А  потом  узелок  с
матросской одежей - швырк в реку. А я этот  узелок  из  реки  выудил.  Одежа
кое-где порвана в драке, прозелень на ней от травы и следы того, что из  ран
течет. Она у меня в руках, и вы у меня в руках.  Мне  наплевать  на  Другого
Хозяина - жив он или помер, я о себе пекусь. Вы строили козни  против  меня,
хитрили, как могли, и я заставлю вас заплатить за это!.. Заставдю! Заставлю!
До нитки оберу!
     Губы у Брэдли подергивались. Он долго молчал,  глядя  на  огонь.  Потом
заговорил неестественно спокойно, неестественно ровным голосом:
     - Из камня крови не выжмешь, Райдергуд.
     - Зато деньги из учителя выжать можно.
     - Ошибаетесь. Вам не удастся взять то, чего у меня  нот.  Откуда  могут
быть деньги у учителя? Я и так дал вам больше двух  гиней.  Знаете,  сколько
мне потребовалось времени и труда (уж  не  говоря  о  годах  ученья),  чтобы
заработать такую сумму?
     - Не знаю и знать не желаю. Положение  у  вас  почтенное.  Ради  такого
положения можно заложить последнюю рубаху, продать последний стул, занять по
грошу у каждого, кто только поверит вам в долг. Когда вы все это сделаете  и
расплатитесь со мной, я с вами  расстанусь.  Но  только  тогда,  ни  минутой
раньше.
     - Расстанетесь? Как это понимать?
     - А вот так и понимайте: покуда не расстанусь, буду следовать  за  вами
по пятам. Черт с ним, со шлюзом! Без меня  обойдется,  а  я  лучше  за  вами
присмотрю, раз уж вы мне попались.
     Брэдли снова уставился на огонь. Не  спуская  с  него  глаз,  Райдергуд
потянулся за трубкой, набил ее, раскурил и  пустил  дым  кольцами.  Поставив
локти  на  колени,   подперев   голову   ладонями,   Брэдли   с   величайшей
сосредоточенностью смотрел в очаг.
     - Райдергуд, - наконец заговорил он и, вынув из кармана кошелек, бросил
его на стол. - Скажем так: я отдам вам эти деньги - все, что  у  меня  есть.
Скажем, вы получите мои часы. Скажем, три раза в год я буду выплачивать  вам
определенную сумму из своего жалованья...
     - Нет, не скажем, - ответил Райдергуд, не  вынимая  трубки  изо  рта  и
мотая головой. - Один раз вы уж улизнули от  меня,  и  больше  я  в  дураках
оставаться не намерен. Мало мне стоило трудов разыскать вас? И  не  разыскал
бы, да, слава богу, увидел однажды ночью, как вы  прошмыгнули  по  улице,  и
отправился за вами следом до самого  дома.  Нет,  давайте  сейчас  обо  всем
договоримся, не откладывая.
     - Райдергуд, я человек одинокий. Мне не на  кого  надеяться.  Друзей  и
знакомых у меня нет.
     - Вранье, - отрезал Райдергуд. - Одного вашего друга я знаю, и,  верьте
моему слову, этот ваш друг надежнее всякой чековой книжки.
     Нахмурившись, Брэдли медленно протянул руку к  кошельку,  но  продолжал
слушать своего собеседника.
     - В прошлый четверг я дал маху, ошибся адресом, - говорил Райдергуд.  -
Гляжу, мать честная, куда это меня занесло? Кругом одни барышни. А  барышень
учит молодая особа. Эта молодая особа, господин учитель, души в вас не  чает
и всем пожертвует, лишь бы помочь вам  выпутаться  из  беды.  Вот  к  ней  и
обратитесь.
     Брэдли так быстро вскинул на него глаза, что он в  замешательстве  стал
дуть на колечки табачного дыма и разгонять их рукой.
