омчался  обратно,   тоже
повернул коня. Казаки скакали, не оборачиваясь.
     Неожиданно прогремел выстрел. Хаким припал к гриве коня,  подумав,  что
стреляют в него. Пуля просвистела высоко. Стрелял  остробородый,  неотступно
следивший за Хакимом. Услышав выстрел, казаки оглянулись. На горе, на  самой
верхушке, сбился большой табун. Он показался дезертирам отрядом  красных,  а
на самом деле это пасся табун Аманкула. Казаки понеслись,  как  отара  овец,
преследуемая волком, к темневшей впереди балке Ашы.
     Неожиданный выстрел насмерть напугал Аманкула, однако табунщик  тут  же
решил, что пуля сначала настигнет Хакима, а потом его. Увидев, что Хаким уже
совсем близко, Аманкул огрел коня камчой и через минуту вырвался  вперед  на
расстояние полета пули.
     - Ойбой, русский догоняет, ойбой! - завопил табунщик.
     Измученный долгим  походом,  вороной  Хакима  скакал  тяжело  и  устало
храпел. "Больше не стреляет, - видать,  шашкой  зарубить  решил,  -  подумал
Хаким. - Казаки всегда шашкой орудуют. О духи предков, поддержите!"
     В гору вороной поднялся резво, но на спуске, вместо того чтобы  мчаться
наметом, пошел пугливо, то и дело приседая. Не помогали ни камча,  ни  узда,
ни удары каблуков. Хаким со страхом понял, что ему не  уйти  от  погони.  Он
начал кричать и махать Аманкулу, надеясь  взять  у  него  коня,  но  Аманкул
ускакал далеко. Хаким стал махать шапкой, но табунщик не видел. Он  доскакал
до одного косяка,  пригнал  его  ко  второму.  Стригунки  и  кони-трехлетки,
взмахивая  хвостами,  заплясали   впереди   косяков.   Вскоре   весь   табун
всколыхнулся и понесся, оглушая пригорье гулким топотом.
     "Неужели конец?" - лихорадочно подумал Хаким.


2

     Гречко, тихий крестьянин, попав вместе со всеми казаками  села  Требухи
под  всеобщую  мобилизацию,  служил  денщиком  у  молодого  хорунжего,  сына
известного богача Калашникова; он прислуживал не только Захару, но и  Остапу
Пескову, казаку-односельчанину с поистине волчьим нравом, и первым  старался
угодить Остапу. Тот безнаказанно измывался над всеми, кто  послабей.  Гречко
скоро понял, чью правду защищает  Войсковое  правительство.  Он  видел,  как
казаки расправились с Игнатом Быковым, который создал в селе сельсовет. Там,
в селе, остались жена, дети, дом, хозяйство Гречко. Поэтому Гречко  страстно
хотелось, чтобы обезумевший мир наконец-то утихомирился. Он дошел до далекой
Ташлы и там собственными глазами увидел, как Красная гвардия в  пух  и  прах
разбила известный бородинский полк. И не только видел, но и на себе испытал:
будто  щепка,  отлетел  в  сторону  от  своей  сотни  и  пристал  к  горстке
головорезов-дезертиров. Куда он едет? От кого бежит? Красная гвардия теперь,
наверное, уже взяла Уральск. Председатель Быков, возможно, снова вернулся  в
село. Вышибли, видать, атаманов, офицеров и установили  снова  свою  власть.
Куда же теперь  Гречко,  бесправный,  забитый  крестьянин,  бежит  от  своей
власти?..
     Гречко в последнее время стал молчалив, замкнут, он все  чаще  думал  о
том, что бессмысленное бегство надо бы прекратить.
