то есть дешевый.
     3 Крест губернского жезла. - Верхняя часть жезла  имела  форму  креста,
который на суде служил для присяги.


        ГЛАВА XLVI
     Об ужасающей кутерьме с колокольчиками и котами, прервавшей  объяснения
Дон Кихота с влюбленною Альтисидорою

     Мы оставили Дон Кихота погруженным  в  раздумье,  коего  причиною  было
пение влюбленной девицы Альтисидоры. С этими мыслями он лег спать, и от них,
точно от блох, ему не было ни отдыха, ни сна,  а  к  ним  еще  примешивалась
мысль о спустившихся на чулке петлях; но как  время  быстролетно  и  нет  на
свете такого обрыва, который преградил бы ему путь, то, оседлав ночные часы,
оно с великим проворством достигло часа утреннего.  Тут  Дон  Кихот  покинул
мягкую перину, облачился нимало не медля в свое одеяние из верблюжьей шерсти
и, чтобы скрыть прискорбный изъян на чулке, натянул походные сапоги;  сверху
он накинул на себя алую мантию, на голову надел зеленого бархата  шапочку  с
серебряными позументами, через плечо  перекинул  перевязь  со  своим  добрым
булатным мечом, взял в руки длинные четки, которые были при нем постоянно, и
весьма величественно и торжественно проследовал в  гостиную,  где  герцог  и
герцогиня, уже вполне одетые, по-видимому, ожидали его. В галерее же,  через
которую ему надлежало пройти, его дожидалась Альтисидора со своей  подругой;
и, едва увидев Дон Кихота,  Альтисидора  притворилась,  будто  ей  дурно,  а
подруга  подхватила  ее  на  руки  и  с  чрезвычайною  поспешностью   начала
расшнуровывать ей  корсаж.  Дон  Кихот  все  это  заметил;  приблизившись  к
девушкам, он сказал:
     - Мне ясно, чем вызываются подобного рода обмороки.
     - А мне неясно, - сказала  подруга.  -  Альтисидора  -  самая  здоровая
девушка в замке, за время нашего знакомства я ни оха, ни вздоха  от  нее  не
слыхала. Будь прокляты все странствующие рыцари, какие только есть на свете,
если все они столь бесчувственны! Проходите, сеньор  Дон  Кихот:  пока  ваша
милость будет здесь стоять, до тех пор бедная девочка не придет в себя.
     Дон Кихот же ей на это сказал:
     - Распорядитесь, сеньора, чтобы вечером в мой покой принесли лютню:  я,
сколько  могу,  утешу  страждущую  эту  девицу,  ибо  скорое  разочарование,
наступающее в первоначальную пору любви, - это самое верное средство.
     Засим он поспешил удалиться, дабы никто его здесь не застал. Стоило ему
скрыться из виду, как  лишившаяся  чувств  Альтисидора  очнулась  и  сказала
подруге:
     - Непременно нужно отнести ему лютню: по всей  вероятности,  Дон  Кихот
намерен усладить наш слух музыкой, и у него это может получиться недурно.
     Они тотчас отправились к герцогине, рассказали о своей  встрече  с  Дон
Кихотом и о том, что он просит лютню, герцогиня, чрезвычайно  обрадовавшись,
немедленно сговорилась с герцогом и девушками сыграть с Дон Кихотом веселую,
но не злую шутку, и все, предвкушая удовольствие, стали ждать вечера,  между
тем вечер наступил так же быстро, как быстро наступил  этот  день,  который,
кстати сказать, их светлости провели в приятной беседе с Дон  Кихотом.  И  в
этот же день герцогиня воистину и вправду послала своего слугу (того самого,
что изображал в саду заколдованную Дульсинею) к Тересе Панса с письмом от ее
мужа Санчо Пансы и с узлом с одеждой, которую  тот  оставил  для  Тересы,  и
велела этому слуге дать ей потом подробный  отчет  о  своей  поездке.  Слуга
отбыл, а в одиннадцать часов вечера Дон Кихот нашел у себя в  комнате  виолу
{1}; он подтянул струны, затем отворил решетчатый ставень и услыхал,  что  в
саду кто-то гуляет;  тогда  он  быстро  перебрал  лады,  с  крайним  тщанием
настроил виолу, прочистил себе гортань, откашлялся, а затем  сипловатым,  но
отнюдь не фальшивым голосом запел романс, который он сам  же  предварительно
сочинил:

     С петель разума срывать
     Душу страсть умеет ловко,
     Расслабляющую праздность
     Применяя вместо лома.

