ня? Мало ли как можно было одеться!"  Вот  что  занимало
честного  человека,  и  среди  этих  мыслей,  точно  гнилушка  в  воде,   то
поднимался, то снова прятался вопрос: случайно ли так получилось? Вскоре над
этой головоломкой взяли верх практические соображения о том, какую поставить
ловушку, чтобы проверить, случайно  это  получилось  или  нет.  И,  наконец,
ловушка была придумана.
     Плут Райдергуд вошел в сторожку и вынес оттуда на серый  вечерний  свет
свой сундучок с одеждой.  Усевшись  на  траву,  он  стал  просматривать  его
содержимое вещь за  вещью  и,  наконец,  наткнулся  на  ярко-красный  шейный
платок, местами почерневший от носки. Платок чем-то  заинтересовал  честного
человека, и он долго  разглядывал  его,  а  потом  снял  с  шеи  затасканную
порыжелую тряпку и повязал вместо нее этот самый платок,  выпростав  длинные
концы наружу.
     - Теперь посмотрим, - сказал Плут. - Если он увидит меня в этом красном
платке, а потом я увижу его  в  таком  же,  значит  тут  дело  не  чисто.  -
Восхищенный собственной уловкой, он внес сундучок в сторожку и сел ужинать.
     - Эй, там! У шлюза! - Окрик с баржи разбудил  Райдергуда  ночью,  когда
уже светила  луна.  Он  пропустил  баржу  и,  снова  оставшись  один,  пошел
затворять шлюз, как вдруг у самой камеры на противоположном берегу перед ним
выросла фигура Брэдли Хэдстона.
     - А-а! - сказал Райдергуд. - Уже вернулись, Третий Хозяин?
     - Он остановился на ночь в "Приюте  рыбака",  -  ответил  тот  усталым,
осипшим голосом. - Завтра, в шесть утра, поедет дальше. Я вернулся отдохнуть
час-другой.
     - Да-а! Отдых вам не помешает! - И с этими словами Райдергуд перешел по
мостику на другой берег.
     - Нет, помешает! - с раздражением крикнул Брэдли. - Я бы  не  отказался
всю ночь идти за ним! Не нужен мне отдых! Но раз он сошел на  берег,  делать
нечего. Мне важно было узнать наверняка, когда он поедет дальше, и если бы я
не узнал, так остался бы там... Плохо  придется  тому,  кого  бросят  в  эту
глубину со связанными руками. Стенки скользкие - не выберешься. Да, пожалуй,
и под шлюзные створы засосет?
     - Засосет ли, проглотит ли - все равно конец,  -  сказал  Райдергуд.  -
Даже если рук не связывать. Деваться-то некуда - шлюз закрыт с обеих сторон.
Тому ловкачу, который оттуда выкарабкается и станет передо мной здесь, я  не
прочь поднести пинту старого эля.
     Брэдли с чувством болезненного наслаждения заглянул вниз.
     - Вы тут бегаете в темноте и по самому краю камеры и по узеньким гнилым
мосткам, - сказал он. - Неужели не боитесь утонуть?
     - Не бывать этому! - заявил Райдергуд.
     - Почему?
     - Не-ет, это дело известное! -  Райдергуд  с  уверенным  видом  покачал
головой. - Меня уж раз вытащили из воды, значит я никогда  не  утону.  Боюсь
только, как бы на  том  проклятом  пароходе  об  этом  не  пронюхали  да  не
отказались бы заплатить, что мне причитается. Наш  брат  хорошо  это  знает:
если кого вытащили из воды, тому уж не утонуть.
     Брэдли криво усмехнулся,  дивясь  такому  невежеству,  непростительному
даже для школьников, и снова нагнулся над водой,  таившей  в  себе  какое-то
недоброе очарование для него.
     - Видать, понравилось вам! - сказал Райдергуд.
     Будто не слыша этих слов,  Брэдли  продолжал  смотреть  вниз.  Странное
выражение появилось у него на лице, - такое странное, что Райдергуд  не  мог
понять,   что   оно   значит.   Это   было   исступленное   лицо   человека,
сосредоточившегося на каком-то замысле. Но замысел этот мог быть направлен и
против него самого и против кого-нибудь другого. Если бы он  вдруг  отступил
назад и с разбегу бросился в воду,  в  таком  поступке  не  было  бы  ничего
противоречащего выражению его лица. Может статься, эта  взбаламученная  душа
еще колебалась, не зная, на какое злодеяние ей решиться.
     Райдергуд долго стоял, скосив на него глаза.
     - Вы ведь хотели отдохнуть час-другой?  -  наконец  проговорил  он.  Но
чтобы добиться ответа на свой вопрос, ему пришлось толкнуть учителя локтем.