     Кто такой Хаким, он не знал. Но то, что некоторые киргизы, как Айтиев и
его товарищи, бьются за свободу, ему  было  известно.  Им  он  сочувствовал,
потому  и  спас  Мендигерея  от  верной  гибели.  А  когда  молодой  джигит,
встретившись с табунщиком-киргизом, вдруг истошно закричал:  "Враг!  Красные
идут!" - Гречко поверил. "Пусть идут! Пусть нахлынут! Надо  сдаться  им.  Но
как нам с этим киргизом от казаков спастись?" Раздумывая, он  вдруг  увидел,
что Хаким поскакал назад. Вначале это его поразило, но крестьянская смекалка
тут  же  подсказала:  "Вместе  назад...  К  красным!"  И  на  всякий  случай
выстрелить, - мол, погнался за беглецом.
     Лишь взобравшись на хребет,  Гречко  спокойно  огляделся.  Сверху  было
видно, как вдалеке, по широкой дороге Ашы, в четырех-пяти  верстах,  неслись
перепуганные казаки. А вокруг не было никаких красных, пасся мирный табун, а
киргиз на вороном торопливо спускался с горы, тщетно подгоняя усталого коня.
Только сейчас остробородый догадался, что никаких  красных  и  в  помине  не
было. "Хитрец! Ловко обманул казачков! Молодец киргиз!"  -  улыбнулся  он  и
закричал:
     - Стой, джигит! Не бойся меня!
     Хаким не слышал и продолжал колотить каблуками заупрямившегося коня.
     Под Гречко был испытанный  на  крестьянской  работе,  выносливый  конь.
Расстояние между ними сокращалось.
     - Стой, джигит! Я не враг тебе! Стой! - во всю глотку орал Гречко.
     Но Хаким отчаянно рвался вперед, стремясь догнать бойкого  табунщика  в
чекмене. Гречко, подняв винтовку прикладом вверх, снова закричал:
     - На, возьми винтовку! Не бойся!
     Когда Хаким обернулся, Гречко швырнул винтовку в сторону. Она ударилась
прикладом о камень и отлетела в траву.
     Хаким, увидев, как Гречко отбросил винтовку, теперь только  понял,  что
мчался за ним тот самый остробородый, который желал ему  только  добра.  Его
сильный рыжий конь, звонко цокая копытами по мерзлой земле, скоро поравнялся
с вороным Хакима.
     - Если дру-уг, то скачи за-за-за мной, аксакал, -  заикаясь  проговорил
Хаким.
     Некоторое время оба ехали молча. Потом Гречко спросил:
     - Почему сюда едешь, а не в аул?
     Хаким с отчаянием глянул на него:
     - Разве не видишь, конь-то совсем... обезножел.
     - Ну, в ауле его и оставишь.
     - Пока до аула доберешься, вон те... - Хаким показал камчой  в  сторону
казаков.
     Аманкул, петляя по-заячьи, исчез в гуще табуна.
     - Аманкул! Эй!
     Хаким, не переставая, махал ему, кричал, звал.
     Любопытный Аманкул, по два раза в день  объезжавший  окрестные  аулы  в
поисках новостей, давно бы  подъехал  к  Хакиму  без  его  зова,  но  боялся
русского, который гнался за Хакимом, а теперь поехал рядом, стремя в стремя.
Аманкул не мог понять, почему Хаким ехал вначале с  русским  отрядом,  потом
ускакал от них.
     - Коня! Быстро, Аманкул,  лови  коня!  -  прокричал  Хаким  изумленному
табунщику.
     "А-а, им, оказывается,  кони  нужны.  Это,  видать,  и  есть  настоящие
большабаи. Хаким давно уже большабай. Если вам кони нужны,  я  пригоню  весь
табун хаджи Шугула. Выбирай любого!"
     Аманкул поскакал к шести  коням,  что  кучкой  паслись  в  сторонке  от
табуна, и вихрем пригнал их к "большабаям". Кони были как на подбор: статны,
выхолены, серо-пегой масти, гордость хаджи.
     - Какого? - крикнул Аманкул и, не дожидаясь ответа,  отогнал  от  шести
двух. Сделав небольшой круг, табунщик легко спрыгнул, бросил повод на  траву
и, посвистывая, пошел коням навстречу. - Киш-киш! - негромко позвал он.
     Кони  доверчиво  взглянули  на  табунщика,  запрядали  ушами,  а  один,
темно-серый, как бы поразмыслив, пошел на зов.
