- написанная плохими октавами  поэма  Франсиско  Гарридо
Вильена "Правдивое описание славного сражения в Ронсевале,  а  также  гибели
Двенадцати Пэров Франции" (1555).
     12 "Пальмерин Оливский". - Первая часть этого романа  вышла  в  свет  в
1511 г. под названием "Книга о могучем рыцаре Дальмерине Оливском".
     13  ...в  особом  ларце...  -  Согласно  рассказу  Плутарха,  Александр
Македонский, найдя среди  добычи,  захваченной  им  после  поражения  Дария,
богатый ларец, велел хранить в нем сочинения Гомера.
     14 История славного рыцаря Тиранта Белого. -  Речь  идет  об  испанском
переводе  (1511)  каталонского  рыцарского  романа,  вышедшего  в  1490  г.,
"Могучий и непобедимый рыцарь Тирант Белый, в пяти  частях".  В  отличие  от
обычного типа рыцарских романов  в  "Тиранте  Белом"  иногда  проскальзывают
намеки на реальную  действительность  и  заметна  попытка  снизить  условную
героику,  о  чем  свидетельствуют,  в  частности,   приводимые   священником
гротескные названия  отдельных  персонажей  романа:  Кириэлейсон  (начальные
слова молитвы "Господи, помилуй!", дева Отрада (в  подлиннике:  Отрада  моей
жизни), вдова Потрафира и др.
     15 "Диана" Хорхе де Монтемайора. - Этот роман оказал большое влияние на
развитие так называемого пасторального жанра в Испании.
     16 Длинные строчки  -  стихотворные  строки,  состоящие  из  двенадцати
слогов.  "Диана",  как  характерно  для  пасторального  романа   вообще,   -
произведение, в котором проза чередуется со стихами.
     17 Вторая "Диана" ... Саламантинца - вышла в свет в 1564 г., подражание
"Диане" Монтемайора, автором ее был саламанкский врач Алонсо Перес.
     18 "Диана" Хиля Поло - другое подражание Монтемайору,  автором  ее  был
Гаспар Хиль Поло (ум. 1591 г.), опубликована в том  же  году,  что  и  роман
Алонсо Переса.
     19 "Счастье любви, в десяти частях" - роман Антоньо де Лофрасо, вышел в
свет в 1573 г.
     20 "Пастух Филиды" - пасторальный роман  Луиса  Гальвеса  де  Монтальво
(1549?-1591), вышедший в 1582 г.
     21 "Сокровищница  разных  стихотворений"  -  сборник  стихов  Педро  де
Падилья (1587).  Педро  де  Падилья  -  испанский  поэт  и  священник,  друг
Сервантеса.
     22 "Сборник песен" Лопеса Малъдонадо - вышел  в  свет  в  1586г.  Лопес
Мальдонадо Габриэль - испанский поэт, автор романсов и эпиграмм.
     23 "Галатея" - Мигеля де Сервантеса.
     24 "Араукана" дона Алонсо де Эрсильи. - Алонсо де Эрсилья -  знаменитый
испанский поэт. Поэма "Араукана"  посвящена  войне  испанцев  с  арауканцами
(чилийскими индейцами), поднявшими восстание за независимость. Участник этой
войны, Эрсилья, воспевая славу испанского оружия, восхищается в то же  время
мужеством индейцев. Первая часть вышла  в  1569  г.;  полностью  поэма  была
опубликована в 1589 г.
     25 "Австриада" Хуана Рифо - опубликованная в 1584 г. поэма,  в  которой
воспеты подвиги побочного брата Филиппа II дона Хуана Австрийского.
     26 "Монсеррат" - поэма Кристоваля де  Вируэса  (1550-1609),  испанского
поэта и драматурга. Вышла в 1587 г.
     27 "Слезы Анджелики" - поэма Луиса Бараона де  Сото  (1586)  на  сюжет,
заимствованный из "Неистового Роланда" Ариосто.


        "ГЛАВА VII"
     О втором выезде доброго нашего рыцаря Дон Кихота Ламанчского

     В это время послышался голос Дон Кихота.
     - Сюда, сюда, отважные рыцари! - кричал он. - Пора  вам  выказать  силу
доблестных ваших дланей, не то придворные рыцари возьмут верх на турнире.
     Пришлось прекратить осмотр книгохранилища и бежать на шум и  грохот,  -
от того-то некоторые и утверждают, что Карлиада {1} и Лев Испанский,  {2}  а
также Деяния императора {3}  дона  Луиса  де  Авила,  вне  всякого  сомнения
находившиеся среди неразобранных книг,  без  суда  и  следствия  полетели  в
огонь, тогда как если бы священник видел их, то, может  статься,  они  и  не
подверглись бы столь тяжкому наказанию.
