юченную воду и свирепствующего участкового. Он не знал, надолго ли
хватит его фантазии, и с каждым звонком становился все дерганее и
раздражительнее. Мы стали всерьез опасаться за его душевное здоровье.

Можете себе представить, какие чувства охватили нас в пятницу, когда
радостный Генрих открыл дверь очередному гостю и мы увидели рядом с Лђничем
Мефодия, державшего под мышкой бутылку своего любимого портвейна "Кавказ".

И вот Мефодия уже нет, а наши неприятности только усугубились. Генрих,
наверное, никогда уже не будет радоваться новой квартире. А если о
происшедшем узнает Машенька... Нет, об этом лучше не думать...

Я раздраженно захлопнула рукопись романа, к которому должна была сделать
рисунки, и поехала развеять тоску к своей эксцентричной тетушке Лиде.


Подаренная нам судьбой передышка продлилась всего двое суток. Во вторник
меня разбудил телефонный звонок. Продрав глаза, я увидела на определителе
красные цифры знакомого номера и схватила трубку.

- Во что ты меня втянула, Варвара? - заорал мне в ухо Серж, не
поздоровавшись. - При всем моем к тебе уважении я не хочу по твоей милости
хлебать тюремную баланду!

От этих слов мне стало весьма неуютно, но подсознательное желание оттянуть
неприятный момент истины удержало меня от прямого вопроса. Я прикинулась
обиженной:

- Вот оно, мужское непостоянство! Кто не далее как в субботу уверял меня в
своей горячей любви? А теперь, стало быть, речь идет всего лишь об
уважении?

- Слушай, ты можешь хоть раз в жизни оставить легкомысленный тон? Тебе
известно, по какой причине преставился Мефодий?

- Н-нет, - выдавила я и, уже догадываясь, какой будет ответ, проблеяла
дрожащим голосом: - И по какой же?

- Его отравили.

У меня закружилась голова.

- Ты уверен?

- Да, если только оперативник, который только что меня покинул, не имеет
привычки глупо шутить. Причем заметь, свою сенсационную новость он выложил
мне напоследок, когда я уже наврал ему с три короба. По твоей, между
прочим, просьбе. Ты хоть представляешь себе, какой у меня будет видок,
когда правда о нашей пьянке с Мефодием всплывет на свет божий?

- Бледный, - признала я, отчаянно пытаясь собраться с мыслями. - Извини,
Серж, не мог бы ты рассказать мне все по порядку?

- Сомневаюсь, что тебе от этого станет легче, но изволь. Полчаса назад я
вышел из квартиры, намереваясь поехать на работу, и столкнулся нос к носу с
молодым человеком в штатском, который назвался капитаном милиции Селезневым
и с ходу спросил меня, когда я в последний раз видел Кирилла Владимировича
Подкопаева.

Во мне сразу проснулось нехорошее подозрение, но, как говорится, давши
слово - держись, поэтому я небрежным тоном сообщил товарищу капитану, что
Мефодий покинул мой дом около трех месяцев назад и с тех пор наши дорожки
не пересекались. Селезнев проявил просто поразительную осведомленность. Он
прямо поинтересовался, сколько времени прожил у меня Мефодий, под каким
предлогом я его выставил и не было ли наше расставание омрачено какой-либо
размолвкой. Меня настолько ошеломил детективный гений этого Шерлока Холмса,
что я честно выложил ему, как обманул Мефодия, сказав, что хочу
отремонтировать квартиру и временно перееду к родственникам, и как Мефодий
потом узнал правду, позвонил мне и заявил о разрыве всяких отношений между
нами. Бравый милиционер сочувственно покачал головой и спросил, не знаю ли
я, где Мефодий нашел пристанище после нашего расставания.

Тут я немного воспрянул духом. Ты же знаешь, от меня Мефодий переехал к
Стасу Малахову, а Стас с вашей милой компанией не якшается и,
следовательно, о сабантуе у Генриха ничего не знает. Мало того, три недели
назад он разругался с Мефодием насмерть и понятия не имеет, куда тот
переехал. Словом, назвал я капитану Стаса и расслабился. "Теперь, - думаю,
- этот субъект поедет разбираться к Малахову, а потом до второго пришествия
будет искать последний адрес Мефодия".

