казался прав. Татьяна тебя раскусила. Она призналась?

- Угу. Только не проси все тебе рассказать. История длинная и повторять ее
пять раз мне не хочется. Дойдем до наших, тогда все и узнаешь.

- А почему она сама не дошла? Если уж все равно призналась?

- Татьяна - человек скромный. Ей было неловко выступать перед такой широкой
аудиторией.

- Испугалась последствий? Ну ясно. Доказать-то ничего невозможно.

Остаток пути до лагеря мы прошли молча. Видно, проведенный на жаре час
плачевно отразился на Лешином речевом аппарате.

Еще издали мы увидели Прошку с Марком, которые суетливо метались по берегу.

- Ага! Волнуются голубчики, - заметила я удовлетворенно. - Ничего, пусть
побегают. Может, поймут, что мы с тобой чувствовали, когда смотрели вслед
уходящему без нас поезду, а их еще и на горизонте не было.

В этот момент Прошка заметил нас, махнул Марку, и они хорошей рысью
поскакали нам навстречу.

- Совесть есть? - крикнул Прошка издалека.

Марк ничего не сказал, только посмотрел со значением.

Прошкин вопрос мы с Лешей сочли риторическим, выразительное молчание Марка,
с нашей точки зрения, тем более не требовало ответа, поэтому мы
преспокойненько пошли себе дальше.

- Ну?! - требовательно-возмущенно выпалил Прошка, снова переходя на рысцу
(нормальным шагом он за нами не поспевал).

- Ты о чем? - спросила я, округлив глаза.

Прошка и Марк вскипели и заговорили одновременно:

- Хватит дурака валять!

- Где вы шлялись?!

Я с видом оскорбленной добродетели кивнула на Лешин рюкзак.

- За водой для вас ходили.

Со стороны могло показаться, что я доводила их до белого каления из
вредности. Но любой, кто меня знает, сразу бы понял всю абсурдность такого
предположения. Просто скажи я Прошке и Марку, что разговаривала с Татьяной,
они пристали бы ко мне с ножом к горлу и не отстали бы до тех пор, пока я
им не выложила бы все. Но торчать еще час на солнце, а потом снова
повторять всю историю для Генриха мне решительно не хотелось. Вот я и
тянула время, а сама все прибавляла шагу, чтобы побыстрее добраться до
лагеря. Леша, который часовую Татьянину исповедь провел в еще менее
комфортных условиях, чем я, благоразумно помалкивал, хотя отчасти и
разделял нетерпение Марка и Прошки.

- За водой? Так долго?! - воскликнул Прошка негодующе и недоверчиво.

- Кое-кто совсем стыд потерял, - горестно пожаловалась я Леше. - И двух
суток не прошло с тех пор, как за водой ходил Генрих, а они имеют наглость
утверждать, что мы отсутствовали слишком долго. Ты чувствуешь, Леша,
насколько пристрастно к нам здесь относятся? Как меня утомили эти вечные
мелкие придирки, эта вопиющая несправедливость!

- Прекрати кривляться, Варвара, или я за себя не ручаюсь, - прорычал Марк.
- Ты собиралась привести сюда Татьяну. Где она?

- Не рискуя ошибиться, я могу утверждать лишь, что Татьяна в Крыму. Более
того, возьму на себя смелость уточнить: по всей вероятности, она еще не
покинула побережье. Но о большем не проси. Я не ясновидящая.

Испытывать терпение Марка небезопасно. Заметив, что он побелел от
бешенства, Леша дрогнул.

- Мы разошлись с ней совсем недавно, - сознался он. - Они с Варькой
просидели на берегу, километрах в полутора отсюда, и проговорили пятьдесят
шесть минут. Потом Татьяна ушла в пансионат, а мы - сюда.

Может быть, Лешино вмешательство и нарушило бы мои планы, но было поздно -
мы уже подошли к тропинке, ведущей на наше плато. Не дожидаясь шквала
вопросов, я проворно почесала наверх. Леша, Прошка и Марк пыхтя потопали
следом.

Генрих полулежал на матрасе и глядел в пространство; рядом валялась
открытая книга. Увидев меня, он вздрогнул и поспешно вскочил.

- Как дела, Варька? - спросил Генрих, озираясь по сторонам, вероятно, в
поисках Татьяны.

Я плюхнулась на его место и прикрыла глаза.

- Спасибо, паршиво. А у тебя?