     Войдя к Дон Кихоту в комнату, друзья и домашние его обнаружили, что  он
уже встал с постели; казалось, он и не думал спать, - так  он  был  оживлен:
по-прежнему шумел, безумствовал, тыкал во все стороны мечом. Его схватили  и
насильно уложили в постель, - тут он несколько успокоился и,  обратившись  к
священнику, молвил:
     - Какой позор, - не правда ли, сеньор архиепископ  Турпин?  -  что  так
называемые Двенадцать Пэров ни с того ни с сего уступили  пальму  первенства
на турнире придворным рыцарям, тогда как мы, странствующие рыцари,  три  дня
подряд пожинали плоды победы!
     - Полно, ваша милость, полно, любезный друг, - заговорил  священник.  -
Бог даст, все обойдется, - что упущено сегодня, то всегда  можно  наверстать
завтра, а теперь, ваша милость, подумайте о своем здоровье: сдается мне,  вы
очень устали, а может быть, даже и ранены.
     - Ранен-то я не ранен, - возразил Дон Кихот, -  а  что  меня  избили  и
отколотили, в этом нет сомнения: ублюдок Роланд бросился на меня с дубиной -
и все из зависти, ибо единственно, кто не уступит ему в храбрости,  так  это
я. Но не будь я Ринальд Монтальванский, если, встав с этого ложа, я  ему  не
отомщу, несмотря на все его чары. А пока что принесите мне поесть, сейчас  я
ни в чем так не нуждаюсь, как в пище, а уж постоять за себя я и сам сумею.
     Желание Дон Кихота было исполнено: ему  принесли  поесть,  а  затем  он
снова заснул, прочие же еще раз подивились его сумасбродству.
     В ту же ночь стараниями ключницы были сожжены дотла все  книги:  и  те,
что валялись на  дворе,  и  те,  что  еще  оставались  в  комнате;  по  всей
вероятности, вместе с ними сгорели и такие, которые надобно  было  сдать  на
вечное хранение в архив, но этому помешали  судьба  и  нерадение  учинявшего
осмотр, - недаром говорит пословица, что из-за грешников частенько  страдают
и праведники.
     Священник с цирюльником решили, что первое средство от недуга,  который
овладел их приятелем, - это заложить и  замуровать  вход  в  книгохранилище,
чтобы, встав с постели, он не нашел его (если, мол,  устранить  причину,  то
следствия, может статься, отпадут сами собой), а  затем  объявить  ему,  что
некий волшебник вместе со всеми книгами похитил и комнату; и  все  это  было
осуществлено с великим проворством. Два дня спустя Дон Кихот встал с постели
и прежде всего пошел взглянуть на свои книги, но, не обнаружив помещения,  в
котором они находились, стал бродить и шарить по  всем  комнатам.  Несколько
раз подходил к тому месту, где раньше  была  дверь,  ощупывал  стену,  молча
обводил глазами комнату; наконец после долгих поисков он  спросил  ключницу,
где находится его книгохранилище. Ключницу же научили, как должно отвечать.
     - О каком таком книгохранилище вы говорите,  ваша  милость?  -  в  свою
очередь, спросила она. - Нет у нас теперь ни книг, ни  хранилища,  все  унес
дьявол.
     - Вовсе не дьявол, а волшебник, - возразила племянница.  -  После  того
как вы от нас уехали, ваша милость, на следующую ночь он  прилетел  сюда  на
облаке,  спрыгнул  с  дракона,  на  котором  сидел  верхом,   и   проник   в
книгохранилище. Не знаю, что он там делал,  только  немного  погодя,  гляжу,
вылетает через крышу, а в комнатах полно дыму. Пошли мы посмотреть,  что  он
натворил, а уж ни книг, ни комнаты нет  и  в  помине.  Одно  только  мы  обе
отлично помним: улетая, этот злой  старик  громко  крикнул,  что  по  злобе,
которую он втайне питает к владельцу книг и помещения,  он  нанес  его  дому
урон и что урон этот впоследствии обнаружится. Еще он сказал, что зовут  его
мудрый Муньятон.
     - Не Муньятон, а Фрестон, - поправил ее Дон Кихот.
     - Не то Фрестон, не то Фритон, - вмешалась ключница,  -  помню  только,
что имя его оканчивается на тон.
