го за несколько
дней? Человек передо мной походил скорее на старшего родственника
Селезнева, чем на самого идальго. Темные провалы глазниц, складки у рта,
нездоровая бледность... И только смешливые огоньки в зеленовато-карих
глазах неоспоримо свидетельствовали, что передо мной - прежний Дон.

- Ну как, искательница приключений? - спросил он, улыбаясь. - Может, теперь
ты наконец угомонишься?

- Плохо же ты ее знаешь! - пропыхтел, вылезая из подвала, Прошка. - Эта
особа не угомонится даже на Страшном суде. Архангелу Михаилу не хватит
всего небесного войска, чтобы призвать ее к порядку во время оглашения
приговора.

Я бы ему ответила, но заметила в сторонке незнакомца. Внешне он походил на
Антошку из мультика - такой же рыжий и конопатый, но лицо у него было
бледное и потрясенное, словно он видел не меня, а старуху в саване и при
косе.

- Ох, так это я вас подбила картошкой! - воскликнула я, увидев, что он
прижимает ладонь к скуле. - Извините, ради бога, но мы ждали злодеев, а не
спасителей.

- Все нормально, - каким-то безжизненным голосом ответил рыжий. - Я не в
обиде.

- Познакомьтесь. - Дон обнял меня за плечи и подтолкнул к своему спутнику.
- Это знаменитая Варвара, а это - Николай. Только благодаря ему мне и
удалось вызволить вас так быстро.

- Быстро? - выступая вперед, возмутился Прошка. - Да еще пара часов, и
вызволять было бы некого!

- А это Андрей, или Прошка, как называют его друзья, - представил Дон.

- Очень приятно, - пробормотал рыжий, явно привирая. Выражение его лица
красноречивее всяких слов говорило о том, что он предпочел бы никогда в
жизни нас не видеть. Впрочем, взглянув на Прошку, я подумала, что могу
понять чувства Николая. Лохматый, чумазый, с грязными разводами и засохшей
коркой крови на лице, мой друг определенно не способен был радовать глаз
эстета. Если и я выглядела подобным образом, то Николай, должно быть,
решил, что его знакомят с парочкой бесов, удравших из преисподней.

- Ну что, поедем домой? - спросил Дон. - Сандра и компания наверняка сходят
с ума от беспокойства.

Он закрыл крышку погреба, а Николай выключил свет. Мы с Прошкой вышли в
сени опостылевшего дома, а оттуда на улицу. У меня перехватило дыхание от
морозного воздуха и ослепительно желтого солнца, сверкающего на
бородавчатой поверхности льда, сковавшего лужи. В нескольких шагах от
крыльца горделиво стоял "вольво", и солнце щедрой рукой золотило его
серебряные бока. А дальше, за машиной, ледяная колея дороги неспешно
сбегала с пологого белого холма к огромному открытому пространству
замерзшей воды с темной кромкой леса на далеком-далеком берегу.

- Где мы? - спросила я, обернувшись.

- На Вуоксе, - мрачно ответил Николай.

Оценив состояние Селезнева, как "смертельная усталость", я настояла на том,
чтобы вести машину позволили мне. Николай привычно скользнул на соседнее
сиденье, а Дон с Прошкой устроились сзади. Дон нажал на кнопку телефона, но
установить связь отсюда не удалось.

- Рассказывайте! - потребовал он, пока я вела машину по лесной грунтовке.

И мы с Прошкой, поочередно перебивая друг друга, охотно поведали о выпавших
на нашу долю мучениях. Теперь, когда все осталось позади, наша история сама
собой трансформировалась в героическую эпопею с элементами комедии. Однако
Николай, сидевший справа от меня, похоже, был не склонен веселиться. С
каждой минутой он становился все угрюмее, и временами мне казалось, что я
слышу зубовный скрежет. Странное поведение нашего спасителя заинтриговало
меня до невозможности. Но когда мы закончили рассказ и я хотела
потребовать, чтобы Дон изложил свою часть истории, выяснилось, что идальго
клюет носом. "Ладно, не буду его мучить, - решила я. - Рано или поздно все
тайное станет явным, как и было обещано".

