Уйе, говорят, еще строже, чем в Теке. Там и  ночью  никуда  не
скроешься, - ответил Сулеймен, вытирая с лица пот красным ситцевым платком.
     - Мы думали, что в Теке уже все спокойно, в следующее воскресенье я  на
базар собирался, а оно вон как, оказывается, в городе-то!.. Хорошо,  что  ты
предупредил нас, Сулеймен, - сказал Ареш, перевернув  стакан  вверх  дном  и
отодвигая его от себя. Он этим давал понять хозяевам, что сыт и больше  пить
чай не будет.
     - Ты что, своего красного вола хотел продать?
     - Да. Хотел кое-что из одежонки купить, да и чай уже кончился.
     Хаким все намеревался спросить у матери, где  младшие  братья,  ему  не
терпелось поскорее увидеть их. И вот они вошли в юрту вместе с Дамеш.
     Старуха прямо с порога заголосила:
     - Ты что, Балым, никому ничего не сказала, что приехал твой сын?  Вижу,
ты хочешь скрыто от людей той сделать! Ну и  скрывай.  Разве  ты  не  знаешь
нашего степного обычая?.. Вот Адильбек, дай аллах ему здоровья,  будет  жив,
будет уважать и ценить старую аже. Посмотрите, какой он принес подарок своей
аже!..
     Дамеш не без гордости  показала  сидящим  большую  щуку,  держа  ее  на
вытянутой руке.
     Хаким встал и, улыбаясь, пошел навстречу Дамеш и младшим братьям, чтобы
поприветствовать их. Бабушка обняла и поцеловала Хакима.
     - Спасибо, сыночек, пусть даст тебе аллах долгую жизнь! Ну как у  тебя,
все благополучно? - Дамеш отпустила Хакима и, снова  обернувшись  к  гостям,
добавила: - А все-таки мой Адильбек будет лучше всех!
     - На мели у Аткулака поймал, - начал рассказывать Адильбек, не  обращая
внимания на подошедшего Хакима. - Поймал и аже подарил...
     Алибек продолжал смущенно стоять возле дверей.
     Бойкий Адильбек снова начал повторять рассказ, как он  поймал  на  реке
щуку и подарил ее аже, и все внимание гостей теперь было приковано к нему.


