ла такую картину: посреди прихожей застыл
беломраморным изваянием Прошка, у порога, не сводя с него внимательного
взгляда лежит в картинной позе Шейла и на любое - самое незаметное -
движение гостя отвечает многозначительным утробным ворчанием. Мне пришлось
полчаса отпаивать беднягу водкой и валерьянкой, а потом еще час выслушивать
его претензии. В конце концов несправедливая критика переполнила чашу моего
терпения, и в качестве третейского судьи я пригласила на кухню Шейлу.
Прошка опасливо на нее покосился и тем не менее позволил себе очередное
неуважительное высказывание в мой адрес. Однако короткий выразительный рык
мгновенно перекрыл поток его красноречия.

Согласно принятому решению, я не поделилась с друзьями новостью об
испорченных тормозах и падении с лестницы. Более того, я не передала им
приглашение Вероники на театральную вечеринку, поскольку не исключала, что
опасность исходит от кого-то из окружения моей кузины. Вдруг в процессе
охоты на меня неизвестный злоумышленник надумает заодно избавиться и от
моих защитников? А поскольку я не предупредила друзей о такой возможности,
захватить их врасплох не составило бы труда. Другими словами, пойди они на
вечеринку, мне пришлось бы заботиться не только о собственной, но и об их
безопасности, а это уж слишком.

Не знаю, правильным или ошибочным было мое решение, но благодаря ему ночь с
пятницы на субботу мы провели весело и беззаботно: играли в бридж,
дурачились, обсуждали предстоящую поездку в Черногорию и необходимые
приготовления. И хотя впоследствии друзья обрушили на меня шквал упреков,
уверяя, что, если бы не моя идиотская молчанка, беду можно было бы
отвратить, я твердо убеждена: без заряда положительных эмоций, полученных
мной в этот вечер, на следующей неделе я бы просто спятила.

В субботу, после того как все разъехались, я прибрала в комнатах и села за
компьютер. В четыре часа пополудни из состояния рабочего транса меня вывел
звонок Славика, который сообщил, что через полчаса заедет за Шейлой.
Настроение сразу упало, и не только потому, что отныне я оставалась без
телохранителя. Неумолимо приближалось время визита к Веронике, и на меня
вдруг накатило невиданной силы дурное предчувствие. "Не ходи туда! - молил
внутренний голос. Ну пожалуйста, не ходи".

- Может быть, я бы и вняла тебе, если бы в прошлый раз ты не отсоветовал
мне ставить на девятнадцать, - буркнула я, влезая под душ. - А теперь -
извини! Кроме того, слово есть слово.

Славик немного задержался, и потому поить его чаем было уже некогда. Мы с
Шейлой тепло простились (она деликатным поскуливанием дала понять, что не
хочет бросать меня на произвол судьбы, но долг зовет). Славик вздохнул,
посетовал, что я распустила собаку, поблагодарил за помощь и нацелился
чмокнуть меня в щеку, но вспомнив, что его опередила Шейла, передумал.
Проводив их, я побежала переодеваться.

В пять часов жара на улице стояла безбожная. Раскаленный асфальт податливо
проседал под ногами, горячий угарный воздух сушил губы и глотку. Даже метро
не подарило вожделенной прохлады. Потные, угрюмые, страдающие одышкой
пассажиры с отвращением глядели на себе подобных и старались держаться
подальше друг от друга.

Я доехала до Профсоюзной, купила цветы, прошла пешком две автобусные
остановки и ровно в шесть позвонила в дверь Вероники.

Открыла Людмила.

- Какая точность! - воскликнула она с улыбкой. - Браво, Варвара! Вы
посрамили клеветников, распускающих слухи о женской непунктуальности.
Давайте я поставлю цветы в воду. Вероника сейчас выйдет. Она на минутку
забежала в ванную освежиться.

Не успела Людмила договорить, как Вероника уже выпорхнула в прихожую
веселая, оживленная, умопомрачительно хорошенькая - и расцеловала меня в
обе щеки. К моему облегчению, она не особенно огорчилась, узнав, что я
пришла без друзей.

- Жаль, конечно, но, возможно, оно и к лучшему. Я буду не так бояться
провала. Пойдем, познакомишься с Тамарой и Суреном. - Она вдруг перешла на
шепот. - Если Сурен будет смотреть букой, не обращай внимания. Он просил
участников спектакля собраться пораньше, а Рома пришел только десять минут
назад. Тут бушевала такая буря!

