к сути?

- Все, все, уже перехожу. Я была на грани нервного срыва, когда боги
послали мне Сержа Архангельского. Мы случайно встретились в Доме кино.
Обрадовались оба ужасно. Он пришел туда с девушкой, я - с мужем, но мы
обменялись телефонами, а потом встретились вдвоем. Я пожаловалась ему на
жизнь. Серж всегда прекрасно ко мне относился, помнишь?

Еще бы мне не помнить! Агнюша относилась к числу тех самых девиц, которые
вдосталь посмеялись бы над Прошкиными измышлениями о сексуальной ориентации
Архангельского.

- Разумеется, имени любовника я ему не назвала. Зачем навлекать на человека
неприятности?

- Агнюшка!

- Сейчас-сейчас. Уже добрались. Серж - ну не душечка ли? - предложил мне
воспользоваться его квартирой. Мы тут же съездили с ним к будке
"Металлоремонта", и через десять минут у меня были ключи.

При слове "ключи" я насторожилась. Еще один набор?

- Он сказал, что почти всегда днем на работе, но на всякий случай я могу
предварительно позвонить, и он с радостью освободит помещение, если
почему-либо окажется дома. От избытка благодарности я чуть не прослезилась.

Ну и снова все было, как в песне. До прошлого марта. Или это был апрель? Ну
не важно. В один прекрасный день я с возлюбленным поехала к Сержу -
предварительно позвонив, заметь. Поскольку никто на звонок не ответил, мы
беспечно расположились в спальне. И в самый неподходящий момент дверь
открылась, и кто-то вошел. Представляешь? Нас чуть родимчик не хватил.
Смотрим - Мефодий! "Извините, - бормочет, - я не знал". И щурится
близоруко. Тут мой любовничек вскакивает с постели в чем мать родила и как
заорет: "Опять ты!" Дальше сплошь нецензурная брань. Он был ужасно, ну
просто ужасно груб. Схватил беднягу за грудки, едва душу не вытряхнул. Я
завернулась в простыню, попробовала вмешаться, но милый отшвырнул меня
обратно на кровать. Я едва в обморок не упала, клянусь!

В эту минуту меня осенила догадка:

- Агнюш, уж не Глыба ли твой любовник?

Она испуганно прикрыла рот ладонью.

- Ой, что я наделала! Как ты догадалась?

- Неважно, продолжай. - Мне очень хотелось спросить, как ее угораздило
связаться со столь неприятным субъектом, но время поджимало, а Агнюшкина
история становилась все интереснее. - Что было дальше?

- Ничего. Мефодий вырвался и спрятался в другой комнате, а мы оделись и
ушли. На следующий день Серж позвонил мне на работу и долго извинялся.
Когда он пригласил Мефодия, у него совсем выскочило из головы, что он давал
мне ключ. Понимаешь, с тех пор прошло несколько месяцев, а мы ни разу не
застали хозяина дома. И всегда аккуратно за собой прибирали. Вот Серж и
забыл...

- Ладно, с этим ясно. Ты хотела рассказать о недавней встрече с Мефодием.

- Да, да, к этому и веду. Я увидела его в центре на остановке пару недель
назад. Конечно, после того неприятного эпизода прошло довольно много
времени, но мне все равно было неловко за Глеба, который так грубо обошелся
с беднягой. В общем, подошла я к Мефодию и заговорила с ним. Мол, как дела
и все такое. Мефодий с кислой физиономией сказал, что дела у него неважные.
Дескать, там, где он теперь обитает, нет компьютера, необходимого для
работы. А от Сержа пришлось уехать, потому что тот затеял ремонт, а сам
перебрался к подружке. И тут я сморозила такую глупость, что до сих пор
опомниться не могу. А все мой проклятый язык! Мелет с такой
скорострельностью, что мозги не поспевают.

- Ты сказала Мефодию, что Серж благополучно живет у себя дома и никакого
ремонта не затевал?

- Ну да! Понимаешь, я даже подумать не успела, а уже ляпнула: "Ремонт? Но я
была у него позавчера! Серж ни словом не обмолвился, что собирается
переезжать". Мефодий прямо побелел весь, затрясся, заскрипел зубами: "Так
эта сволочь решила от меня избавиться? - бормочет. - И деньги перестал
платить не из-за временных трудностей, а просто потому, что решил выбросить
меня на свалку?" Я перепугалась до коликов. Это же надо было такую свинью
Сержу подложить! "Мефодий, - говорю, - Христом Богом тебя прошу, не
рассказывай никому, что я тебе проболталась. Хочешь, я тебе компьютер на
время раздобуду?" А он посмотрел на меня дико да как закричит: "На кой мне
теперь компьютер?!" Повернулся и пошел, шатаясь. Ну, знаешь, как он обычно
ходит, словно вот-вот завалится.

