лся, то обе  женщины  обратились  вместе  к
доктору Форману, известному в свое время магу и шарлатану. Они попросили его
дать им такое средство, которое могло бы вызвать в душе графа  отвращение  к
своей супруге. Доктор дал свое  согласие,  произнес  разные  заклинания  над
восковыми куклами и т. п. Так как все эти средства, однако, не  действовали,
то леди Френсис написала к кудеснику следующее письмо:
     "Мой милый отец! Хотя я знаю Вашу всегдашнюю готовность помочь мне, тем
не менее я опять должна просить Вашего содействия. Я имею  полное  основание
доверять Вам, хотя весь мир идет против меня. Впрочем,  небо  благоволит  ко
мне. Много приходится мне страдать  от  ворчливости  супруга,  от  упрямства
врагов, от гнета судьбы. Из этого дремучего леса только Вы способны  вывести
меня своею мудростью. Именем Бога заклинаю Вас, помогите мне. Чартлей.  Ваша
искренно любящая Вас дочь Френсис Эссекс".
     В начале 1613 г. некая Мэри Вуд обвинила леди Эссекс  в  том,  что  она
пыталась подкупить ее отравить графа. Впрочем, это дело оставлено  было  без
последствий. Вскоре после этого для леди Эссекс вновь блеснул  луч  надежды.
Уже три года прошло с того времени, как ее муж вернулся из-за границы.  Если
бы ей удалось доказать суду,  что  она  в  действительности  не  была  женою
Эссекса, то  она  могла  бы  добиться  развода.  Для  этого  она  заручилась
содействием отца и бессовестного дяди, могущественного лорда Нортумберленда.
Она упросила последнего, игравшего в этой истории  приблизительно  такую  же
роль, как Пандар в  "Троиле  и  Крессиде",  объяснить  королю,  что  ее  муж
страдает бессилием, и что она совершенно лишена радостей супружеской  жизни.
Так как король все еще  был  привязан  к  Рочестеру,  и  так  как  он  любил
устраивать счастье фаворитов, то он выслушал  ходатаев  леди  Френсис  очень
внимательно. Эти  последние  сообразили  очень  быстро  ту  выгоду,  которая
вытекала для них из родства с Рочестером, бывшим доселе  их  противником,  и
они стали принимать все более горячее участие в  этой  истории.  Дело  было,
наконец, улажено на одном из собраний, устроенных друзьями супругов - графом
Нортгемптоном  и  графом  Суффолком,  со  стороны  леди  Френсис,  и  графом
Саутгемптоном и  лордом  Ноллисом,  со  стороны  Эссекса.  Эссекс  отказался
признать в себе тот недостаток, который мог ему помешать  вступить  в  новый
брак, но заявил прямо, что он не может быть мужем именно этой дамы.
     Тогда созвали комиссию, состоявшую  из  духовных  лиц  и  юристов,  для
обсуждения этого дела и организовали комитет, образованный из шести акушерок
и десяти благочестивых знатных матрон. Они  должны  были  разрешить  вопрос,
находится ли организм леди Френсис в нормальном состоянии и в самом ли  деле
она, как утверждает, девушка. Стыдливость леди оказалась столь великой,  что
она явилась  к  осмотру  под  вуалью.  При  таких  условиях  мог  совершенно
естественно распространиться слух, что осмотру подверглось подставное  лицо.
Осмотр дал именно те результаты, которые были желанными  для  леди  Френсис,
убедил только тех,  кто  его  устроил  и  представил  богатый  материал  для
бесчисленных грубых шуток.
     Адвокаты леди Эссекс доказывали комиссии, что  ее  муж  заболел  мнимым
недугом под влиянием чародейства. Но она была настолько  осторожна,  что  не
назвала, конечно,  ни  себя,  ни  доктора  Формана  виновниками  колдовства.
Некоторые  члены  комиссии  были   уже   заранее   склонны   объявить   брак
недействительным. Они  желали  исполнить  волю  короля  и  фаворита.  Однако
архиепископ Эббот, человек  независимых  взглядов,  заявил,  во-первых,  что
болезнь  графа  нельзя  никоим  образом  приписать  чародейству,  и  указал,
во-вторых, на то  обстоятельство,  что  дело  леди  Эссекс  может  послужить
прецедентом  для  каждой  бездетной  супруги.  Так  как   при   баллотировке
обнаружилось равенство голосов, то Эббот просил короля  о  своем  выходе  из
комиссии. Иаков назначил двух других епископов, и большинством  семи  против
пяти голосов брак был  объявлен  недействительным.  Вследствие  этого  Эббот
сделался  одно  время  самым  популярным  человеком  Англии.  Епископ  Нейл,
которого и без того презирали, и  епископ  винчестерский  Бильсон,  которого
считали честнее, были преданы осмеянию. Когда король поблагодарил последнего
тем, что произвел его сына в рыцари,  тот  получил  во  всей  Великобритании
позорную кличку "сэр Бильсон-ничтожество".