Мы давно выехали с грунтовки на шоссе. Сосны и огромные валуны подступали к
самому асфальту. Время от времени я поглядывала в зеркало и улыбалась.
Прошка, ласково обнявший Селезнева, положил его голову себе на плечо и тихо
посапывал, прижавшись щекой к вихрастой макушке. "Права была Сандра! Стоило
нам только влипнуть в историю, а Селезневу явиться на выручку этаким
рыцарем на белом коне (ну, или на серебряном "вольво" - какая, в сущности,
разница?), и, по крайней мере, у одного упрямого осла предубеждение против
него исчезло без следа. Может быть, ради этого Сандра и вызвала Дона,
презрев условности?"

Солнце, краснея на глазах, быстро катилось к горизонту. На востоке
зарождался лиловый сумрак. Он разбухал, как тесто на опаре, потихоньку
прокрадывался в салон через правое окно и ложился резкими тенями на хмурый
профиль моего соседа. Николай упорно смотрел только вперед и молчал. Я уж
подумала, что он так и не произнесет ни слова за всю дорогу, но где-то
через полчаса езды он вдруг повернул ко мне голову и попросил:

- Чуть дальше поверните, пожалуйста, не на Петербург, а направо. У меня
дела в Лей-по-Сто, а оттуда я доберусь на электричке.

- Где-где?

- Ах да, вы же не питерские. Я хотел сказать - в Лейпясуо.

Я послушно сбросила скорость и повернула. Километров через десять слева
потянулся берег большого озера, потом мы проехали мимо развилки на Выборг,
пересекли еще одно шоссе и наконец затормозили невдалеке от станции.
Николай открыл дверцу и, уже опустив ногу на асфальт, снова повернулся ко
мне и сказал тихо и очень грустно:

- Вы замечательная девушка, Варвара. Я рад, что у вас все обошлось.

Я открыла рот, чтобы поблагодарить его, но он уже выскочил из машины,
захлопнул дверцу и бросился к платформе. Я пожала плечами, развернулась и
поехала к развилке.

"Чудной какой-то! Говорит, что рад, а выглядит так, словно его постигло
большое горе. И ведь мы ни разу с ним не встречались, следовательно, я
никак не могла настроить его против себя до такой степени, чтобы мое
спасение стало для него личной трагедией". Я еще раз пожала плечами и
мысленно переключилась на предстоящую встречу с друзьями. "Дон говорит, что
они сходят с ума от беспокойства. Досталось же им за эти дни! Если они
выглядят хотя бы наполовину так же скверно, как Селезнев, я лично поймаю
Кошака с Акопяном и сверну мерзавцам шеи!"

Когда мы подъехали к дому Сандры, на улице уже совсем стемнело. Остановив
машину, я потратила изрядное количество времени на то, чтобы растолкать
Прошку и Селезнева. Но вот они, сонно хлопая глазами, вылезли из салона на
мороз, и мы побежали к подъезду. Прошка, проявляя невиданную прыть, мчался
впереди, только пятки в грязных носках мелькали.

- Спорим, я знаю, как встретит нас Марк? - сказал он, когда мы запихнулись
в лифт и я нажала на кнопку шестого этажа. Прошка состроил мрачную
физиономию и произнес брюзгливо: - "Явились наконец? Сколько можно ждать!
Идите скорее на кухню чистить картошку!"

На звонок открыла Сандра. Она всех обняла и расцеловала, включая
полусонного Дона, а потом крикнула в сторону кухни:

- Доставайте шампанское!

Радостно улыбаясь, в холл выскочили Леша и Генрих. Генрих, не найдя слов
для выражения переполнявших его чувств, так хлопнул Прошку по плечу, что
тот рухнул на галошницу и едва не раздавил ее своим весом.

- И ты, Генрих, туда же? - возопила жертва предательского нападения. Мало
на мою голову бандитов и Варвары? Нет-нет, Леша, отойди от меня подальше!
Если у тебя чешутся руки, тресни лучше Варьку, а я погляжу, как она даст
тебе сдачи.

Леша кротко отошел в уголок и стоял там, расплывшись до ушей, все время,
пока мы раздевались.

- Проходите на кухню! - пригласила Сандра, загадочно улыбаясь, словно нас
ждал невесть какой сюрприз. Я предпочла бы сначала умыться, но, увидев
выражение ее лица, не удержалась и сунула-таки нос на кухню. Там стояли
ломившийся от еды стол и Марк. Марк скручивал проволоку с бутылки
шампанского.

- Явились наконец? - буркнул он, подняв глаза.

Я прыснула и, пока меня не заставили чистить картошку, юркнула в ванную.