2

     На другой день, это был день жумги, утром  хаджи  Жунус  велел  запрячь
гнедого коня и вместе с Хакимом поехал в мечеть  на  молитву.  Обычно  хаджи
ездил на молитву один, но сегодня отец с сыном  сидели  рядом  в  тарантасе,
радуясь встрече и прохладному утру.  Тарантас  мягко  катил  по  проселочной
дороге.
     Не случайно Жунус взял с собой Хакима. Он хотел познакомить  взрослого,
окончившего училище и, пожалуй, уже способного управлять аулом сына со всеми
знатными людьми - хаджи и ишанами, приезжавшими в день жумги в мечеть.
     На небольшом холме, носившем название Шала, находилось кладбище  Акпан.
Дорога, по которой ехали отец с сыном, пролегала у самого подножья Шала. Уже
показались могилы, огороженные  глинобитными  стенами,  местами  разрушенные
дождями и ветрами; островерхие четырехугольные  строения,  окутанные  легкой
дымкой утра, издали напоминали какой-то сказочный город. Но когда  подъехали
ближе, эта сказочность исчезла и кладбище предстало перед путниками во  всей
своей унылой наготе. Полуразрушенные могилы богатых хаджи, надгробные  плиты
с эпитафиями, бесчисленное множество серых, едва  возвышавшихся  над  землей
бугорков - все это наводило тоску и заставляло  думать  о  бренности  жизни.
Проезжая мимо кладбища Акпан, Жунус всегда останавливался и совершал молитву
за упокой усопших, покинувших безрадостный, беспокойный,  приносящий  только
одни страдания скорбный мир. На этом кладбище группами располагались  могилы
покойных из всех аулов, кочевавших вдоль Анхаты  до  самого  Алакуля.  Здесь
были похоронены и многочисленные предки Жунуса.
     - Сворачивай к могиле деда, помолимся.  Молитву  читать  будешь  ты,  -
сказал хаджи сыну. Он посмотрел на чисто выбритую голову Хакима и улыбнулся:
"Вот теперь тобой и предки вполне будут довольны!.."
     Давно не читавший  молитв  и  уже  успевший  позабыть  отдельные  стихи
Корана, которые отлично знал в детстве, Хаким сначала растерялся. Пока шли к
могиле, он мучительно думал о том, как ему  теперь  быть,  ведь  отец  может
страшно обидеться. Хаким мельком взглянул на суровое лицо  отца  и  мысленно
улыбнулся - нашел выход... Опустившись на  колени  на  зеленую  траву  перед
могилой  деда,  Хаким  прочел  Агузи  (первый  стих  Корана),  затем  Альхам
(основной стих Корана) и снова повторил Агузи. Завершил молитву  троекратным
повторением Кулхуаллу (аллах един, нет аллаха кроме аллаха...).  Едва  Хаким
начал второй раз повторять Кулхуаллу, отец сурово посмотрел на него,  но  не
прервал молитву. Когда сын окончил обряд, хаджи Жунус строго спросил его:
     - Это что за нововведение в Коран?
     - Отец, так читают татарские муллы  в  Теке,  -  солгал  Хаким.  -  Они
говорят, что если прочитать один раз Альхам и три раза  Кулхуаллу,  это  все
равно что прочитать весь Коран.
     Хаджи покачал головой и задумался, не зная, верить или не верить  тому,
что сказал сын. Хаким сослался на авторитетных текенских мулл, на  самом  же
деле он узнал об этом легком способе прочтения  Корана  не  от  мулл,  а  от
Амира. Тогда он поспорил с другом, не поверив ему, но теперь  -  теперь  это
нововведение Амира очень  пригодилось  Хакиму.  Не  нужно  было  краснеть  и
оправдываться перед отцом, почему и как забыты молитвы.
     Они возвращались к тарантасу. Хаким шел сбоку, чуть приотстав от отца и
ухмылялся.
     Сели в тарантас. Хаким взял вожжи.
     - Ну как, сынок, не разучился еще править лошадьми? В детстве ты хорошо
ездил... Тише, тише, не гони!..
     Хаджи с удовольствием глядел на широкий круп лошади,  бежавшей  крупной
рысью по обросшей густой травой проселочной дороге.  У  оврага  узкая  лента
проселка влилась в большую дорогу.
     Хаким  натянул  вожжи,  придерживая  гнедого  на  повороте,  чтобы   не
опрокинул тарантас, и снова пустил коня крупной рысью по накатанной  пыльной
колее.
     Настроение  хаджи  с  каждой  минутой  поднималось:  удобный  тарантас,
хорошая лошадь, густо растущая вдоль дороги трава, легкий ветерок, бросавший
в лицо утреннюю степную свежесть, - все это пробуждало сокровенные мечты. От
природы крутой и замкнутый, хаджи любил своих сыновей, но бывал с ними строг
и держал их на расстоянии. Сегодня пахучее  степное  утро  возбудило  в  нем
желание поговорить с сыном по душам, узнать его думы и намерения.
     - Не знаешь, что делает сын Шугула Ихлас? - начал хаджи издалека, чтобы
вовлечь сына в разговор. - Шугул говорит, что его сын - главный визирь хана,
правда это или нет?
     - Ихлас - доктор. Он лечит людей. В Джамбейте есть  и  другие  доктора,
кроме  него.  Всех  их  теперь,  отец,  называют  не  визирями,  а   членами
правительства. Они ведают вопросами охраны здоровья людей.
     - Не визирь, говоришь?.. Не люблю, когда хвастают.  Хоть  и  побывал  в
Байтолле*, а лгать не перестал, - сказал Жунус,  не  скрывая  от  сына  свое
недовольство Шугулом.
     ______________
     * Байтолла - храм в Мекке.

