и что в беду угодили
именно мы с Прошкой, поскольку прошлой ночью по непонятным причинам
отсутствовали. Но все это, вместе взятое, объясняет только половину чуда. А
как объяснить, что все мы, напуганные до чертиков, не сговариваясь, описали
одну и ту же ночь? Как объяснить, что ни разу в жизни не солгавший Леша
врал как по писаному и врал настолько убедительно, что сумел обмануть
тертых кагэбэшников? Как объяснить, что всегда терявшегося от грубости и
хамства Генриха ни разу не удалось сбить с толку?

Я так подробно остановилась на этом происшествии, потому что оно лучше
других показывает, насколько мы к тому времени спелись. Мы стали напоминать
дружное, хотя и невероятно склочное семейство. Признаться, только благодаря
всегдашней Лешиной невозмутимости и миролюбию Генриха нам до сих пор
удавалось не разругаться вдрызг.

На четвертом курсе Генрих познакомился с Машенькой,
студенткой-первокурсницей биофака, и отчаянно влюбился. И был совершенно
прав, поскольку Машенька оказалась настоящим чудом. За внешностью тоненькой
высокой большеглазой красавицы скрывался светлый ум и золотой характер.

В зимние каникулы Генрих и Машенька поженились. Спустя некоторое время
Генрих стал счастливым отцом двоих близнецов - Эриха и Альмы. Имена дети
получили в честь деда и бабки.

С тех пор много воды утекло, но ни солидности, ни здравомыслия у моих
друзей не прибавилось. Они постоянно влипают в какие-то невероятные
истории. Стоит нам собраться вместе или даже только попытаться это сделать,
как события тотчас начинают развиваться самым непредсказуемым образом.
Впрочем, судите сами.

Глава 3

- Все! - простонал Прошка и бессильно рухнул на горячую каменную плиту. -
Дальше я не пойду.

Генрих, явно обрадованный тем, что не он первым выказал признаки слабости,
не мешкая пристроился рядом. Машенька и Эрих с Алькой, еле перебирая
ногами, дотащились до главы семейства и молча опустились на камень. На
разговоры у них уже не было сил.

Сутки в душном поезде, оглушающая жара в Симферополе, часовая тряска в
раскаленном троллейбусе и душегубка в автобусе сказались на всех нас не
самым лучшим образом. Но двухчасовой пеший переход с неподъемными рюкзаками
по раскаленным камням подточил силы даже неутомимого Леши. Последние
полчаса он угрюмо шагал, забыв даже про неправильные латинские глаголы, о
которых рассуждал всю дорогу от Симферополя.

Я покосилась на пестревшее палатками ущелье, потом обернулась, обведя
взглядом корпуса пансионата "Бирюза", который мы только что миновали, и
обширный, но вовсе не безлюдный пансионатский пляж.

- У тебя что, совсем мозги вытопило? - прошипела я, вперив в Прошку полный
возмущения взор. - Стоило ехать за две тысячи верст, чтобы насладиться
зрелищем курортных толп!

Марк, явно потрясенный перспективой двухнедельного пребывания в гуще
курортной толпы, решительно встал на мою сторону:

- Нет! Здесь мы не останемся.

- Но ведь неизвестно, сколько народу будет дальше, - умоляюще прошептал
Генрих. - Тут только до ближайшего мыса километра три. А вдруг за ним
вообще не окажется подходящего места для стоянки?

- Окажется! - отрезала я. - За этим мысом чудесная бухточка, а наверху -
плато с можжевельником, густая тень, места для палаток и ни одной
посторонней морды.

- Почему же ты так уверена, что этот райский уголок обойден туристерами? -
ехидно поинтересовался Прошка, явно оживившись в предчувствии склоки.

- Потому что там нет воды.

- Что?!

- Как это - нет воды?

- И что же мы будем делать?

- Ты предлагаешь пить морскую?

Все заговорили разом, и некоторое время мне не удавалось вставить ни слова.
Но вот испуганный галдеж стих, и друзья выжидательно уставились на меня.

- За водой будем ходить в пансионат, - доброжелательно объяснила я.

В наступившей тишине стал явственно слышен безмятежный стрекот цикад.

- Как минимум четыре километра в один конец! - выдавил наконец потрясенный
Генрих. - По жаре! С тяжелыми канистрами! Варька, побойся Бога!

- Да уж, развлечение не из приятных, - поддержал Генриха Леша и тут же
жизнерадостно добавил: - Зато каждый день!

