когда он увидел наши физиономии - каменную (Марка), печальную (Генриха) и
виноватую (Лешину). Физиономию Прошки я определить затрудняюсь, но лучше
всего подходит словосочетание "жадное любопытство". Сама я скромно
пряталась за спинами друзей; роль обвинителя привлекала меня мало. К
счастью, ведение переговоров взял на себя Марк. Начал он с откровенного
блефа.

- Вчера на панихиде один из родственников Мефодия - видимо, программист -
выразил в прощальной речи сожаление по поводу того, что покойный не успел
довести до конца дело своей жизни. Он назвал программы Мефодия уникальными
и пообещал присутствующим приложить все усилия, чтобы завершить труд
талантливого программиста, - сообщил Марк, когда мы расположились в
гостиной.

Архангельский принял удар достойно. В первый миг лицо его напряглось, но
Серж тут же вернул ему выражение вежливого интереса.

- Сначала мы не придали этой фразе значения, - продолжал Марк, не спуская с
него пристального взгляда. - Но потом кому-то из нас пришло в голову: а не
означает ли это, что Мефодий действительно создал нечто, имеющее огромную
ценность? Не ради ли присвоения уникальных программ его убили? Тогда
понятно, почему у покойного в ночь убийства пропал ключ и почему убийца,
рискуя разоблачением, отважился залезть в квартиру Великовича.

- Занятная версия, - сдержанно одобрил Серж. - Но если убийца охотился за
программами, то почему не ограничился обыском одной квартиры - той, где жил
Мефодий? Зачем ему понадобились еще и Лешина, и моя?

- У Великовича нет компьютера, - объяснил Марк. - Следовательно, убийце
нужно было найти дискету. Мефодий, как известно, страдал паранойей, которая
выражалась у него в страхе перед кражей его идей. Дискета - вещь маленькая.
Возможно, он запрятал ее так хорошо, что убийца не сумел отыскать. Он ведь
не мог рыться в чужой квартире до победного конца. Предвидя это осложнение,
он позаимствовал ключи и у Леши.

- Я понял! - вдруг воскликнул Леша. - Понял, почему он выбрал именно мою
квартиру. Если Мефодий боялся кражи своих программ, то наверняка перед
отъездом из очередной квартиры стирал все свои файлы в чужих компьютерах. А
в моем не стер. Когда родители увидели, что стало с нашей квартирой, отец
так разозлился, что выставил Мефодия сразу, тот и опомниться не успел.

- И убийца это учел, - снова перехватил инициативу Марк. - Он хорошо знает
тебя, Леша, и не раз слышал рассказ о молниеносном изгнании Мефодия. Решив,
что Мефодий не успел принять меры безопасности, то есть очистить твой
компьютер от своих файлов...

- Но я сам стер все Мефодиевы директории, когда устанавливал новый Windows,
- перебил его Леша.

- А вот этого убийца не знал. Интересно, куда он влез сначала: к Великовичу
или к тебе? Если к Великовичу, то, выходит, его постигла неудача. Печальный
конец, не правда ли, Сергей?

Несколько секунд Архангельский колебался в выборе линии поведения, но потом
справедливо решил, что изображать полное непонимание неразумно. Хорошо его
зная, мы бы сочли эту неожиданную тупость еще одним подтверждением своей
гипотезы. Поэтому Серж "прозрел":

- Вы подозреваете... меня? - спросил он с прекрасно разыгранным недоверием.

- Да, - просто ответил Марк и объяснил почему.

Серж выслушал его с бесстрастным лицом, ни разу не перебив.

- Понятно, - сказал он после минутного молчания. - Все это звучит
достаточно разумно. Даже жаль вас разочаровывать, ребята, но ничего не
попишешь: вы пришли не по адресу.

И тут Марк сблефовал еще раз, да так удачно, что мое уважение к нему
возросло до небес.

- Ну, извини. Понимаешь, у нас ведь была возможность проверить свою
догадку, но для этого пришлось бы привлечь милицию, а нам хотелось дать
тебе шанс явиться к ним самому. Но если ты не убивал, тогда, конечно...

Нервы у Сержа не выдержали.

- Какая возможность? - перебил он Марка.

- Отпечатки пальцев, - небрежно бросил тот. - Конечно, профессионал
обыскивал бы квартиры в перчатках, но наш-то убийца - дилетант. Работать в
перчатках ему наверняка несподручно. Скорее всего, он понадеялся, что
следов его вторжения никто не заметит. Это ведь только у тебя он допустил
грубую оплошность, подняв мусорное ведро, а в остальных случаях действовал
куда аккуратнее. Если бы не Лешина память...

