амым
недостойным образом к земным благам. Он был весь в долгах. А  он  так  любил
красивые дома и сады, массивные серебряные сервизы, крупные  доходы  и  все,
что облегчает приобретение подобных благ: высокие чины и почетные должности.
Правда, ему следовало бы предоставить все эти удобства людям,  которые  были
одарены меньшими способностями.
     Он провел половину своей жизни попрошайкой, получал один обидный  отказ
за другим и, тем не менее, всегда смиренно благодарил.  Только  один  раз  в
молодые годы он высказал в парламенте чувство справедливости и независимость
взглядов. Однако, когда он заметил, что он этим вызвал негодование свыше, он
так  сердечно  раскаялся  в  неосторожности,   словно   совершил   настоящее
преступление против  политической  нравственности,  и  так  искренно  умолял
королеву о прощении, будто его уличили в краже со взломом. В своем поведении
относительно Эссекса он доказал  всю  низость  своего  характера.  Он  любил
повторять изречение, которое уже Цицерон подвергнул уничтожающей критике  (в
трактате "О дружбе"): "Любить следует лишь в той степени, чтобы потом быть в
состоянии возненавидеть, а ненавидеть так, чтобы нетрудно было  впоследствии
полюбить". Именно так любил он Эссекса. Если его честолюбие достойно  вообще
оправдания, то оно заключается в том смягчающем обстоятельстве, что он  имел
самое высокое представление о своем значении для науки и был крепко убежден,
что если он, представитель науки, займет высшие  государственные  должности,
то от этого выиграет наука.
     Если вы посмотрите на портрет Эссекса, на эти правильные красивые черты
лица, на это аристократическое и вместе с тем  кроткое  выражение  глаз,  на
этот высокий лоб, окаймленный курчавыми волосами,  на  эту  роскошную  русую
бороду, - то вы поймете, что народ должен был его  избрать  своим  любимцем.
Полная приключений жизнь соткала вокруг него из  лучей  славы  ослепительный
ореол.  Хотя  он  дважды   доказал   свою   полную   несостоятельность   как
военачальник, но это не уменьшило восторженного отношения к нему  толпы.  Он
не был ни дипломатом, ни стратегом, он был просто  откровенным,  вспыльчивым
человеком,  лишенным  дипломатического  такта;  он  был  храбрым   солдатом,
совершенно незнакомым с  наукой  тактики.  Он  переоценивал,  конечно,  свое
влияние на королеву. Он никак не хотел понять,  что  королева,  находившаяся
под обаянием его личности, ни во что не ставила его политические советы.  Он
был слегка поэтом, писал премилые сонеты, протежировал  людям,  отличавшимся
умом и храбростью, был неимоверно щедр к друзьям и  клиентам  и  пользовался
искренними  и  теплыми  симпатиями  современных  писателей  и  поэтов.   Ему
посвящено бесконечное количество книг.
     Трагическая смерть Эссекса отразилась, без сомнения, на жизнерадостном,
веселом расположении королевы. Но рассказы о том,  как  ее  потрясла  смерть
любимца, и о том, что ей слишком поздно вручили перстень Эссекса,  являются,
вероятно, простой легендой. Несомненно, во  всяком  случае,  что  Елизавета,
разговаривая 12 сентября 1601 г. с герцогом Бироном, послом  Генриха  IV  (а
ему не было никакой причины лгать), посетившим ее со свитой в 300 человек, о
казненном любимце, вынула из шкафчика его череп  и  показала  его  Бирону  с
насмешливой улыбкой. Десять месяцев спустя этот фаворит французского  короля
потерпел за подобное же преступление ту же самую позорную смерть. Его именем
Шекспир назвал героя одной из своих первых комедий.
     Смерть Эссекса огорчила еще  меньше  Бэкона.  После  кончины  королевы,
когда друзья Эссекса пользовались большим значением при дворе Иакова,  Бэкон
был настолько бесстыден, что отправил Саутгемптону (хотя он еще находился  в
Тауэре, но считался уже силою) письмо, где выражал свое опасение,  что  лорд
отнесется к нему с недоверием. Он  говорил  в  заключение:  "Клянусь  Богом,
великая  перемена,  происшедшая  в  государстве,  не  произвела  во  мне  по
отношению к вам никакой перемены кроме того, что теперь я могу быть спокойно
тем, чем я, как вы хорошо знаете, искренно был всегда".
     Разумеется, тогда все подробности процесса Эссекса были  в  Лондоне  не
так хорошо известны, как мы теперь их знаем. Но мы видим,  что  общественное
мнение было возмущено поведением Бэкона, презирая в нем  изменника,  который
ревностнее других ускорил  печальный  конец  своего  покровителя.  Мы  видим
далее, что и Рэлей, за которым числилось такое множество заслуг,  становится
с этого момента одним из самых непопулярных  людей  в  Англии.  Все  попытки
очернить Эссекса в глазах толпы не приводили ни к чему. Она по-прежнему  его
боготворила.
     Если теперь поставить вопрос -  как  отнесся  ко  всем  этим  событиям,
взволновавшим английский народ, Шекспир, бывший еще так  недавно  в  хороших
отношениях с Саутгемптоном и косвенно с Эссексом, то придется  ответить:  он
горячо сочувствовал  обвиняемым,  принимал  их  судьбу  близко  к  сердцу  и
негодовал на их врагов.
     Если, с другой стороны, остается бесспорным  тот  факт,  что  радостное
настроение Шекспира начинает исчезать  как  раз  к  тому  времени,  что  все
впечатления, получаемые им от жизни и от людей становятся именно теперь  все
сумрачнее и сумрачнее, то позволительно предположить, что  одной  из  первых
причин возникающей в нем меланхолии является злосчастная  судьба,  постигшая
Эссекса, Саутгемптона и их друзей.