     Но работа, и шитье,
     И домашние заботы -
     Верное противоядье
     От тревог и мук любовных,

     Честной девушке, о браке
     Помышляющей законном,
     Скромность служит и приданым,
     И завидной похвалою.

     Ведь и странствующий рыцарь,
     И столичный франт-придворный
     Бойким только строят куры,
     А берут в супруги скромниц.

     Грех считать любовью чувство,
     Что живет лишь миг короткий,
     Что при встрече возникает,
     А при расставанье блекнет.

     Это лишь каприз минутный,
     Что назавтра же проходит,
     И не может он оставить
     В нашем сердце след глубокий.

     Кто по старой краске пишет,
     Тот маляр, а не художник;
     Там, где страсть жива былая,
     Места нет для страсти новой.

     Так мне в душу врезан образ
     Дульсинеи из Тобосо,
     Что никто ее оттуда
     Вытеснить уже не может.

     В человеке постоянство -
     Драгоценнейшее свойство:
     С помощью его влюбленных
     До себя Амур возносит.

     Только успел Дон Кихот, которого слушали герцог, герцогиня, Альтисидора
и почти все обитатели замка, дойти до этого  места,  как  вдруг  с  галереи,
находившейся  прямо  над  его  окном,  спустилась  веревка  с   бесчисленным
множеством колокольчиков, а вслед  за  тем  кто-то  вытряхнул  полный  мешок
котов, к хвостам которых также были привязаны маленькие  колокольчики.  Звон
колокольчиков и мяуканье котов были до того оглушительны, что оторопели даже
герцог с герцогиней, которые все это и затеяли, а Дон Кихот в  испуге  замер
на месте; и нужно же было случиться  так,  чтобы  некоторые  из  этих  котов
пробрались через решетку в Дон-Кихотов покой и заметались туда-сюда, так что
казалось, будто в комнату ворвался  легион  бесов.  Коты  опрокинули  свечи,
горевшие в комнате, и все носились и носились в поисках  выхода;  между  тем
веревка  с  большими  колокольцами  беспрерывно  опускалась  и  поднималась.
Большинство обитателей замка, не имевших понятия,  в  чем  суть  дела,  были
изумлены и озадачены, Дон Кихот же вскочил, выхватил  меч  и  стал  наносить
удары через решетку, громко восклицая:
     - Прочь,  коварные  чародеи!  Прочь,  колдовская  орава!  Я  Дон  Кихот
Ламанчский, и, что бы вы ни злоумышляли, вам со мною не справиться и  ничего
не поделать.
     Тут он накинулся с мечом на  котов,  метавшихся  по  комнате,  и  начал
осыпать их ударами; коты устремились к решетке и выпрыгнули через нее в сад,
но один кот, доведенный до бешенства ударами Дон Кихота, бросился ему  прямо
на лицо и когтями и зубами впился в нос, Дон Кихот же от  боли  закричал  не
своим голосом. Услышав крик  и  тотчас  сообразив,  в  чем  дело,  герцог  и
герцогиня поспешили на место происшествия и, общим ключом отомкнув  дверь  в
покой Дон Кихота, увидели, что бедный рыцарь изо всех сил старается оторвать
кота от своего лица. Сбежались люди с огнями и осветили неравный бой; герцог
хотел было разнять бойцов, но Дон Кихот закричал:
     - Не гоните  его  отсюда!  Дайте  мне  схватиться  врукопашную  с  этим
демоном, с этим колдуном, с этим волшебником. Я ему покажу,  кто  таков  Дон
Кихот Ламанчский.
     Но кот, не обращая внимания на угрозы, визжал  и  еще  глубже  запускал
когти; наконец герцог отцепил его и выкинул в окно.
     У Дон Кихота все лицо было в царапинах, досталось и его носу, однако  ж
он весьма досадовал, что ему не дали  окончить  ожесточенную  битву  с  этим
злодеем-волшебником. Принесли  апарисиево  масло  {2},  и  сама  Альтисидора
белоснежными своими ручками перевязала ему раны; и, накладывая повязки,  она
шептала:
     - Все эти беды посылаются тебе, твердокаменный рыцарь, в  наказание  за
суровость и непреклонность  твою.  Дай  бог,  чтобы  оруженосец  твой  Санчо
позабыл, что ему надлежит бичевать себя, дай бог, чтобы столь горячо любимая
тобою Дульсинея так и не вышла из-под власти волшебных чар и чтобы ты ею  не
насладился и не взошел с нею на брачное ложе - во всяком случае,  пока  жива
я, тебя обожающая.
     Ничего не ответил ей Дон Кихот, а лишь из глубины души вздохнул;  затем
он лег на свою кровать и поблагодарил герцогскую чету за  оказанную  услугу,
которая дорога ему, дескать, не потому, чтобы эта орава котов и  чародеев  с
колокольчиками в самом деле нагнала на него страху, а  лишь  как  изъявление
доброго намерения их светлостей ему помочь. Герцог и герцогиня пожелали  ему
спокойной ночи и удалились; неудачный конец шутки  огорчил  их,  но  они  не
могли предполагать, что приключение это так дорого обойдется  Дон  Кихоту  и
причинит ему такую неприятность, Дон Кихоту же оно и  в  самом  деле  стоило
пятидневного лежания в постели,  и  за  это  время  с  ним  случилось  новое
приключение, еще забавнее предыдущего, однако жизнеописатель Дон  Кихота  не
намерен сейчас об этом рассказывать и спешит к Санчо  Пансе,  который  между
тем чрезвычайно усердно и весьма потешно занимался государственными делами.