Наш светский диалог прервало появление остальных участников забега. В
группе отстающих лидировал Марк. Он вынырнул из-за кустов и без долгих
предисловий потребовал:

- Рассказывай!

- И без выкрутасов! - крикнул из-за его спины Прошка.

Я было заикнулась о чае, но, взглянув на лица дорогих друзей, благоразумно
воздержалась. Подождав, пока все рассядутся, я начала свое пространное
повествование. Как ни поразительно это звучит, меня ни разу не перебили.
По-моему, никто даже не пошевелился.

- Гениальная интуиция Лешу не подвела, - закончила я рассказ. - Татьяна
таки выразила пожелание меня убить. Только благодаря Лешиной
предусмотрительности вы имеете счастье лицезреть меня в добром здравии.

- Какая ужасная история! - вымолвил потрясенный Генрих.

- Modus operandi! Modus operandi! - передразнил Прошка Лешу. - Три убийства
и два покушения, и каждое новым способом. Какой уж тут modus operandi!

Леша растерянно почесал в затылке.

- Очень даже очевидный, - ответила я. - Все пять раз преступница
действовала экспромтом, под влиянием момента, и обходилась подручными,
доступными всем средствами. И как ловко! Ни разу ведь следов не оставила.

- И как, интересно, Татьяна собирается со всем этим жить? - задумчиво
проговорил Марк.

- Ну, едва ли весело. Хотя... кто знает? Жила же она как-то с убийством
мужа на совести. Жертвой больше, жертвой меньше - какая разница?

- Это совсем другое дело, - возразил мне Марк. - Ее муж был подонком; по
его вине, в сущности, и погиб второй ребенок. А он, мерзавец, заставил
расплачиваться Татьяну. Я бы тоже не стал оплакивать такого негодяя. Но
Мирон и Нина ничем перед Татьяной не провинились. И каким образом она
оправдается перед собой - лично мне непонятно.

- Может быть, она воспринимает их смерть как несчастный случай, -
предположила я. - Водитель, у которого в гололед отказали тормоза, тоже
может убить ни в чем не повинных людей. Такое случается сплошь и рядом. Но
из виновников аварий считанные единицы до конца жизни мучаются чувством
вины. Остальные, оправившись от шока, как ни в чем не бывало вновь садятся
за руль.

- Неудачная аналогия, - высказался Леша. - В случае аварии люди гибнут,
может быть, и по вине водителя, но никак не по его воле.

- А в этом случае вышло как раз наоборот, - подхватил Прошка. - Мирон и
Нина погибли по воле, но никак не по вине Татьяны.

- Здрасьте! - возмутился Леша. - А по чьей же вине они, по-твоему, погибли?

- По Варькиной, конечно.

- По моей?!

- А то по чьей же? Кто притащил нас в эту глушь, где можно безнаказанно
посбрасывать на скалы чертову уйму народу? Кто довел до исступления Мирона,
так что у него физиономию от злобы перекосило, и любой нормальный человек
просто из чувства самосохранения должен был его укокошить? Неудивительно,
что Татьяна сгорала от желания с тобой поквитаться.

Я онемела от негодования.

- Ты палку-то не перегибай, - вступился за меня Леша. - Татьяна
давным-давно убила своего мужа, теперь внезапно призналась во всем Николаю,
а Нина это признание случайно подслушала. При чем тут Варька? Она не
виновата.

- В этом не виновата, - подтвердил Прошка. - Никто ее и не обвинял. Но, не
будь здесь Варвары, до новых убийств дело могло бы и не дойти.

- Сомневаюсь, - сказал Марк. - Татьяна искала другой выход из положения и
не нашла. Если уж она ради жизни со Славкой пошла на одно убийство, то в
конце концов не остановилась бы и перед другим.

- Ну ладно, допустим, Нина могла погибнуть бы и без Варькиного участия, -
согласился Прошка. - Но смерть Мирона исключительно на Варькиной совести.

- Смерть Мирона произошла по причине его собственного злобного нрава, -
отчеканила я. - С тем же успехом ты мог бы обвинить и Славок, которые
осмелились испортить Мирону настроение, и - по справедливости - самого
себя.

- А я-то тут при чем? - искренне изумился Прошка.