     - Киш-киш! - звал его Аманкул. Приподняв полы чекменя и держа их  перед
собой, точно торбу с овсом, он быстро подошел к коню и ухватился  за  гриву,
потом, тихо уговаривая коня, ловким движением накинул ремень на его шею.
     - Браток... дорогой мой, -  тяжело  дыша,  проговорил  Хаким.  -  Бери,
родной, вот этого вороного себе навсегда.
     Аманкул начал рассказывать о новостях в аулах.
     - Хаджи, отца твоего, Хаким, проводили в последний  путь.  Земля  пусть
будет ему пухом...
     - Я знаю, Аманкул... Я ведь был дома.
     - А остальные пока живы-здоровы. Но плохих вестей много. Вчера  приехал
Нурыш из Кзыл-Уйя. Что там творится - ужас! Все  аскеры  стали  большабаями.
Обкорнали коням хвосты и пошли в погоню  за  ханом  Жаханшой.  Всех  казаков
перебили, подняли знамя и поехали в Теке, к тамошним большабаям.  Ихлас-ага,
говорят, заболел и уехал в Теке. А Жамал привез  Нурыш  в  аул  неделю  тому
назад. В аулах - шум, крик, суета. Хаджи Шугул хотел погнать свои  табуны  в
Уйшик, а Нурыш не позволил: говорит, в Уйшике рыскают казаки и забирают всех
коней. Хаджи лишился сна, меня вызывает каждый божий день, иногда два  раза,
спрашивает про табун. Держи, говорит, в Мыншукыре, в аул не  пригоняй  и  от
Кос-Обы, говорит, подальше держись...
     - Подожди, Аманкул, подожди, - перебил Хаким. - Сначала коня оседлаю.
     Он быстро снял седло с вороного,  оседлал  темно-серого  и  прыгнул  на
него.
     - Садись на свою кобылу и проводи нас до  Кос-Обы.  По  пути  обо  всем
расскажешь, - сказал Хаким.
     Едва отъехали на несколько шагов, как табунщик снова обрушил на  Хакима
поток новостей.
     Гречко решил выяснить, куда они теперь едут.
     - Меня зовут Иван Андреевич Гречко, - заговорил он. - Я казак  из  села
Требухи. Мои попутчики были плохие люди. Я  от  них  ушел  навсегда  и  хочу
вернуться в родное село.
     - Там сейчас, наверное, фронт? - спросил Хаким.
     - Из Требухи, я думаю, уже выгнали казачьих атаманов. Денька два  назад
я проезжал мимо. Красные уже под Уральском стояли.
     Хаким внимательно посмотрел на Гречко, вспомнил о событиях в Требухе, о
судьбе Мендигерея.
     - А кого вы знаете из тамошних казахов?
     - Всех знаю. И Айтиевых, и Епмагамбетовых, и их товарищей.
     - Айтиевых? Где они сейчас?
     Хаким спросил с умыслом, но Гречко ответил искренне:
     - Я знаю, они большевики. Я тоже хотел вступить в отряд Белана,  но  не
удалось.
     - Так он же красный, - сказал Хаким, улыбаясь.
     - Думаешь, что я ничего не понимаю? Скоро красные все  возьмут  в  свои
руки. Кого больше, те и побеждают. Да ты и сам хорошо знаешь.
     - Значит,  это  вы,  Иван  Андреевич,  притащили  раненого  киргизского
комиссара к Абильхаиру Айтиеву, вместо того чтобы столкнуть его в прорубь? -
спросил Хаким.
     - А ты откуда знаешь?
     Вместо ответа Хаким протянул ему обе руки.
     - Поехали, Иван Андреевич. Я вас приведу прямо к Белану.
     Аманкул не понял, о чем они говорили по-русски. Но, увидев,  что  Хаким
пожал русскому руку, тоже решил выразить свое почтение.
     - Тамыр, аман, - сказал он, подавая руку. - Тебе  конь  нужен?  У  меня
коней много. Бери!