     - Слово "визирь" уже устарело, отец.
     - Тогда почему же Жаханшу народ ханом величает?  Где  хан,  там  должен
быть и визирь.
     - Да и Жаханшу ханом величают тоже по старой привычке.
     - Ну, а сам ты что думаешь делать, куда хочешь определиться?
     - Хочу дальше учиться, отец, а пока побуду возле Ихласа.
     - Да-а...  -  многозначительно  протянул  Жунус.  Ему  не   понравились
последние слова сына.
     Хаким заметил недовольство отца. Он подумал, что  отцу  не  понравилось
его намерение учиться, и тут же добавил:
     - Конечно, для учения требуется  много  средств...  Если  вы  одобрите,
отец, то я пока устроюсь на какую-нибудь службу.
     - Сколько нужно средств?.. - спросил Жунус, в упор глядя на сына.
     - Это будет зависеть от того, где и на кого учиться. Если в Оренбурге -
одни расходы, а если поехать дальше, скажем, в Петербург...
     - Хален ведь в Оренбурге учился?.. Чем прислуживать сыну Шугула,  лучше
продолжать учиться. Пока жив буду, обеспечу.
     Только теперь понял Хаким, что именно не понравилось отцу в его ответе:
"Отец не хочет, чтобы я находился возле Ихласа..."
     - Сейчас кругом война... - сказал Хаким, приветливо глянув на  отца.  -
Дороги все закрыты. Ни в Оренбург, ни в Петербург проезда нет. Пока кончится
война, хочу определиться на службу. Вы одобряете это, отец?
     - Где, интересно, сейчас Баке, он бы помог тебе.
     - Вы спрашиваете про адвоката Бахитжана?
     - Да.
     - Говорят, что он сидит в тюрьме.
     - Как  ты  сказал?!.  -  На  полном  старческом  лице  хаджи  появилась
растерянность. Он был глубоко убежден, что тюрьмы существуют не  для  таких,
как Бахитжан Каратаев, - в них содержат  только  конокрадов,  разбойников  и
убийц.
     "Что тут особенного, -  думал  между  тем  Хаким.  -  Я  тоже  сидел  в
тюрьме... Настоящие преступники, наверное,  редко  попадают  в  камеры,  там
томятся в основном невинные люди..."
     Хаджи очень удивился этому известию, но ни о чем не стал  расспрашивать
сына. Он сказал:
     - В том году, когда был указ о мобилизации джигитов, Баке  очень  много
добра сделал людям. Джигитов из нашего рода он всех освободил от посылки  на
тыловые работы. Смелый человек, умный...
     Хакиму нравилось, что сегодня отец, против обыкновения, был разговорчив
и весел, а главное - одобрил  его  намерение  продолжать  учебу.  Ему  вдруг
вспомнилось, как отец вчера вечером в  разговоре  с  гостями  как  бы  между
прочим сказал: "Не случайно мы дали сыну имя Хаким!.." "Отец мечтает о  том,
чтобы я стал хакимом!.."*
     ______________
     * Хаким - правитель (арабск.).

     - Отец, - спросил он, - кажется, это вы рассказывали о том, как адвокат
Бахитжан был переводчиком у своего брата Аруна-тюре?
     - Да, это и было как раз в том году, когда царь дал указ о  мобилизации
джигитов.
     - Разве Арун-тюре не знал по-казахски?
     - Знал... Я лично видел его тогда. Арун-тюре был человеком воспитанным,
родовитым, правнуком самого хана Каратая, а в народе  его  как-то  не  очень
уважали, вернее, не любили. Он  хорошо  говорил  по-русски,  всегда  садился
рядом  с  помощником  губернатора...  А  свои  выступления  заставлял  брата
Бахитжана переводить на  казахский  язык,  потому  что  Бахитжан  был  очень
красноречив,  народ  знал  его  и  уважал.  Да  и  еще  одно  обстоятельство
заставляло Аруна-тюре держать при себе переводчиком  брата  -  это  повышало
авторитет султана.
     - А много тогда народу собралось?
     - Почти все население бухарской стороны Яика.  Слух  о  том,  что  всех
джигитов от девятнадцати до тридцати одного  года  заберут  служить,  сильно
взволновал народ. Прибыли почти все люди шести родов  Кара  и  восьми  родов
Айтибета  и  все  семиродцы*.  Площадь  возле  Менового  Двора,  где  раньше
проводилась ярмарка, была запружена  конными  и  пешими.  В  центре  площади
устроили высокий навес, а под ним трибуну. Сквозь узкий проход, образованный
в толпе цепочкой жандармов, прошли на трибуну чиновники и военные с золотыми
погонами и орденами. Я стоял почти у  самой  трибуны  и  все  хорошо  видел.
Поднялся Арун-тюре и что-то стал говорить по-русски. Народ шумит,  никто  не
понимает.  Потом  вышел  Бахитжан,  и  все  смолкли.  "Не  беспокойтесь,  не
волнуйтесь, казахи, - начал Бахитжан, - ваши сыновья не на войну  пойдут,  а
на тыловые работы. Так говорит вам султан Арун-тюре..."
     ______________
     * Роды Малого жуза.

     - Так и назвал своего брата?
     - Да, он ведь умный человек. Тебе Бахитжан во многом помог бы... И  вот
таких людей сажают в тюрьму! Эх, чем все это кончится?!.
     - Всего интереснее то, что казах говорил с казахами по-русски, а  потом
его слова переводились на казахский язык! - засмеялся  Хаким,  но,  заметив,
что отец не одобряет его шутки, ударил вожжами по крупу лошади и, притихнув,
спросил: - У кого остановимся, отец?
     - У хаджи Махмета. Коня распряжешь и привяжешь в тени...
     Они  проехали  между  низкими  домиками,  густо  расположенными  вокруг
мечети, и остановились у  ворот  хаджи  Махмета.  Сытый  пес  несколько  раз
гавкнул на тарантас и, лениво переваливаясь, отошел в тенистое место двора.