     1 Виола - музыкальный инструмент вроде скрипки,  но  с  более  толстыми
струнами и более низким звучанием.
     2 Апарисиево масло - оливковое масло  с  примесью  различных  лекарств.
Лекарство это было настолько дорогостоящим, что вошло в поговорку:  "Дорого,
как апарисиево масло".


        ГЛАВА XLVII,
     в коей продолжается рассказ о том, как Санчо Панса вел себя в должности
губернатора

     В истории сказано, что из залы суда Санчо провели в  пышный  дворец,  в
одной из громадных палат коего был накрыт роскошный  по-королевски  стол;  и
только Санчо появился в этой палате, как заиграла музыка,  и  навстречу  ему
вышли четыре лакея, держа все необходимое для омовения  рук,  каковой  обряд
Санчо совершил с большим  достоинством.  Музыка  смолкла,  и  Санчо  сел  на
председательское место; впрочем, никаких других мест за столом  и  не  было,
как не было на скатерти никакого другого прибора. Подле Санчо стал  какой-то
человек с палочкой из китового уса в руке, -  как  выяснилось  впоследствии,
доктор. Со стола сняли  богатейшую  белую  скатерть,  накрывавшую  фрукты  и
многое множество блюд со всевозможными яствами. Еще один незнакомец, по виду
- духовного звания,  благословил  трапезу,  слуга  повязал  Санчо  кружевную
салфетку, а другой слуга,  исполнявший  обязанности  дворецкого,  на  первое
подал ему блюдо с фруктами, однако ж не успел Санчо за него взяться,  как  к
блюду прикоснулась палочка из китового уса, и  его  тут  же  с  молниеносной
быстротой убрали со стола; тогда дворецкий подставил ему другое блюдо. Санчо
хотел было его  отведать,  однако  ж  прежде  чем  он  к  нему  потянулся  и
распробовал, его уже коснулась палочка, и лакей унес его с  таким  же  точно
проворством,  как  и  первое.  Санчо  пришел   в   недоумение   и,   оглядев
присутствовавших, спросил, что это значит: хотят ли накормить его обедом или
выказать ловкость рук. На это человек с палочкой ответил следующее:
     - Сеньор губернатор! Так принято  и  так  полагается  обедать  на  всех
островах, где только есть губернаторы. Я, сеньор, -  доктор,  я  состою  при
губенаторах этого острова и получаю за это жалованье,  и  уж  забочусь  я  о
здоровье губернатора  пуще,  нежели  о  своем  собственном:  я  наблюдаю  за
губернатором денно и нощно, изучаю его сложение, дабы суметь  излечить  его,
когда он заболеет, главная же моя  обязанность  заключается  в  том,  что  я
присутствую при его обедах и ужинах, позволяю ему есть только то, что  найду
возможным, и отвергаю то, что, по моему разумению, может причинить ему  вред
и испортить желудок. Так, я велел убрать со стола блюдо с фруктами,  ибо  во
фруктах содержится слишком много влаги, и  еще  одно  блюдо  я  также  велел
убрать, оттого что оно чересчур  горячительно  и  приправлено  всякого  рода
пряностями, возбуждающими жажду, между тем кто много пьет, тот уничтожает  в
себе и истощает запас первоосновной  влаги,  а  от  нее-то  и  зависит  наша
жизнеспособность.
     - Стало быть, вон то блюдо  с  жареными  куропатками,  на  вид  отменно
вкусное, уж верно, не причинит мне никакого вреда.
     Но доктор на это сказал:
     - Пока я жив, сеньор губернатор к нему не притронется.
     - Это почему же? - спросил Санчо.
     Доктор ему ответил:
     - Потому что учитель наш Гиппократ, светоч  и  путеводная  звезда  всей
медицины, в одном из своих афоризмов говорит: Omnis saturatio mala  perdicis
autem pessima. Это значит: "Вское объядение вредно, объядение же куропатками
паче других" {1}.
     - Ну, коли так, - рассудил Санчо, - выберите мне,  сеньор  доктор,  изо
всех кушаний, какие есть на столе, самое полезное  и  наименее  вредное,  не
колотите по нему палочкой и дайте мне его спокойно съесть,  потому,  клянусь
жизнью губернатора, дай бог мне пожить подольше, я умираю с голоду, и что бы
вы там ни говорили, сеньор доктор, и хотите вы  этого  или  не  хотите,  но,
отнимая у меня пищу, вы не только не продлите, а скорей укоротите мой век.