     - А? Да.
     - Так, может, пойдете ляжете?
     - Да. Спасибо.
     Точно не проснувшись как следует, учитель последовал за  Райдергудом  в
сторожку, и тот поставил на стол кусок солонины, полкаравая  хлеба,  бутылку
джина и кувшин с водой. Воду в холодном, запотевшем кувшине он принес  прямо
с реки.
     - Вот, Третий Хозяин,  -  сказал  Райдергуд,  наклонясь  над  столом  с
кувшином в руках. - Прежде надо поплотнее поужинать, а потом уж на  боковую.
- Длинные концы красного платка мотнулись у Брэдли перед глазами.  Райдергуд
убедился, что учитель посмотрел на них.
     "Ага! Заметид! - подумал этот достойнейший муж.  -  Ну  что  ж!  Теперь
дадим тебе рассмотреть его как следует". И, приняв такое решение,  Райдергуд
сел по другую сторону стола, распахнул куртку и стал не  спеша  перевязывать
платок.
     Брэдли пил, ел, и. Райдергуд замечал, что, поднимая глаза  от  тарелки,
он то и дело украдкой  поглядывает  на  красный  платок,  точно  проверяя  и
понукая свою тугую память.
     - Как поужинаете, Третий  Хозяин,  -  сказал  честный  человек,  -  так
ложитесь на мою койку вон там в углу. Теперь в третьем часу светает.  Я  вас
ранехонько разбужу.
     - Будить меня не придется, - ответил Брэдли и  через  несколько  минут,
сняв только башмаки и куртку, улегся спать.
     Откинувшись на спинку  деревянного  кресла,  скрестив  руки  на  груди,
Райдергуд долго смотрел на учителя, который лежал, сжав правую руку в кулак,
стиснув зубы, и, наконец, у него у самого стали слипаться глаза, и  он  тоже
уснул, а когда проснулся, было совсем светло, и его гость уже встал и  пошел
к реке освежить голову.
     - Не-ет, голубчик! - пробормотал Райдергуд, глядя с порога ему вслед. -
На это тебе не хватит всей воды, какая есть в Темзе.
     Минут через пять Брэдли собрался в путь  и,  как  и  накануне,  зашагал
прочь, в спокойную прибрежную даль. Райдергуд, не глядя на реку, знал, когда
там плескала рыба, потому что  при  каждом  всплеске  учитель  вздрагивал  и
оглядывался по сторонам.
     "Эй, там, у шлюза! Эй!" - так с небольшими перерывами весь день. И "Эй,
там, у шлюза! Эй!" - трижды за ночь. Но Брэдли все не было.  Следующий  день
выдался душный, знойный. После полудня разразилась  гроза,  и  когда  хлынул
ливень, учитель, сам как буря, ворвался в сторожку.
     - Застигли их? - крикнул Райдергуд, вскакивая из-за стола.
     - Застиг.
     - Где?
     - Там, куда он держал путь. Его лодка простоит на берегу три дня. Я сам
слышал, как он отдавал распоряжение. У меня  на  глазах  он  дождался  ее  и
встретился с ней. Я видел ... - Он осекся, точно у него перехватило дыхание,
потом договорил: - Я сам видел вчера вечером, как они шли рядом.
     - И что вы сделали?
     - Ничего.
     - А что собираетесь делать?
     Брэдли упал на стул и рассмеялся. И вдруг у него хлынула кровь носом.
     - Отчего это у вас? - спросил Райдергуд.
     - Сам не  знаю.  Льет  без  останову.  Со  вчерашнего  вечера  это  уже
второй... третий... нет! четвертый раз принимается. Я счет потерял.  Сначала
привкус крови во рту, потом чувствую  ее  запах,  начинаю  захлебываться,  и
вдруг - фонтаном.
     С непокрытой головой он вышел под проливной дождь, опустился  у  берега
на колени и, пригоршнями черпая воду, смыл кровь с лица.  А  за  ним  глазам
Райдергуда, стоявшего в дверях сторожки, открывалась темная завеса,  которая
грозно надвигалась па одну сторону неба. Брэдли поднялся и подошел  к  нему,
промокший насквозь. С его обшлагов струями лилась вода.
     - Вы на выходца с того света похожи, - сказал Райдергуд.
     - А вам случалось видеть выходцев с того света?  -  последовал  суровый
вопрос.
     - Я про то, что вы совсем из сил выбились.
     - А что тут удивительного? Я ни минуты не отдохнул с тех пор, как  ушел
отсюда. Даже, кажется, не присел ни разу.