3

     Лучшей мечетью на бухарской стороне Яика  считалась  мечеть  Таржимана,
или, как ее почтительно называли в народе,  мечеть  Таржеке.  Она  стояла  к
востоку от озера Шалкар на крутом берегу реки Анхаты, и далеко в  степи  был
виден  ее  высокий  минарет.  Между  мечетью  и  озером  находилось  большое
кладбище. Люди, съезжавшиеся  в  день  жумги  к  мечети,  сначала  совершали
намаз*.
     ______________
     * Намаз - молитва.

     Когда хаджи Жунус с сыном подъехали к мечети, все уже  отслужили  намаз
на кладбище. Хазреты, магзумы, ишаны и  другие  почтенные  служители  мечети
подходили к оградке. Старик  Жунус  почтительно  поздоровался  с  хазретами,
подав им руку, остальных приветствовал только  поклоном  головы.  Хаким  же,
здороваясь, обошел всех и всем пожал руки. Затем отошел в сторону,  чувствуя
на себе оценивающие взгляды святых отцов.
     Худые,  в  черных  длиннополых  чапанах  и  белых  чалмах,  с   коротко
подстриженными усиками и редкими, седыми,  как  степной  ковыль,  бородками,
служители мечети стояли возле оградки и важно беседовали между собой. Тут же
толпились бии, хаджи и старшины. В противоположность святым отцам  они  были
полные, грузные, с густыми усами и красными шеями. Но и они двигались так же
медленно и важно, держались с достоинством. Глядя на это  скопище  почтенных
людей, Хаким чувствовал робость,  как  пегий  стригунок,  попавший  в  табун
старых наров*. Он искал глазами своих сверстников. Взгляд его упал  на  двух
магзумов. Хаким узнал их, - когда-то в детстве он вместе  с  ними  бегал  на
речку купаться. Магзумы стояли рядом со  своим  отцом  -  хазретом,  чуть  в
стороне от толпы, у самого входа в мечеть. Оба они казались очень  худыми  и
тонкими, с почти девичьими  талиями,  одеты  они  были  в  одинаковые  серые
бешметы, длинные сухие шеи еле-еле удерживали головы с большими, как снежные
комья, белыми чалмами. Они не узнавали Хакима, смотрели на него  отчужденно,
даже пугливо, словно боялись, что он подойдет к ним и скажет что-то  обидное
и оскорбительное. Хакиму они напоминали двух пугливых козлят от белой  козы,
бегавших вокруг зимовки, которые, увидев подкрадывавшихся к  ним  ребятишек,
моментально прятались под ноги матери.
     ______________
     * Нар - одногорбый верблюд.