     Рочестер имел в продолжение всей своей  карьеры,  а  также  теперь,  во
время своей связи с леди Эссекс, прекрасного  поверенного  в  лице  молодого
человека по имени Овербери. Он писал для своего патрона  любовные  письма  к
Френсис  и  был  посвящен  во  все  тайны  их  свиданий  в  Патерностер-Роу,
Гаммерсмите и других местах. Когда он заметил, что Рочестер носится с мыслью
о браке, он  с  жаром  отсоветовал  ему  такой  шаг.  Находясь  в  натянутых
отношениях с семейством Говард, он, вероятно, боялся за свою  карьеру  и  за
свое существование. Рочестер обыкновенно следовал его советам.  Но  Овербери
так  успел  ему  надоесть,  что  он  решил  отделаться  от  него,  хотя   бы
насильственно. Королю рассказали о  появлении  новой  поговорки  -  "Иаковом
повелевает Рочестер, а Рочестером - Овербери". Тогда Иаков, желая  устранить
его с честью, предложил  ему  место  иностранного  посланника.  Но  Овербери
понял, что это назначение является, в сущности, удобной формой изгнания. Так
как честолюбивые планы связывали  его  тесно  с  Англией,  то  он  отказался
наотрез от предложения короля. Иаков усмотрел в этом отказе мятежный дух. По
совету фаворита он велел схватить Овербери и бросить в Тауэр.  Рочестер  вел
все время двусмысленную игру. Он передавал заключенному, будто изо всех  сил
хлопочет о его освобождении; давал ему советы, как себя  вести  и  в  то  же
время пускал в ход свое влияние, чтобы  продлить  срок  его  заключения.  Он
считал нужным доказывать Овербери, что тот ему всем обязан, чтобы в  нем  не
поднялось желание в один прекрасный день разоблачить  такие  тайны,  огласка
которых для  Рочестера  была  нежелательна.  Немедленно  был  отдан  приказ,
лишавший Овербери права входить в сношения с кем бы  то  ни  было  вне  стен
темницы. Когда комендант Тауэра, сэр Вильям Уад, человек безусловно честный,
понял приказ так буквально, что не допустил даже послов  Рочестера,  то  ему
дали отставку и назначили на его  место  более  ловкого  Джервиса  Гельвиса.
Теперь Рочестер мог успокоиться:  его  письма  и  посылки  попадали  в  руки
заключенного.
     Как  настоящая  женщина  леди  Френсис  Эссекс   не   желала,   однако,
довольствоваться полумерами. Она решила раз навсегда покончить с Овербери  и
поклялась, что он не покинет Тауэр  живым.  Она  снова  обратилась  к  своей
помощнице, г-же Торнер, которая охотно рекомендовала  те  средства,  которые
помогут ей  достигнуть  своей  цели.  Предварительно  оказалось  необходимым
заручиться содействием того человека, под непосредственным надзором которого
находился заключенный. Леди Френсис обратилась  поэтому  к  Томасу  Монсону,
начальнику гауптвахты в Тауэре,  и  добилась  при  помощи  его  протекции  у
коменданта увольнения тюремного  надзирателя  Овербери.  На  его  место  был
назначен некто Ричард  Вестон,  служивший  некогда  в  доме  г-жи  Торнер  и
исполнявший потом  роль  почтальона  в  романе  леди  Эссекс  с  королевским
фаворитом. Однажды Вестон  получил  от  г-жи  Торнер  приказание  явиться  в
Уайтхолл  к  леди  Френсис.  Та  вручила  ему  склянку,  содержимое  которой
следовало  примешивать  к  кушанью  заключенного;  самого  же  Вестона   она
предупредила не прикасаться к этой жидкости. Когда он отправился в Тауэр, он
встретил случайно Гельвиса и, воображая, что  последний  посвящен  в  тайну,
стал ему подробно излагать,  как  он  намерен  влить  эту  жидкость  в  суп.