     - Так, так, - подхватил Дон Кихот, - это один мудрый волшебник, злейший
мой враг: он меня ненавидит, ибо колдовские чары и  тайнопись  открыли  ему,
что по прошествии некоторого времени мне предстоит единоборство  с  рыцарем,
коему он покровительствует, и что, несмотря на все  его  козни,  я  над  тем
рыцарем одержу победу, оттого-то он всеми силами и старается  мне  досадить.
Но да будет ему известно, что  ни  нарушить,  ни  обойти  предустановленного
небесами он не властен.
     - Какие же тут могут быть сомнения!  -  воскликнула  племянница.  -  Но
только вот что, дядюшка: кто велит вашей милости лезть в драку? Не лучше  ли
спокойно сидеть дома, нежели мыкаться по свету  и  ловить  в  небе  журавля,
забывая о том, что  коли  идешь  за  шерстью  -  гляди,  как  бы  самого  не
обстригли?
     - Ах, племянница! - воскликнул Дон Кихот. - Как мало ты  во  всем  этом
смыслишь! Прежде нежели  меня  обстригут,  я  сам  выщиплю  и  вырву  бороду
всякому, кто посмеет дотронуться до кончика моего волоса.
     Обе женщины, видя, что он гневается, решились более ему не перечить.
     Как бы то ни было, целых две недели сидел он спокойно  дома,  ничем  не
обнаруживая желания снова начать колобродить, и в течение этих двух недель у
него не раз происходили в высшей степени забавные собеседования с двумя  его
приятелями, священником и цирюльником, которых он уверял,  что  в  настоящее
время мир ни в ком так не нуждается, как  в  странствующих  рыцарях,  и  что
странствующему рыцарству суждено воскреснуть в его лице. Священник, полагая,
что его можно вразумить не иначе, как пустившись на хитрости, в иных случаях
спорил с ним, в иных - соглашался.
     Одновременно  Дон  Кихот   вступил   в   переговоры   с   одним   своим
односельчанином: это  был  человек  добропорядочный  (если  только  подобное
определение применимо к людям,  которые  не  могут  похвастаться  порядочным
количеством всякого добра), однако ж мозги у него были сильно набекрень. Дон
Кихот такого ему наговорил, такого наобещал и так сумел его убедить,  что  в
конце концов бедный хлебопашец дал слово отправиться вместе с ним в качестве
его оруженосца. Между прочим, Дон Кихот советовал ему особенно  не  мешкать,
ибо вполне, дескать, может случиться, что он, Дон  Кихот,  в  мгновение  ока
завоюет какой-нибудь остров и сделает его  губернатором  такового.  Подобные
обещания соблазнили Санчо Пансу -  так  звали  нашего  хлебопашца,  -  и  он
согласился покинуть жену и детей и стать оруженосцем своего односельчанина.
     Затем Дон Кихот принялся раздобывать деньги:  кое-что  продал,  кое-что
заложил с большим для себя убытком и  в  конце  концов  собрал  значительную
сумму. Кроме того, он взял на время у одного из своих приятелей круглый  щит
и, починив, как мог, разбитый свой шлем, предуведомил оруженосца Санчо о дне
и часе выезда, чтобы тот успел запастись всем  необходимым,  а  главное,  не
забыл взять с собой дорожную суму. Санчо дал  слово,  что  не  забудет,  но,
сославшись на то, что он не мастак ходить пешком, объявил, что у  него  есть
очень хороший осел и  что  он  поедет  на  нем.  Это  обстоятельство  слегка
озадачило Дон Кихота: он  перебирал  в  памяти,  был  ли  у  кого-нибудь  из
странствующих рыцарей такой оруженосец, который прибегал к ослиному  способу
передвижения, но так и не припомнил; однако в надежде, что ему  не  замедлит
представиться случай отбить коня у первого  же  неучтивого  рыцаря,  который
встретится ему на пути, и передать это куда более почтенное четвероногое  во
владение своему оруженосцу, он позволил Санчо Пансе взять  осла.  По  совету
хозяина постоялого двора Дон Кихот запасся сорочками и всем, чем только мог.
Когда же все было готово  и  приведено  в  надлежащий  вид,  Дон  Кихот,  не
простившись ни с племянницей, ни с ключницей, в сопровождении  Санчо  Пансы,
который тоже не простился ни с женой, ни  с  детьми,  однажды  ночью  тайком
выехал из села; и  за  ночь  им  удалось  отъехать  на  весьма  значительное
расстояние, так  что,  когда  рассвело,  они  почувствовали  себя  в  полной
безопасности: если б и снарядили  за  ними  погоню,  то  все  равно  уже  не
настигли бы их.