Вероника провела меня в гостиную и объявила:

- Моя любимая сестра Варвара! Тома, Сурен, знакомьтесь.

Но и Тому, и Сурена опередил пронырливый Роман. Никто и пошевельнуться не
успел, а он уже вскочил с кресла, изогнулся, поднес мою руку к губам и,
искательно заглянув мне в глаза, выдал порцию подхалимского бреда с сиропом
в том духе, что он безумно рад меня видеть и я-де оказала великую честь их
скромной начинающей труппе, поскольку иметь зрителем такого тонкого
ценителя, такого великого знатока искусства... И так далее, и тому
подобное.

Я намеренно позволила ему высказаться до конца, не выдернула руку, не
осадила и только многозначительно поглядывала на Веронику. Она поняла намек
и залилась краской по самые плечи, но не сумела придумать подходящей
реплики, чтобы остановить поток неприкрытой лести и в то же время не
обидеть оратора. Видя муки хозяйки и мое подчеркнутое нежелание избавить
присутствующих от чувства растущей неловкости, в роли всеобщего спасителя
выступила Тамара некрасивая, рыжеволосая, зато с живыми темными глазами и
выразительной мимикой.

- Что же ты не предупредила нас, Вероника? - с упреком спросила она. Знай
я, сколь высокую особу мы будем иметь счастье лицезреть, облачилась бы в
свое парадное манто.

- Для манто и смокингов сегодня, пожалуй, жарковато, - заметила я
меланхолично. - Может быть, ввиду погодных условий будем считать мой визит
дружеским и неофициальным?

Наш конферанс помог разрядить обстановку, а звонок в дверь поставил в
неприятной сцене точку. Вероника вышла встретить очередного гостя, Роман с
несколько озадаченным видом вернулся в свое кресло и уткнулся в журнал, а
ко мне приблизился Сурен - невысокий, плотно сбитый брюнет лет тридцати с
хвостиком. Лицо его производило довольно странное впечатление. Оно как бы
состояло из двух частей: верхняя принадлежала мужчине интересному и
интеллигентному, а нижняя - кроманьонцу. Высокий, красивой лепки лоб;
большие черные глаза в обрамлении роскошных ресниц; тонкий у переносицы,
породистый кавказский нос совершенно не сочетались с бесформенным губастым
ртом и сильно выпяченной челюстью. Особенно притягивала к себе взгляд
нижняя губа. Она полностью скрывала верхнюю и оттопыривалась, демонстрируя
окружающим глянцевую синеватую изнанку. Этакий безобразный чужеродный
нарост на лице, напоминающий огромную бородавку.

- Добрый день, Варвара! Наконец-то я имею честь быть вам представленным.
Знаете ли вы, что Вероника сотворила из вас кумира? Вообще-то это грех, но,
судя по тому, что мне о вас известно, грех совсем небольшой.

Он тоже льстил, и лесть его была достаточно грубой, но, странное дело,
чувства неловкости не вызывала. Вероятно, исполнение было более мастерским,
а может быть, Сурена выручал голос - густой, глубокий, проникновенный.
Прямо-таки созданный для доверительных душевных бесед. "С этим Сирано де
Бержераком нужно держать ухо востро, - отметила я мысленно. - Это тебе не
дурачок Рома, весь актив которого - смазливая рожа".

- Здравствуйте, Сурен. По-моему, относительно кумира вы ошибаетесь. А если
нет, то Вероника умудрилась сотворить сразу двух. Вам стоило бы послушать,
что и как она говорит о вас, - вежливо вернула я комплимент.

- Только не нужно, пожалуйста, повторять! - с притворным испугом воскликнул
мой собеседник. - Здесь все-таки дамы...

Мы засмеялись, и я обернулась к двери на голос Вероники, которая ввела в
комнату неприметного молодого человека.

- Саша, это моя сестра Варвара. С прочими вы уже знакомы. Варвара, это
Саша, муж Томы, а по совместительству наш осветитель и звукооператор. Он
гений по части электроники.