Я сначала переживала ужасно, просто места себе не находила. Надо же, думаю,
утешила человека! Потом немного пришла в себя. Серж вроде бы не узнал, что
я его выдала, а Мефодий, как я себе твердила, скоро успокоится. Вот и
успокоился, несчастный! Ой, что я наделала!

Агнюша снова извлекла на свет божий мятый платок и затряслась в беззвучном
рыдании.

- Погоди убиваться, Агнюшка. Сдается мне, ты в его смерти не виновата. По
словам очевидцев, настроение у Мефодия в последние дни было неплохое. Он
даже начал собирать новый компьютер и планировал, на что потратит деньги,
вырученные от продажи своих программ. Надо думать, разговор с тобой его
встряхнул, и он решил наконец взяться за ум - доказать Сержу и остальным
сокурсникам, махнувшим на него рукой, что они напрасно его не ценили.

Агнюшка перестала рыдать и посмотрела на меня большими глазами:

- Значит... его убили?

- Похоже на то. Ты мне вот что скажи: кому ты рассказывала о встрече с
Мефодием?

- Никому. Я до смерти боялась, что до Сержа дойдет весть о моем подвиге.

- И Глыбе не рассказывала?

- Ах, черт! - Она опустила глаза. - Да, ему я созналась. Но просила никому
не говорить...

- Ладно, последний вопрос, и я побегу. Мефодий не упоминал фамилии
человека, у которого поселился?

- Упоминал, но я пропустила мимо ушей. Он сказал, что это наш сокурсник, но
фамилия мне ни о чем не говорила...

- Случайно, не Великович?

- Кажется, да. Точно, Великович.

- А Глыбе эту фамилию ты не называла? Может быть, тогда ты еще не успела ее
позабыть?

- Не помню. Не уверена. Думаю, нет. А в чем дело? - спросила она и открыла
рот. - Ты подозреваешь Глеба?.. О господи! Опять я распустила свой поганый
язык! Что ж за проклятие такое! Нет, Варька, поверь мне, Глеб не мог...
Характер у него, конечно, не сироп, но убить... Нет, это невозможно!

- Не кричи, народ сбежится. Я ничего не утверждаю. Просто мне нужна
информация к размышлению. Ведь ты не думаешь, что твоя откровенность
повредит Безуглову, если он невиновен?

- Да, наверное, ты права. Но все равно я подумываю, не избавиться ли мне от
языка хирургическим путем? Как прекрасно быть немой!

- Проще каждый раз считать до десяти, прежде чем открываешь рот. Ну все, я
побежала!

- Погоди! Мы должны встретиться, когда все разъяснится. Ты ведь расскажешь
мне, как вы оказались замешаны в этой истории?

- Ладно. У тебя есть ручка и клочок бумаги? Запиши свой телефон. Когда все
кончится, я позвоню. Тебя подбросить до остановки?

- Не нужно. Я еще немного посижу, а потом возьму такси. Держи номер. До
скорого!

Подъезжая к стоянке, я заметила длинную тощую фигуру, маячившую на
тротуаре. Генрих!

- Варька, что случилось? Куда ты запропастилась?

- А что, панихида уже закончилась?

- Не знаю, нам пришлось уйти раньше.

- Почему?

- Да Игорек Мищенко выкинул фортель... Явился в хорошем подпитии, а к
началу панихиды его совсем развезло. Пришлось вывести его на свежий воздух.
Он тут неподалеку, на скамейке. С ним Леша и Марк. Отвезешь его домой?

- Черт! Как некстати! У меня свежая информация, да и время поджимает.
Ладно, тащите его. Надеюсь, за час управимся?

- Должны. Подожди, я мигом.

Минут через пять вся компания появилась на горизонте. Посередине -
пилотируемый Гусь, по бокам - Леша с Марком, в арьергарде - Генрих. Мищенко
выглядел отвратительно. Представьте себе большого дядю с солидным брюшком,
размазывающего по лицу слезы и сопли в буквальном смысле. Его мокрые и
очень красные губы тряслись, как малиновое желе. Одутловатые щеки отвисли,
точно брыли бульдога. Словом, жалкое зрелище. Ребята впихнули его на заднее
сиденье, и оказалось, что все мы в машине не поместимся, несмотря на то что
обычно ездили на моем "Запорожце" впятером.