- Если бы вы не вели себя в тот день, словно стадо баранов, покорно
бредущих на убой, я бы на Мирона так не обозлилась. Он целый час смешивал
вас с грязью и топтал ногами, а вы с христианским смирением и трогательной
готовностью подставляли ему очередную щеку. Должен же был кто-то поставить
на место зарвавшегося грубияна! Не моя вина, что вы благородно уступили эту
почетную обязанность мне.

Судя по горячности, с которой откликнулись на мои слова Прошка и Марк, я
задела их за живое.

- А кто тебя просил?! - вскинулся Прошка.

- По-твоему, с грубиянами нужно бороться их же оружием? - осведомился Марк
ядовитым тоном. - Лаяться с базарными торговками, материть распоясавшихся
алкашей, орать на хамов-чиновников? Чем же ты тогда от них отличаешься,
Варвара?

- Отсутствием базарного прилавка и алкогольной зависимости, - огрызнулась
я. - А хоть бы и ничем не отличалась! Я не сноб. Зато я не утираюсь рукавом
и не ухожу себе с миром, когда мне плюют в физиономию.

- О да! - с издевательским пафосом воскликнул Прошка. - С миром ты не
уходишь! Если кто-то настолько потеряет голову, что отважится в тебя
плюнуть, бедняга останется лежать бездыханным.

- Наглая и откровенная ложь! - Я вошла в азарт. - Будь в твоих словах хоть
на миллиграмм правды, твое бездыханное тело схоронили бы пятнадцать лет
назад.

- Это ничего не доказывает, - заявил Марк. - Непостижимое долголетие Прошки
- исключение, которое только подтверждает правило.

- Ребята! Ребята! - взмолился Генрих.

- Ну наконец-то, - с облегчением вздохнул Леша. - А то я уже начал
беспокоиться - не случилось ли с вами чего? Целую неделю не было ни одного
стоящего скандала.

Мы, как по команде, уставились на него.

- Тебе нравятся наши скандалы? - спросила я недоверчиво.

- Ну не то чтобы нравятся... - Видя такой пристальный интерес к своей
персоне, Леша немного стушевался. - Просто неуютно без них как-то. Привык я
к ним. Все-таки пятнадцать лет с вами общаюсь. Quod non est paululum
dicere.

- Аминь! - гаркнули мы, отреагировав на латынь.

Эпилог

- Нет, нет и нет! - Машенька решительно тряхнула головой. - Ни за что! И не
просите.

- Мама, ну, мамочка! - заныли Эрих и Алька.

- Мы будем вести себя примерно, честное слово! - пообещала я со всей
убедительностью, на какую была способна.

- Там так красиво! - уговаривал Прошка. - Тебе обязательно понравится.

- Горный воздух полезен для легких, - заметил Леша. - Может, Эрих с Алькой
от бронхитов навсегда излечатся.

- Обязательно излечатся, - выразил уверенность Марк. - Нужно только им
молоко покупать. Тамошние коровы питаются исключительно целебными травами.

- Все равно не поеду, - сказала Машенька, но уже с гораздо меньшей
убежденностью.

- Но почему, Машенька? - несчастным тоном спросил Генрих, не уловивший
перемены в настроении жены.

- Потому что вы - социально опасные типы. Стоит вам собраться вместе, как
сейчас же начнется какой-нибудь криминал. Вокруг вас надо сколотить
трехметровый забор с колючей проволокой и по всему периметру написать: "Не
влезай, убьет!"

- Криминальная история у нас пока была всего одна, - напомнил Леша.

- И с тех пор уже почти год прошел, - подхватила я. - За это время никого
из наших знакомых больше не убили, а мы каждую неделю вместе собираемся.

- Нельзя из одного случайного события выводить закономерность, -
авторитетно заявил Прошка.

- Вот увидишь, Машенька, на этот раз все будет хорошо, - убеждал Генрих. -
А в Карпатах и правда очень красиво.

- Хочешь, мы Варьку с Прошкой на цепь посадим? - предложил Марк.

- Тогда вам всем точно кранты настанут, - злорадно пообещал Прошка. -
Варвара с цепи сорвется, вас перекусает, и вы поголовно перемрете от
бешенства.

- Не слушай его, Машенька, - попросила я, сердито сверкнув глазами в
сторону Марка и Прошки. - Они бешенством задолго до нашего знакомства
переболели. У них иммунитет. А тебя и детей я кусать не буду. И вообще, ты
же знаешь, какая я спокойная и уравновешенная особа, особенно если меня не
злить.

- Поехали, Машенька, - канючил Генрих.

- Ну пожалуйста!