     - Вы уже говорили с ней? - снова глядя в сторону,  спросил  Брэдли  все
тем же неестественно ровным голосом.
     - Пу-уфф! Да, говорил, - ответил Райдергуд, оставляя  дым  в  покое.  -
Хотя, собственно, говорить-то было не о чем. Она переполошилась,  что  такой
увалень затесался среди ее молоденьких барышень, повела меня к себе и  стала
расспрашивать, не приключилось ли с вами какой беды? "Нет,  говорю,  никакой
беды не приключилось. Мы с господином учителем большие приятели". Но  я  все
успел приметить, и, заверяю вас, живется ей неплохо.
     Брэдли положил кошелек в карман, сжал правой рукой кисть левой и застыл
в неподвижности, глядя на огонь.
     - Квартирует она у вас совсем под боком, -  продолжал  Райдергуд,  -  и
когда мы придем в Лондон (я, понятно, вас одного не отпущу), советую вам, не
откладывая в долгий ящик, взять с нее все, что можно. Потом, после того  как
мы разочтемся, вы на ней  женитесь.  Она  смазливенькая,  а,  насколько  мне
известно, другой вы себе еще не присмотрели, поскольку нос то  вам  натянули
совсем недавно.
     За всю ту ночь Брэдли не вымолвил больше  ни  единого  слова.  Даже  не
переменил позы, не ослабил правой руки, сжимавшей кисть левой.  Он  сидел  в
полной неподвижности перед огнем, который, будто  обладая  волшебной  силой,
превращал его в старика.  Морщины  залегали  все  глубже  и  глубже  на  его
изможденном лице, оно будто подергивалось пеплом, и казалось, даже волосы  у
него блекнут и седеют.
     Эта разрушающаяся статуя ожила  лишь  тогда,  когда  оконные  стекла  в
сторожке посерели с поздним рассветом. Статуя медленно поднялась, пересела к
окну и глянула на улицу.
     Райдергуд тоже провел всю ночь на стуле. С вечера  он  еще  пожаловался
раздругой на стужу, на то, что приходится подкидывать углей в очаг,  но,  не
добившись от своего гостя ни звука, ни отклика,  под  конец  тоже  замолчал.
Утром он начал мешкотные приготовления к завтраку, как вдруг  Брэдли  отошел
от окна и надел пальто и шляпу.
     - Давайте хоть  кофе  выпьем  на  дорожку,  -  сказал  Райдергуд-Пустой
желудок недотго и застудить, господин учитель
     Будто не слыша этого, Брэдли вышел из сторожки Райдергуд схватил ломоть
хлеба со стола, сунул под мышку  узелок  с  матросской  одеждой  и  бросился
следом за ним. Брэдли повернул в сторону  Лондона  Райдергуд  догнал  его  и
зашагал рядом.
     Не обменявшись ни словом, они прошли бок о бок три мили.  Вдруг  Брэдли
повернул и зашагал назад. Повернул и Райдергуд, и они снова очутились рядом.
     Брэдли вошел в сторожку. Следом за ним вошел и Райдергуд. Брэдли сел  у
окна. Райдергуд - к очагу, погреться. Примерно через час Брэдли быстро встал
и снова вышел из сторожки, но на этот раз взял в обратную сторону  Райдергуд
тут же нагнал его и зашагал рядом.
     Убедившись и на этот раз, что ему не  отделаться  от  своего  спутника,
Брэдли круто повернул назад. Райдергуд не отставал. Но теперь они не вошли в
сторожку, потому что Брэдли остановился на запорошенной снегом полоске дерна
у шлюза и стал смотреть то вверх, то вниз по реке. Из-за мороза суда по  ней
не ходили, и зеркало реки и берега - все превратилось в белую пустыню.
     - Бросьте, господин учитель, - сказал Райдергуд, стоявший рядом с  ним.
- Глупую игру вы затеяли. Ну, к чему это? Все равно раньше времени  от  меня
не отделаетесь. Я за вами по пятам буду ходить, куда бы вы ни отправились.