- Вы думаете, отпечатки до сих пор сохранились? - Серж едва заметно
прикусил губу, мысленно проклиная себя за несдержанность.

- У Великовича вряд ли, - подумав, ответил Марк. - Все-таки семья из
четырех человек, и со среды все старательно хватаются за разные
поверхности. Но у Леши - наверняка. Обнаружив следы чужого присутствия, он
уехал к Варваре и больше не возвращался. А на клавиатуре у него такие
прозрачные пленочки - знаешь, с русскими буквами? На них отпечатки пальцев
должны сохраниться прекрасно.

На сей раз Серж закусил губу уже не таясь. Минуты три он напряженно
обдумывал услышанное, потом вздохнул и поднял глаза.

- Я надеялся, что эта постыдная тайна умрет вместе со мной. Но никуда не
денешься, придется сознаться. Понимаете, у меня с детства есть скверная
привычка, нечто сродни клептомании. Я обожаю проникать тайком в жилища
знакомых людей. Знаю, что это некрасиво, мерзко, но ничего не могу с собой
поделать. Да, я действительно побывал у Леши и Лђнича без их ведома и про
перевернутое мусорное ведро сказал неправду, признаю. Мне не хотелось,
чтобы кто-нибудь догадался о моем пороке. Я очень виноват перед вами, ведь
из-за меня вы пошли по ложному пути.

- И ты надеешься, что мы поверим в эту чушь? - вскричал Прошка.

- Не надеюсь, - печально признал Серж. - Но правда именно такова.

Мы обреченно переглянулись. Было ясно, что Архангельский от этой версии не
отступит. Он сказал свое последнее слово, а у нас не осталось козырей,
чтобы его дожать.

Марк первым поднялся с кресла.

- Что ж, - сказал он, принимая поражение. - Возможно, тебе и удастся
убедить в этом милицию с прокуратурой. Но мы останемся при своем мнении и
вряд ли будем скрывать его от других.

Серж тоже встал.

- Ваше право, - сухо ответил он, улыбнувшись одними губами.


- Черт! Черт! Черт! - бушевал Прошка, когда мы садились в "Запорожец". -
Все напрасно! Могли бы и не стараться! Ну знаем мы убийцу, и что толку? Все
равно нас затаскают на Петровку и в прокуратуру. Будут допрашивать,
подозревать! И Машенька все узнает...

Я уже собиралась захлопнуть за собой дверцу, но последний Прошкин крик души
подействовал на меня, точно удар бича. Содрогнувшись, я как ошпаренная
выскочила из машины, крикнула: "Ждите меня здесь!" - и рванула к подъезду
Архангельского. Леша дернулся было следом, но Марк ухватил его за руку и
удержал на месте.

Я ворвалась к Архангельскому злая, как все демоны преисподней, вместе
взятые, но стоило мне увидеть выражение его лица, и вся злость улетучилась.
Он улыбался мне - грустно и понимающе.

- Я знал, что ты вернешься, солнышко. Ты же не можешь оставить все, как
есть, когда твоим друзьям грозит несколько неприятных минут в обществе
следователя. Вот если бы они не попадали под подозрение, ты бы и пальцем о
палец не ударила бы, правда? Даже будь сама подозреваемой номер один. Какой
же я был кретин! Почему не подсуетился пятнадцать лет назад, не затесался в
вашу теплую компанию? Теперь мне был бы сам черт не брат. Ах да, меня же
невзлюбил Марк!

- За что, кстати? - не сумела я сдержать любопытства.

- Ты не поверишь, ласточка! За какую-то дурацкую шутку. Я уж и забыл за
какую, но твердо помню, что совершенно безобидную.

- Понятно. Марк у нас очень ранимый. Нужно знать его как облупленного,
чтобы случайно не зацепить одну из его многочисленных больных мозолей.

- Я так и думал. Может, пойдем на кухню, выпьем кофейку? Или ты побоишься
принять чашку из рук убийцы?

- Не побоюсь. - Я решительно сбросила ботинки и сняла куртку. - Должна ли я
расценивать твою последнюю фразу как признание? Или это всего лишь легкий
сарказм?

- Какой уж тут сарказм! - вздохнул Серж. - Пошли, поговорим.