Когда мы расселись за столом и Генрих, поднявшись, произнес длинный тост в
честь нашего счастливого воссоединения, в голове у меня забрезжило смутное
подозрение. Что-то здесь было не так! Насколько я поняла со слов Селезнева,
эта компания должна была свихнуться от беспокойства за нас. А Дон заснул в
машине и так им и не позвонил. Но, хотя они, безусловно, обрадовались
нашему появлению, у меня отнюдь не возникло ощущения, будто с их плеч
свалилась гора. Нет, они выглядели так, словно уже знали, что все
окончилось благополучно. Более того, вид у них был не только счастливый, но
и гордый, как если бы они самолично вызволили нас с Прошкой из подвала. И
потом, этот праздничный стол, это заранее охлажденное шампанское... Будь у
них хоть малейшее сомнение в благополучном исходе, они ни за что не стали
бы готовиться к пиру - из суеверия.

Я опустошила свой бокал, поставила его на стол и требовательно посмотрела
на Сандру.

- Ну-ка, признавайся: что вы здесь натворили?

Она напустила на себя таинственность, но желание поделиться новостью
оказалось сильнее.

- Мы их взяли! Васю с Аркашей - представляешь?! Взяли, несмотря на то, что
некоторые тут... - Она перевела глаза на Селезнева и умолкла на полуслове.

Все присутствующие покосились в его сторону. Дон запрокинул голову на
спинку дивана и снова спал, крепко прижимая к груди бокал с недопитым
шампанским. И тут произошло чудо. Марк - суровый и беспощадный Марк, у
которого от одного имени Селезнева сводило скулы, - обвел всех нас взглядом
и выразительно кивнул на дверь.

Пока мы выбирались из-за стола и тихонько собирали посуду, он принес
подушку и плед, а потом, забрав у Дона шампанское, осторожно уложил его на
диван и с материнской нежностью укутал пледом. Я ухмыльнулась, но тут же
уставилась в противоположную стенку, чтобы Марк, упаси господь, не
перехватил мой взгляд.

А потом мы расположились в гостиной и до поздней ночи в красках расписывали
друг другу наши приключения.

* * *

Наутро, когда мы, заспанные и хмурые, выползли на кухню, чтобы хлебнуть
кофе, выяснилось, что Селезнева и след простыл. Вместо него на подушке
лежала записка:

"Простите, что испортил праздник. Обещаю исправиться. Сегодня же. Сандра, я
звонил Пете и узнал от него о вашем доблестном подвиге. Передай Марку, Леше
и Генриху мои восхищение и признательность. Я был неправ. В следующий раз,
не задумываясь, возьму вас на ловлю самых опасных бандитов, если, конечно,
вы согласитесь терпеть мое никчемное общество. Дабы хоть немного
восстановить себя в ваших глазах, иду раскалывать Сарычева и Кузнецова.
Когда вернусь, не знаю, но постараюсь, чтобы ваше ожидание не затянулось.
До встречи - Дон".

Сандра повертела в руках листок с посланием и неожиданно объявила:

- Мы устраиваем прием!

Мы с Марком испуганно переглянулись.

- Какой прием?

- Грандиозный. Перестань смотреть на меня так затравленно, Варвара! Ты
обещала сводить меня в ресторан, помнишь? Но часть бандитских денег
растрачена, а вам еще нужно компенсировать дорожные расходы. Я же
решительно настроена кутнуть. Мы должны позвать всех, кто участвовал в
поисках. Кроме того, Прошка должен получить сочный бифштекс, который я ему
проспорила. Короче, все одно к одному. Мальчики, допивайте скорее свой кофе
и отправляйтесь за продуктами и напитками. Думаю, трех сотен долларов на
расходы хватит.

- Может, не надо? - взмолилась я. - Может, ты устроишь прием после нашего
отъезда?

- А кто будет готовить? Это ж прорва народу! Нет уж! Они разыскивали тебя,
тебе и быть королевой праздника.

- Сандра, опомнись! Столпотворение в ограниченном пространстве вызывает у
меня животный ужас. Ты хочешь все-таки вогнать меня в гроб?

- Ничего, разок потерпишь! Долго страдать тебе не придется, обещаю. Пока мы
все приготовим, пока накроем на стол, уже стемнеет, а там, глядишь, вам и
на поезд пора. Не упрямься, Варвара. Не так уж часто я тебя о чем-нибудь
прошу.

Мы с Марком еще раз переглянулись и, горестно вздохнув, покорились судьбе.
Довольная Сандра наспех допила кофе и засела за телефон - оповещать будущих
гостей о званом ужине. Марк и Генрих помогли мне убрать со стола и потащили
яростно упирающегося Прошку одеваться. Исполнительный Леша уже ждал в холле
при полном параде.