Внешность электронного гения меня не впечатлила. Он походил на невзрачного
подростка - сутулый, щуплый, долговязый парень в круглых очечках. Светлые,
коротко стриженные волосы, светлые брови и ресницы, серо-голубые глазки,
маленький нос с плоским, слегка раздвоенным кончиком, круглое лицо. Рядом с
ним Тамара, несмотря на неправильные и непропорциональные черты, выглядела
почти красавицей.

- Очень п-приятно. - Эту стандартную формулу Саша произнес с заметным
усилием и тут же обратил взор на супругу - видимо, за моральной поддержкой.

"Что ж, по крайней мере, на змея-искусителя он не тянет, прокомментировала
я про себя. - Приятное разнообразие в компании сладкоречивых сирен".

- Взаимно, - вполне искренно заверила я нового знакомого.

Новый звонок в дверь.

- Женя с Леной! - пискнула Людмила и опрометью бросилась в прихожую.
Вероника вышла за ней следом. "Женя, вероятно, молодой человек Людмилы, а
Лена, стало быть, его сестра", - сообразила я и с интересом посмотрела на
дверь, ожидая, когда появятся гости, приведшие подругу Вероники в состояние
такого возбуждения.

- Лена приносит вам свои извинения, девочки, - послышался скучный
невыразительный голос из глубины холла. - Она должна интервьюировать
сегодня какую-то very important person, и эта самая персона не знает точно,
когда сумеет выкроить минутку для общения с прессой. Лена просила начинать
без нее. Она приедет, как только освободится, если будет не очень поздно.

"Девочки" поахали, выражая сожаление.

Женя был высок, строен и вид имел мужественный: выпирающие скулы, впалые
щеки, агрессивный подбородок. Серые, удлиненного разреза глаза казались
очень светлыми по контрасту с черным ободком, окаймляющим радужку. Русые
волосы отливали стальным блеском. "Этот, похоже, из породы сильных
молчаливых мужчин, - определила я на глазок. - Характер твердый,
нордический, сознание собственного превосходства налицо. Интересно,
отражает ли оно действительное положение вещей или порождено узколобостью?"

Нового гостя представили мне, Саше и Тамаре; Сурену и Роману он кивнул, как
старым знакомым. Отвесив общий поклон, Евгений произнес без выражения:
"Очень рад" и сел на диван, увлекая за собой Людмилу.

- Вы пока выбирайте себе питье и бутерброды, а я сейчас. - Вероника, почти
полностью скрытая охапкой роз, взяла широкую вазу и удалилась на кухню
обрезать цветы и поставить их в вазу.

Стол, накрытый для фуршета, стоял у окна. На нем тесно сгрудились десятка
полтора салатниц и тарелок со сложными бутербродами, стопка тарелок
поменьше и бокалы разной формы и величины. Рядом, на небольшом
сервировочном столике, выстроилась батарея разнокалиберных бутылок. В
отсутствие хозяйки роль распорядителя взял на себя Сурен.

- Давайте договоримся: закуски каждый выбирает и пополняет сам, а напитки
разливаю я. Милые дамы, принимаю ваши заявки.

Гости оживились и потянулись к угощению. Я приняла у Сурена бокал сухого
белого вина, дождалась, пока очередь у стола рассосется, положила на
тарелку оливки с сыром и, устроившись в углу, в кресле, стала разглядывать
золотистый занавес, закрывающий часть гостиной вместе с боковой стеной. За
ним, по всей видимости, и была устроена сцена.

Тут я позволю себе немного отвлечься, чтобы описать планировку Вероникиной
квартиры. За входной дверью располагается довольно тесная прихожая, слева
от нее - темная комнатка вроде кладовки, которую Вероника использует как
гардеробную; дальше вы попадаете в квадратный холл, примерно три на три
метра, и видите слева двойные застекленные двери гостиной. Если войти туда
и встать лицом к окну, то по правую сторону, закрытую в тот вечер
занавесом, будет дверь в смежную комнату - спальню, имеющую второй выход в
коридор со стороны кухни. Теперь вернемся в холл. Прямо за ним - коридор, в
конце которого с левой стороны - небольшой аппендикс, ведущий на кухню
(сюда выходят двери ванной, туалета и уже упомянутая вторая дверь спальни),
а с правой - вход в третью комнату.