     - Так пойдите лягте, - сказал Райдергуд.
     - Хорошо, только дайте мне чего-нибудь утолить жажду.
     На столе снова появились бутылка и  кувшин,  и,  сильно  разбавив  джин
водой, Брэдли выпил один за другим два стакана.
     - Вы меня о чем-то спрашивали? - сказал он.
     - Нет, не спрашивал, - ответил Райдергуд.
     - А я говорю, спрашивали! - диким, отчаянным  голосом  крикнул  Брэдли,
круто повернувшись к нему. - До того как я пошел умываться.
     - А-а, тогда-то! - сказал Райдергуд и слегка попятился от стола. -  Да,
я спрашивал, что вы собираетесь делать.
     - Разве в таком состоянии человек  может  что-нибудь  решать!  -  Он  с
яростью взмахнул дрожащими руками так, что струйки воды полились  на  пол  с
его мокрых  рукавов,  будто  он  отжал  их.  -  Разве  тут  можно  составить
какой-нибудь план, если я не спал столько времени!
     - Да я о том же самом толкую, - ответил Райдергуд. - Ведь было сказано:
подите лягте.
     - Может, и было.
     - Вот то-то и оно! И еще раз повторю: ложитесь, где вчера  лежали.  Чем
подольше да покрепче поспите, тем легче вам будет решить, что делать дальше.
     Проследив взглядом за его пальцем, показывающим на деревянную  койку  в
углу, Брэдли с трудом собрал разбегающиеся мысли и вспомнил это убогое ложе.
Он сбросил с ног изношенные, стоптанные башмаки и, как был, в мокрой  одежде
повалился спать.
     Райдергуд сел в кресло,  посмотрел  на  молнии,  вспыхивающие  в  небе,
прислушался к грому. Но гром и молнии,  видимо,  не  так  уж  занимали  его,
потому что он снова, снова и снова с любопытством поглядывал на  измученного
человека, который лежал на койке. Воротник его грубой куртки так  и  остался
поднятым от дождя и застегнутым на крючки. Не замечая этого,  да  не  только
этого, он не опустил его и когда умывался у реки и когда бросился на  койку,
хотя ему было бы гораздо удобнее спать с расстегнутым воротником.
     Гром тяжело  перекатывался  в  небе,  зигзаги  молний  рвали  на  куски
бескрайнюю завесу за окном, а Райдергуд все сидел в кресле и  поглядывал  на
койку в углу. Человек, который лежал на ней, виделся ему то в красном свете,
то в голубом, то почти сливался с непроглядной тьмой, то  совсем  исчезал  в
трепещущих вспышках ослепительно белого огня. Ливень порывами обрушивался на
реку, и она точно вздымала свои воды  ему  навстречу,  ветер,  ломившийся  в
дверь сторожки, шевелил волосы и одежду спящего,  так  что  казалось,  будто
какие-то невидимые посланцы ада поднимают его и хотят унести прочь.  Но  все
эти перипетии грозы были для Райдергуда только помехой, -  может,  и  весьма
занимательной, но все же только помехой, отвлекавшей его  от  наблюдения  за
спящим.
     "Сон у него крепкий, - рассуждал Райдергуд сам с собой.  -  Но  он  все
время начеку, и попробуй я только подняться,  он,  пожалуй,  сразу  вскочит,
хотя раскаты грома ему нипочем. А уж о том, чтобы  дотронуться  до  него,  и
думать нечего".
     С величайшей осторожностью он встал с кресла.
     - Третий Хозяин... - тихим, спокойным голосом. - Ну,  как  вам  спится?
Стало холодно. Сударь... может, курткой вас накрыть?
     Ответа не было.
     - Положим, куртка-то на вас, - пробормотал он еще тише и совсем  другим
тоном. - Куртка-то на вас, на вас куртка.
     Спящий шевельнул рукой, Райдергуд немедленно сел в кресло и прикинулся,
будто смотрит в  окно  на  разыгравшиеся  стихии.  Это  было  величественное
зрелище, впрочем не настолько уж величественное, чтобы приковать к себе  его
взоры, ежеминутно обращавшиеся к тому, кто спал на койке.
     На что же поглядывал Райдергуд так часто и с таким любопытством? На шею
спящего, прикрытую поднятым воротником. И,  дождавшись,  когда  тяжелый  сон
накрепко сковал его гостя, истомленного и душой и телом, он осторожно отошел
от окна и стал возле койки.
     - Эх, бедняга! - с хитрым,  опасливым  блеском  в  глазах  чуть  слышно
пробормотал Райдергуд, готовясь в любую минуту отскочить назад, если  спящий
проснется.  -  Неудобно  ему  спать  в  куртке.  Расстегнуть  ее,  что   ли?
