы. - Честно
говоря, когда Владик рассказывал мне о твоих студенческих похождениях, в
том числе и о вашей с Мироном войне, я думала, он привирает. Сгущает
краски. А теперь вижу, что, пожалуй, он даже несколько затушевал твой
колоритный образ. Ну ты даешь, Варвара!

- А что, - встревоженно спросила я, - это действительно так ужасно? Я
произвожу впечатление базарной скандалистки?

- Ну, поскольку я немного знала Мирона, могу сказать, что ты производишь
впечатление самоубийцы с мазохистским уклоном. По всем законам логики,
сегодня утром с проломленным черепом должны были обнаружить тебя.

Глава 9

Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Славки снова
появились на нашей поляне. Вслед за ними на гору влезли два хмурых бородача
с носилками, загорелый мускулистый мужик в татуировках, худосочный парнишка
с цыплячьей шеей, но в милицейской форме и, наконец, лысеющий толстяк с
багровым лицом.

Толстяк, натужно сопя, промокнул платочком лысину и смачно выругался:

- Забрались, мать вашу... Ну, откуда ваш скалолаз свалился? Отсюда? Тут
ничего не видать. Кто из вас обнаружил тело? Вы? Потом я сниму с вас
показания. А сейчас - ведите.

Я повела толстяка, мальчишку в милицейской форме и татуированного здоровяка
(потом выяснилось, что он и два бородача - работники спасательной станции
при пансионате) на утес, откуда увидела Мирона. Здоровяк лишь мельком
взглянул на тело, внимательнее оглядел обрыв и сразу же ушел обратно -
готовить снаряжение для спуска. Худосочный юнец в мундире открыл планшетку,
приготовил карандаш и вопросительно посмотрел на багроволицего толстяка.

Тот прокашлялся, отдышался и начал диктовать:

- Так, пиши, Сашок. Тело обнаружено на скальном выступе на высоте... какая
там высота?.. десяти - пятнадцати метров над берегом, в положении "ничком",
головой к юго-западу...

Я скромно отошла в сторонку, не желая привлекать внимания к своей персоне.

- Товарищ майор, - подал голос тощий Сашок, закончив писать, - а вам ничего
не показалось странным? Я имею в виду, уж больно с неподходящего места он
упал. И от тропинки далеко, и терновник там густой.

- Эх, Сашок, знаешь, откуда только эти чертовы туристы не сверзаются! Я
десятый год здесь служу, так, поверишь ли, каждое лето по нескольку гробов
отправляю. То утопнут, то разобьются, то в пьяной драке ножика поймают... А
эти хоть и голодранцы, а люди, видать, приличные. Ученые, мать их...
Впрочем, теперь все голодранцы - ученые, врачи и даже генералы... Эх, к
чему это я? Ах да! Такие в драку не лезут и ножиком пыряться не станут.
Всякое бывает, конечно, но не похоже, что тут мокруха. Вишь, что свидетели
говорят. Встретились друзья, посидели, выпили, потом мужик на благоверную
свою осерчал и убег. Да и то сказать, с замечаниями своими полезла, нет
чтоб помалкивать... Ясное дело, ему это не по нраву пришлось. Вот и попер
он, на свою беду, куда ни попадя. Пьяный, а тут еще темнотища. Типичный
несчастный случай.

Между тем татуированный подготовился и пришел к толстяку за указаниями.

- Ну чего там? Будем спускать?

- Давай, Петрович. Только сперва щелкни пару раз на пленку для протокола.

Татуированный кивнул и исчез среди можжевельника. Милиционеры двинулись
следом. Я осталась наблюдать за операцией.

У спасателя, видимо, имелось специальное приспособление, позволявшее ему
скользить по канату, а в случае нужды зависать на определенном месте.
Татуированный, словно заправский циркач, съехал вниз с пятидесятиметровой
высоты, повис над телом и начал совершать какие-то манипуляции. Я
догадалась, что он отцепил от пояса фотоаппарат и теперь крутится на месте,
снимая тело в разных ракурсах.

За моей спиной зашуршали камешки. Обернувшись, я увидела Прошку, Марка и
Лешу.

- Вы со Славками говорили? Как там Нина? Отвели ее к врачу? И где Генрих? -
накинулась я на друзей с вопросами.