Но пока я тихо радовался про себя скорому избавлению, капитан, как
выяснилось, готовил бомбу. "И последний вопрос, Сергей Игоревич, - говорит
он мне вежливо так, почти ласково. - Где вы провели вечер пятницы и ночь с
пятницы на субботу?" Я, наверное, целую минуту разевал рот, прежде чем
сумел выдавить из себя: "У друзей, в гостях". И не успел перевести дух, как
меня нокаутировали следующим вопросом: "Не у Генриха ли Луца, случайно?" На
этот раз я молчал просто неприлично долго, но в конце концов вынужден был
дать положительный ответ. "А не могли бы вы перечислить присутствовавших
там гостей?" - продолжает свою пытку этот инквизитор.

Тут я понял, что влип. А уж о том, как влипли вы, я лучше помолчу. Что мне
было делать, скажи на милость? Врать? Но если этому типу так много
известно, кто поручится, что у него нет требуемого списка? Сказать правду?
Но я всего несколько минут назад утверждал, что уже три месяца не видел
Мефодия в глаза. Стою я дурак дураком и чувствую, как лоб покрывается
потом. Вот-вот глаза заливать начнет. А ищейка Селезнев словно и не
замечает ничего. Держит свой блокнотик и выжидательно смотрит на меня
добрым, ласковым взглядом. В общем, считай меня последним Иудой, но я
раскололся. Назвал ему всех, кроме Мефодия.

И вот тут-то он меня и добил. "А вас не удивляет, - говорит, - почему я
задаю вам все эти вопросы?" "Почему?" - повторяю я тупо и губы облизываю.
"Дело в том, что в субботу, четырнадцатого ноября, на территории одной из
московских больниц было обнаружено тело Кирилла Владимировича Подкопаева.
Вскрытие выявило, что скончался он в ночь с пятницы на субботу в результате
отравления неким лекарственным препаратом. И количество этого самого
препарата во внутренних органах покойного полностью исключает версию
несчастного случая. А это значит, что мы имеем дело либо с самоубийством,
либо с убийством. Причем если учесть обстоятельства, при коих было
обнаружено тело, наиболее вероятно последнее. В свете всего сказанного не
желаете ли вы, Сергей Игоревич, сообщить мне какую-либо дополнительную
информацию?" Я только и сумел, что покачать головой. Потом, уже после его
ухода, минут десять просидел в полной прострации. А как пришел в себя,
сразу кинулся тебе звонить. Ты понимаешь, что мы натворили?

- Я понимаю, что произошла катастрофа, но оценить ее масштабы пока не в
состоянии, - призналась я честно. - Но как, каким образом этому Селезневу
удалось так быстро на тебя выйти, да еще столько всего разнюхать?

- Понятия не имею.

- Подумай, Мефодия они нашли в субботу, около часу дня. С тех пор прошло
меньше двух суток. Даже если доктора немедленно бросились делать вскрытие,
что маловероятно, результаты анализов они получили никак не раньше
воскресенья. Только потом прокуратура могла возбудить уголовное дело и
привлечь к расследованию милицию. По идее, они должны были сделать запрос
по месту прописки Мефодия, а там им могли сообщить только одно: Подкопаев
исчез из Шатуры много лет назад, и где он пребывал все эти годы,
неизвестно. Объясни мне, пожалуйста, как в таких обстоятельствах Селезневу
удалось собрать столько сведений о Мефодии, о его скитаниях по квартирам
сокурсников, о нашей собирушке у Генриха?

- Не знаю, Варвара. Это ты у нас мастерица разгадывать загадки, вот и
поработай мозгами. А заодно скажи, что мне теперь делать? Бежать на
Петровку и каяться во лжи или закостенеть в грехе и все отрицать?

- Закостенеть, - посоветовала я уверенно.

- Не знаю, разумно ли это, - с сомнением сказал Серж. - Ведь Селезнев
сейчас уже наверняка на пути к кому-нибудь из участников вечеринки.
Поначалу-то все они, конечно, заявят, что Мефодия в пятницу не видели. Ну а
потом? Когда узнают об отравлении? Я, например, не поручусь, что никто не
дрогнет. И что мы после этого будем иметь? А Лђнич? Ты о нем подумала? Если
Мефодия не было с нами в пятницу, получается, что Лђнич видел его
последним, - ведь Мефодий с середины октября жил у него. Представляешь, в
каком он окажется положении?