Посвободнее будет. Эх, бедняга! Право, расстегну, что же делать-то?
     Он дотронулся до верхнего крючка и тут  же  отступил  назад.  Но  гость
продолжал спать крепким сном, и  остальные  крючки  были  расстегнуты  более
уверенным, а следовательно, и более легким движением. Потом он дотронулся до
воротника и медленно, осторожно отвернул его.
     Под воротником, на  груди  гостя  лежали  длинные  концы  ярко-красного
шейного платка, вымазанные чем-то темным, чтобы придать ему заношенный  вид.
Райдергуд перевел недоуменный взгляд  с  платка  на  лицо  спящего,  с  лица
спящего снова на платок, потом крадучись вернулся к окну,  сел  в  кресло  и
долго сидел там, подперев подбородок рукой и в мрачном раздумье  разглядывая
спящего в платок, которым была повязана его шея.


        ^TГЛАВА II - Золотой Мусорщик проявляет характер^U

     Мистер и миссис Лэмл пожаловали к завтраку в особняк мистера  и  миссис
Боффин. Считать этих гостей совершенно незванными было нельзя,  но  они  так
настойчиво  напрашивались  к  золотой  чете,  что,  если  бы  она   захотела
отказаться от удовольствия и чести видеть их у себя,  это  далось  бы  ей  с
большим трудом. В каком прекрасном расположении духа были  мистер  и  миссис
Лэмл, а как они любили мистера и миссис Боффин - почти как друг друга!
     - Дорогая миссис Боффин! - говорила миссис  Лэмл.  -  Я  словно  заново
родилась на свет божий, так мне приятно  видеть  своего  Альфреда  в  тесном
общении с мистером Боффином! Они созданы друг для друга. Душевная простота в
сочетании с твердостью характера,  природный  ум  наряду  с  сердечностью  и
мягкостью - вот отличительные черты их обоих.
     Так  как  это  было   сказано   громко,   мистер   Лэмл   не   преминул
воспользоваться случаем,  чтобы  пожурить  свою  обожаемую  и  глубокочтимую
супругу.
     - Дорогая моя Софрония, - сказал этот джентльмен, направляясь вместе  с
мистером Боффином от окна к столу. -  Явно  пристрастная  оценка  достоинств
вашего супруга...
     - Нет, нет! Совсем не пристрастная, Альфред! - прочувствованным голосом
воскликнула миссис Лэмл. - Зачем вы так говорите!
     -  Хорошо,  дитя  мое!  Тогда   выразимся   по-иному:   столь   лестной
характеристикой вашего супруга... Вы не возражаете, дорогая?
     - Ах, что вы, Альфред!
     - Итак, столь лестной характеристикой своего супруга, мое сокровище, вы
недооцениваете мистера Боффина и переоцениваете меня.
     - Первую часть обвинения я признаю, Альфред, что же касается  второй  -
нет и нет!
     - Вы недооцениваете мистера Боффина, Софрония, - повторил мистер  Лэмл,
воспаряя на высоты нравственного величия, - ибо ваша оценка низводит мистера
Боффина на мой уровень, и вы переоцениваете меня, Софрония, предоставляя мне
место на недосягаемом уровне мистера Боффина. Мистер Боффин по натуре  своей
более снисходителен, чем я.
     - Более снисходителен, чем вы, когда дело касается вас самих, Альфред?
     - Не о том речь, моя дорогая.
     - Не о том речь, крючкотвор? - лукаво спросила миссис Лэмл.
     - Нет, моя дорогая Софрония. Со  своего  низкого  уровня  я  взираю  на
мистера  Боффина,   как   на   человека   слишком   великодушного,   слишком
снисходительного,  слишком  мягкого  по  отношению  к  тем  людям,   которые
недостойны его и не испытывают к нему благодарности. Я на такое благородство
чувств не посягаю. Более того, оно вызывает во мне негодование.
     - Альфред!
     - Да, моя дорогая, оно вызывает во мне негодование  и  толкает  на  то,
чтобы, сжав  кулаки,  стать  между  этими  недостойными  людьми  и  мистером
Боффином. А почему? Потому что, пребывая на  более  низком  уровне,  я  знаю
жизнь лучше  мистера  Боффина  и  не  так  щепетилен,  как  он.  Не  обладая
великодушием мистера  Боффина,  я  чувствую  нанесенные  ему  обиды  гораздо
сильнее и считаю себя более пригодным к тому, чтобы отражать их.