- Ладно, давайте без меня, - решил Марк. - Все равно кому-то нужно ехать к
Прошке - он, должно быть, уже бушует у Варьки в квартире. Постарайтесь
обернуться покороче.

Легко сказать! Нам понадобилось почти полчаса, чтобы вытянуть из
истекающего слезами Гуся его адрес. Нет, не подумайте, что Игорек молчал.
Он всю дорогу не закрывал рта, только вот на внешние раздражители не
реагировал, вовсю упиваясь своим горем. Причем с пьяной
непоследовательностью то оплакивал безвременно ушедшего Мефодия и казнил
себя, то ругал его последними словами и рыдал по своей загубленной жизни.

Когда мы наконец доставили Мищенко по месту назначения, сердобольный Генрих
не решился бросить его на произвол судьбы.

- Вы поезжайте, а я подожду, пока он заснет или немного очухается.

- Генрих, у нас совсем мало времени!

- Понимаю. Но если я буду гадать, не полезет ли Игорек спьяну в петлю, от
меня много проку не будет.

Зная, что Генриха не переубедить, мы с Лешей не настаивали.

- Не нравится мне все это, - изрек Леша, захлопнув дверцу.

- Думаю, ты не одинок. За всех ручаться не могу, но я тоже не в восторге от
убийств, отягченных перманентной транспортировкой бесчувственных тел.

- Я не о том. Мне не нравится поведение Мищенко. На мой взгляд, его горе
выглядит чрезмерным.

- Возможно, у него слишком тонкая душевная организация.

- Никогда бы не подумал. В университете он обостренной чувствительностью не
отличался.

- С годами люди меняются.

- Но не настолько же! Вспомни, за что его прозвали Гусаром. Сантименты
всегда были ему чужды. И потом, кем ему был Мефодий? Человеком, который
некогда подложил ему здоровенную свинью.

- Мефодий не виноват, что таким уродился. Будь у невесты Мищенко побольше
терпения, никакой трагедии не произошло бы.

- Варька, ты придуриваешься или в самом деле не понимаешь? Умирает чужой
Гусю человек, к тому же изрядно подпортивший ему жизнь. По-твоему, этого
достаточно, чтобы наливаться до бровей и рыдать на похоронах?

- Леша, я понимаю, на что ты так усиленно намекаешь. Но, во-первых, с чего
ты взял, что рыдания на похоронах жертвы - типичное поведение убийцы? А
во-вторых, мне сообщили кое-какие сведения, несколько меняющие картину. И
фигура главного злодея в новой картине не имеет с Гусем ничего общего.

- Да? И что же это за сведения? Кто их тебе сообщил?

- Что за сведения - расскажу дома. А имени осведомителя, к сожалению,
назвать не могу.

- В последнее время у тебя появилось слишком много секретов, тебе не
кажется?

- Ох, не говори, Леша! И ты здорово ошибаешься, если полагаешь, будто такое
положение вещей доставляет мне удовольствие. Чует мое сердце: не к добру
это, ох не к добру! Как подумаю о головомойке, которую через сорок минут
устроят мне Марк с Прошкой, прямо сердце в пятки уходит.

Глава 14

Остаток пути я провела в раздумье: как рассказать друзьям Агнюшкину
историю, не раскрывая ее инкогнито? Если Агнюшка видела в крематории Марка
и Генриха, то и они могли заметить ее и ее скоропалительный уход. Им не
составит труда сложить два и два, скажи я, что получила сведения от
пожелавшей остаться неизвестной дамы, с которой столкнулась неподалеку от
крематория.

Изрядно поломав голову, в конце концов я приняла такое решение: осторожно
расспросить ребят о панихиде и присутствовавшей публике. Если из их ответов
станет ясно, что они имели возможность заметить Агнюшку, я сплету сказку о
том, как, томясь от ожидания и следовательской лихорадки, надумала
позвонить старой знакомой, поддерживающей близкие отношения с
Архангельским, и та по секрету поведала мне альковную историю, которая
произошла в спальне Сержа полгода назад. Если же выяснится, что обстановка
в крематории не позволяла глазеть по сторонам и следить за окружающими,
расскажу все, как есть, утаив только имя. "Чем меньше врешь, тем позже
попадешься" - таков мой девиз в отношениях с друзьями.