Вероника вернулась в гостиную и объявила программу вечера: легкий перекус,
первое действие спектакля, антракт с буфетом и салонной беседой, второе
действие, еще один антракт и чаепитие, потом третье действие. Все
одобрительно зашумели и заработали челюстями, выполняя первую часть
программы. Хозяйка попыталась завести светский разговор, но ее усилия
особым успехом не увенчались. Общая тема никак не находилась: кто-то не
читал Павича, кто-то не ходил на "Пизанскую башню", кто-то не видел
популярных телепередач. Анекдоты, рассказанные Тамарой и Романом, немного
оживили народ, но атмосферы интеллектуального пиршества, на которую,
вероятно, рассчитывала моя кузина, не получалось. Неприятные паузы,
разбивающие беседу, становились все более протяженными, и, не зная, как еще
рассеять всеобщую скованность, Вероника обратилась к Сурену с предложением
начать спектакль.

Людмила, Евгений и Роман восприняли предложение хозяйки как сигнал к
перекуру и удалились на балкон. Тамара и Вероника скрылись за занавесом, а
Сурен отправился переодеваться в дальнюю комнату, или "гостевую спальню",
как называла ее моя кузина. Перед уходом он попросил Сашу проверить
прожекторы, и гений по части электроники нырнул за занавес, предварительно
взяв из прихожей сумку. Через пару минут актеры-курильщики тоже разошлись
по гримерным.

Не у дел остались только я и вернувшийся с балкона Евгений. Мы со скучающим
видом потягивали вино и исподтишка наблюдали друг за другом. Из смежной
комнаты доносились возбужденные женские голоса, а непосредственно из-за
занавеса - какие-то шорохи, щелчки и другие звуки, сопровождавшие Сашину
возню с осветительной аппаратурой. Евгений встал с дивана, подошел к
столику с бутылками, налил себе мартини и повернулся ко мне, очевидно,
решив оживить ожидание беседой.

- Вы не знаете, о чем пьеса? - поинтересовался он небрежно.

- Нет.

Левый уголок его рта искривился в легкой усмешке.

- Кажется, вы не большая поклонница театра, - сказал он, понизив голос.

- Не большая, - подтвердила я. - Особенно любительского.

Его усмешка стала заметнее.

- Значит, мы с вами товарищи по несчастью, - сказал Евгений, усевшись на
диван с моей стороны. - Я такая же жертва любви к ближнему. Пытался
намекнуть Люсе, что знаю несколько более приятных способов провести вечер с
любимой девушкой, но не встретил понимания. Надеюсь все же, что испытание
окажется не таким ужасным, как бывало. Я, знаете ли, не люблю лицемерить. -
И он продолжал вещать в том же духе.

Его тихий голос и доверительный тон странным образом противоречили
холодному скучающему взгляду и снисходительно-насмешливой манере держаться.
Этакий Печорин. Или он, как иногда бывает, с первого взгляда почувствовал
ко мне необъяснимую антипатию и нарочно пытается меня разозлить, чтобы
оправдать ее постфактум, вызвав ответную неприязнь? Сторонний наблюдатель
не заметил бы ничего необычного: двое малознакомых людей завели ни к чему
не обязывающую беседу, на самом же деле мой собеседник, используя
невербальные каналы передачи информации, хладнокровно выводил меня из себя.

И он почти достиг своей цели. Будь я помоложе и поглупее, непременно
сцепилась бы с этой высокомерной скотиной, но жизнь давно научила меня: не
хочешь выглядеть дурой - не поддавайся на провокацию, подумай лучше, чего
провокатор добивается. Поэтому я изобразила смертельную скуку и в ответ на
какую-то новую сентенцию произнесла со всем возможным равнодушием:

- Вот как?

Обоим нашим диалогам - и тайному, и явному - положил конец оклик Сурена:

- Эй, все готовы? Прекрасно! Саша, задерни, пожалуйста, шторы. Начинаем!

Саша вынырнул из-за занавеса, приблизился к окну и потянул за веревочку.
Тяжелые темные шторы двинулись навстречу друг другу, погружая гостиную в
густой полумрак. Потом где-то за сценой зазвучали такты испанского танца,
занавес осветился снизу золотистым светом, заколыхался и пополз в стороны.
Спектакль начался.