- Маньячка! - убежденно сказал Прошка.

Даже Марк подрастерял решимость.

- У нас только три канистры, причем одна - пятилитровая. Хватит ли нам
двадцати пяти литров в сутки?

- Взрослому человеку положено выпивать литр жидкости в день, - отмела я его
сомнения. - Так что одну канистру можно смело использовать под вино.

- Литр! По такой жаре? Варвара, ты перегрелась!

- Ну ладно, можете выдувать по два с половиной, - великодушно разрешила я.

- Но ходить каждый день! - запричитал Генрих.

- Да что вы ее слушаете? - возмутился Прошка. - Остаемся здесь, и никаких
гвоздей. Сейчас окунемся и пойдем ставить палатки.

Я молча повернулась и решительно зашагала в сторону мыса. Изумленный
возглас Генриха заставил меня остановиться:

- Машенька! И ты туда же?

Я обернулась. Машенька встала с камня и обреченно надевала рюкзак. Я
ощутила мгновенный укол раскаяния.

- Я же вас как облупленных знаю, Анри. Хочешь, расскажу, что в точности
произойдет, если я сейчас не поддержу Варвару? Раз уж Варька уперлась, ее и
танком не остановишь. Леша, естественно, пойдет с ней. Через пятнадцать
минут Марк еще раз обозреет палатки и пляж и решит, что ежедневная прогулка
за водой куда приятнее жизни в загаженном муравейнике. Потом ты будешь часа
полтора уговаривать Прошку не разрушать компанию, а Прошка будет
выторговывать себе освобождение от обязанностей водоноса. В итоге мы
доберемся до Варькиного плато в темноте, дети заснут на камнях голодные, а
вы до утра будете выяснять отношения. Нет, уж лучше сразу перейти на
сторону победителей. По крайней мере, у нас останется надежда поужинать и
поставить палатки.

Нарисованная Машенькой картина произвела впечатление даже на Прошку. Без
единого звука он поднялся с плиты и поплелся за нами.

Через час мы вскарабкались по крутой тропинке в скалах и оказались на
просторном плато, обрамленном густыми зарослями крымского древовидного
можжевельника. В воздухе стоял острый хвойный запах, дружно стрекотали
цикады, все вокруг дышало ленивым спокойствием.

- Красота! - восхитилась Машенька.

- Обрывы страшноватые, - поежился Прошка.

- Ничего, они далеко, а близнецам запретим и близко подходить.

В центре ровной площадки росло невысокое, но могучее раскидистое дерево,
под которым кто-то из наших сумасшедших предшественников-туристов сложил из
здоровенных плоских камней монументальный стол. Вокруг стола в живописном
беспорядке стояли валуны поменьше - стулья. Наши предшественники явно
ездили сюда не один год и любили комфорт. Они даже не поленились сложить
неподалеку от стола очаг и водрузить сверху гигантскую чугунную решетку.
Неужели притащили ее с собой?

Все сразу повеселели и рассыпались по поляне выбирать места для палаток.
Эрих с Алькой обнаружили в кустах зверька, похожего на тушканчика.

- Крыса! - завопил Эрих.

- Лови ее! - крикнула Алька, и они немедленно бросились в погоню.

Несчастное существо метнулось на дерево и, тяжело дыша, с упреком
уставилось на своих мучителей огромными круглыми глазами.

- Она древесная, - разочарованно объявил Эрих.

- Ну тогда ладно, пусть живет, - смягчилась Алька.

Я нашла подходящий участок и вытряхнула из рюкзака палатку. Палатки - мое
хобби, одно время я даже подрабатывала их шитьем, потому что знала одно
местечко, где за пару бутылок водки можно было раздобыть нужное количество
парашютного шелка и стропы. Палатки получались чудесные - компактные,
удобные, практически невесомые. Мы с Лешей обеспечили ими всю компанию: я
шила, а он добывал необходимую фурнитуру.

- А кто пойдет за водой? - инквизиторским тоном поинтересовался Прошка.

- Как - кто? - удивилась я. - Вы с Генрихом, конечно.

От возмущения у Прошки перехватило дыхание. Он попытался что-то сказать, но
лишь невнятно булькнул.

- Почему мы? - жалобно проскулил Генрих.

- Должен же быть от вас хоть какой-то прок, - с готовностью ответил за меня
Марк. - Ничего другого вы все равно делать не умеете. Если не пойдете за
водой, вообще превратитесь в бесполезный балласт.