Насчет головомойки я оказалась права - мне устроили ее, едва я успела
открыть дверь квартиры.

- Так где тебя носило, Варвара? - накинулся на меня Марк. - Ты же обещала
ждать нас! Мы, как идиоты, поволокли невменяемого Мищенко к машине, а
машины нет и следа!

- Не терзай ее, Марк, - елейным голосом произнес Прошка. - У бедняжки в
последние дни слишком бурная личная жизнь! Где ей, ветренице, помнить свои
обещания! Признайся, Варвара, ради кого ты бросила старых друзей: ради
галантного Сержа или бравого капитана Селезнева? Или за те полчаса, на
которые тебя оставили без присмотра, ты успела подцепить свеженького
ухажера?

Усилием воли я подавила в себе желание доступно объяснить Прошке, кто из
нас и что именно подцепил. Отстаивать свою честь буду потом, после пятницы.

- Я занималась делом, - сообщила я сухо. - Кому-то же нужно вести
расследование, пока одни утирают слезы старушкам, а другие - пьяницам.

- Кстати, где вы бросили Генриха? - спросил Марк.

- Он решил дождаться, пока Гусь придет в себя, - объяснил Леша. - Нам не
удалось его отговорить.

- Проклятие! Да Мищенко и до завтра не прочухается!

Воспользовавшись тем, что перестала быть центром внимания, я улизнула в
спальню переодеться. Мне нужна была пауза, чтобы мои расспросы о крематории
не выглядели нарочитыми.

Пока я отсутствовала, все переместились на кухню. Прошка привез от старушек
две полные авоськи снеди и теперь выгружал угощение на стол. Я вошла
бесшумно и, пока меня не успели опередить, небрежно попросила:

- Ну рассказывайте. Много на панихиде было народу?

Марк, чуткое ухо которого уловило в моем тоне некую искусственность, метнул
в меня подозрительный взгляд, но все-таки соизволил ответить:

- Порядочно. Генрих напрасно опасался, что никто не придет. Одних
мехматовцев набралось человек тридцать.

- Вот оно, людское любопытство! - прокомментировал Прошка. - Интересно,
явился бы хоть кто-нибудь, умри Мефодий естественной смертью?

- Ну и как все протекало?

- Сначала все столпились в холле, потому что предыдущее прощание
затянулось. Входящие пробирались вперед, чтобы выразить соболезнования
родственникам. Их тоже было довольно много. Оказывается, у Мефодия было три
брата и сестра. Кроме них и родителей, приехали многочисленные тетки,
дядья, кузины - в общем, целый клан. Но мне показалось, что по-настоящему
горевали только родители. Остальные уже забыли, как Мефодий выглядел. Он не
наведывался домой лет пятнадцать.

- Мать сильно убивалась?

- Не сказал бы. Скорее, она казалась какой-то потерянной. Словно не очень
понимала, что происходит.

- Вы с кем-нибудь из наших говорили?

Марк передернул плечами.

- Нет. Мы наслаждались обществом Мищенко, - сказал он ядовито. - Гусь
явился через пять минут после нас, кинулся нам в объятия и начал громко
причитать, какая ужасная утрата нас постигла. Все оборачивались и тянули
шеи. Мы чуть не провалились от стыда. Пытались его унять, да куда там! Он
все расходился и расходился. Потом открыли зал, пригласили всех туда, и вот
тут-то Гусь развернулся по-настоящему. Когда один из родственников начал
прощальную речь, Мищенко сперва громко всхлипывал, потом разрыдался в
голос, а потом стал рваться к гробу. Мне чуть дурно не сделалось, когда я
представил себе, что он сейчас упадет на гроб и забьется в пьяной истерике.
Пришлось срочно его выдворить. Насилу втроем управились.

Я от души посочувствовала Марку. Он просто не выносит публичных сцен, а
Мищенко сделал его чуть ли не главным действующим лицом своего спектакля.
Брр! Но одно светлое пятно в этой безрадостной картине я углядела. У Марка,
Генриха и Леши не было возможности глазеть по сторонам. Агнюшка,
естественно, заметила их, поскольку Гусь приковал к ним общее внимание, а
вот они Агнюшку - едва ли.

Тут Марк вспомнил о моей провинности:

- Мы притащили его, упиравшегося и вырывавшегося, на стоянку, где ты
обещала ждать. Я мечтал только об одном: втолкнуть его в машину и увезти
как можно дальше. И что же мы видим? "Запорожца" нет и в помине! Куда ты
укатила, черт побери?