- Нину уложили и вкололи снотворного, - сообщил Прошка. - А Генрих появится
в лучшем случае завтра. Машенька, как узнала обо всем, решила немедленно
идти с детьми на автобус и ехать в Симферополь. Мы с Генрихом уговаривали
ее отложить отъезд до утра, чтобы не оказаться там на ночь глядя, но она и
слышать ничего не желала. А ведь у них и вещи-то почти все здесь остались.
Пришлось Генриху занять у Славок денег и поехать со своими. Он собирается
посадить их на поезд и вернуться.

- Понятно... - Я вздохнула. - Ну надо же! С таким трудом удалось уговорить
Машеньку ехать с нами, и - пожалуйста. Через два дня пришлось все бросить и
спасаться бегством. - Я покачала головой. - Боюсь, в другой раз она с нами
ни за что не поедет.

- Это уж точно, - уныло согласился Прошка. - И я не удивлюсь, если она не
отпустит с нами Генриха.

- Счастье еще, что ни Машеньки, ни детей не было здесь, когда все это
случилось, - угрюмо заметил Марк.

Я снова вздохнула и посмотрела вниз. Спасатель стоял уже на скале рядом с
телом. Он аккуратно приподнял Мирона, поддел под него ремни, пристегнул к
тросу позади себя и тихонько заскользил вниз, к берегу, где уже ждали
бородачи с носилками. От этого жутковатого зрелища меня снова начала бить
дрожь.

- Держись, Варька. - Прошка, который и сам выглядел неважно, крепко сжал
мне локоть. - По крайней мере до приезда Генриха.

- Почему до приезда Генриха? - От удивления я перестала стучать зубами.

- Мне кажется, ему будет легче, если придется вокруг кого-то суетиться.

Бородачи подняли носилки и, войдя в воду и осторожно ступая по скользким
камням, направились к спасательному катеру, который качался на волнах в
трех метрах от берега.

Внизу на тропинке показались Славки.

- Идите, вас зовут показания давать!

Мы спустились в лагерь.

- Так, стало быть, это вы обнаружили тело? - подскочил ко мне толстяк. -
Значит, с вас и начнем. - Он отвел меня в сторонку. - Документы при себе
есть?

Я дернулась было в сторону палатки, но он меня остановил:

- Потом принесете. Фамилия? Имя? Отчество? Год рождения?

Тощий милиционер открыл планшетку и приготовился записывать.

- Клюева Варвара Андреевна. Шестьдесят четвертый.

- Значит, как я понял, Варвара Андреевна, в последний раз все вы видели
погибшего вчера вечером. Вы это подтверждаете?

- Подтверждаю.

- А в какое время, не помните?

- Нет. Темно уже было.

- Расскажите подробнее, при каких обстоятельствах вы расстались с э-э...
Мироном Полторацким.

- Мы сидели вот за этим столом. Нина, жена Мирона, сделала ему какое-то
замечание. Мирон обиделся и убежал.

- Он что-нибудь сказал?

- Нет. Только когда Нина его окликнула, буркнул что-то неразборчивое. Не
слишком дружелюбно.

- И никто за ним не пошел?

- Нет. Мы подумали, что он остынет и сам вернется.

- Вы не слышали никакого шума? Крика? Звука падения?

- Нет. У нас здесь было довольно шумно.

- Ясно. Он был пьян?

- Точно не скажу. Вполне возможно. Выпил он порядочно.

- Так. Когда же вы его хватились?

- Ребята - те, что остановились в пансионате, - собрались уходить. Мы стали
звать Мирона, но он не откликнулся. Тогда мы решили, что он вернулся в
пансионат один. Потом Генрих Луц - это наш товарищ, он ходил провожать
ребят - сообщил нам, что в пансионате Мирона не оказалось. Двое из нас
попытались поискать его на берегу, но безуспешно.

- При каких обстоятельствах вы обнаружили тело?

- Утром я поднялась на гору, обернулась и увидела его.

- С какой целью вы полезли в гору?

Я лихорадочно соображала, что же ответить. Не рассказывать же о сцене,
которую устроила Нинка!

- По необходимости, - ответила я после короткой заминки.

Толстяк и доходяга в форме посмотрели на меня с внезапно вспыхнувшим
интересом. Потом толстяк, видно, приписал мое замешательство стыдливости и
уточнил:

- Это по нужде, что ль?

Я не стала его разубеждать. В конце концов, слово "нужда" вполне приемлемый
синоним слова "необходимость".