     К хаджи Жунусу все подходили и подходили люди  с  поздравлениями.  Одни
говорили льстиво, другие от души, третьи - с завистью.
     - Хаджеке, оказывается, у вас сын приехал, поздравляю!  Да  благословит
его аллах!
     - Видать, недавно приехал? Мы еще ничего не слышали...
     - Да, ваш сын настоящим джигитом стал, а ведь,  кажется,  только  вчера
босиком бегал... А теперь большой, ученый.
     - Сын-то ваш, хаджеке, теперь у волостного может писарем служить!..
     - Что у волостного... Он достоин быть переводчиком  при  самом  уездном
начальнике!..
     - Какой скромный, какой благовоспитанный! Весь в отца!
     - У Жунуса все сыновья такие!..
     С одинаковым почтением отвечал  хаджи  Жунус  и  тем,  кто  говорил  от
чистого сердца, и тем,  кто  угодливо  льстил  ему,  предсказывая  блестящую
карьеру сыну.
     - Что из него получится, теперь это от него самого  зависит,  -  слегка
кланяясь, говорил Жунус. - А у нас, отцов, желание  одно:  как  можно  лучше
выучить детей, дать им хорошее  воспитание.  Да  благословит  вас  аллах  за
добрые слова, почтенные люди! И вам, бии, спасибо за хорошее пожелание!..
     Жунуса выслушали с большим вниманием и одобрительно закивали головами.
     Лишь один хаджи Шугул не принимал участия в разговоре. Он  недолюбливал
пользующегося  авторитетом  старика  Жунуса  и  всегда  старался  чем-нибудь
уколоть его. Он и теперь выжидал момент, чтобы можно было  будто  невзначай,
но основательно принизить Жунуса в глазах духовенства  и  почтенных  биев  и
старшин.
     Рядом с Шугулом стоял его родственник  -  тонкий  и  длинный  Вали.  Он
приветливо смотрел на Хакима и улыбался.
     - Чего вытянул шею, как цапля?.. - почти крикнул на него Шугул.  -  Или
думаешь, губернатор приехал?.. Разве не видишь - это всего-навсего племянник
сумасброда Шагата, - он острием подбородка  кивнул  на  Хакима.  -  Пошли  в
мечеть, разиня долговязая!..
     Может быть, оттого, что Шугул прикрикнул на Вали особенно громко, толпа
как-то разом смолкла, и люди повернули головы в его сторону. Они поняли, что
жало шугуловских ядовитых слов направлено не на бедного Вали, а  на  старика
Жунуса  и  его  сына,  вернувшегося   с   учебы.   Люди   стали   потихоньку
переговариваться, подталкивать друг друга в бок,  кивая  на  Жунуса,  -  они
ждали, что ответит он Шугулу. Никто не сомневался, что Жунус сумеет ответить
и Шугулу придется пожалеть о том, что он беспричинно задел Жунуса. Но  Жунус
не торопился, он тщательно обдумывал ответ.
     Хазрет Хамидулла, моложе хаджи по годам, но старше по положению,  более
авторитетный, чем они, и более уважаемый всеми  верующими,  с  беспокойством
смотрел то на Шугула, то на Жунуса: ссора между этими  двумя  стариками  ему
казалась неизбежной, ясней ясной луны. Хазрет волновался. Он  был  недоволен
Шугулом. "Испортит мне все этот хаджи..." - подумал  хазрет,  намеревавшийся
после намаза побеседовать со  стариками  по  одному  очень  важному  делу  и
получить от них  удовлетворительное:  "Быть  сему!.."  Ишан  Губайдулла  был
недоволен, он сухо кашлял, словно поперхнулся едкими словами Шугула.
     - Уважаемые люди, прошу войти в мечеть, - быстро проговорил Хамидулла и
первым вошел в священный храм, где с минуты на минуту  должен  был  начаться
намаз.
     За  хазретом  потянулись  степенные  ишаны,  горделивые  хаджи,  бии  и
старшины, а за ними и простолюдины. Через  несколько  минут  площадка  перед
входом в мечеть опустела, лишь у порога рядком  остались  лежать  кибисы*  и
галоши, а возле стены прислоненные посохи.  Среди  простых  белых,  серых  и
полосатых палок особенно выделялись несколько колончатых  посохов  бухарской
работы. Они принадлежали самым богатым людям степи.
     ______________
     * Кибисы - кожаная обувь, напоминающая галоши.  Входя  в  мечеть,  люди
обязательно должны снимать обувь у порога.


4

     Слова Шугула слышал и Хаким, но он не придал им значения и не обиделся:
"Богатому хаджи можно говорить все, что угодно. А что Шагат-ага сумасброд  -
это верно. Но ведь сумасброд ага, а не я,  мне-то  что  до  этого?  "Приехал
губернатор..." - ну и сказал же!.. Глупо и не к месту!.." - рассуждал Хаким.
Он снова подумал о двух сверстниках - магзумах: "Как щенки безродные... Лица
бледные, а глаза плутоватые... Собственно, какое мне до них дело? У них своя
дорога в жизни, у меня - своя. В хазреты, наверное,  метят?..  Интересно  бы
узнать, насколько они религиозны?  Если  бы  очутились  где-нибудь  в  ауле,
подальше от мечети, носились бы, наверное, по поляне, как молодые  бычки,  а
ночью - гуляли бы с девушками..." Хотя магзумы ни слова не сказали Хакиму  и
ничего плохого ему не сделали,  он  чувствовал  какую-то  неприязнь  к  этим
юношам, облаченным в одежду святых отцов. Живя в городе и обучаясь в русской
школе, Хаким постепенно отдалялся от религиозного аульного мира, отвыкал  от
мечети, забывал молитвы и обряды. У него были  совершенно  иные  взгляды  на
жизнь, чем у юношей, окончивших медресе, и у всех этих религиозных  старцев.
Только сейчас, здесь, Хаким вдруг понял, какая большая пропасть отделяет его
от хазретов, магзумов и ишанов, они - совершенно  непонятные  и  чуждые  ему
люди, и он им тоже, наверное, чужой и непонятный. "Зачем  сюда  привез  меня
отец?.." Хаким смутно догадывался  о  намерениях  отца.  Он  хотел  показать
почтенным старцам своего образованного  сына,  познакомить  с  ними,  хотел,
чтобы Хаким увидел лучших, уважаемых  людей  степи  и  брал  с  них  пример.
Правда,  отец  не  сказал  ему  об  этом  прямо,  но  намек   был   довольно