Мы вошли в светлую, прекрасно оборудованную кухню, которой гордилась бы
любая хозяйка. Я села за стол на угловой диванчик, а Серж принялся возиться
с кофеваркой. Он не спешил приступить к исповеди, и я его не подгоняла. Но
наконец кофе был готов, Серж поставил на стол две полупрозрачные фарфоровые
чашечки, молочник со сливками, вазочку с печеньем, сахарницу и сел напротив
меня.

- Скажи, почему ты поверила, что убийца - я?

- А это важно? Впрочем, мне все равно - скажу. Сначала, пока мы еще не
додумались до мотива, ни одна кандидатура не устраивала меня с
психологической точки зрения. Лђнич слишком порядочен, Игорек избрал бы
другой способ и, уж во всяком случае, не допустил бы, чтобы подозрение пало
на других, Глыба плохой актер и неизбежно выдал бы себя вчера, когда мы
ездили выколачивать из него признание, а ты не стал бы убивать убогого
неудачника. Но как только мы догадались о программах, сомнений у меня не
осталось. Да, ты никогда бы не стал сводить счеты с Мефодием-неудачником,
но с Мефодием - будущим миллионером и признанным гением - вполне вероятно.
Правда, мне не хочется верить, что тобой двигала жажда наживы. Видно,
крепко он тебя обидел. Ведь не убил же ты его только из-за каких-то денег!

- Из-за каких-то! Ты знаешь, о каких деньгах идет речь? У Мефодия было
много занятных идей, но все так, игрушки. А вот его программа защиты от
взлома потянула бы на семизначную сумму. Когда в январе он пришел ко мне и
предложил партнерство, я отнесся к его идее без энтузиазма. Мефодий заметил
мою нерешительность и страшно обиделся. Предложил мне запустить на
исполнение программу с его дискеты и в ответ на запрос указать пару файлов,
к которым я хотел бы закрыть доступ. А потом позвать хоть свору
суперпрограммистов, чтобы они попробовали туда влезть. Я согласился, затем
перекачал закрытые файлы на свою дискету и заключил пари один к десяти с
ведущим программистом конкурирующей фирмы. В былые времена он как раз
баловался взломом защиты всевозможных пакетов и игр. Через неделю знакомый
сдался...

Программа работала, но для рынка оставалась сырьем. Мефодий собирался
привести свое творение в божеский вид, сделать хороший интерфейс, дизайн, и
все сам - никому не доверял. Я подписал с ним контракт, а спустя три недели
полетел по делам в Америку и повторил фокус с пари уже там - дискета была у
меня при себе. Американские фирмачи чуть из штанов не повыпрыгивали. Банки
ежегодно теряют из-за хакеров колоссальные суммы денег. За непробиваемую
защиту банкиры готовы душу заложить. Мне стоило немалого труда убедить
американцев, что я пошутил - подсунул им дефектные файлы. Иначе они бы меня
оттуда живым не выпустили.

- Значит, ты распространял слухи о недееспособности Мефодия намеренно?
Помнишь сказку насчет приглашенного юриста, который якобы убеждал Мефодия
показать тебе результаты своего труда? Неужели ты уже тогда планировал
убийство?

- Господь с тобой! Нет, конечно! Я изворачивался, как мог, ради самого же
Мефодия. У него буквально поджилки тряслись от страха, как бы кто не
проведал о его близости к успеху. Он предпочитал, чтобы над ним смеялись,
лишь бы не обокрали.

- Почему тогда он доверился тебе?

- От безысходности. К тому времени его уже повыгоняли отовсюду, откуда
только можно, и ему нужны были деньги - снимать жилье. Как потом оказалось,
его даже ради платы за квартиру терпеть не желали. Хозяин, у которого
Мефодий снял комнату, выгнал его с милицией. Пришлось поселить его у себя.

- Но почему его выгнал ты? Почему перестал платить? Ведь ты же знал, что
программа существует!

Серж горько усмехнулся:

- Знал. Как знал и то, что она написана уже пять лет назад. И все это время
Мефодий предпочитал паразитировать на чужих людях, лишь бы не утруждать
себя ее доводкой. Он же гений! Для него главное - воплотить свою идею, а
доработка деталей - это, извините, не для него. Скучное, нудное занятие для
простых ремесленников. Но отдавать свое детище простым ремесленникам он не
собирался - украдут, как пить дать украдут! Вот и сидел, как собака на
сене. Потому-то я его и выгнал, и деньги перестал подбрасывать. Думал,
нужда заставит его взяться за ум. Но отношения с ним портить мне было,
конечно, нельзя. Эх, знать бы, какой гад меня выдал!