- В незавидном, - согласилась я. - Да, тут есть над чем подумать. Но мне
все-таки кажется, что идти в милицию с признанием пока не стоит. Покаяться
ты всегда успеешь. Если припрут к стенке, вали все на меня. Мол, о Мефодии
ты умолчал только по моей просьбе. А сейчас попробуй дозвониться до Лђнича,
Мищенко и Безуглова. Предупреди их о грядущем визите капитана Селезнева и
попроси пока не упоминать о том, что Мефодий в пятницу был у Генриха.
По-моему, сначала нам нужно собраться и все обсудить. Если это не
самоубийство, то убийца, скорее всего, один из нас, понимаешь? И по-моему,
для всех будет лучше, если он сознается.

- Так-то оно так, но если он не захочет?

- Тогда попробуем вычислить его сами, не привлекая милицию. Если получится,
он поймет, что шансов выйти сухим из воды у него нет, и пойдет с повинной.
А не получится, что ж, тогда и отправимся на Петровку.

- Звучит разумно, - одобрил Серж после минутного раздумья. - Ты посиди пока
у телефона, я перезвоню, как только поговорю с этой троицей.

- Нет, Серж, этого я обещать не могу. Как ты понимаешь, у меня возникла
уйма срочных дел. Давай созвонимся вечером.

- Добро. Целую тебя, моя радость, и от любви своей не отрекаюсь, не думай.

Глава 5

Дел у меня и вправду было невпроворот. Связаться с друзьями, сообщить им
скверные новости, призвать к спокойствию, убедить молчать, а главное -
убрать из поля зрения милиции Лешу, который ну совершенно не умеет врать. И
если на исполнение первой части миссии у меня ушла масса времени и нервных
клеток, то, приступив к выполнению второй, я едва не сошла с ума.

Поговорив с Марком и поручив ему известить, утешить и проинструктировать
Генриха, я битый час препиралась с Прошкой - выслушала все его дурацкие
попреки, стоны, жалобы и не меньше десяти раз разъяснила, какой линии
поведения ему следует придерживаться в разговоре с представителем закона.
Когда Прошка наконец повесил трубку, я была настолько измучена, что капитан
Селезнев мог бы взять меня голыми руками. Но, как выяснилось, главное
испытание ждало меня впереди.

Я набрала Лешин рабочий телефон, дождалась, пока его позовут, и быстро
сказала в трубку:

- Леша, у нас возникли неожиданные осложнения. Тебе необходимо на несколько
дней уехать из Москвы. Давай через час встретимся на Кунцевской, я отвезу
тебя к себе на дачу и по дороге все объясню.

- На несколько дней? - переспросил Леша. - А что я скажу начальству?

- Ну, скажи, например, что приболел.

- Но я же здоров!

- Черт! Ты уверен?

- Уверен.

- Неужели ты не чувствуешь хотя бы легкого недомогания? Подумай как
следует. Может, у тебя ноет зуб или покалывает в боку?

- Нет, - выдал Леша после долгого молчания. - Ничего нигде не ноет и не
покалывает.

- Тогда скажи, что родителям может понадобиться твоя помощь в уборке
урожая.

- Какой урожай? Ноябрь на дворе.

- Ну, в подготовке к следующему сезону.

- Они уже подготовились.

- Ну, Лешенька! - взмолилась я. - Придумай что-нибудь. Одно-единственное
маленькое дело, которое требует твоего недолгого отсутствия.

- Не могу, - отрезал он.

Надо сказать, что с Лешей меня связывают самые сердечные отношения. Мы с
ним никогда не ругаемся и уважаем даже самые нелепые причуды друг друга. Из
всей нашей компании я единственная ни разу не позволила себе съязвить по
поводу его педантичности, непостижимого пристрастия к изучению всевозможных
справочников, путеводителей и расписаний, а также поразительной нечуткости.
Даже его неумение врать всегда воспринимала как данность, пусть неприятную,
но вполне терпимую. Однако в эту минуту я была весьма близка к тому, чтобы
заорать на него.

- Леша, я когда-нибудь донимала тебя по пустякам?

- Нет, - признал он по размышлении.

- Дело очень серьезное. Напряги всю свою волю и постарайся убедить
начальство в необходимости своего отъезда.

- Не могу, - повторил он, как попугай.