     Не  удостоив  его  ответом,  Брэдли  быстро  перешел  по   мосткам   на
противоположную сторону шлюза.
     - А это уж и вовсе зря, - сказал Райдергуд, идя следом за  ним.  -  Там
плотина, все равно назад повернете.
     Не обращая на него ни малейшего внимания, Брэдли прислонился  к  столбу
отдохнуть и посмотрел вниз, на воду.
     - Ну, раз уж вы меня сюда завели, - ворчливо пробормотал Райдергуд, - я
хоть делом займусь, все не без пользы будет. - Прежде  чем  отворять  вторые
створки, надо было затворить первые. Лебедка заскрипела, забурлила  вода,  и
на несколько минут ворота оказались закрытыми.
     -  Возьмитесь  за  ум,  господин  учитель  Брэдли  Хэдстон,  -   сказал
Райдергуд, проходя мимо него. - Не то я вас еще и не так прижму... А! Ты вот
как!
     Брэдли  схватил  Райдергуда  поперек  туловища.  Будто  железная   цепь
обвилась  вокруг  его  тела.  Они  стояли  на  краю  мостков,  между  обоими
створками.
     - Пусти! - крикнул Райдергуд. - Не то пырну ножом куда попало! Пусти!
     Брэдли тянул его к шлюзу, Райдергуд рвался в противоположную сторону. В
этой яростной схватке все  пошло  в  ход  -  руки,  ноги.  Брэдли  ухитрился
повернуть своего противника спиной к шлюзу и все толкал и толкал его.
     - Пусти! - снова крикнул Райдергуд. - Стой! Что  ты  задумал?  Меня  не
утопишь! Кто раз тонул, того эта смерть минует
     - Меня не минует! - сдавленным голосом прохрипел Брэдли. - Я  утоплюсь!
Живой - ты у меня в руках, и с мертвым я с тобой не расстанусь! Идем вместе!
     Райдергуд упал навзничь в неподвижную черную  воду,  увлекая  за  собой
Брэдли Хэдстона. Когда их  нашли  в  тине  и  водорослях  у  гнилой  шлюзной
створки, Райдергуд лежал с открытыми глазами, раскинув руки,  как  во  время
падения. Но железная цепь по-прежнему опоясывала его, и звенья этой цепи  не
разомкнулись.


        ^TГЛАВА XVI - О прочих и о прочем^U

     Своим первым и приятнейшим долгом мистер, и миссис  Джон  Гармон  почли
налаживание всех дел, которые разладились, или  могли,  или  вот-вот  готовы
были разладиться, пока Джон еще не  смел  назваться  во  всеуслышание  своим
настоящим именем. Подводя итог обстоятельствам, так или  иначе  связанным  с
фиктивной  смертью  Джона,  они  захватывали  широко.  Так,  например,  было
признано, что кукольная швея вправе рассчитывать на их  поддержку,  так  как
она находилась в самых близких отношениях с миссис Юджин Рэйберн,  а  миссис
Юджин Рэйберн в свою очередь имела  самое  близкое  касательство  к  мрачной
стороне их истории.  Отсюда  следовало,  что  и  о  старике  Райе  -  верном
защитнике и помощнике обеих подруг - тоже не мешает подумать.  Так  же  и  о
господине инспекторе, который проявил столько  рвения,  охотясь  по  ложному
следу. Кстати, в полиции скоро распространился слух, будто,  сидя  у  "Шести
Веселых Грузчиков" за кружкой флипа, этот достойный человек  признался  мисс
Аби Поттерсон, что он "не прогадал" на воскресении мистера Гармона и получил
столько, сколько ему предстояло бы положить в карман за поимку убийцы,  если
бы мистер Джон Гармон действительно был зверски убит.