Я поспешно набила рот печеньем.

- Ты, конечно, права. Я убил Мефодия не только из-за денег. Слышала бы ты,
как он орал на меня по телефону, когда узнал об уловке с ремонтом! Я
пытался оправдаться, объяснить ему свои мотивы, но он попросту исходил
злобой. "Хоть на брюхе, - говорит, - ползай, ничего не получишь!" Я ему:
"Ты ведь не только меня, ты всех наших ребят наказываешь. Они тебя кормили
и поили, давали кров, сносили твои закидоны..." "А потом гнали, как собаку!
- орет он. - Плевать я на них хотел!" Тут уж взбесился я, припомнил ему
Мищенко, Кондратьева...

Помнишь Сашку Кондратьева? Он пригрел у себя Мефодия лет пять назад, еще
когда работал в институте. Зарплата - мизерная, жена сидит в отпуске за
свой счет с младенцем, старшая дочь постоянно хворает, на одни лекарства
сколько денег уходит, а тут - новый нахлебник. Сашка терпел, пока сил
хватало. Кормил Мефодия и словом его не попрекнул. А потом Мефодий получил
из дома перевод. Накупил себе видеокассет, компьютерных игр и всяких
вкусностей. Пришел к Сашке, в одиночку все сожрал у телевизора в своей
комнате, ни кусочка никому не оставил. Девчонка Сашкина, Аленка, увидела
красивые бумажки и в рев: "Хочу конфетку, хочу колбаску!" Жена тоже не
выдержала, расплакалась. Сашка зашел к Мефодию, закрыл за собой дверь и
говорит: "Что же ты, такой-сякой, ни с кем не поделился? Мы тебя кормим,
ничего для тебя не жалеем, а ты?" "Ну забылся я, что тут такого? - отвечает
Мефодий. - И вообще, не так уж хорошо вы меня кормите".

Короче говоря, припомнил я ему все обиды наших сокурсников и то, как он
подставил мою фирму на переговорах с американцами... Я рассказывал? Из-за
его дурацкого гонора и хамства я потерял десятки тысяч, и это накануне
кризиса! Одним словом, проняло меня до печенок. В глазах потемнело. Убью
гада, думаю, раздавлю, как клопа. А тут Мефодий, как нарочно, проговорился,
что живет у Лђнича. В пример мне его ставил. Дескать, Лђнич - это человек,
а я - поганый Иуда.

Серж закрыл глаза и надолго замолчал. Я не стала его теребить.

- Хочешь еще кофе? - спросил он, опомнившись. - Или, может, выпьем по
маленькой?

- Вообще-то я на машине. Но если тебе будет легче говорить, давай выпьем.
Только мне много не наливай.

Серж ушел и скоро вернулся с целой охапкой бутылок.

- Тебе чего? Водки, коньяку, рома, мартини?

- Водки. Граммов пятьдесят, не больше.

Он поставил на стол стопки и разлил водку.

- За самую удивительную женщину на свете! За тебя, солнышко!

- Не подлизывайся. Все равно мое к тебе отношение роли не играет.

- Для меня - играет. Может быть, больше, чем все остальное. Скажи, ты меня
осуждаешь?

- Не знаю. Нет, наверное. Я всегда придавала слишком большое значение
формуле: "Не судите, да не судимы будете". Кто я такая, чтобы судить? Сама
я из-за денег убивать не стала бы, но мне на них вообще наплевать. Много ли
стоит целомудрие импотента? Зато я вполне могла прикончить того же Мефодия
из-за Марка, которого он третировал. Или из-за себя, если бы Мефодий нашел
способ вселиться ко мне в квартиру, а я не нашла бы другого способа от него
избавиться.

- Ты проливаешь бальзам на израненную душу. Меньше всего на свете мне
хотелось бы увидеть в твоих жарких глазах холодное презрение.

- Не отвлекайся.