     Санчо Панса не забыл приторочить суму  и  бурдюк,  и  теперь  он,  горя
желанием сделаться губернатором  обещанного  острова,  как  некий  патриарх,
восседал на осле. Между тем Дон Кихот избрал тот же самый путь и двинулся по
той же дороге, по какой ехал он в  прошлый  раз,  то  есть  по  Монтьельской
равнине, только теперь он чувствовал себя несравненно бодрее, ибо время было
еще раннее и косые лучи солнца не очень его беспокоили. Тут-то  и  обратился
Санчо Панса к своему господину:
     - Смотрите же, ваша милость, сеньор странствующий рыцарь, не  забудьте,
что вы мне обещали насчет острова, а уж я с каким угодно островом управлюсь.
     Дон Кихот ему на это сказал:
     - Надобно тебе знать,  друг  мой  Санчо  Панса,  что  в  былые  времена
странствующие рыцари имели обыкновение назначать правителями завоеванных ими
островов и королевств своих же собственных оруженосцев, а уж за мной дело не
станет, ибо я положил восстановить похвальный этот  обычай.  Более  того,  я
намерен пойти еще дальше: прежде рыцари иной раз, а пожалуй, даже  и  всякий
раз, ждали, пока их оруженосцы  состарятся,  и  лишь  по  прошествии  многих
беспокойных дней и еще менее спокойных ночей, когда  тем  уже  не  под  силу
становилось служить, присваивали  им  титул  графа  или,  в  лучшем  случае,
маркиза  и  вводили  их  во  владение  землей  или  какой-нибудь   захудалой
провинцией. Если же мы  с  тобой  будем  живы  и  здоровы,  то  легко  может
случиться, что не пройдет и недели, как  я  уже  завоюю  королевство,  коему
подвластно еще несколько королевств, и какое из них тебе  полюбится,  тем  я
тебя, короновав, и пожалую.  И  пусть  это  тебя  не  удивляет:  с  рыцарями
творятся дела необыкновенные и происходят случаи непредвиденные, так что мне
ничего не будет стоить наградить тебя  еще  чем-нибудь  сверх  того,  что  я
обещал.
     -  Значит,  выходит  так,  -  заключил  Санчо  Панса,  -  что  если   я
каким-нибудь чудом стану  королем,  то  Хуана  Гутьеррес,  моя  благоверная,
станет, по меньшей мере, королевой, а детки мои - инфантами?
     - Кто же в этом сомневается? - возразил Дон Кихот.
     - Да я первый, - отвечал Санчо  Панса.  -  Ведь  если  б  даже  господь
устроил так, чтобы королевские короны сыпались на  землю  дождем,  и  тогда,
думается мне, ни одна из них не пришлась бы по мерке Мари Гутьеррес.  Уверяю
вас, сеньор, что королевы из нее  нипочем  не  выйдет.  Графиня  -  это  еще
так-сяк, да и то бабушка надвое сказала.
     - Уповай, Санчо, не на какую-то неведомую бабушку, а на бога, -  сказал
Дон Кихот, - и он наградит твою жену тем, что ей более всего подходит. Ты же
не роняй своего достоинства и готовься занять пост генерал-губернатора, а на
меньшем ни в коем случае не мирись.
     - Ни за что не помирюсь, государь мой, - сказал Санчо. -  Такой  важный
господин, как вы, ваша милость, всегда сумеет выбрать  для  меня  что-нибудь
такое, что придется мне по плечу и по нраву.


     1 "Карлиада" - поэма Хоронимо Семпере о Карле V (1560).
     2 "Лев Испанский" - поэма Педро де ла Весилья Кастельянос под названием
"Первая и вторая части  Леона  Испанского"  (1584),  в  которой  воспевается
основание  города  Леона  (по-испански  leon  -  лев)   и   повествуется   о
мученической смерти уроженцев этого города.
     3 "Деяния императора" - поэма Луиса Сапата "Достославный Карл" (1566) в
сорок тысяч стихов,  посвященная  императору  Карлу  V,  ошибочно  приписана
Сервантесом Луису де Авила.


        "ГЛАВА VIII"
     О славной победе, одержанной доблестным Дон Кихотом в страшной и доселе
неслыханной битве с ветряными мельницами, равно как и о других  событиях,  о
которых мы не без приятности упомянем

     Тут глазам их открылось не то тридцать, не то сорок  ветряных  мельниц,
стоявших среди поля, и как скоро увидел их Дон Кихот, то обратился к  своему
оруженосцу с такими словами:
     - Судьба руководит нами как нельзя лучше. Посмотри, друг  Санчо  Панса:
вон там виднеются тридцать,  если  не  больше,  чудовищных  великанов,  -  я
намерен вступить с ними в бой и перебить их  всех  до  единого,  трофеи  же,
которые нам достанутся, явятся  основою  нашего  благосостояния.  Это  война
справедливая: стереть дурное семя с лица земли  -  значит  верой  и  правдой
послужить богу.