Я, трясясь от злости, в два счета перемыла посуду и вывалила в мойку пакет
картошки. (Все-таки мне не удалось отвертеться от чистки пресловутого
овоща.) Сандра вернулась на кухню, когда я уже выгребала из раковины
очистки. Она одобрительно посмотрела на плоды моих трудов и сказала, что
картошки мало.

- Ты что, собираешься созвать весь город? - вскипела я. - Тут не меньше
четырех килограммов!

- Вот я и говорю - мало, - невозмутимо ответствовала Сандра. - Но больше
пока все равно нет, так что давай почистим морковь.

С этими словами она извлекла из холодильника трехлитровую банку с морковью
и вытряхнула ее мне в раковину, после чего преспокойно улеглась на диван. Я
засопела, как медведь, но промолчала. Устав Сандриного монастыря был изучен
мною давно и досконально.

- Варька, - заговорила гостеприимная хозяйка, наблюдавшая с улыбкой, как я
злобно орудую овощным ножом. - Пока тебя не было, Генрих рассказал историю
пожара в Киеве. Скажи, неужели все это правда?

- Более или менее, если не принимать в расчет склонности рассказчика к
приукрашиванию деталей. Ты же знаешь, Генрих и сказку о курочке Рябе
способен превратить в захватывающий триллер. Словом, если он говорил тебе,
будто мы, кашляя и задыхаясь в дыму, голыми руками сбивали пламя с одежды,
сделай скидку на его богатое воображение.

- Но пожар-то был?

- Был. И забитая лестница, и толпа в коридоре...

- И ты совсем не испугалась?

- Шутишь? Да я чуть в штаны не наложила, когда услышала эти звериные вопли!
Ты же знаешь: для меня нет ничего страшнее толпы, охваченной сильными
эмоциями. Если я сумела напустить на себя хладнокровный вид, то только
потому, что до смерти боялась спровоцировать взрыв. Ведь любая истерика с
моей стороны могла превратить в беснующуюся толпу и нас четверых.

- Да, а в изложении Генриха эта история звучала, как красивая легенда... -
Сандра помолчала, а потом спросила совершенно другим, каким-то незнакомым
вкрадчивым, что ли? - тоном: - Варька, а Дон-то твой - потрясающий мужик,
правда? Скажи: неужели он ни чуточки не привлекает тебя как мужчина?

Я швырнула нож в мойку, уперла руки в боки и всем корпусом повернулась к
подруге.

- Вы что, сговорились?! У меня складывается впечатление, будто каждая
собака подозревает меня в тайном влечении к Селезневу! У тебя найдется
ветхая простыня?

- Зачем тебе? - Сандра захлопала глазами.

- Хочу закупить ведро красной туши и изготовить транспарант с аршинной
надписью: "Я НЕ СПАЛА, НЕ СПЛЮ И НЕ НАМЕРЕНА СПАТЬ С СЕЛЕЗНЕВЫМ!!!" Повесим
над твоим подъездом перед съездом гостей! Потому как, если еще хоть одна
зараза спросит меня о моих видах на Дона, я за себя не ручаюсь.

Сандра рассмеялась, встала с дивана и чмокнула меня в щеку.

- Ну-ну, не ершись! Я больше не буду. Давай постараемся сегодня обойтись
без ссор.

Позже, когда вернулись увешанные сумками Марк, Генрих, Леша и Прошка и на
кухне закипела работа, ссора все-таки состоялась, правда, не с Сандрой и не
из-за Селезнева. Не помню уж, как всплыл этот сакраментальный вопрос: "Кто
виноват?", но так или иначе он всплыл, и, по мнению Марка с Прошкой,
главной и единственной виновницей всеобщих треволнений была... вы
догадываетесь - кто?

Поскольку свои вздорные обвинения они предъявили, когда я крошила лук, дело
едва не кончилось поножовщиной.

- Совсем сдурели?! - кричала я, размахивая ножом. - Скоро вы дойдете до
того, что свалите на меня ответственность за падение Рима, гибель
"Титаника" и убийство обоих Кеннеди! В чем моя вина? В том, что я случайно
купила билет в один вагон с удирающими от мафии придурками? В том, что у
Сандры соскочила пленка на той улице, где они окопались?