- Хорошо, моя радость. Возвращаюсь к своему чистосердечному признанию. Не
знаю, как участь, а душу оно мне облегчает, точно. Стало быть, я подумал об
убийстве. Сначала вроде бы не всерьез, но нет-нет да и ловлю себя на мысли
о том, как его осуществить. Еще когда Мефодий упомянул Великовича, я
подумал о Генрихе. Только он один из всех моих знакомых общается с Лђничем.
Однако с другой стороны, видятся они только у себя в институте, в гости
друг к другу не ходят, а мне нужно было как-то заманить Мефодия в дом, куда
я мог бы наведаться сам. Здесь очень кстати оказалось бы какое-нибудь
торжество, куда Генрих позвал бы всех-всех-всех. И тогда я вспомнил один
разговор. Генрих обмолвился, что они стоят в очереди на квартиру уже лет
тринадцать. Это показалось мне странным. Семья у Генриха многодетная, таким
обычно дают квартиру куда быстрее.

Вот тогда и родился мой план. Первым делом я нанял старичка -
профессионального гримера на пенсии, который живет здесь, в этом доме. Он
здорово поработал над моей внешностью - я сам себя не узнал в зеркале. В
новом обличье я отправился в отдел учета и распределения жилплощади того
района, где прописаны Луцы, и там при помощи кнута и пряника заставил
дамочку-секретаря снять дело Генриха с полки и стряхнуть с него пыль. Как я
и предполагал, долгое ожидание квартиры объяснялось весьма прозаически:
другие очередники совали дамочке коробки конфет с конвертами, начиненными
долларами, а Генрих, святая простота, честно ждал своей очереди. Я вручил
взяточнице мзду, пригрозил напустить на нее проверяющих, и она пообещала
уладить дело с квартирой в течение двух недель.

- Значит, квартирой Генрих обязан тебе?

- Да. Только, пожалуйста, не проговорись ему об этом. У него хватит
благородства отказаться.

- Не волнуйся, не проговорюсь.

- Да я не волнуюсь. Просто предупредил на всякий случай. Следующим шагом
был выбор орудия убийства. Я сразу решил, что воспользуюсь ядом. Но,
честное слово, я не знал, что жена Великовича - окулист.

- А почему ты выбрал атропин?

- Грэм Грин. "Ведомство страха". Там жена главного героя умирает от рака;
герой не в силах выносить ее страданий и поэтому поит умирающую чаем с
атропином. Я решил, что вряд ли такой сострадательный человек
воспользовался бы негуманным ядом. При всей своей злости на Мефодия я не
хотел, чтобы он умирал в мучениях. Кроме того, по замыслу, его смерть
должны были списать на самоубийство, а самоубийца не станет выбирать яд,
гарантирующий ему долгую агонию.

- На самоубийство? - переспросила я.

- Да, именно на самоубийство. И если бы не ваше вмешательство, в милиции
обязательно пришли бы к такому выводу. Но вы вывезли тело, и все пошло
наперекосяк. Нет, конечно, я сам дурак! Мог бы и догадаться, что вы
непременно выкинете что-нибудь эдакое. Нормальные люди вызвали бы "скорую",
и медики, возможно, даже не стали бы утруждать себя вскрытием. А если бы и
стали - не беда. Дело передали бы в местное отделение, участковый
милиционер быстро установил бы, что у покойного имелись основания покончить
с собой, запросил бы поликлиники его района на предмет пропажи атропина,
выяснил бы, что в одной из них ночью произошла кража, а накануне Мефодий
ходил в обворованный кабинет жаловаться на боль в глазах...

- Мефодий ходил к глазному врачу? - перебила я Сержа.

- Нет, конечно, - устало ответил он. - К врачу ходил один тип из
театрального училища, загримированный под Мефодия. Он получил баснословно
высокий гонорар за свою в общем-то несложную роль: прийти в поликлинику,
назваться Кириллом Подкопаевым, заплатить деньги, взять талончик к врачу и
пожаловаться на быструю утомляемость и резь в глазах. Если бы врачу могли
потом предъявить живого Подкопаева, он, возможно, и усомнился бы, тот ли
человек к нему приходил, но милиция-то показала бы фотографии! А старичок
гример - настоящий мастер своего дела.

- А кража? Ты лично постарался или опять наемников привлек?

- Лично. Специально выбрал глазную поликлинику на первом этаже. Тип из
театрального училища назвал мне номер кабинета, куда его направили, я
определил окно, ночью подцепил хиленькую решеточку машинным тросом с
крюком, и готово дело. Там даже шкафчик стеклянный с медикаментами стоял
открытый, но я все равно разбил дверцу, чтобы кражу заметили.

- Основательно ты подготовился.

- Вот именно! И вы все испортили! Знай я, что вы сами возьметесь за
расследование, ни за ч