     Миссис Лэмл вдруг почувствовала, что втянуть мистера и миссис Боффин  в
приятную беседу сегодня не так-то легко. Им выкинули столько соблазнительных
приманок, а они до сих пор даже не пикнули! Она сама и ее  муж  ведут  такой
чувствительный и дельный разговор, но ведут его одни! Милые старички,  может
быть, и восчувствовали то, что им пришлось услышать, однако в этом не мешало
бы убедиться, тем  более  что  по  крайней  мере  имя  одного  из  старичков
упоминалось довольно часто. Если же милые старички  слишком  застенчивы  или
слишком тупы, чтобы занять в беседе подобающее им место, тогда надо взять их
за шиворот и водворить на это место силой.
     - Позвольте! -  с  простодушной  улыбочкой  обратилась  миссис  Лэмл  к
мистеру и миссис Боффин. - Разве не следует понимать моего  мужа  так,  что,
восхищаясь кем-то и горя желанием  служить  кому-то,  он  забывает  о  своих
временных  невзгодах?  Не  слышится  ли   тут   признание   в   благородстве
собственного сердца? Я хоть и не сильна в логике, но мне  кажется,  что  это
так, мои дорогие мистер и миссис Боффин?
     Но мистер и миссис Боффин и тут даже не пикнули. Он сидел,  уставившись
в тарелку, и молча ел булочку с ветчиной,  а  она  в  смущении  разглядывала
чайник. Простодушный вопрос миссис Лэмл повис в воздухе, смешавшись с  паром
от чайника. Она бросила взгляд на мистера и миссис  Боффин  и  чуть  заметно
подняла брови, будто спрашивая своего супруга: "Что-нибудь не так?"
     Мистер Лэмл, который неоднократно убеждался в силе воздействия на людей
своей грудной клетки, расправил на ней манишку  во  всю  ширь  и  с  улыбкой
возразил супруге:
     - Софрония, дорогая моя, мистер и миссис  Боффин  могут  напомнить  вам
старую поговорку: себя не хвали, от людей жди хвалы.
     - Почему же моя похвала относится ко мне, Альфред? Не потому ли, что мы
с вами во всем едины?
     - Нет, дитя мое, не  поэтому!  Призадумайтесь  хотя  бы  на  минутку  и
вспомните, что мои чувства к мистеру Боффину,  удостоившиеся  сейчас  такого
одобрения, ничем не отличаются от ваших чувств к миссис Боффин, в которых вы
мне сами признавались.
     - С этим крючкотвором шутки плохи! - весело шепнула миссис Лэмл на ушко
миссис Боффин. - Если он будет настаивать, мне придется во  всем  покаяться!
Его слова выдают меня с головой!
     Белые пятна начали то появляться, то исчезать на носу у мистера  Лэмла,
когда он увидел, что  миссис  Боффин  только  на  секунду  отвела  глаза  от
чайника, улыбнулась застенчивой, вымученной улыбкой и снова потупилась.
     - Вы признаете предъявленный  вам  иск,  Софрония?  -  шутливо  спросил
Альфред.
     - Мне придется прибегнуть к защите господина судьи, - все так же весело
воскликнула миссис Лэмл. И добавила, обращаясь к мистеру Боффину: -  Обязана
ли я отвечать на этот вопрос, милорд?
     - Если вам не хочется, сударыня, так  не  отвечайте,  -  сказал  мистер
Боффин. - Это не имеет никакого значения.
     Супруги бросили на своего  хозяина  недоумевающий  взгляд.  Он  говорил
учтиво, но вместе с тем очень серьезно  и  таким  голосом,  в  котором  явно
слышалось, что его чувству собственного достоинства  претит  тон  застольной
беседы.
     Миссис Лэмл снова  подняла  брови,  испрашивая  распоряжений  у  своего
супруга. Его легкий кивок означал: "Попытайтесь еще раз".
     - Чтобы оградить себя от попреков в самовосхвалении, моя дорогая миссис
Боффин, - бойко продолжала миссис Лэмл, - я должна поведать вам, как все это
было.
     - Нет, нет! Пожалуйста, не надо, - прервал ее мистер Боффин.
     Миссис Лэмл со смехом повернулась к нему.
     - Судья возражает?
     - Сударыня, - сказал мистер Боффин. - У судьи (поскольку  вы  меня  так
называете) действительно имеются  возражения.  И  возражает  судья  по  двум
причинам. Первая: судья считает, что  это  нечестно.  Вторая:  это  огорчает
госпожу судью (если уж вы  называете  меня  судьей),  то  есть  мою  дорогую
старушку.
     Миссис  Лэмл  явно  заколебалась,  не  зная,  как  держаться  дальше  -
по-п