Я испустила протяжный стон и вцепилась себе в волосы. Если мне не удастся
вытащить этого правдолюбца из Москвы, капитан Селезнев в два счета
расстроит мой замысел и устроит нам настоящий ад. Не говоря уж о том, что
Машенька... нет, об этом лучше не думать. Я чуть было не пустила слезу, но
тут меня осенило.

- Леша, а что будет, если ты смоешься без предупреждения? Тебя уволят?

- Не знаю... Нет, вряд ли. У нас сейчас полотдела приходит на работу раз в
неделю.

Леша работает в научно-исследовательском институте, где зарплата лишь
ненамного превосходит стоимость проездного билета.

- Так какого же черта ты... - Я едва не выматерилась. - Что же ты раньше не
сказал? Все, через час встречаемся на Кунцевской. Садись в первый вагон от
центра и выходи налево. Я подъеду на "Запорожце", - и швырнула трубку, не
дожидаясь ответа.

Какими бы недостатками ни обладал Леша, его достоинства искупают все. Их
перечень слишком долог, чтобы приводить его полностью, посему ограничусь
упоминанием лишь двух: Леша отличается редкостной исполнительностью и
пунктуальностью. Когда я подъехала к месту встречи, он уже переминался с
ноги на ногу под расписанием какого-то автобуса (совершенно ему ненужного).
Услышав мой сигнал, Леша неохотно прервал любимое занятие и влез в
"Запорожец".

- Ну, что стряслось?

Я подробно пересказала ему разговор с Сержем. Леша внимательно выслушал
меня и, когда я закончила рассказ, долго молчал.

- Вообще-то этого следовало ожидать, - изрек он в конце концов. - С
нашим-то везением...

- Мефодию не повезло еще больше. Как ты думаешь, мог он покончить с собой?

- Навряд ли.

- Почему? Смотри, последние десять лет он только и делал, что мыкался по
чужим углам. Работы нет, денег нет, семьи нет. Куда ни кинь - всюду клин.
Может, ему все надоело...

- И он отправился на вечеринку, чтобы напиться там яду?

- А почему нет? Мефодий, как известно, был довольно злопамятен. Из всех
присутствующих, пожалуй, лишь Генрих да Лђнич ухитрились ничем его не
обидеть. Может статься, он хотел таким образом вызвать у нас угрызения
совести.

- И испортить жизнь Генриху, который ни в чем перед ним не провинился?

- Ну, снявши голову, по волосам не плачут.

- Нет. - Леша покачал головой. - Не верится мне в самоубийство Мефодия. Ты
вспомни, как он вел себя в пятницу.

- А как он себя вел? Сидел в углу, надувшись как мышь на крупу, смотрел на
нас волком и помалкивал.

- Это сначала. А потом, когда напился, стал кричать, что все мы - нули без
палочек и когда-нибудь еще будем ему завидовать.

- Ну, это чистой воды пьяный кураж. Мефодий давно грозился родить свои
гениальные программы, огрести миллионы и заткнуть за пояс Билла Гейтса.
Возможно, до него наконец-то дошло, что, упулившись в телевизор и играя в
игрушки, мировой славы не стяжать. Тут-то он и понял, что ничего, кроме
воздушных замков, создать не в состоянии.

Леша вытянул губы в трубочку, повращал глазами и снова покачал головой.

- Мефодий никогда не мог оценить себя трезво. У тебя не появлялось
ощущения, что он остановился в развитии на уровне пяти лет?

- Появлялось, и не раз. Страшный эгоцентрик, по-детски доверчив, обидчив и
несамостоятелен - чем не портрет пятилетнего чада? Ну и что с того?

- Обидчивость и доверчивость - это не главное. Мефодий, как ребенок, жил в
наполовину придуманном мире и там же укрывался от всех неприятностей. Такие
типы к суициду не склонны.

Лешины утверждения всегда верны - это аксиома, проверенная практикой. Его
домыслы, предположения, догадки и умозаключения могут быть ошибочными или
даже смехотворными, но утверждения - никогда. Я немедленно отмела в сторону
предположение о самоубийстве и переключилась на вторую, еще более
неприятную версию. Леша, видя мою задумчивость, с разговорами ко мне не
приставал, благодаря чему я получила возможность предаваться размышлениям
всю дорогу до дачи, не считая тех нескольких минут, когда мы остановились,
чтобы заправить машину, купить продуктов и автомобильную эмаль.