- Мама, ну, мамочка!

- Отдохнем по-человечески...

- Детей здоровых привезешь...

- Обещаем...

- Гарантируем...

Машенька покачала головой и вздохнула:

- Ладно уж, так и быть, поехали. Но предупреждаю: если и там что-нибудь
случится, я вас до конца жизни на порог не пущу.

- Ура!!!

От нашего дружного рева зазвенели стекла, и только Леша не разделил общего
ликования.

- Не понимаю, чему вы радуетесь, - пробормотал он тихо, чтобы Машенька не
услышала. - Похоже, мы собрались здесь в последний раз.


За неделю до нашего отъезда Генриху позвонил Ярослав и сообщил, что Татьяна
погибла в горах. Во время восхождения у нее по совершенно непонятной
причине оборвалась страховка.

                                                                        1997


    Варвара Клюева.
    Не прячьте ваши денежки.


М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001

Глава 1

- За что, Господи?! - воззвала я, воздев руки к давно забывшему о побелке
потолку. - Да, я погрязла в грехе и неоднократно нарушила все десять
заповедей. Возможно, я заслуживаю геенны огненной, но не такой же кары!

- Не все, - уточнил Леша, флегматично наблюдая, как я ломаю руки.

- Ты о чем? - Я оторвала взгляд от желтого пятна над лампой и недоуменно
воззрилась на друга юности.

- О заповедях, - пояснил Леша будничным тоном. - Ты сказала, что нарушила
все десять. Не знаю, как насчет первых девяти, но за десятую готов
ручаться. В том смысле, что ты наверняка не желала ни жены ближнего своего,
ни осла его, ни раба, ни рабыни...

- Думаешь, убийства, кражи и лжесвидетельства за ней числятся? деловито
поинтересовался Прошка, окинув меня оценивающим взглядом, точно плотник,
прикидывающий, сколько материала пойдет на гроб клиента. - М-мм... Кражу
помню - плавленые сырки, стянутые в петрозаводском универсаме.
Лжесвидетельства тоже были - по меньшей мере парочка душегубов по ее
милости до сих пор разгуливают на свободе. Но вот убийства - это что-то
новенькое... Может, поделишься с друзьями, Варвара, скинешь бремя с
измученной совести?

- Обойдетесь. Я вызвала вас не для того, чтобы обсуждать мое уголовное
прошлое. Лучше скажите, что мне теперь делать?

- Не вижу смысла. Пока мы с Лешей будем в муках рожать ценный совет,
подоспеет Марк и удавит новорожденного, не перерезав пуповины. Во всяком
случае, до сих пор он ни разу не принял чужую мудрость с бережностью и
благоговением, подобающими богобоязненной повитухе. Нет уж, увольте! Лучше
я сам буду критиковать произведенного им недоноска, чем отдам на поругание
собственное дитђ. Короче, совещание мы откроем, когда явятся Марк и Генрих.
А пока, Варвара, ты вполне можешь облегчить перед нами душу. Признайся,
кого ты там укокошила?

- Целую прорву народа, - хмуро отчиталась я, забравшись с ногами в кресло.
- Правда, до физического уничтожения дело не дошло, но, если верить
Евангелию, грех, совершенный в душе, приравнивается к греху, так сказать,
осязаемому. Иными словами, твоя жертва может мирно окончить земной путь на
склоне лет в собственной постели, но если однажды в минуту гнева ты
мысленно проломил ей башку, на Страшном Суде тебе все равно впаяют по
максимуму, как за предумышленное убийство.

- Ничего себе порядочки! - возмутился Прошка. - Где ж они тогда наберут
праведников для своего небесного царства? Кто им будет славить Бога в таких
бесчеловечных условиях? Нет, это надо же! Выходит, если я...

Какой гипотетический грех собрался совершить Прошка, мы с Лешей так и не
узнали. В замке входной двери повернулся ключ, и в мою карликовую прихожую
с трудом впихнулись два недостающих участника созванного мной "военного
совета": Генрих и Марк.

Я наблюдала сквозь стеклянную дверь кухни, как они возятся с обувью, и
сердце мое наполнялось благодарностью. Сколько лет друзья являются по
первому моему зову с резвостью кур, сбегающихся на хозяйское "цып-цып-цып"!
Их не останавливает ничто - ни время суток, ни грипп с высокой
температурой, ни ремонт квартиры, ни прочие стихийные бедствия. Верно
говорят: старая дружба не ржавеет!