Испуганный Гельвис уговорил Вестона бросить пузырек в водосточную трубу, но,
боясь мести могущественных Говардов, не решился на донос. По совету Гельвиса
Вестон рассказал леди Эссекс, что заключенный выпил яд, и что  его  здоровье
заметно пошатнулось. Овербери в самом деле постоянно болел в темнице. Он  не
терял надежды на освобождение и  постоянно  обманывался.  Эти  разочарования
отражались крайне вредно на его здоровье. Вообразив далее, что король, узнав
о его болезни, почувствует к нему сострадание,  он  просил  довольно  наивно
Рочестера  присылать  ему   рвотные   средства.   Нам   неизвестно,   какими
медикаментами  снабжал  заключенного  Рочестер  и  знал  ли  он   вообще   о
мероприятиях   леди   Френсис.   Вероятно,   она   действовала    совершенно
самостоятельно. Овербери, однако, не умирал.  Леди  Эссекс  продолжала  свое
темное дело. Рочестер посылал своему  поверенному  торты,  заливные  и  вина
вместе  с  письмами.  Во  все  это  леди  Эссекс  примешивала  яд.  Она   не
догадывалась,  что  Гельвис,  следивший   зорко   за   всем   происходившим,
перехватывал все эти посылки. Видя, что отравленные  кушанья  не  действуют,
она потеряла терпение и стала искать более надежные  средства.  Она  узнала,
что больного  лечит  вместо  прежнего  врача  один  французский  аптекарь  и
подкупила его помощника отравить Овербери при помощи клистира. На  следующий
день заключенный  умер  в  Тауэре.  Нортгемптон  распространил  слух,  будто
Овербери вел в темнице невоздержанный образ жизни  и  заразился  неизлечимой
болезнью. Большинство поверило этому слуху. Впрочем, некоторые  сомневались.
Следы этих сомнений заключаются  в  письмах  современников.  Джон  Чемберлен
пишет 14 октября 1613 года сэру Дадли Чарлтону: "Молва гласит, что  причиной
смерти Овербери была половая болезнь или нечто худшее".
     Так пала последняя преграда, стоявшая на пути блестящей четы  к  венцу.
Леди Френсис была  счастлива.  Она  не  испытывала  тех  угрызений  совести,
которые испытывала леди Макбет. Король относился  к  ней  в  высшей  степени
внимательно. Так как она не хотела расстаться с титулом графини, он в  угоду
ей дал Рочестеру титул  графа  Соммерсета.  Свадьба  была  отпразднована  26
декабря 1613 г. с великолепной роскошью. Невеста  была  настолько  нахальна,
что явилась, как девушка, с распущенными по плечам волосами. По этому поводу
Джон Чемберлен пишет 30 декабря 1613 года миссис Элис Чарлтон: "Леди Френсис
венчалась с распущенной косой.  Невесту  провожали  в  церковь  прибывшие  в
Лондон саксонский герцог и ее дед,  граф  Нортумберленд".  Она  венчалась  в
королевской часовне на том же самом месте и с тем же самым епископом, как  в
день  своей  первой  свадьбы.  При  бракосочетании  присутствовали   король,
королева, архиепископ и  высшая  аристократия,  желавшая  сохранить  хорошие
отношения с королем и  фаворитом.  Никто  не  хотел  быть  исключением.  Все
подносили богатейшие подарки. Граф Гондомар отнесся также очень  внимательно
к покровительствуемой королем  чете  и  послал  великолепное  ожерелье.  Все
подносили подарки громадной стоимости: лондонский  Сити,  торговая  компания
"удальцов", индийская компания, таможенные чиновники и т. п. Еще в  середине
января 1614 года прибылали подарки из золота, серебра и драгоценных  камней.
Бэкон, который не был поклонником Соммерсета, также не  хотел  отставать  от
других. Джон Чемберлен пишет 23 декабря 1613 года сэру Дадли Чарлтону:  "Сэр
Френсис Бэкон готовит  к  этой  свадьбе  драматическую  "маску",  постановка
которой будет ему стоить 2.000 фунтов. Хотя нижняя  палата  обещала  ему  со
своей  стороны  поддержку,  хотя  генеральный  прокурор  Иельвертон  изъявил
желание пожертвовать на это дело 500 фунгов, тем не менее он решил взять все
расходы на себя". Несколько лет спустя тот же Бэкон поведет  процесс  против
Соммерсета, обвиненного в убийстве.