- Прочитайте и распишитесь, - сурово сказал мне тощий Сашок и сунул под нос
бумагу с авторучкой.

Я послушно расписалась и встала.

- Сходите принесите документы и позовите сюда следующего. Только не из тех,
которые в пансионате живут. Их я опрошу на месте.

Я передала ребятам распоряжение товарища майора и полезла в рюкзак за
паспортом. Паспорта не было. Я вывалила вещи из рюкзака, перетряхнула весь
свой скарб, потом выкинула из палатки и обшарила углы. Паспорт пропал. Я
покрылась холодным потом. Заметив мои манипуляции, подошел Марк:

- В чем дело? Опять что-то потеряла?

- Паспорта нет.

- Вот ворона! - Марк опустился на корточки и вместе со мной повторно
перебрал мои пожитки. - Когда ты его в последний раз видела?

- На границе.

- И куда ты его запихнула?

- Не помню. По идее, должна была сунуть в карман рюкзака.

- Давай сюда рюкзак.

Он осмотрел рюкзак, вывернул все карманы, даже зачем-то прощупал швы, но,
естественно, паспорта не нашел. Мы уставились друг на друга в полной
растерянности.

Тем временем Леша закончил беседу с милиционерами и присоединился к нам.

- Что у вас случилось? - спросил он, окинув взглядом живописный бардак
возле моей палатки.

- Паспорт пропал.

- А где он у тебя лежал?

- В рюкзаке. Дамской сумочки я с собой почему-то не захватила.

- А что еще у тебя лежало в рюкзаке? Не считая этих шмоток?

- Ничего. Канистра.

- А продукты?

- Ах да! Крупы, сахар и тушенка. Но не могла же я запихнуть паспорт в пакет
с крупой!

- Ты так думаешь? - скептически спросил Марк. - Я бы на твоем месте не был
так уверен. Куда ты положила продукты? В общую кучу?

- Кажется, да.

Мы бросились к соседней палатке, в которой обитали Леша и Прошка. Она была
самой просторной, поэтому накануне все продукты сложили туда. Вывалив все
из сумок прямо на пол палатки, мы лихорадочно перебрали пакеты с крупой,
банки с тушенкой, пачки с чаем, сахаром и солью. Паспорта не было.
Отчаявшись, я стала рассматривать пакеты с крупой на просвет, а Леша даже
вскрыл несколько непрозрачных кульков. Марк бросил на нас выразительный
взгляд и вылез из палатки. Мы с Лешей продолжали ворошить пакеты. За этим
занятием и застал нас освободившийся Прошка. Не знаю, о чем он подумал,
когда увидел нас, истерично роющихся в груде сваленных как попало
продуктов.

- Как вы себя чувствуете? - осторожно осведомился он.

Мы, как по команде, подняли головы.

- Что?

- Вы помните, какой сегодня день? А число?

Мы встревоженно переглянулись.

- Ну хотя бы год помните? - умоляюще произнес Прошка.

- Ты чего это? - подозрительно спросил Леша.

Прошка испуганно попятился.

"Все, приплыли, - пронеслось у меня в голове. - Один спекся".

- Прошенька, успокойся, - ласково попросила я, выбираясь из палатки. -
Может, тебе полежать немного, отдохнуть? Или покушать?

Такое предложение из моих уст, вероятно, окончательно убедило Прошку, что
дело плохо. Он рванулся было к Марку, но того уже взяли в оборот
представители власти. Тогда Прошка резвой рысью совершил круг по поляне и
ринулся в заросли ежевики. Меня охватила паника. Я окликнула Лешу, и мы
осторожно двинулись в ту же сторону. Где-то в гуще колючих кустов раздался
жалобный крик. Я знаками показала Леше, что надо обойти заросли с другой
стороны. Следовало схватить несчастного, пока он не успел натворить ничего
худого. Леша, поняв мой замысел, двинулся в обход. Прошка заметил его
маневр и резво выпрыгнул из кустов. В это время к палатке подошли
представители закона и Марк.

- Что у вас происходит? - поинтересовался толстяк майор.

Мы с Лешей молчали, не сводя тревожных взглядов с Прошки. Прошка тоже
молчал, затравленно поглядывая на нас. Я обернулась. Представители закона
демонстрировали полное непонимание ситуации. Глаза Марка подозрительно
блестели.