Автора пьесы, по всей видимости, вдохновляли Бомарше и Лопе де Вега. Эта
была легкая, остроумная комедия из жизни испанского дворянства
шестнадцатого или, может быть, семнадцатого века. Сюжет пьесы довольно
традиционен. У вдового испанского гранда сеньора Родригеса есть
красавица-дочь Мария (Вероника) и очаровательная воспитанница - бедная
родственница Катарина (Людмила). За девушками присматривает дуэнья Кончита
(Тамара), этакая Фигаро в юбке, с весьма своеобразным философским взглядом
на жизнь. Руки Марии добивается немолодой и некрасивый богач дон Пабло
(Сурен). К Катарине же, напротив, сватается юный и прекрасный, но бедный,
как церковная мышь, дон Карлос (Роман). Сеньор Родригес (на сцене он не
появляется, и его мнение становится известно зрителю со слов остальных
персонажей) полагает желанными оба брачных союза и требует от дочери и
воспитанницы повиновения. Девушки же, как водится, воле тирана противятся.
Романтичная донья Мария не желает слышать о безобразном и неуклюжем Пабло,
втайне мечтая о красавчике Карлосе. Здравомыслящую Катарину, уставшую от
унизительного положения бедной родственницы, совершенно не привлекает брак
с благородным нищим, она с завистью поглядывает на Марию, поклонник которой
в состоянии обеспечить будущей жене самое блестящее положение в свете. Обе
девушки по секрету изливают свою печаль Кончите, которая берется устроить
их судьбу ко всеобщему удовольствию.

Таково краткое содержание первого действия. И на этом нехитром сюжетном
материале автору удалось построить действительно смешную комедию. В отличие
от своих классических предшественников, он обошелся без традиционного
деления героев на положительных и отрицательных. Все его персонажи -
личности неоднозначные, и проявлялась эта неоднозначность в самых
неожиданных обстоятельствах, благодаря чему сцены, проникнутые лирическим
пафосом, давали ярко выраженный комический эффект.

Так, например, благородная возвышенная Мария, воспевая чистую бескорыстную
любовь, мимоходом шпыняла Катарину, позабывшую в пылу спора о своем
скромном положении в доме. Катарина - воплощение рациональности и здравого
смысла - в отсутствие свидетелей чинила богатой родственнице мелкие пакости
в духе старухи Шапокляк. Диалоги героинь были шедеврами двусмысленности -
воистину мед и млеко с начинкой из змеиного яда. Столь же комичными
выглядели поклонники обеих донн. Низенький толстенький Пабло (Сурен явно
воспользовался накладным брюшком), обращаясь к возлюбленной в лучших
традициях высокого штиля любовных романов, промокал платочком лоб и шею,
хватался, охая, за поясницу, шумно сморкался и время от времени бросал в
сторону реплики физиологического характера, очень смешно контрастирующие с
любовной патетикой сцены. Карлос, по замыслу автора, должен был являть
собой забавную смесь трогательного влюбленного юноши и глуповатого
забияки-фанфарона. Но самым удачным персонажем, на мой взгляд, была Кончита
- хитрая особа себе на уме, которая, втихомолку посмеиваясь над обеими
подопечными и их кавалерами, скармливает им глубокомысленные сентенции
собственного производства, переиначенные из перлов народной мудрости.

В общем, пьеса оказалась неожиданно хороша. Что же касается игры актеров,
то здесь приятным был только один сюрприз - Тамара. Непростую характерную
роль Кончиты она исполняла с виртуозной легкостью и отнюдь не любительским
изяществом. Людмила и Сурен играли неплохо, особенно для самодеятельности,
но анонимный автор пьесы заслужил большего. Игра же Вероники и Романа не
лезла ни в какие ворота. "Какого черта Сурен сунул их в пьесу? недоумевала
я. - Они же провалят премьеру, и его театр прикажет долго жить, еще не
родившись. Неужели он чувствует себя настолько обязанным Веронике?"

Первое действие подходило к концу, и я с ужасом думала, как буду
выкручиваться, когда Вероника поинтересуется моим мнением. Когда занавес
сомкнулся, я убедила себя подождать с вынесением приговора до конца
спектакля: вдруг Вероника и ее дружок постепенно вживутся в роли?

- Ну и?.. - Евгений повернулся ко мне, всем своим видом демонстрируя
снисходительный интерес, точно благодушно настроенный папаша, сводивший
неразумное чадо в театр.

Вопр