- А Варька - полезный? - прорезался у Прошки голос. - По-моему, вреднее не
бывает. Она нас сюда пригнала, вот пусть сама и отправляется!

- Но она же дама, - с упреком заметил галантный Генрих.

- Кто? Варька?! Да она самое упрямое, вредное и злобное существо в мире.
Если она дама, то я - папа римский. И потом, я же не предлагаю ее одну
отправить. Пускай забирает с собой своего драгоценного Лешеньку.

- А палатки будешь ставить ты? - ехидно поинтересовался Леша.

Прошка сник было перед этим железным аргументом, но тут же снова воспрял:

- Тогда пусть Марк идет.

- Я буду рубить дрова, - отрезал Марк. - Или, по-твоему, я должен доверить
топор вам с Генрихом?

- Ох, нет, только не это! - вмешалась Машенька. - Анри, милый, прошу тебя,
сходи, пожалуйста за водой!

- Но почему, Машенька? - удивился Генрих. - Я прекрасно могу нарубить дров.

- Могу себе представить! Сначала ты обдерешься в кровь и набьешь себе
шишек, разыскивая в этих зарослях подходящее сухое дерево, потом будешь
долго и задумчиво его созерцать, а в конце тяпнешь себя топором по ноге.

Генрих обиженно засопел, но все-таки полез в рюкзак за канистрой. Даже
Прошка, безмерно уважающий Машеньку, перестал качать права. Мы с Лешей
начали расставлять палатку.

- Иногда я спрашиваю себя, - задумчиво сказала Машенька, когда новоявленные
мученики скрылись из виду, - как это они тебя до сих не придушили, Варвара?
Иной раз у меня у самой руки чешутся.

- Да, что ты, Машенька, они же во мне души не чают! И без меня они давно
пропали бы, как пить дать. А твоя совершенно беспричинная кровожадность
крайне меня удивляет. Разве я тебя хоть раз в жизни чем-нибудь обидела?

Леша как-то странно хмыкнул, и я перехватила предостерегающий взгляд,
который бросила на него Машенька.

- Нет, что ты! Просто иногда хочется немного покоя, так, разнообразия ради.

- Ты считаешь, что отсутствие покоя как-то связано со мной? - не поверила я
своим ушам. - Да я самый кроткий, самый уравновешенный и терпеливый человек
в этой компании!

Леша поперхнулся. Я стремительно обернулась:

- И ты туда же? Что, разве я не права? Кто бы еще, кроме меня, смог бы
выносить столько лет это скопище отъявленных скандалистов? По-моему, за
уживчивость и легкий нрав я давно заслужила Нобелевскую премию мира.

- Да, да, конечно... - сдавленно произнес Леша, старательно пряча глаза.

Машенька не выдержала и расхохоталась. Любопытные дети прибежали узнать,
что так развеселило мамочку. Я насупилась и поджала губы. Раз они обо мне
такого мнения, не скажу больше ни слова. Они еще раскаются!

- Не обижайся, Варька, - вытирая слезы, попросила Машенька. - Ты - чудо. Ты
умная, добрая, великодушная и бесстрашная женщина. Но твою самооценку
трудно назвать трезвой.

Я не могла долго дуться на Машеньку, а потому улыбнулась и вернулась к
палатке, но Лешино предательство потрясло меня до глубины души. Хорош друг,
нечего сказать! Сколько пудов соли мы с ним съели, - подумать страшно! - а
он так и не дал себе труда оценить мою незлобивость. Свинство, да и только!

Мы расставили остальные палатки. Леша болтал, не умолкая ни на минуту, и
совершенно не обращал внимания на мое угрюмое молчание. Если у него и есть
серьезные недостатки, то один из них - толстокожесть. Ну как можно ничего
не замечать, если тебе так явно дают почувствовать, что тобой недовольны? В
конце концов, убедившись, что мои усилия пропадают втуне, я махнула рукой.
Не злиться же на него вечно, в самом деле!

- Эй, пошли купаться! - кинула я клич.

Дети встретили мое предложение криком "ура!". Машенька засмеялась.

- Ты представляешь, что скажет нагруженный канистрами Прошка, если
застукает нас в море?

- Ничего, переживем!