- Сколько вас можно ждать? - неожиданно рассвирепел майор. - Вы что
думаете, у меня других дел нет?!

- Извините. - Я на секунду забыла о Прошке. - У меня паспорт куда-то
подевался. Никак не можем найти.

Прошкино лицо внезапно просветлело.

- Что ж ты раньше не сказала?! Твой паспорт у меня. Ты после таможенников
вышла из вагона, а паспорт на столе остался. Я его и прибрал. Думал потом
отдать, но забыл.

Меня охватило невыразимое облегчение - не столько из-за нашедшегося
паспорта, сколько от мысли, что не придется сдавать Прошку в ближайший
психушник. Прошка, все еще настороженно поглядывая на нас с Лешей, обогнул
всю компанию и скрылся в своей палатке. Через несколько секунд он протянул
мне паспорт. Одарив его выразительным взглядом, я передала паспорт майору.
Марк покрутил пальцем у виска.

Записав наши паспортные данные, милиционеры объявили, что уходят. Славки и
Татьяна, все это время сидевшие в сторонке, тоже засобирались.

- Вы властям про утренний скандал рассказали? - спросила я, когда мы
остались одни.

- А зачем? - удивился Леша. - Они же не спрашивали.

- Меня спрашивали, почему я утром на гору полезла.

- И ты сказала?! - ужаснулся Прошка.

Марк закатил глаза.

- Нет, а теперь сомневаюсь, правильно ли поступила. Если Нинка очнется в
том же настроении, в каком приходила, она им все выложит, да еще от себя
чего-нибудь добавит. Тогда мое молчание будет выглядеть более чем
подозрительно. У этого толстяка наверняка появятся новые вопросы. Пока что
он уверен, что нас с Мироном связывала нежная дружба. Настолько уверен, что
даже не спросил, а в каких, собственно, отношениях мы находились с
покойным. Вас, часом, не спрашивал?

- Нет. - Марк устало покачал головой. - Да и зачем ему это? Понятно же, что
произошел несчастный случай.

- Ну не скажи! - не согласилась я. - Нам, может, и понятно, поскольку мы
все давно друг друга знаем и любое другое предположение выглядит собачьей
чушью. А сыщик, он по природе своей обязан подозревать худшее. Вот увидишь,
если Нинка разоткровенничается, - а я не вижу причин, почему она должна
молчать, - нам всем предстоят веселенькие деньки.

- Ерунда, - сказал Леша. - Ну, допустим, допросят нас повторно и выяснят,
что не все питали к Мирону дружеские чувства. Дальше-то что?

- Не знаю, - ответила я. - Мне как-то до сих пор не приходилось общаться с
милиционерами, подозревающими меня в убийстве. Могу предположить только,
что вряд ли они небрежно махнут ручкой и скажут: "А, ладно, чего девушку
допросами мучить? Пускай живет себе спокойно".

- Что ты все каркаешь, Варька? - рассердился Прошка. - Тебе что, мало
неприятностей? Ну с какой стати Нинке рассказывать о сегодняшнем скандале?
Роль в нем она играла отнюдь не благовидную. Зачем ей выставлять себя в
невыгодном свете? А что до ваших отношений с Мироном, то и дураку ясно: не
было у тебя серьезной причины желать его смерти. Неприязнь - еще не повод
для убийства.

- Ты так думаешь? А вот Татьяна убеждена в обратном. Она выразила удивление
по поводу того, что не меня нашли сегодня утром с проломленным черепом.

- Ты сейчас действительно до проломленного черепа договоришься, - пообещал
Прошка. - Кончай дурака валять.

- Ладно, не буду. Только попомните мои слова: Нинка еще устроит нам веселую
жизнь.

Глава 10

Когда солнце заметно скатилось к западу, мы отправились в пансионат
навестить Нину. Сначала предполагалось, что кто-нибудь останется в лагере
следить за вещами, но потом эта мысль показалась нам чересчур прагматичной.
Ну можно ли думать о каком-то дурацком скарбе, если сталкиваешься со
смертью, причем со смертью знакомого, однокашника? Плюнув на возможные
последствия, мы двинулись в пансионат в полном составе, правда, деньги и
документы все-таки прихватили с собой.