- Не кипятись. Сейчас все объясню. - Я протиснулась мимо Прошки (тот под
нашу болтовню усердно поглощал стряпню своих старушек), залезла с ногами в
любимое плетеное кресло, зажгла огонь под чайником и начала: -
Приблизительно через двадцать минут после вашего ухода я вышла размять ноги
и столкнулась нос к носу с особой, которую для простоты буду называть
Любой. Вы скоро поймете, к чему этот псевдоним. Люба пребывала в весьма
расстроенных чувствах, но, узнав меня, слегка воспрянула и попросила
выслушать ее печальную повесть. Большую часть повести я опущу - она не
имеет к нам никакого отношения. А имеет к нам отношение вот что.

У Любы есть любовник, с которым она встречалась на квартире Архангельского.
Серж по доброте душевной сам преподнес девушке ключи, а потом по
рассеянности забыл об этом и пригласил пожить Мефодия - опять же по
душевной доброте. За нее и пострадал. В один прекрасный день Мефодий
ввалился к нему в спальню и застиг Любу с милым в пикантном неглиже. Милый
озверел и едва не вытряс из незадачливого вуайериста душу. На Любу
потасовка произвела неизгладимое впечатление. Она ночами не спала,
оплакивая униженного и оскорбленного Мефодия, вся вина которого состояла
лишь в том, что, услышав в неурочное время подозрительную возню в спальне,
он туда заглянул. И вот пару недель назад она нечаянно повстречала Мефодия
на улице. Движимая состраданием, Люба подошла к нему с ласковыми речами и в
числе прочего с потрохами выдала Сержа, выставившего Мефодия из дома под
надуманным предлогом, а также узнала фамилию человека, у которого Мефодий
нашел кров. Вот и вся история. Остается лишь добавить, что любовника Любы
зовут Глеб, фамилия его Безуглов, а фамилия человека, у которого поселился
Мефодий, - Великович.

Прошка присвистнул.

- Вот это номер! Браво, Варька! За тебя! - Он поднял на вилке внушительный
кусок холодца и целиком запихнул его в рот. - Шитай, мы жагнали жлодея в
угол.

- Не плюй в колодец, пока не перепрыгнешь. Мы всего лишь получили мотив и
возможность - весьма призрачную, надо сказать. Люба призналась, что
рассказала Глыбе о встрече с Мефодием, но не помнит, называла ли она ему
Лђнича. И даже склоняется к тому, что не называла. По крайней мере, сегодня
она вспомнила его фамилию только по подсказке.

- Да и мотив не ахти, - кисло сказал Леша. - Как я понял, с момента
конфликта прошло полгода.

- И что с того? - удивился Прошка. - Недоброжелатель, посвященный в опасную
тайну, подобен бомбе замедленного действия. Мефодий в любую минуту мог
разоблачить прелюбодея. Глыба, поди, все эти полгода дрожал от страха, как
бы Мефодий не избавил его и от второй жены.

- А чего ж тогда набрасывался?

- Ну ты даешь, Леша! А если бы тебя вот так застукали? Диво еще, что
Мефодий оттуда на своих ногах ушел. Сгоряча да с перепугу Глыба его и не
так мог отделать. А Мефодий-то был злопамятен. Обиды годами лелеял. Когда
Глыба немного остыл, наверняка об этом вспомнил. И понял, что влип.

- Почему же он ждал целых полгода?

- Хм, во-первых, созревал. По-твоему, это так просто - решиться на
душегубство? А во-вторых, можно подумать, он каждый день с Мефодием
виделся! Где им встречаться-то было? На работу Мефодий носу не казал, в
гости его не звали - боялись, что загостится.

Я слушала Прошку и одновременно заваривала чай. Обладатели маленьких кухонь
пользуются лишь одним, зато весомым преимуществом: почти всю домашнюю
работу можно делать, не вставая с места. Я повернулась в кресле, достала с
полки заварку и чашки, потом сняла чайник с плиты, плеснула кипятку в
заварочный чайник и вылила воду в банку на подоконнике. Руки исполняли
привычный ритуал, в котором участие головы не требовалось, а голова между
тем работала. Прошкины доводы звучали достаточно убедительно, но меня
беспокоила одна маленькая нестыковочка. В нарисованной картинке не хватало
одной детали.

- Все это хорошо, - сказала я, разлив