После купания настроение у меня заметно поднялось. Прошка с Генрихом и в
самом деле застигли нас на месте преступления, но, против ожидания, взрыва
не последовало. Возле пансионата они набрели на аборигенов, торговавших
домашним вином, и порядком надегустировались. Генрих еще издалека принялся
размахивать пятилитровой канистрой; при этом он слегка покачивался на
длинных ногах, так что ни у кого не осталось сомнений относительно
содержимого сосуда.

- Хочется надеяться, что они не забыли про воду, - задумчиво произнес Марк
в пространство.

Остаток вечера прошел чудесно. Все были так милы и предупредительны друг с
другом, что дорожные передряги как-то совершенно выветрились из памяти.
Правда, то Машенькино замечание в мой адрес оставило в душе маленький
неприятный осадок, но я твердо решила доказать ей, что она заблуждается.
Если держаться в стороне и не вступать ни в какие перепалки, она сама
убедится, что отнюдь не я главный нарушитель спокойствия.

Сидя перед догорающим костром, Марк выразил надежду, что ночью никого не
укусит сколопендра и нас не разбудят предсмертные хрипы.

- Кого это ты собрался разбудить предсмертными хрипами? - удивился Генрих.
- Здесь некоторых - не буду указывать пальцем - и береговая артиллерия
заставила бы лишь перевернуться с боку на бок. Вот разве что назначить
кого-нибудь дежурным... Жаль, нет Георгия... - Генрих многозначительно
умолк.

- А что Георгий? - с лукавинкой спросила Машенька.

- Да разве ты забыла, какой у него бас? Однажды, когда мужская половина
нашего курса ездила на военные сборы, он заступил в наряд дневальным. Ну,
днем-то майор Грин, которого все знают, поставить его к "тумбочке" не
рискнул - уж слишком мало Гогия напоминал курсанта - длинный, нескладный,
сутулый, гимнастерка со штанами сидят мешком. Да и стоять "смирно", не
говоря уже о строевом шаге, был не способен даже под угрозой трибунала.
Очки плюс шесть диоптрий молодецкой удали тоже не прибавляли. Так вот,
целый день Гогия наводил в помещении чистоту, а на "тумбочку" его поставили
после отбоя, когда вероятность появления в казарме посторонних офицеров
минимальна. Майор Грин коротко проэкзаменовал Георгия на предмет знания
устава и, покачав головой, ушел восвояси; народ, чуть-чуть поколобродив,
наконец улегся. Стоял, стоял Георгий и не заметил, как прислонился к стенке
и задремал. Дремлет он, и снится ему, что открывается дверь и в казарму
тихой сапой входит некто в зеленой рубашке с коротким рукавом. Подходит
этот человек к Георгию и замирает перед ним, сверля глазами. Георгий видит,
что рубашка у незнакомца по случаю теплой погоды без галстука, с
расстегнутым воротом, а на погонах две тусклые звездочки прапорщика, и
пытается вспомнить, как надлежит себя вести при появлении столь мелкого
начальства.

- Спите на посту, курсант?

Гогия очнулся и видит: это не сон, а и в самом деле прапорщик. Вот только
звездочки на погонах какие-то странные, крупные, вышитые... И... - он
лихорадочно нащупал на тумбочке невесть как попавшие туда очки - батюшки!
На штанах лампасы! Тут Гогия внезапно вспомнил, чт[OACUTE] должен делать
дневальный, и, набрав в грудь побольше воздуху, радостно, протяжно, во всю
мощь своих легких и луженой глотки возвестил:

- Рота, подъе-ем! Трево-ога!!!

Отсмеявшись, я сказала:

- Почему же он не поехал с нами, Генрих? Придется его срочно выписать из
Москвы.

- Да он сейчас не в Москве, - ответила Машенька. - "Ла Скала" нынче на
гастролях в Лондоне.


Я растянулась на коврике под звездным небом и блаженно вздохнула. "Похоже,
на этот раз поездка обещает быть тихой и спокойной", - лениво подумалось
мне перед сном.

Глава 4

Наутро я поднялась ни свет ни заря. Как ни люблю я подольше поспать, жаль
было тратить драгоценные часы у моря на занятие, которому можно с тем же
успехом предаваться и в Москве. Леша, наш единственный "жаворонок", уже
изнывал от недостатка общества. Мы долго с наслаждением плескались в море,
а потом решили проявить благородство и сходить за водой.

Никто нашего благородства, естественно, не оценил, воду приняли как
должное, но я, со свойственной мне кротостью, решила не придавать значения
мелочам и не портить чудесный день утренней склокой.