Только на месте мы сообразили, что не знаем, где, собственно, Нинку искать.
Славки сообщили только, что ей вкололи снотворное и она уснула. Но где? У
себя в номере? Выяснилось, что никто не помнит, в каком номере они с
Мироном поселились. Я предложила зайти к Славкам, но оказалось, что и это
невозможно. Из всей нашей компании к Славкам заглядывал только Генрих, а он
отправился провожать Машеньку с детьми. Мы в растерянности топтались перед
входом в жилой корпус, и тут, на наше счастье, нас заметила Ирочка.

- Эй! - крикнула она, высовываясь из окна. - Мне спуститься или вы
подниметесь?

- Мы поднимемся, - ответила я за всех. - Номер какой?

- Триста третий.

Ирочка встретила нас на пороге комнаты. Выглядела она чрезвычайно
возбужденной. Ее большие фиалковые глаза сделались круглыми, словно детские
стеклянные шарики, личико побледнело и даже немного осунулось.

- Боже, какой кошмар! - затараторила она, не успели мы войти в номер. - Кто
бы мог подумать, что все так кончится! И зачем только мы сюда приехали? Ума
не приложу, что теперь делать. Ярослав ходит сам не свой. Под глазами
синяки, лицо серое. Владик тоже не лучше. На меня, наверное, вообще
смотреть страшно. Да и Танюша чуть ли не в старуху превратилась. Отпуск
называется! А Ниночка! Бедная Ниночка, что теперь с ней будет?

Ирочка замолчала, набирая воздуху для следующей тирады. Я поспешно
вклинилась в паузу:

- Мы собирались ее навестить, только вот не знаем, в каком она живет
номере.

- В соседнем, в триста пятом, только Ниночки там нет. Она в медпункте, в
изоляторе лежит. Коленька, Танюшин знакомый, - очень интересный молодой
человек - сказал, что не стоит сейчас оставлять ее без присмотра. Я уже
заглядывала туда, но Ниночка еще спала. Хотя, может, уже и проснулась. Как
хорошо, что вы заглянули, а то меня все бросили. Ярослав и Владик, как
вернулись от вас, тут же занялись разными глупыми бумажками - не Ниночке же
формальностями заниматься, - а теперь пытаются дозвониться родственникам
Мирона. Танюша все у Николая торчит. И что она там делает, ума не приложу.

- Пожалуй, нам стоит туда заглянуть, - быстро сказал Марк, явно уставший от
этого нескончаемого словесного потока.

- Ой, подождите, я с вами! - Ирочка схватила расческу и бросилась в смежную
комнату, к зеркалу.

- Вы идите, - шепнула я ребятам, видя, как вытянулись их физиономии. - Я
попозже подойду.

Они посмотрели на меня с благодарностью и стремительно ретировались. Ирочка
долго прихорашивалась, а когда, наконец, вернулась и застала меня одну, не
сумела скрыть разочарования.

- Ой, все уже ушли?

- Ну, не совсем все, - утешила ее я. - Мы вдруг подумали, что являться в
медпункт такой толпой как-то неловко. Нина, наверное, очень неважно себя
чувствует, столько посетителей разом ей не вынести. Может быть, мы с тобой
пока погуляем, а к ней заглянем попозже?

Ирочку мое предложение ничуть не обрадовало, но разумных контрдоводов у нее
не нашлось, и мы отправились на прогулку.

- Значит, ты говоришь, Татьяна выглядит изможденной? - спросила я, чтобы
как-то поддержать разговор, поскольку словоохотливость моей спутницы
неожиданно сошла на нет. - Почему-то мне трудно это себе представить. Она
сегодня так замечательно держалась! Хотя, конечно, досталось ей здорово.
Собственно, она приняла на себя основную тяжесть. Без нее мы, наверное, до
сих пор пребывали бы в прострации. Удивительная женщина.

Ирочка поджала губы.

- Ну, уж не знаю, что в ней такого удивительного. Я замечательно отношусь к
Танюше, но уж очень она бесчувственная. И лицемерная. Сначала держалась со
мной по-дружески, особенно в присутствии Ярослава и Владика, а вчера, когда
они отправились к вам на гору, ни с того ни с сего нагрубила мне. Я начала
рассказывать ей один случай из своей жизни, а она оборвала меня прямо на
полуслове: "Извини, Ира, но мне это неинтересно", прямо так вот и заявила.
Господи, да с чего она так нос задирает! Приехала из какого-то задрипанного
городишки, а корчит из себя великосветскую