     - Ваша правда, сеньор губернатор,  -  заметил  доктор,  -  а  потому  я
полагаю, что вам не должно кушать вон того рагу из кроликов, ибо  оно  плохо
переваривается. Вот этой  телятины,  если  б  только  это  была  не  жареная
телятина и притом без подливки, вам еще можно было бы отведать, но  в  таком
виде - не советую.
     Санчо же сказал:
     - А вот там, подальше, стоит большое блюдо, и от него пар валит, -  мне
сдается, что это олья подряда, а в олью подриду кладут много разных вещей, и
я, верно уж, найду себе там что-нибудь вкусное и полезное.
     - Absit! {2} - воскликнул доктор. - Гоните прочь от себя столь  опасные
мысли: нет на свете более вредной пищи, чем олья подрида. Пусть ее подают  у
каноников, у ректоров учебных заведений или же на деревенской свадьбе, но ей
не место  на  обеденном  столе  губернатора,  где  все  должно  быть  верхом
совершенства и изысканности, не место потому, что простым снадобьям всюду  и
везде отдают предпочтение перед составными:  в  простом  снадобье  ошибиться
нельзя, а в составном можно,  ибо  ничего  не  стоит  перепутать  количество
веществ, входящих в его состав. Возвращаясь же  к  тому,  что  может  сейчас
кушать сеньор губернатор, если желает сохранить и укрепить свое здоровье,  я
скажу: сотню вафель и несколько тоненьких ломтиков  айвы,  -  это  укрепляет
желудок и способствует пищеварению.
     Послушав такие речи, Санчо откинулся на  спинку  кресла,  посмотрел  на
доктора в упор и строгим тоном спросил, как его зовут  и  где  он  обучался.
Доктор же ему на это ответил так:
     - Меня, сеньор губернатор, зовут доктор Педро Нестерпимо  де  Наука,  я
уроженец местечка Тиртеафуэра {3}, что между Каракуэлем и Альмодоваром  дель
Кампо, только чуть поправей, получил же я  степень  доктора  в  университете
Осунском.
     Тут Санчо, пылая гневом, вскричал:
     - Ну вот что,  сеньор  доктор  Педро  Нестерпимо  де  Докука,  уроженец
местечка Тиртеафуэра или же Учертанарогера, которое останется  вправо,  если
ехать из Каракуэля в Альмодовар дель Кампо, и получивший  степень  в  Осуне:
убирайтесь отсюда вон, а не то, ручаюсь головой, я возьму дубину и,  начавши
с вас, выгоню с острова всех лекарей, какие только здесь  есть,  по  крайней
мере всех тех, которых я признаю за неучей, докторов же  умных,  толковых  и
просвещенных я буду беречь, как зеницу ока, и чтить, как  святыню.  Еще  раз
повторяю: прочь с глаз моих, Педро Нестерпимо, а не  то  я  схвачу  вот  это
самое кресло, на котором сижу, сломаю его об вашу голову и буду оправдан  по
суду: я скажу, что убить плохого лекаря, врага моего государства, - это дело
богоугодное. А теперь накормите меня или же отберите губернаторство,  потому
должность, которая не может прокормить того, кто ее  занимает,  не  стоит  и
двух бобов.
     Видя, что губернатор так расходился, доктор оторопел и  порешил  бежать
хотя бы и к черту на рога, но в эту минуту на улице загудел почтовый  рожок,
дворецкий выглянул в окно, а затем, приблизившись к Санчо, объявил:
     - Прибыл гонец от сеньора герцога и, как видно, с важной депешей.
     Вошел гонец, потный,  встревоженный,  и,  достав  из-за  пазухи  пакет,
вручил  его  губернатору,  Санчо,  в  свою  очередь,  тотчас   передал   его
герцогскому домоправителю и велел прочитать адрес; адрес же был таков: "Дону
Санчо Пансе, губернатору острова Баратарии, в собственные руки или же в руки
его секретаря". Тут Санчо спросил:
     - А кто будет мой секретарь?
     На это ему один из присутствовавших ответил:
     - Я, сеньор: я умею читать и писать, и притом я бискаец.
     - Добавление существенное, - заметил Санчо, - коли так,  то  вы  можете
быть секретарем у самого императора. Распечатайте пакет и поглядите, что там
написано.
     Новоиспеченный секретарь повиновался и, прочитав послание, объявил, что
это дело секретное.  Санчо  велел  очистить  залу,  попросив  остаться  лишь
герцогского домоправителя и дворецкого,  прочие  же,  в  том  числе  доктор,
удалились, и тогда секретарь огласил письмо следующего содержания:

     "Мне стало известно, сеньор дон Санчо  Панса,  что  враги  мои  и  Ваши
намерены подвергнуть Ваш остров стремительной ночной атаке, когда  именно  -
не знаю, Вам же надлежит бодрствовать и быть на страже, дабы Вас не  застали
врасплох.  Еще  я  узнал  через  моих  надежных   лазутчиков,   что   четыре
злоумышленника, переодевшись, пробрались на Ваш остров с  намерением  лишить
Вас жизни, ибо мудрость Ваша их пугает. Будьте начеку,  подвергайте  осмотру
посетителей Ваших  и  отказывайтесь  от  всех  кушаний,  которые  Вам  будут
предложены если Вы будете находиться в опасности, я окажу Вам поддержку,  Вы
же действуйте, как Вам подскажет Ваше благоразумие. Писано  в  нашем  замке,
августа шестнадцатого дня, в четыре часа утра.
     Ваш друг герцог".

     Письмо огорошило Санчо,  окружающие  также,  казалось,  были  изумлены;
обратясь же к домоправителю, Санчо сказал:
     - Прежде всего нам надлежит, и притом  немедленно,  упрятать  в  тюрьму
доктора Нестерпимо, потому если кто и собирается меня убить, так это он, и к
тому же смертью медленной и наихудшей, сиречь голодной смертью.
     - Полагаю, однако ж, - заметил дворецкий, - что вашей милости не должно
притрагиваться ни к одному из кушаний, которые стоят на столе:  их  готовили
монахини, а ведь недаром говорится, что за крестом стоит сам дьявол.
     - Согласен, - молвил Санчо, - но все-таки дайте  мне  пока  что  краюху
хлеба и несколько фунтов винограду: в этом отравы быть  не  может.  В  самом
деле, не могу же я ничего не  есть,  тем  более  мы  должны  быть  готовы  к
предстоящим боям - значит, нам надобно  подкрепиться:  ведь  желудок  питает
отвагу, а не отвага желудок. Вы же, секретарь, ответьте  сеньору  герцогу  и
напишите, что все, что он приказал,  будет  исполнено  именно  так,  как  он
приказал, без малейшего упущения. Передайте также сеньоре герцогине,  что  я
целую ей ручки и прошу не забыть послать нарочного к моей жене Тересе  Панса
с письмом и узелком от меня: этим она окажет мне большую услугу, а уж  я  ее
потом отблагодарю, чем только смогу. Заодно, чтобы мой  господин  Дон  Кихот
Ламанчский не подумал, что я человек неблагодарный, можете вставить,  что  я
целую ему руки, а к этому вы, как добрый секретарь и добрый бискаец,  можете
прибавить от себя все, что вам вздумается и заблагорассудится. Ну, а  теперь
пусть уберут со стола и принесут мне чего-нибудь другого, а уж  я  справлюсь
со всеми лазутчиками, убийцами и волшебниками, какие только нападут на  меня
и на мой остров.
     В это время появился слуга и сказал:
     - Тут пришел к вам один проситель, из крестьян, и  хочет  поговорить  с
вашей милостью по очень важному будто бы делу.
     - Удивительный народ эти просители, - сказал Санчо. - Неужели  они  так
глупы и не понимают, что в это время никто по  делу  не  приходит?  Или  они
воображают, что мы, правители и судьи,  не  живые  люди  и  что  у  нас  нет
определенных часов для удовлетворения  естес