     Во всех этих хлопотах мистеру и миссис  Джон  Гармон  оказывал  большую
помощь известный адвокат мистер Мортимер Лайтвуд, который за последнее время
стал с такой охотой и с таким усердием заниматься  порученными  ему  делами,
что они у него не залеживались, вследствие чего юный Вред, точно хватив того
заокеанского зелья, что поэтически именуется "пробка - хлоп! глаза на  лоб",
наконец-то вперял свой взор в настоящих клиентов, а не в окно, выходящее  на
улицу. Знакомство со  стариком  Райей,  подавшим  Лайтвуду  толковые  советы
относительно устройства запутанных денежных дел Юджина,  вдохновило  его  на
открытую  борьбу  с  мистером  Фледжби,  и  сей  джентльмен,  опасаясь,  что
взрывчатая сила кое-каких его операций грозит  ему  взлететь  на  воздух,  а
также памятуя о перенесенной порке, пошел на переговоры и  запросил  пощады.
Условия, на которые его заставили согласиться, оказались  спасительными  для
безобидного мистера Твемлоу, хотя он даже не подозревал этого.  Мистер  Райя
вдруг  размяк,  посетил  мистера  Твемлоу  в  его  квартире   над   конюшней
(Дьюк-стрит,  Сент-Джеймс-сквер)   и,   превратившись   из   беззастенчивого
грабителя в олицетворение кротости, сообщил  ему,  что  его,  Райи,  аппетит
будет вполне удовлетворен, если мистер Твемлоу соизволит вносить проценты по
займу, как и прежде, но  по  новому  адресу,  а  именно  в  контору  мистера
Лайтвуда. После чего удалился, так и не  открыв  мистеру  Твемлоу,  что  его
заимодавцем стал теперь мистер Джон Гармон, уплативший все его долги.  Таким
образом,  гнев  блистательного  Снигсворта  был  предотвращен,  и  если  он,
вознесенный над камином, и продолжал фыркать  на  всех  и  вся,  опираясь  о
коринфскую колонну, то не настолько сильно, чтобы это могло повредить его (а
также Британской) конституции.
     Первый визит миссис Уилфер  к  супруге  нищего  в  ее  новом  нищенском
пристанище был великим событием. За папой послали в Сити в первый же день, а
когда он приехал,  его  стали  водить  по  всему  дому,  держа  за  ушко,  и
показывать ему, потрясенному, захлебывающемуся  от  восторга,  все  тамошние
чудеса. Кроме  того,  папу  определили  на  должность  секретаря,  приказали
немедленно подать в отставку и на веки вечные распроститься с фирмой "Чикси,
Вениринг и Стебле". Но мама пожаловала гораздо позднее, и, как  и  следовало
ожидать, с большой помпой.
     За мамой выслали карету, и она села в нее  с  достоинством,  подобающим
такому  торжественному  случаю,   сопровождаемая   Лавви,   -   всего   лишь
сопровождаемая, так как эта юная девица наотрез отказалась  вести  мать  под
руку и вообще признавать материнское величие. Мистер Джордж Самсон  смиренно
следовал за ними. Миссис Уилфер отнеслась к его  появлению  в  экипаже  так,
будто он удостоился великой чести присутствовать  на  похоронах  кого-то  из
членов ее семьи, и отдала приказ: "Трогай!" - что относилось непосредственно
к кучеру нищего.
     - Ах, мама! - сказала Лавви, откидываясь на подушки и складывая руки на
груди. - Вы бы хоть сели поудобнее! Развалитесь!
     - Чтобы я... - вознегодовала величественная леди, - ...развалилась?
     - Да, да, мама.
     - Твоя мать на это не способна! - заявила миссис Уилфер.
     - Что верно, то верно, мама. Но почему, едучи на обед к  родной  дочери
или к родной сестре, надо сидеть так, будто нижняя юбка у вас  сколочена  из
досок, это я отказываюсь понимать.