     Гречко снисходительно улыбнулся.
     - Для меня и  мой  рыжий  хорош.  В  беде  не  оставит,  -  ответил  он
по-казахски.
     - Вот здорово! Совсем как казах говоришь! - обрадовался Аманкул. - Айда
в наш аул. Барана зарежу, той  сделаем.  Мы  тоже  станем  большабаями.  Они
Кзыл-Уй захватили. И Теке взяли. Баи драпают. Их марджи, старики удирают  со
своими манатками. Многие до устья Кердери-Анхаты дошли.
     Но Хакиму было не до рассказов Аманкула, он все еще  опасался,  как  бы
казаки не кинулись вдогонку.
     - Ты махни-ка, Аманкул,  на  Змеиный  хребет,  посмотри,  не  видно  ли
русских? Если они сюда едут, быстро  скачи  назад.  А  мы  пока  двинемся  к
Кос-Обе и по низине повернем к аулу.
     - Там где-то винтовка лежит, - сказал  Гречко.  -  Подобрать  ее  надо,
пожалуй.
     - Зачем винтовку бросать... - проворчал Аманкул. - Ай-ай, тамыр, ай, ну
прямо как ребенок!
     И Аманкул помчался. Он дважды обскакал  бугорок,  потом  слез  с  коня,
поднял винтовку,  привязал  ее  к  седлу  и  понесся  дальше.  Пока  Аманкул
взбирался на  Змеиный  хребет,  Хаким  и  Гречко  спустились  в  Мыншукыр  и
остановились, наблюдая за Аманкулом.
     Хаким, так неожиданно избавившись от смерти, действовал теперь особенно
осторожно. Вначале он даже хотел не возвращаться в  аул,  а  сразу  ехать  в
Богдановку, но потом решил, что о случившемся надо сообщить учителю  Халену.
К вечеру добраться до аула, а утром отправиться  в  свой  отряд.  Теперь  он
убедился, что Гречко надежный человек.
     Хаким готов был обнять и расцеловать остробородого только за то, что он
шепнул тогда "Тебя хотят убить".
     - Вы мой избавитель, Иван Андреевич. Спасибо, - сказал он, волнуясь.
     - Я хотел помочь тебе ночью бежать, на привале. И сам  хотел  заодно  с
тобой. Но ты опередил, так что себя благодари,  не  меня.  Как  зовут  тебя,
сынок?
     - Хаким, а фамилия - Жунусов.
     Хаким ехал не спеша, чтобы Аманкул не потерял их.
     "Значит, Хаким пристал к большабаям,  -  думал  между  тем  Аманкул.  -
Далеко пойдет, высоко взлетит. Даже самого хана Жаханшу красные  вышибли  из
Кзыл-Уйя. Теперь не сын  толстосума,  Шугула,  а  сын  хаджи  Жунуса  станет
править народом. Он добьется! Не зря с детства в Теке сидит. Недаром  все  в
рот ему заглядывают, когда он говорит.  Да-а,  покойный  отец  тоже  не  был
простаком. В словесной схватке самого Шугула в пот загонял. И сын,  дай  бог
время, всем уездом управлять будет. Не зря назвали его Хакимом".
     Он поднял винтовку, хотел  было  выстрелить  разок,  но  не  осмелился.
"Попаду еще в кого-нибудь, беды не оберешься. Да еще  и  прикладом  стукнет.
Даже дрянное ружьишко, из которого птиц бьют,  и  то  как  даст  -  кувырком
летишь. Винтовка верблюда свалит за версту", - самому себе говорил  Аманкул,
осторожно поглаживая ствол.
     Табунщик догнал всадников и сразу заговорил с Гречко:
     - Тамыр, не успеешь сварить мясо, как твои  братья  доскачут  до  устья
Ашы. Сейчас, дай бог не соврать, они, бедняжки, скакали мимо  зимовья  Сасая
Омиралы. А до зимовья Омиралы отсюда, из Кара-Мектепа, самое малое -  десять
верст. В прошлом году, во время курбан-айта,  мы  на  скачках  оттуда  коней
пускали. А куда эти скачут? Неужели мимо Шалкара отправятся в Теке?