ГЛАВА XXXV
        1601 год в жизни Шекспира. - Сонеты и Пемброк.

     Переворот в душевной жизни Шекспира относится приблизительно к 1601 г.
     Было  бы  совершенно  естественно  усмотреть   одну   из   причин   его
усиливающейся с этого момента меланхолии во внешних, политических  событиях,
которые теперь  приближались  к  своему  концу.  Однако  с  гораздо  большим
основанием следует искать объяснения этого внутреннего перелома в фактах его
личной биографии. Мы должны поэтому посмотреть, как  освещают  произведения,
относящиеся к этому году, частную жизнь и душевное состояние поэта.
     И вот среди  произведений  Шекспира  есть  одно  такое,  которое  лучше
остальных позволяет нам заглянуть в его  сердце,  и  которое,  как  доказано
новейшими  и  остроумнейшими  знатоками  и  исследователями  его  сочинений,
возникло именно в 1601 г. Это собрание его сонетов.  {Прозаические  переводы
сонетов принадлежат Каншину.} Мы должны  поэтому  прежде  всего  призвать  к
ответу  эти  замечательные  стихотворения.  Внешние  факты  могут,  конечно,
окрасить чувства и мысли человека в более светлый или более темный цвет,  но
не  они  являются  основной  причиной  его  жизнерадостного  или  печального
настроения. Если в его личной жизни достаточно мотивов для  тоски,  то  даже
всеобщее политическое благоденствие не смягчит его горя. Если он,  с  другой
стороны, чувствует  себя  совершенно  счастливым,  то  тяжелое  общественное
настроение не нарушит  гармонии  его  внутреннего  мира.  Но  когда  события
общественной жизни  и  факты  личной  биографии  приведут  его  одинаково  к
мрачному мировоззрению, тогда он будет вдвойне несчастен.
     Сонеты Шекспира упоминаются впервые в "Palladis Taraia" Миреса  в  1598
г., в известном отрывке, посвященном нашему поэту: здесь  сказано,  что  его
"сладостные сонеты" ходят по рукам его "интимных друзей". В  следующем  году
печатаются в сборнике "Страстный пилигрим", предпринятом  воровским  образом
от имени Шекспира книгопродавцем Джаггардом, те  два  замечательные  сонета,
которые помещены теперь  под  номерами  138  и  144,  хотя  в  более  старой
редакции, чем современная. В течение следующих десяти  лет  сонеты  Шекспира
нигде не упоминаются. Но в 1609 г. книгопродавец Томас Торп издает in-quarto
"никогда  еще  не  напечатанные"  сонеты  Шекспира  (Shakspeare's  Sonnets).
Шекспир едва ли держал корректуру этого издания, но положил, быть  может,  в
его основание собственную рукопись.
     Это издание снабжено посвящением, составленным книгопродавцем  каким-то
натянутым слогом и вызвавшим бесконечное количество гипотез и  догадок.  Оно
гласит:

                          То the onlie begetter of
                           These insuing sonnets
                          Mr. W. H. All Happinesse
                             And that eternitie
                                  Promised
                          By Our ever-living poet
                                  Wisheth
                       The well wishing Adventurer in
                                  Setting
                               Forth. Т. T.
     {Единственному творцу нижеследующих сонетов мистеру  В.  Г.  счастья  и
вечной славы, обещанной нашим бессмертным поэтом, желает издатель их Т. Т.}

     Значение самой подписи совершенно ясно,  так  как  20  мая  1609  г.  в
книгопродавческие каталога была записана под  именем  Томаса  Торпа  "книга,
озаглавленная Сонеты Шекспира". Но уже в  прошлом  столетии  поднялся  спор,
продолжавшийся в течение всего XIX  века,  кого  следует  подразумевать  под
словом  "begetter"  (в   переводе   -   творец,   или   производитель,   или
вдохновитель?); т. е. кому посвящены эти сонеты, и часто ставился  вопрос  -
кто этот таинственный Mr. W.  H.  Искусственное  выражение  "begetter"  было
подвергнуто  самым  ухищренным  толкованиям,  буквы  W.  H.  вызывали  самые
невероятные гипотезы, а личность, которой посвящены  сонеты,  дала  повод  к
самым нелепым догадкам.
     Кажется удивительным, - однако это сущая правда - что в первые  80  лет
XVIII века все были  убеждены,  что  сонеты  Шекспира  обращены  к  женщине,
написаны в честь его возлюбленной. Только в 1780  г.  Мэлоун  и  его  друзья
доказали, что более ста сонетов прославляют мужчину. Однако этот  взгляд  не
скоро сделался общим достоянием. Еще в 1797 г.  Чалмерс  старался  доказать,
что сонеты воспевают Елизавету, так же как и знаменитые "Amoretti" Спенсера,
которые на самом деле были посвящены его будущей жене.
     Только в начале нашего столетия поняли то, в чем, вероятно, никогда  не
сомневались современники Шекспира, именно, что первые 126 сонетов  относятся
к какому-то юноше.
     Было естественно предположить, что юноша и есть тот Mr. W. H.,  который
величался родителем или виновником происхождения этих сонетов,  даже  в  том
случае, если остальная группа стихотворений  была  посвящена  женщине.  Ведь
сонеты, обращенные непосредственно к нему, преобладали численно и  следовали
тотчас после посвящения.
     Некоторые  исследователи,  подразумевавшие  под  словом  "begetter"  ту
личность, которая доставила книгопродавцу рукопись сонетов,  заключали,  что
упомянутые буквы обозначают Вильяма Гесве, шурина Шекспира (Нейль, Эльце). В
прошлом столетии доктор Фармер указывал еще  на  племянника  поэта,  Вильяма
Харта, однако впоследствии оказалось, что он родился только  в  1600  г.  На
основании одного такого малозначащего факта, что в  первом  издании  в  20-м
сонете слово "hues" написано (вероятно, по капризу или недоразумению,  часто
повторяющемуся в этой книге) по старому обычаю прописной буквой  и  курсивом
(Hews), комментатор Тирвит считал героем сонетов нам совершенно неизвестного
мистера Вильяма Хогса (Hoghes). Даже больше. Была высказана догадка, что сам
Шекспир является этим мистером W. Н., что "Н" опечатка вместо "S",  или  что
буквы W и Н - Mr. William Himself (мистер Вильям - сам, лично)!
     Серьезные и разумные исследователи  придерживались  долгое  время  того
мнения, что буквы W. H. подлежат перестановке, так  как  сонеты  могли  быть
посвящены только Генри Райтли, графу Сауггемптону, который находился в таких