     - Где вы видите великанов? - спросил Санчо Панса.
     - Да вон они,  с  громадными  руками,  -  отвечал  его  господин.  -  У
некоторых из них длина рук достигает почти двух миль.
     - Помилуйте, сеньор, - возразил Санчо, - то, что там  виднеется,  вовсе
не великаны, а ветряные мельницы; то же, что вы принимаете за их руки, - это
крылья: они кружатся от ветра и приводят в движение мельничные жернова.
     - Сейчас видно неопытного искателя приключений, - заметил Дон Кихот,  -
это великаны. И если ты боишься, то отъезжай в сторону и помолись, а  я  тем
временем вступлю с ними в жестокий и неравный бой.
     С последним словом, не внемля голосу Санчо, который  предупреждал  его,
что не с великанами едет он сражаться, а, вне всякого сомнения, с  ветряными
мельницами, Дон Кихот дал Росинанту шпоры. Он был совершенно уверен, что это
великаны, а потому, не обращая внимания на крики оруженосца и не  видя,  что
перед ним, хотя находился совсем близко от мельниц, громко восклицал:
     - Стойте, трусливые и подлые твари! Ведь на вас  нападает  только  один
рыцарь.
     В это время подул легкий  ветерок,  и,  заметив,  что  огромные  крылья
мельниц начинают кружиться, Дон Кихот воскликнул:
     - Машите, машите руками! Если б у вас их было больше,  чем  у  великана
Бриарея {1}, и тогда пришлось бы вам поплатиться!
     Сказавши это, он всецело  отдался  под  покровительство  госпожи  своей
Дульсинеи, обратился к ней с  мольбою  помочь  ему  выдержать  столь  тяжкое
испытание и, заградившись щитом и пустив Росинанта в галоп, вонзил  копье  в
крыло ближайшей мельницы; но  в  это  время  ветер  с  такой  бешеной  силой
повернул крыло, что от копья остались одни щепки, а крыло, подхватив и  коня
и всадника, оказавшегося в весьма жалком положении, сбросило Дон  Кихота  на
землю.  На  помощь  ему  во  весь  ослиный  мах  поскакал  Санчо  Панса   и,
приблизившись, удостоверился, что господин его не может, пошевелиться -  так
тяжело упал он с Росинанта.
     - Ах ты, господи! - воскликнул Санчо. - Не говорил ли я вашей  милости,
чтобы вы были осторожнее, что это всего-навсего ветряные мельницы? Их  никто
бы не спутал, разве тот, у кого ветряные мельницы кружатся в голове.
     - Помолчи, друг Санчо, - сказал Дон Кихот. - Должно заметить,  что  нет
ничего изменчивее военных обстоятельств. К тому же,  я  полагаю,  и  не  без
основания, что мудрый Фрестон, тот  самый,  который  похитил  у  меня  книги
вместе с помещением, превратил великанов в ветряные  мельницы,  дабы  лишить
меня плодов победы, - так он меня ненавидит. Но рано  или  поздно  злые  его
чары не устоят пред силою моего меча.
     - Это уж как бог даст, - заметил Санчо Панса.
     Он помог Дон Кихоту встать и усадил его на Росинанта, который тоже  был
чуть жив. Продолжая обсуждать недавнее происшествие, они поехали по дороге к
Ущелью Лаписе,  ибо  Дон  Кихот  не  мог  упустить  множество  разнообразных
приключений, какое, по его словам, на этом людном  месте  их  ожидало;  одно
лишь огорчало его  -  то,  что  он  лишился  копья,  и,  поведав  горе  свое
оруженосцу, он сказал:
     - Помнится, я читал, что один испанский рыцарь по имени Дьего Перес  де
Варгас {2}, утратив в  бою  свой  меч,  отломил  от  дуба  громадный  сук  и
отдубасил и перебил в этот день столько мавров, что ему потом дали  прозвище
Дубас, и с тех пор он и его потомки именуются Варгас-Дубас. Все это я говорю
к тому, что я  тоже  намерен  отломить  сук  от  первого  же  дуба,  который
попадется мне по дороге, все равно - обыкновенного или каменного,  такой  же
величины, какой, я себе представляю, долженствовал быть  у  Варгаса,  и  при
помощи этого сука совершить такие подвиги, что ты почтешь  себя  избра