     Аманкул ничего не понял из происшедшего. Но Хакиму понравились бойкость
и любопытство табунщика. "А что, если взять Аманкула с  собой  в  отряд?  Из
него получится отличный связной: куда надо -  мигом  доскачет,  что  надо  -
достанет. Джигит он верный, ездить на коне никогда не устанет".
     - Аманкул, насчет Кзыл-Уйя ты ничего не приврал? - спросил Хаким.
     Аманкул обиделся:
     - Из-за того, что Жаханша удрал, я же у тебя денег не прошу!  Или  тебе
не нравится, что казаки удрали из Теке? Если я вру, так почему  Шугул  хочет
свои табуны в Уйшик угнать? Если у его знатного сына все было бы  прекрасно,
зачем ему перевозить сноху в аул?  Ты  как  маленький  рассуждаешь.  А  я-то
надеялся, что из тебя выйдет большой  начальник!  -  возмущенно  выговаривал
табунщик.
     - Молодец, Аманкул! Но только ты так и не догадался, что вон те русские
чуть не убили меня. Если бы не ты, может быть, я лежал бы с  пулей  во  лбу.
Они дезертиры, драпают из Теке.
     - Я так и думал! - цокнул языком Аманкул. - А почему этот тамыр  бросил
винтовку?
     - Если хочешь, могу тебе ее подарить, - сказал Гречко. - Бери!
     Аманкул вспыхнул от счастья.  Он  был  уверен,  что  винтовок  достойны
только воины.
     - Бери, Аманкул. Храброго джигита оружие украшает. Учись защищать  себя
и других, - сказал Хаким.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

     Тяжелые времена настали для Халена.
     Обезумевшие от страха домашние рассказали ему о Хакиме, попавшем в лапы
казаков-дезертиров.
     Хален направился к дому хаджи Жунуса, чтобы узнать, как забрали  казаки
Хакима, и, если возможно, послать за ним погоню. Едва  показался  учитель  в
двери, как старуха Балым заголосила:
     - Забрали моего Хакима!..  Нурыма  тоже  нет!  Одна  осталась  с  двумя
ребятишками...
     Мальчики испуганно прижались к зарыдавшей матери.  Маленький  Адильбек,
расторопный,  бойкий  на  язык,  удивленно  уставился  на  учителя   черными
глазенками.
     - Учитель-ага, я русских не испугался ни чуточки. Как  увидел,  что  из
дома Акмадии едут к нам трое русских, я взял все бумаги и алтыатар Хаким-аги
и спрятал в подпол. Много бумажек!
     - Очень хорошо сделал, Адильбек, ты настоящий джигит. Как  это  сказать
по-русски?
     - По-русски? По-русски... - начал Адильбек и запнулся.
     - По-русски в таких случаях говорят: "Молодец!" Молодец, Адильбек!
     Разговаривая с учеником, учитель старался скрыть от него свои слезы.
     - Ты, Адильбек, уже настоящим джигитом стал. Когда  нет  твоих  старших
братьев, ты во всем можешь помочь  матери.  Очень  хорошо,  что  ты  спрятал
бумаги брата. А алтыатар никому не показывай.
     - Нет, нет, не покажу. Чтобы  не  заржавел,  я  его  положил  в  старую
войлочную шляпу, - сказал мальчик.
     Учитель одобрительно погладил его по спине и обратился к старухе:
     - Успокойтесь, женге, бояться,  я  думаю,  нечего.  Казаки  отстали  от
своего полка и попросили Хакима показать дорогу.
     - Ай,  не   знаю,   о   чем   думать,   не   знаю...   Разбрелись   мои
сыночки-верблюжата...
     Всхлипывая, старуха принялась разжигать для учителя самовар.
     - Я сейчас пойду к Асану, женге, и отправлю его за Хакимом. Если казаки
проедут мимо Сагу, значит, они остановятся в Дуане. Асан опередит  их  и  на
остановке встретится с Хакимом. Я еще и Сулеймена с ним пошлю.