После завтрака все разбрелись кто куда. Детям, словно холоднокровным, зной
лишь добавлял активности, и они шумно гонялись за розовокрылыми кобылками.
Я решила поискать укромное местечко, с тем чтобы позагорать нагишом, и
полезла в гору. Метрах в пятидесяти над нашим плато нашелся идеальный для
моих целей участок - небольшая полянка, закрытая от нескромных взглядов
густым кустарником. Я расстелила коврик на теплых камнях, пристроила голову
в тень и открыла прихваченную с собой книгу.

Но вскоре выяснилось, что мой замечательный солярий обладает еще и
превосходными акустическими свойствами. Я отчетливо слышала все, что
происходит не только на нашей стоянке, но и на берегу моря, хотя мое
убежище находилось довольно-таки высоко. Судя по смеху и визгу, детей
отправили купаться под присмотром Прошки и Леши; Марк мыл посуду; Машенька
с Генрихом мирно беседовали у палатки.

На мгновение я задумалась, не поискать ли себе другое место - мало ли что
можно услышать, когда собеседники не подозревают о присутствии аудитории, -
но потом решила, что всегда могу заткнуть уши, если беседа примет интимный
характер. Пока, во всяком случае, разговор был совершенно невинным.

- Глупо жить в августе в Крыму и питаться консервами, - говорила Машенька.
- Детям нужны витамины, да и нам они не помешают. Ты не видел, вчера в
пансионате не продавали фруктов?

- Есть там небольшой рынок. Местные приезжают и прямо с машин продают свое
добро. И фрукты, и помидоры с баклажанами и перцем.

- Вот и ч[YACUTE]дно! - обрадовалась Машенька. - Крупы оставим на завтраки,
а на обед и ужин можно тушить овощи и делать салаты.

- Тогда в пансионат придется ходить втроем, - уныло сказал Генрих. - Двоих
и на воду, и на снедь маловато.

- Ну, сегодня воды уже принесли, так что одного носильщика будет
достаточно. Надо будет попросить Марка...

- Нет, это неудобно, лучше уж я схожу.

- Если отпустить тебя одного, Анри, мы не дождемся ни тебя, ни фруктов. По
рассеянности ты вполне способен дойти до Ялты.

- Ну вот, идиота какого-то из меня делаешь, - обиделся Генрих. - Дома я
ведь хожу в магазин, и ничего...

- Да, только я едва не поседела, когда ты ушел в булочную и вернулся через
два дня.

- Но я же тебе объяснял...

- А это еще что такое? - раздался грозный голос Марка. - Кто повесил эту
гадость прямо над столом?

- Пустяки, дело житейское. - Голос Леши. - Надо же ее где-то держать, а
так, на сучке, сматывать удобнее и быстрее.

- Ты что, боишься недотерпеть?

Я поняла, что речь идет о туалетной бумаге. Любые намеки на физиологию
вызывали у Марка омерзение.

- Народ, как насчет партии в бридж? - прозвучал веселый голос Прошки.

- Попозже, ладно? Сейчас надо бы сходить в пансионат, купить на обед
овощей.

- Ох! Только этого не хватало! - простонал Прошка. - Я пас.

- Ладно, давайте я схожу, - великодушно согласился Марк.

- Я с тобой, - обрадовался Генрих. - Вдвоем веселее.

- А как же бридж? - разочарованно протянул Прошка.

- Потерпишь до нашего возвращения, - отрезал Марк.

Я еще немного позагорала, потом почувствовала, что сейчас расплавлюсь, и
решила искупаться. Спустившись в лагерь за купальником, я поразилась
царящей там тишине. Машенька лежала в тени с книжкой, близнецы мирно
строили город из камешков, из Прошкиной с Лешей палатки доносилось
похрапывание. Заглянув туда, я обнаружила Прошку, который при моем
появлении открыл глаза.

- А где Леша? - поинтересовалась я.

- А что, его до сих пор нет? Он исчез сразу после завтрака. В последний раз
я видел его на берегу.

- Пойдем искупаемся. Заодно и Лешу поищем. Если он до сих пор внизу, его
тепловой удар может хватить.

На берегу в пределах видимости Леши не оказалось. Мы с Прошкой поплавали,
потом, уже всерьез обеспокоившись, отправились на поиски. Пройдя по берегу
около километра, мы дошли