     На  другой  день  после  свадьбы  король  пригласил  лорд-мэра  Лондона
устроить праздник  в  честь  графа  и  графини  Соммерсет.  Тщетно  лорд-мэр
ссылался  на  отсутствие  большого  помещения.  Король  предложил  одно   из
принадлежащих ему самому зданий. Гости должны были отправиться процессией из
Вестминстера по направлению  к  Сити,  кавалеры  верхом,  дамы  в  колясках.
Новобрачная осталась довольна  коляской,  приготовленной  для  нее  к  этому
празднику. Но лошади ей не понравились. Она попросила лорда Винвуда дать  ей
на этот день своих. Лорд ответил, что такой знатной даме неудобно брать вещи
в долг и попросил принять коней от него в подарок. Подарок был,  разумеется,
принят.
     Маколей очень удачно сравнил двор Иакова  с  двором  Нерона.  Суинберн,
оставаясь на почве того же сравнения, заметил, что здесь повторилась свадьба
Спора  и  Локусты.  Бэкон  прославил  этот  брак.  Чапман  воспел  его.   Он
присоединил  еще  раньше   к   переводу   последних   песен   "Илиады"   два
посвятительных сонета с преувеличенными похвалами  героическим  добродетелям
виконта Рочестера. Теперь он  воспел  его  свободу  в  своей  "Освобожденной
Андромеде", и когда на него резко напали, он прибавил к  этому  произведению
наивную самозащиту: "Апология Персея и Андромеды".
     Совместная жизнь с леди Френсис не могла оказать  на  графа  Соммерсета
благотворного влияния. Он сделался невообразимо  расточительным.  Он  вводит
новые моды,  желая  понравиться  Иакову,  угодить  своей  жене  и  выставить
королевскую милость напоказ перед всем  народом.  Современный  ему  историк,
наивный моралист Вильсон, жалуется  горько  на  то,  что  граф  появлялся  в
завитых и надушенных кудрях, брил бороду, ходил с открытой  шеей  и  украшал
свои наряды желтыми лентами. Соммерсет не просил больше поместий и  денег  у
короля. Подданные сами содержали его на свой счет.  Каждый  проситель  давал
взятку Соммерсету. Трудно сказать, сколько денег он нажил  таким  путем,  но
известно, что он тратил ежегодно около 90.000  фунтов.  Впрочем,  необходимо
заметить, что он не нарушал, подобно своим преемникам, законов и обнаруживал
изредка даже некоторое благородство. Но требования его родственников,  семьи
Говардов, погубили его.  Самые  выдающиеся  члены  государственного  совета,
среди них Пемброк, покровитель Шекспира, смотрели с негодованием,  как  этот
выскочка склонял короля на сторону их противников.
     В 1614 году выступает на сцену новый фаворит. Это был  очень  красивый,
очень здоровый и очень живой  молодой  человек  по  имени  Джордж  Виллъерс.
Король  возвышал  его  медленно,  чтобы  не  обидеть  Соммерсета.  Но  этому
последнему присутствие Вилльерса было очень неприятно.  Он  унижал  его  при
каждом удобном случае, третировал его дерзко и жестоко и дошел, наконец,  до
того, что стал при своей вспыльчивости и при  своем  властолюбии  обращаться
свысока с самим королем. Иаков сделал ему  сначала  только  выговор,  и  они
потом опять помирились. Но Соммерсет не чувствовал себя в  безопасности.  Он
знал, что враги старательно хлопочут о повышении Вилльерса. По-видимому, его
мучили также угрызения совести. Вот  почему  он  выпросил  у  короля  полный
"Pardon"  (вроде  того,  который  получил  в  эпоху  Генриха  VIII  кардинал
Вольсей), т. е. бумагу, заключавшую в себе разрешение  всяких  преступлений,
например, убийства. Он мотивировал свою просьбу тем, что после смерти Иакова
враги станут его преследовать ложными и несправедливыми обвинениями.  Король
изъявил свое согласие, но лорд Элсмер отказывался наотрез приложить к  этому
документу государственную печать. Тогда Иаков гневно накинулся на него, но -
тщетно. Лорд Элсмер опустился на  колени,  но  не  приложил  печати.  Вскоре
Соммерсету в самом деле понадобилась эта бумага с отпущением всяких грехов.
     Помощник аптекаря, отравивший, как  мы  видели,  Овербери,  заболел  во
Флиссингене тяжкой болезнью и облегчил измученную душу  тем,  что  признался
письменно во всем лорду Винвуду. Гельвис  и  Вестон  подверглись  допросу  и
вскоре имена лорда и леди Соммерсет были замешаны в эту историю.