     - А я, - с невыразимым презрением  возразила  ей  миссис  Уилфер,  -  я
отказываюсь понимать, как девица может произносить вслух,  да  еще  с  таким
удовольствием, название некоторых частей туалета. Мне приходится краснеть за
тебя!
     -  Благодарствуйте,  мама,  -  зевая,  протянула  Лавви,  -   Но   если
понадобится, я сама за себя покраснею.
     Тут мистер Самсон, решивший восстановить мир и согласие  между  дамами,
что ему никогда,  ни  при  каких  обстоятельствах  не  удавалось,  сказал  с
приятной улыбкой:
     - Уж если говорить начистоту, сударыня, так все мы про это знаем.  -  И
тут же понял, какой позор он навлек на свою голову.
     - Про это? - сверкая очами, повторила миссис Уилфер.
     - В самом деле, Джордж, - возмутилась мисс  Лавиния.  -  Я  не  понимаю
ваших намеков и думаю, что вам следовало бы выбирать  слова  и  не  касаться
личностей.
     - Бей, бей, не жалей, мисс Лавиния Уилфер! -  вскричал  мистер  Самсон,
сразу же погрузившись в бездну отчаяния. - Бейте, не жалейте!
     - Что значат эти кучерские выкрики, Джордж Самсон, я даже отдаленно  не
могу себе представить, - сказала мисс Лавиния. - И не собираюсь  ломать  над
ними голову, мистер Джордж Самсон, а  бить  и  жалеть...  -  Неосмотрительно
подхватив выраженьице Джорджа Самсона, мисс Лавиния увязла в  этой  фразе  и
заключила наспех:  -  Про  битье  тут  совершенно  ни  к  чему.  -  Отповедь
получилась не совсем убедительная, и подкрепила ее только надменность тона.
     - Вот так всегда! - горестно воскликнул мистер Самсон. -  Видно,  таков
удел мой!
     - Если вы хотите намекнуть, - срезала его мисс Лавви, - что "таков удел
ваш с детских лет" и что-то там про свирель и  газель  *,  то  не  трудитесь
продолжать. Вы - и газели! Где уж вам! Присутствующие не обольщаются на этот
счет. Ваши возможности слишком хорошо им известны. (Удар в самое сердце!)
     - Лавиния, - замогильным голосом проговорил мистер Самсон. - Вы меня не
поняли. Я хотел сказать  вот  что:  мыслимое  ли  дело,  чтобы  мне  удалось
сохранить прежнее место в вашей семье после того, как  фортуна  обогрела  ее
своими лучами! Зачем вы везете меня в сиящие чертоги?  Затем,  чтобы  тыкать
мне в глаза моим скромным жалованием? Благородно ли, великодушно  ли  это  с
вашей стороны?
     Не  желая  терять  представившегося  ей  случая   отпустить   несколько
нравоучительных замечаний с  высоты  своего  трона,  величественная  матушка
воспользовалась их перепалкой.
     - Мистер  Самсон,  -  начала  она.  -  Я  не  допущу,  чтобы  вы  ложно
истолковывали намерения моей дочери.
     - Ах, оставьте, мама, - презрительно бросила мисс Лавви. - Его слова  и
его поступки меня нимало не трогают.
     - Нет, Лавиния, - упорствовала миссис Уилфер. - Тут задета честь  нашей
семьи. Если мистер Джордж Самсон даже мою младшую дочь обвиняет...
     - Не понимаю, почему "даже", - перебила ее мисс Лавви. -  Что  я,  хуже
других, что ли?