- В том, что дала треснуть себя по башке и запихнуть как багаж в машину, -
заявил Прошка, скромно обходя молчанием собственное доблестное поведение в
момент встречи с похитителями.

- Ерунда! - не согласился с ним Марк. - Это чересчур поверхностный взгляд.
Причина всех Варвариных, а следовательно, и наших бед в ее вздорности. Если
бы она не окрысилась на нас ни с того ни с сего и не помчалась очертя
голову в Питер, ничего бы не произошло.

От ярости у меня перехватило дыхание.

- Ах, ни с того ни с сего?! Ах, я окрысилась?! А кто два месяца изводил
меня идиотскими подначками, капризами и безобразными выходками? Кто вбил
себе в голову, будто Селезнев - мой хахаль, и не желал слушать никаких
уверений в обратном? Кто закатывал мне сцены и устраивал скандалы?

Я повернулась к дивану, призывая в свидетели Лешу, Генриха и Сандру, и едва
не подавилась. Они сидели в одинаковых позах - откинувшись на спинку и
сложив на груди руки. Более того, выражение всех трех физиономий тоже было
одинаковым. Этим дурацким блаженным - от уха до уха - ухмылкам позавидовал
бы любой цирковой клоун.

Марк с Прошкой, заинтригованные моим внезапным молчанием, тоже повернулись,
после чего скандал иссяк сам собой.

Ближе к вечеру, когда готовые произведения нашего кулинарного искусства уже
некуда было ставить, вернулся усталый, но довольный Селезнев. Мы вытряхнули
его из куртки, силой притащили на кухню и усадили на почетное место во
главе стола. Дон обвел взглядом наши лица, оценил написанное на них жадное
любопытство и рассмеялся:

- Да, да и еще раз да! Полковник Сухотин намылил мне шею, но все же выдал
индульгенцию за дебош, учиненный в Смольном, - вам ведь Петя рассказал о
наших художествах? Сарычев и Кузнецов раскрыли подоплеку всей истории и
подписали признание. Но чего мне это стоило! Если бы не Леша, они наверняка
замкнулись бы в гордом молчании до самого суда.

- Если бы не я? - Леша вытаращил глаза.

- Вот именно, - подтвердил Дон. - Помнишь, когда я вернулся из Москвы и мы
обсуждали здесь прошлое Васи с Аркашей, ты высказал одну гениальную
догадку?

- Стоп! - оборвала его я. - Тебе придется рассказать все с самого начала. Я
в ваших обсуждениях не участвовала.

- И я тоже, - поддержал меня Прошка.

- Ну хорошо, - улыбнулся Дон. - Только позвольте мне быстренько заморить
червячка.

Мы выставили перед ним целую гору снеди и ревностно следили за каждым
куском, который он отправлял в рот.

- Прекратите! - взмолился Селезнев. - Я же могу подавиться!

Но вот с едой было покончено, Дон отхлебнул чаю, закинул ногу на ногу и
сунул в зубы сигарету.

- В этой истории столько всего переплелось, что мне трудно решить, с какого
конца к ней подступиться. Пожалуй, начну все-таки с неизвестного вам
персонажа. Жил когда-то в Москве Григорий Иванович Дорохов, знаменитый
спортсмен, призер олимпиад и победитель спартакиад. Занимался он вольной
борьбой. Но век спортивной звезды недолог, и к тридцати шести годам
Дорохов, получив серьезную травму, был вынужден уйти с арены. И жизнь у
него сразу не заладилась. Сначала исчезли восторженные поклонники, потом
ушла жена, потом растаяли сбережения, накопленные Григорием Ивановичем в
светлую пору жизни. А прославленный спортсмен не привык ни в чем себе
отказывать. Конечно, без работы он не сидел, но тренерская зарплата
выглядела жалкой насмешкой над прежними гонорарами. И Дорохов после долгих
раздумий нашел способ поправить свое материальное положение. Он решил
собрать под своим крылышком команду отчаянных, на все готовых мальчиков,
сделать из них первоклассных бойцов, а потом с их помощью потрясти
хорошенько государственную мошну.

В поисках кандидатов в будущую банду Дорохов начал захаживать в районные
суды, где слушались дела о мелких кражах, драках и других хулиганских
выходках не судимых ранее подростков. Таким юнцам по большей части выносят
условные приговоры, и они продолжают до поры наслаждаться свободой. Правда,
Григория Ивановича интересовали отнюдь не все юные правонарушители. Для его
наполеоновских замыслов нужны были подростки умные, психически здоровые,