     Лишь только Соммерсет узнал, что подозрение пало на  него,  он  оставил
короля в Ройстоне и отправился в Лондон, чтобы представить свои  оправдания.
К этому времени Иаков окончательно пресытился прежним  любимцем.  Страсть  к
новому фавориту  поглощала  его  всецело.  Чтобы  дать  читателям  некоторое
представление о лицемерии короля, Артур Велдон рисует сцену прощания  короля
с Соммерсетом:
     Когда граф поцеловал его руку, король обнял его, заплакал и сказал:  "О
Боже, когда я тебя вновь увижу? Пока ты не вернешься, я не буду ни есть,  ни
спать!" - Потом он обвил его шею  руками  и  воскликнул:  "Передай  от  меня
поцелуй своей жене". Ту же самую процедуру он повторил наверху, посередине и
внизу лестницы. Но едва граф успел войти в коляску, как король  заметил:  "Я
больше никогда не увижу его лица".
     Со второстепенными героями обвинения  обошлись  очень  просто:  Вестон,
г-жа Торнер, Гельвис  и  аптекарь  Франклин  были  повешены.  Когда  графиню
арестовали, она сказала только, что муж  ее  неповинен.  Граф  отправился  в
Тауэр в орденах св. Георгия и Подвязки. Когда он был подвергнут допросу,  он
грозил разоблачить такие тайны, которые будут равносильны  обвинению  самого
короля. Судя  по  современным  письмам,  он  намекал  на  приказание  короля
отравить принца Генриха. Потом он отказался от своих слов и защищался не без
достоинства. Он отрицал свое участие в убийстве. Графиня обнаружила на  суде
меньше стойкости. Зал был переполнен зрителями. Там был также  граф  Эссекс,
который  уселся  прямо  против   своей   прежней   супруги.   Когда   читали
обвинительный акт, она побледнела и задрожала. Когда произнесли имя Вестона,
она скрыла лицо свое за веером. Когда к ней обратились с вопросом,  признает
ли она себя виновной, она сказала "да". Это признание осуждало ее на смерть.
Ей предложили последнее слово. Она заявила,  что  не  желает  умалить  своей
вины, но только  просит  короля  о  помиловании.  Соммерсет  был  единодушно
признан виновным. Король помиловал  обоих.  Он  не  мог  послать  на  эшафот
человека, бывшего долгое  время  его  интимнейшим  другом,  и  казнить  дочь
лорда-канцлера. Несмотря  на  то,  что  Соммерсет  настойчиво  отрицал  свою
виновность, он был приговорен вместе с супругой к пожизненному заключению.
     В современных письмах, относящихся ко времени этого процесса, говорится
так же часто о сэре Джордже  Вилльерсе,  как  о  Соммерсете.  Однажды  новый
фаворит опасно заболел. Боялись оспы. В таком случае  его  песенка  была  бы
спета. "Но  опасность  миновала.  Теперь  он  сделается  великим  человеком,
рыцарем ордена Подвязки и т. д." Вскоре он получил в  самом  деле  должность
виночерпия,  потом  камергера,  затем  обершталмейстера,  наконец,   маркиза
Бекингема и оказывал еще долго потом, в  эпоху  Карла  I,  свое  губительное
влияние.
     Дня характеристики Иакова в высшей  степени  важен  тот  факт,  что  он
теперь был весь поглощен мыслью доставить своему  новому  любимцу  Вилльерсу
старое поместье Рэлея Шерборн, которым раньше осчастливил Соммерсета. В  его
воображении Шернборн превратился в своего рода  приданое.  Оно  принадлежало
каждому  новому  фавориту,  звезда  которого   поднималась   на   горизонте.
Соммерсету намекнули, что если он уступит свои  имения,  он  получит  полное
прощение, и что, если  он  передаст  Шерборн  Вилльерсу,  то  заручится  его
покровительством.
     Но Соммерсет упорно отказывался. Вместе со своей супругой  он  просидел
целых шесть лет в Тауэре.


ГЛАВА LXV
        Презрение к женщинам. - "Троил и Крессида".

     Чтобы нарисовать полную историческую картину, необходимо  было  бросить
взгляд на события английской жизни до  того  момента,  когда  внешние  факты
перестали влиять на воображение Шекспира или, по крайней мере, волновать его
душу.
     Он умер в тот самый год, когда скончалась в  Тауэре  леди  Арабелла,  и
когда скандальный процесс Соммерсета начал приходить в