     - Молчать! - грозно  провозгласила  миссис  Уилфер.  -  Повторяю:  если
мистер Джордж Самсон обвиняет мою младшую дочь в столь низменных целях,  его
обвинения падают и на мать моей младшей дочери.  Эта  мать  отвергает  их  и
спрашивает у мистера Джорджа Самсона, не сомневаясь в его добропорядочности,
что ему, собственно, нужно? Может быть, я ошибаюсь, это вполне  вероятно,  -
миссис Уилфер величественно взмахнула перчатками.  -  Но,  по-моему,  мистер
Джордж Самсон едет в роскошном экипаже. По-моему,  мистера  Джорджа  Самсона
везут в дом, который он  сам  назвал  "чертогом".  По-моему,  мистер  Джордж
Самсон приглашен вкусить... как  бы  это  выразить...  вкусить  от  величия,
ниспосланного семейству, с которым он мечтает породниться. Чем же  оправдать
такой странный тон мистера Самсона?
     - Оправдать его можно тем, сударыня, - упавшим голосом  пояснил  мистер
Самсон, - что я болезненно воспринимаю свое ничтожество в смысле финансов. У
Лавинии теперь такие связи!  Смею  ли  я  рассчитывать,  что  она  останется
прежней Лавинией? И разве не извинительно с моей стороны, что я  так  больно
чувствую ее нападки?
     - Если вы недовольны своим положением, сэр, -  с  ядовитой  вежливостью
проговорила мисс Лавиния, - мы можем ссадить вас на любом углу,  который  вы
укажете кучеру моей сестры.
     - Моя дорогая Лавиния, - с чувством произнес мистер  Самсон,  -  я  вас
обожаю.
     - Обожайте меня как-нибудь по-другому, - отрезала  эта  юная  особа,  -
иначе мне таких обожателей не нужно.
     - А к вам, сударыня, - не унимался мистер Самсон, - я питаю глубочайшее
уважение, хотя мне, разумеется, никогда не постичь  всех  ваших  достоинств.
Пожалейте несчастного, Лавиния!  Сударыня,  пожалейте  несчастного,  который
чувствует, на какие жертвы идут ради него ваши благородные сердца, но теряет
разум... - мистер Самсон ударил себя ладонью по лбу, - ...при  одной  только
мысли, что ему приходится соперничать с вельможами и богачами!
     -  Когда  вам  действительно  придется  вступить  в   соперничество   с
вельможами и богачами, вас, по всей вероятности, известят об этом, - сказала
мисс Лавви. - Известят заранее. Во всяком случае, если тут  будут  затронуты
мои интересы.
     Мистер Самсон не замедлил воскликнуть со всей пылкостью, на  какую  был
способен:
     - Ангел! - и смиренно пал к ногам мисс Лавинии.
     Только этой победы и недоставало для полного удовлетворения маменьки  и
дочки! - явиться с покорным рабом в те самые сверкающие чертоги,  о  которых
он говорил, и провести его по этим чертогам как живого свидетеля их славы  и
яркое доказательство их великодушия. Спускаясь  по  лестнице,  мисс  Лавиния
разрешила ему идти рядом с собой, словно говоря: "Несмотря на окружающую нас
роскошь, я все еще ваша, Джордж. Сколько это продлится, сказать  трудно,  но
пока я все еще ваша". Кроме того, она громогласно  и  благосклонно  называла
ему предметы и вещи, которых он до сих пор видеть не видывал:
     "Тропические растения, Джордж", "Клетки  с  птицами",  "Часы  золоченой
бронзы, Джордж", - и так далее, и тому подобное. А миссис Уилфер  шествовала
впереди,  точно  вождь  племени  каннибалов,  который,  боясь  уронить  свое
достоинство, не выказывает ни малейших признаков удивления или восторга  при
виде открывающихся его взорам чудес.
     В самом деле, поведение этой внушительной матроны  во  время  визита  к
дочери могло бы служить образцом для всех внушительных матрон  при  подобных
же обстоятельствах. Она поздоровалась с мистером и миссис Боффин так,  будто
мистер и миссис Боффин  говорили  о  ней  все  то,  что  в  действительности
исходило из ее  уст,  и  дала  понять,  что  только  время  может  изгладить
нанесенные ими обиды. В лакеях, прислу