     Пока Хален утешал старуху, Адильбек юркнул  в  подпол  и  вытащил  кипу
листовок.
     - Вот, учитель-ага, желтые бумажки Хаким-аги.
     Хален взял листок желтой грубой  бумаги,  которой  обертывают  махорку,
пробежал по первым строчкам воззвания Совдепа и взглянул на подписи.  "Опять
Бахитжан. Первым подписался. Жив, значит, старик. Сидит в тюрьме, а голос по
всей степи расходится".
     Учитель пошел к Асану и попросил его с порога:
     - Асан, постарайся догнать Хакима! Если надо будет,  не  оставляй  его,
поезжай вместе.
     Проводив Асана, учитель заторопился домой: надо было прочесть воззвание
рыбакам и отправить листовки дальше, к учителям школы Уйректы-Куль.
     По дороге домой ему опять повстречался Адильбек. Хален встревожился:
     - Случилось что-нибудь, мой мальчик?
     - Да нет, ничего не случилось, учитель-ага. Я Жумаю кучелябу принес. Мы
на лисиц охотимся, - точно опытный охотник,  ответил  Адильбек.  -  Вчера  я
ездил на песчаный холм и видел там двух лисиц. Земля  промерзла,  в  долинах
сплошной лед. Мышей стало мало, и лисицы  пойдут  на  приманку.  Как  только
выпадет снег, они к самому аулу  подойдут  и  будут  скулить,  как  голодные
щенки.
     Хален покачал головой: его всегда поражало,  что  самый  маленький  его
ученик рассуждал, как взрослый.
     - Ну, а при чем тут кучеляба, Адильбек-ау? Разве капкан хуже?
     Мальчик  понял,  что  учитель  не  смыслит   в   охотничьем   деле,   и
снисходительно объяснил:
     - Лисица хитрая и осторожная, в капкан не попадет. Поэтому мы ее травим
кучелябой, в мясо кладем.  Меня  Сулеймен  научил.  В  прошлом  году  они  с
Нур-агой хотели отравить собаку. Положили кучелябу в бараньи легкие и зарыли
в золу. Через три дня легкие стали черными от яда. Я тоже нашел у  матери  в
торбе под изголовьем кучелябу, отрезал кусочек, завернул в  мясо.  Завтра  с
утра отравимся к Красным Пескам. До самой Кос-Обы дойдем, там  много  лисьих
нор.
     Толковый мальчик отвлек учителя от тягостных раздумий.


     ...В сумерках прискакал Аманкул.  Он  даже  не  поздоровался:  новости,
казалось, распирали табунщика.
     - Хален-ага, я привез Хакима. Он  зашел  домой.  С  ним  один  русский.
Остальные испугались меня и умчались в сторону  устья  Ашы.  Решили,  что  я
самый главный красный большабай. Даже не оглянулись, как  зайцы.  Приехал  с
добычей: русский подарил мне винтовку!
     - Ты серьезно или шутишь? - спросил учитель.
     - Оллахи, правда, Хален-ага, - побожился Аманкул. -  Я  с  другим  могу
шутить, но только не с вами.  Сын  хаджи  вернулся.  Если  не  верите,  могу
позвать. Всего  было  пятнадцать  русских.  А  испугались  они,  как  телята
поскакали, задрав хвосты. Четырнадцать удрапали, а один приехал с Хакимом.
     Хален покачал головой, не зная, верить или не  верить.  "Какие  же  это
казаки испугались Аманкула? Тут что-то не то".  А  Аманкул  все  рассказывал
взахлеб, убежденный, что казаки приняли его за красного.
     - Если  враг  бежит,  то  его  и  баба  напугает.  Казакам  со   страха
показалось, что я большабай. А тут еще Хаким  закричал:  "Красные  идут!"  -
продолжал Аманкул.
     Учителю хотелось поскорее увидеть Хакима.  В  знак  уважения  к  памяти
покойного хаджи он решил сам зайти к его сыну. А Хаким  от  радости  потерял
голову. О