Еще немного, и на мои глаза навернулись бы слезы умиления, но в эту минуту
в кухню вошел Марк, и мое благостное настроение быстро увяло.

- Привет. - Он кивнул Леше и Прошке и, сведя черные брови к переносице,
исподлобья уставился на меня. Как оказалось, наши мысли текли в одном
направлении, но их эмоциональная окраска была различной. - Чем мы тебе так
досадили, Варвара? По дороге сюда я перебирал в памяти наше общее прошлое и
не сумел припомнить ни одного - ни единого! - года, когда бы нам не
пришлось вытаскивать тебя из какой-нибудь мерзости. Вероятно, по молодости
это еще можно было воспринимать как приятное развлечение, но с тех пор это
развлечение давно утратило прелесть новизны. Подумай над этим, пожалуйста,
на досуге. Ну, куда тебя угораздило влипнуть на сей раз?

- На сей раз, как и впредь, я намерена выбираться из выгребной ямы
самостоятельно, - прошипела я, выбралась из кресла, отпихнула Марка с
прохода и выскочила в коридор, где угодила в объятия Генриха.

- Ш-ш, - тихо сказал он, склонившись к моему уху. - Марк выведен из
равновесия схваткой с милицией. Они поймали его на выходе из метро и, не
удовлетворившись предъявленными документами, собрались учинить личный
обыск...

- И куда вы дели обезображенные трупы? - не сумела я скрыть любопытства.

- Обезображенные трупы - это по твоей части, - бросил Марк, выглянув из
кухни. - Я всего лишь попросил их представиться и показать удостоверения.

- Они попробовали было качать права, - подхватил Генрих, - но нас окружили
сочувствующие граждане, и слуги закона, предпочтя сохранить инкогнито,
обратились в бегство - под свист и улюлюканье толпы. Первые пятьдесят
метров мы преследовали их, громко выражая желание познакомиться, но они
пугливо, будто девушки, спасающиеся от навязчивых кавалеров, нырнули в
метро и были таковы. Пробудившийся в нас воинственный дух не нашел выхода,
так что, пожалуйста, будь к нам снисходительна.

Я хотела было сказать, что срывать зло на безвинных - последнее дело, но,
поразмыслив, отказалась от своего намерения. Присутствующие могли счесть
(совершенно несправедливо, разумеется), что подобное заявление в моих устах
звучит недостаточно убедительно. В общем, я сменила гнев на милость.

- Ладно, живите! Но раз уж вы вытащили меня из кресла, пойдемте в гостиную
- там просторнее. Леша, Прошка, захватите чайник и чашки.

На случай, если моя любопытная соседка приникла к стене ухом, я вставила в
магнитофон кассету, включила музыку. Подождала, пока все рассядутся, и
мрачно объявила:

- Ночью позвонила Вероника. Из Цюриха. Не могла потерпеть до утра со своим
радостным известием. Оказывается, она - мультимиллионерша.

* * *

Вероника, как и положено неприятностям, свалилась на мою голову совершенно
неожиданно. За три месяца до описываемых событий из Канады позвонил мой
отец, сообщил о смерти своего двоюродного брата, сказал, что единственное
чадо Виктора собирается вернуться на родину, и попросил меня позаботиться о
бедной девочке. Круг своего общения я предпочитаю выбирать самостоятельно,
поэтому просьба восторга у меня не вызвала, но, с другой стороны, и
оснований для паники вроде бы не давала. "Бедной девочке", как мне удалось
вытянуть из папы, недавно стукнуло двадцать шесть, стало быть, в няньке она
не нуждается. На всякий случай я уточнила у родителя, не страдает ли его
двоюродная племянница психическим или каким-либо другим недугом, требующим
постоянного присутствия сиделки. Папа недуг отрицал, а о небольшой заминке,
предварившей его ответ, я вспомнила только после знакомства с Вероникой.

Она объявилась примерно через неделю. Я по обыкновению не спешила подойти к
телефону, но, когда включился автоответчик и нежный девичий голосок с едва
заметным акцентом произнес: "Здравствуйте, Варвара. Это ваша троюродная
сестра Вероника", - сочла себя обязанной ответить лично. Разумеется, я не
собиралась окружать новообретенную кузину неусыпными заботами и вниманием,
но человеку, не ступавшему десять лет на родную русскую землю, на первых
порах, безусловно, требовался гид. "Ниче