Суть моих умственных упражнений была проста - перебрать в памяти гостей
Генриха и найти самую подходящую кандидатуру на роль убийцы. Начала я с
того, что отбросила себя, потом по некотором размышлении - Лешу, Генриха,
Марка и Прошку. Соображения, которыми я при этом руководствовалась, лежат
на поверхности: во-первых, мои друзья не могут быть убийцами, во-вторых, ни
один из них никогда не стал бы убивать в квартире Генриха. Возможно, на
чей-то взгляд, эти доводы звучат недостаточно убедительно, но меня они
удовлетворили полностью. Исключив нашу славную пятерку, я ловко сузила круг
подозреваемых до четырех человек.

Леня Великович, Серега Архангельский, Игорь Мищенко и Глеб Безуглов - кто
же из них? Я вызвала в памяти их лица, припомнила походку, характерные
жесты, словечки, манеру разговаривать.

Всех четверых когда-то на протяжении пяти лет я видела почти ежедневно - мы
весело болтали и обсуждали серьезные проблемы, сплетничали и ругались,
одалживали друг другу деньги и конспекты, состязались в остроумии,
устраивали розыгрыши, сводили счеты, смеялись, дулись, уважали, презирали,
бросались друг к другу в объятия или отворачивались при встрече - словом,
жили обычной студенческой жизнью, полной и разнообразной. Наверное, мало на
свете найдется людей, которые по прошествии многих лет не вспоминали бы
студенческую пору и своих товарищей с нежностью. Даже если отношения с
некоторыми однокашниками складывались не совсем гладко, со временем обиды и
размолвки забываются и бывший недруг становится славным малым. Легко ли при
таких обстоятельствах заниматься поисками убийцы?

Я тяжело вздохнула и опять начала перебирать в уме четверку кандидатов.

Леня Великович - Лђнич. Тихий, интеллигентный парень с большими добрыми
черными глазами. В жизни не сказал никому грубого слова. Хороший математик,
замечательный шахматист, нежный супруг и отец. Последние три недели Мефодий
жил у него. В маленькой однокомнатной квартирке гостиничного типа -
фактически в одной комнате с Лђничем, его женой и двумя детьми. Кстати,
Мефодию Лђнич ничем обязан не был и пригласил его к себе пожить из чистого
сострадания.

Нисколько не сомневаюсь, что он неоднократно проклинал себя за это
приглашение. Достаточно вспомнить, как в ту пятницу он отвел Генриха и нас
с Марком в сторонку и тихо попросил: "Ребята, вы не оставите у себя Мефодия
до завтра? А то я уж и не помню, когда мы с женой в последний раз
по-человечески разговаривали". При этом Лђнич усмехнулся, но усмешка вышла
невеселой. Генрих, проникнувшись горячим сочувствием к бедняге, заверил,
что готов приютить Мефодия навсегда, но опущенные плечи Лђнича не
расправились: видно, он оставил уже всякую надежду на избавление.

Могло ли его отчаяние достичь таких глубин, что тихий безобидный Лђнич
решился на убийство? Я долго взвешивала все "за" и "против" и в конце
концов ответила себе "нет". Нормальный человек - а в нормальности Лђнича у
меня нет никаких сомнений - в такой ситуации собирает волю в кулак и
указывает нежеланному гостю на дверь. Это куда менее хлопотно и опасно, чем
проказы с ядом.

Серега Архангельский, галантный и обаятельный Серж. Душа любой компании,
любимец женщин, талантливый организатор, удачливый бизнесмен, мастер
улаживать любые конфликты. Серж обладает настоящим талантом располагать к
себе людей. Любая женщина - молодая или старая, уродливая или прекрасная, -
попав в его поле зрения, непременно ощутит на себе восхищенный взгляд и
окунется в пьянящую атмосферу легкого, ни к чему не обязывающего флирта.
Любой мужчина - пусть даже последний зануда и неудачник, - заговорив с
Сержем, почувствует себя значительной личностью, выдающимся мыслителем и
блестящим собеседником. Как Серж добивается этого - уму непостижимо, но,
что самое удивительное, он почти не лицемерит. Во всяком случае, я еще ни
разу не уловила в его поведении фальши.

До недавнего времени к числу почитателей Архангельского принадлежал и
Мефодий. Хотя в данном случае слово "почитатель" не подходит. Из-за
непомерного самомнения Мефодий ни единого человека не стави