близких отношениях с поэтом, и которому были посвящены также  обе  эпические
поэмы. Эта была гипотеза Дрека, поддержанная Гервинусом. Но уже  в  1832  г.
Воден сделал несколько веских возражений против этого предположения, так что
теперь немыслимо поддерживать эту теорию. Не может быть никакого сомнения  в
том, что имя друга поэта, которого воспевают сонеты, было "Вильям" (см. 135,
136, 143), имя же Саутгемптона было "Генри". Саутгемптон  не  обладал  также
той красотой, о которой постоянно говорится в этих стихотворениях.  Наконец,
эти сонеты не подходят ни к его возрасту, ни  к  его  характеру,  ни  к  его
деятельной жизни, исполненной случайностей и приключений. Обо всем  этом  не
упоминается в сонетах.
     Они не подходят к его возрасту, ибо в 1601 г., когда были  написаны,  -
как мы сейчас увидим - сонеты 100 - 126, Саутгемптону было 28 лет:  неудобно
было называть его "lovely boy - прелестный мальчик" (126) и сравнивать его с
"херувимом" (114).
     Но одна личность подходит именем,  возрастом,  обстоятельствами  жизни,
внешностью, добродетелями и пороками как нельзя лучше к этому мистеру W. H.,
которому посвящены сонеты: это  молодой  Вильям  Герберт,  с  1601  г.  граф
Пемброк, родившийся 8 апреля 1580 г., прибывший осенью 1597  г.  или  весною
1598  г.  в  Лондон,  познакомившийся,  вероятно,  тотчас  с   Шекспиром   и
находившийся с ним, кажется, вплоть до его смерти  в  дружеских  отношениях.
Ведь первое издание его драм, in-folio 1623 г.,  было  посвящено  издателями
именно лорду Пемброку и его брату в благодарность за то, что  они  оказывали
"такую благосклонность этим произведениям и их творцу в продолжение всей его
жизни".
     Мы видим, что этот взгляд, высказанный в 1819 г. Брайтом и  в  1832  г.
Боденом независимо друг от друга, т. е. взгляд, что Пемброк является  героем
сонетов, восторжествовал в наше  время  окончательно  и  разделяется  такими
выдающимися учеными,  как  например,  Дауден.  Остроумные  и  подчас  верные
замечания Томаса Тайлера в его книге о сонетах (1890) дали этой гипотезе как
бы свою санкцию. Вот каким путем  мы  доходим  до  имени  Вильяма  Герберта.
Сонеты Шекспира не суть изолированные стихотворения.  Нетрудно  понять,  что
они  находятся  во  внутренней  связи.  Каждый  новый  сонет   разрабатывает
обыкновенно мотивы и мысли предшествующего или более раннего  стихотворения.
Группировка также не произвольная; она настолько  хороша,  что  все  попытки
видоизменить  порядок  только  затемняли  и  без  того  темный  смысл   этих
стихотворений. Первые 17 сонетов представляют проникнутую одним  настроением
компактную группу: здесь автор обращается к другу с  советом  -  не  умирать
холостым, а оставить миру наследника, чтобы редкая красота,  отмечающая  его
бренное существо, не увяла и не умерла бы вместе с ним.
     Сонеты  100-126,  связанные  также  теснейшим   образом,   трактуют   о
примирении обоих  друзей  после  периода  охлаждения  и  временной  разлуки.
Наконец, сонеты 127-152 обращаются уже не к другу, а к возлюбленной,  к  той
смуглой даме, отношения которой к обоим товарищам затронуты  также  в  более
ранних сонетах.
     144 сонет - один из самых интересных, так как он рисует  нам  положение
поэта между другом и возлюбленной. Он был, как упомянуто выше,  напечатан  в
1599 году в сборнике "Страстный пилигрим". Здесь Шекспир  называет  друга  -
своим добрым ангелом-хранителем, а возлюбленную - злым демоном и высказывает
скорбное предположение или убеждение, что друг  запутался  в  сетях  смуглой
дамы:

                  Я догадываюсь, что ангел очутился в аду.

     Поэт лишился сразу обоих: он потерял его благодаря ей, а  ее  благодаря
ему.
     Та же самая тема затронута также в 40 сонете, где говорится,  что  друг
похитил у Шекспира то существо, которое он любил больше всего на свете. А из
33 сонета, трактующего о том же факте, следует, что дружба продолжалась лишь
короткое время и пошатнулась вследствие связи друга с возлюбленной.
     Здесь сказано:

                  Увы! Все кончено; он был моим лишь час!

     Когда же возникла эта дружба? Кто бы ни был загадочный друг, мы можем с
точностью определить эту дату. Хотя Шекспир писал, без сомнения,  сонеты  до
1598 г., так как именно к этому году относятся слова Миреса о  "его  сладких
сонетах", но нам совершенно неизвестно, что это были за  стихотворения;  те,
"которые ходили по рукам его интимных друзей",  быть  может,  исчезли;  быть
может, часть из них сохранилась; в  последнем  случае  сюда  принадлежат  те
сонеты, в которых встречаются такие обороты и  выражения,  к  которым  можно
подыскать параллели в поэме "Венера и Адонис"  и  в  первых  комедиях,  хотя
вопреки убеждению немецкого ученого Германа Конрада, подобные параллели сами
по себе еще не решают вопроса о хронологии стихотворений. С другой  стороны,
Тайлеру удалось доказать убедительнейшим образом  влияние  книга  Миреса  на
один из шекспировских сонетов. Едва ли можно сомневаться в том, что  Шекспир
был знаком с "Palladis Tamia".  Быть  может  сам  автор  переслал  ему  один
экземпляр. Во  всяком  случае,  он  должен  был  заинтересоваться  теплым  и
искренним отзывом о нем, встречающимся в этой книге.  Здесь  Мирес,  приведя
стих Овидия, гордящегося своим произведением, которого не уничтожат ни  гнев
Юпитера, ни железо или огонь, и стихи Горация  "Я  памятник  себе  воздвиг",
применяет эти слова к современным  ему  поэтам  Сиднею,  Спенсеру,  Дэниэлю,
Дрейтону, Шекспиру и Ваннеру и прибавляет частью прозой, частью  стихами  на
латинском языке несколько похвальных слов о  произведениях  этих  писателей.
Если прочесть внимательно 55 сонет, который поразит каждого  читателя  своим
сходством со стихами Горация, то нетрудно найти, что в нем  встречаются  все
выражения и дословные обороты соответствующего отрывка у Миреса. Этот  сонет
не  мог  быть  поэтому  написан  раньше  1598  г.,  -   книга   занесена   в
книгопродавческие каталоги только в сентябре, - быть может, в начале 1599 г.
- и так как следующий 56 сонет характеризует дружбу обоих как недавнюю:

     Пусть этот грустный промежуток  времени  будет  подобен  океану,  волны
которого отхлынули от прибрежья, куда ежедневно  приходят  двое  заключивших
недавно дружбу или двое недавно помолвленных... -

     то придется, без сомнения, отнести начало дружбы между поэтом и  героем
сонетов к 1598 г.
     Правда, исторические намеки, встречающиеся в группе сонетов  100  -126,
которая представляет целую связную поэму, очень трудно поддаются объяснению.
Но 104 сонет позволяет определить точно время возникновения всей группы, так
как здесь говорится очень прозрачно, что с тех пор, как поэт увидал  впервые
своего друга, прошло уже три года:

     Зимние стужи трижды сорвали с деревьев красу трех лет;  три  прекрасные
весны  сменились  тремя  пожелтелыми  осенями;   три   благоуханные   апреля
перегорели в три знойные июня с тех пор, как я увидел  тебя  во  всей  твоей
свежести, остающейся в расцвете до сих пор.

     Таким образом, вся эта многозначительная группа сонетов возникла в 1601
г. Если эта дата верна, то стих 107 сонета

     Смертная луна пережила свое затмение -

     намекает, по всей вероятности, на то, что  Елизавета  (изображаемая  по
старой поэтической манере  в  образе  луны)  вышла  невредимой  из  заговора
Эссекса, тем более, что прелестные стихи:

     Моя возлюбленная выглядит теперь такой свежей,
     Освежаемая весенней росой -

     доказывают, что стихотворение написано весной. Однако  было  бы  нелепо
заключить на основании этого намека, что поэт горел негодованием на  Эссекса
и его друзей. Еще бессмысленнее попытка Тайлера построить вокруг 124  и  125
сонетов целые леса из предположений, по которым он восходит к совершенно  не
английской,  висящей  в  воздухе  гипотезе,  что  Шекспир  говорит  здесь  в
оскорбительных  выражениях  о  своем  заключенном   в   Тауэре   покровителе
Саутгемптоне, и что слова "те, которые жили только ради  преступлений"  (who
have lived for crime) направлены именно против него. Столь же неосновательно
мнение,  стоящее  в  связи  с  этим  взглядом,  будто  126  сонет   является
самозащитой Шекспира против обвинения в том, что он изменил  тому  человеку,
которому семь лет тому на