иня"

     - Ax, - вскричала Тереса после того, как письмо было оглашено, -  какая
же это добрая, простая и скромная сеньора! С  такими  сеньорами  можно  жить
душа в душу, это не то что наши дворянки, которые воображают, что  коли  они
дворянки, так уж на них чтоб и пылинки не садились, а когда в церковь  идут,
до того спесивятся - право, подумаешь, королевы; взглянуть на крестьянку - и
то уж, кажется, для них позор, а тут смотрите, какая милая сеньора:  сама  -
герцогиня, а меня называет своим другом и пишет ко мне, как к  ровне,  и  за
это дай бог ей сравняться с самой высокой колокольней  во  всей  Ламанче.  А
желудей, государь мой, я  пошлю  ее  светлости  цельную  меру,  и  уж  каких
крупных: всем на погляденье и на удивленье. А пока что, Санчика,  поухаживай
за сеньором, пригляди за его конем, принеси из сарая яичек  да  сала  нарежь
побольше - уж попотчуем его по-княжески, он  это  заслужил:  больно  хорошие
вести нам привез, да и собой  хорош,  а  я  той  порой  сбегаю  к  соседкам,
поделюсь с ними своей радостью, а потом к нашему священнику и  к  цирюльнику
маэсе Николасу - они всегда были друзьями твоему отцу, друзьями и остались.
     - Слушаю, матушка, -  сказала  Санчика,  -  но  только,  чур,  половину
ожерелья мне, - сеньора герцогиня,  уж  верно,  не  такая  дура,  чтобы  все
ожерелье послать тебе одной.
     - Оно все твое будет,  дочка,  -  сказала  Тереса,  -  дай  мне  только
несколько дней его поносить, - у меня,  честное  слово,  сердце  прыгает  от
радости, когда я на него гляжу.
     - Вы обе не меньше обрадуетесь, - подхватил паж, - когда заглянете  вот
в этот дорожный мешок: там лежит отличного сукна кафтан,  губернатор  только
раз надевал его на охоту, а теперь посылает сеньоре Санчике.
     - Дай бог, чтобы он служил мне тысячу лет, - молвила Санчика, - а тому,
кто его привез, желаю прожить столько же, а коли будет охота, так не одну, а
две тысячи лет.
     Засим  Тереса  с  ожерельем  на  шее  выскочила  из  дому  и  побежала,
постукивая пальцами по письмам, словно это был бубен;  случайно  встретились
ей  священник  и  Самсон  Карраско,  и  тут  она   начала   приплясывать   и
приговаривать:
     - Нынче и на нашей улице праздник! Мы теперь  губернаторы!  Не  верите,
приведите сюда самую что ни на есть важную птицу из дворянок - я и  ей  утру
нос!
     - Что это значит, Тереса Панса? Что это за  дурачества  и  что  это  за
бумаги у тебя в руках?
     - Никакие это не дурачества, а в руках у меня  письма  от  герцогинь  и
губернаторов, на шее отменные кораллы для чтения "Богородицы", литого золота
бусинки - для "Отче наш" {2}, и сама я - губернаторша.
     - Бог знает что ты говоришь, Тереса, мы отказываемся тебя понимать.
     - А ну, поглядите, - сказала Тереса.
     И с этими словами она протянула им письма. Священник  прочел  их  вслух
Самсону Карраско, затем они в изумлении переглянулись, а  бакалавр  спросил,
кто привез эти письма. Тереса предложила им пойти  к  ней  и  посмотреть  на
гонца: это, мол, не парень, а золото, и привез,  дескать,  он  ей  еще  один
подарок, коему цены нет. Священник снял с ее шеи ожерелье, рассмотрел его со
всех сторон и, удостоверившись, что это настоящие кораллы,  снова  пришел  в
изумление и сказал:
     - Клянусь моим саном, я не знаю, что сказать и  что  подумать  об  этих
письмах и об этих подарках: я вижу и осязаю настоящие кораллы и вместе с тем
читаю, что какая-то герцогиня просит прислать ей два десятка желудей.
     - Вот тут и разберись! - заметил со своей стороны Карраско. - Ну что ж,
пойдемте  познакомимся  с  посланцем:  может  статься,  он  выведет  нас  из
затруднения.
     На том они и порешили, и Тереса повела  их  к  себе  домой.  Когда  они
вошли, паж просеивал овес  для  своего  коня,  а  Санчика  резала  сало  для
яичницы, чтобы покормить  гостя,  коего  наружность  и  убранство  произвели
благоприятное впечатление на священника и бакалавра; они учтиво  поклонились
ему, он - им, и тогда Самсон спросил, что слышно о  Дон  Кихоте  и  о  Санчо
Пансе; они, дескать, прочитали письма Санчо и сеньоры герцогини, но  все  же
находятся  в  недоумении  и  не  могут  постигнуть,  какое  такое  у   Санчо
губернаторство, да еще на острове, меж тем как все или почти все острова  на
Средиземном море принадлежат его величеству. Паж ему на это ответил так:
     - Что сеньор  Санчо  Панса  -  губернатор,  это  никакому  сомнению  не
подлежит. Где именно он губернаторствует: на острове или же еще где - в  это
я  не  вникал.  Довольно  сказать,  что  в  его  ведении  находится   город,
насчитывающий  более  тысячи  жителей.  Что  касается  желудей,  то  сеньора
герцогиня - такая простая и до того не гордая...
     Одним словом, попросить у крестьянки желудей - это она, дескать, ни  во
что не считает, ей даже случалось посылать в ближнее село с просьбой дать ей
на время гребень.
     - Надобно вам знать, ваши милости, что даже самые знатные дамы у нас  в
Арагоне совсем не так чванливы и надменны, как  в  Кастилии:  с  людьми  они
обходятся - проще нельзя.
     Во время этого разговора вбежала Санчика и принесла полный подол яиц.
     - Скажите, сеньор, - спросила она, - с тех пор  как  мой  батюшка  стал
губернатором, он, поди, длинные штаны {3} носит?
     - Не обратил внимания, - ответил паж. - Должно полагать, длинные.
     - Ах, боже мой! - воскликнула Санчика. - Как бы мне хотелось посмотреть
на моего батюшку в обтяжных штанах! Вы не поверите: я сызмала сплю  и  вижу,
что у моего батюшки длинные штаны!
     - Живы будете, ваша милость, - увидите, - сказал паж. - Клянусь  богом,
все идет к тому, что если губернаторство вашего батюшки  продлится  хотя  бы
два месяца, мы увидим его еще и в дорожной маске {4}.
     От священника и бакалавра не  могло  укрыться,  что  слуга  потешается,
однако с его шутками никак не  вязались  подлинность  кораллов  и  охотничий
наряд, который Тереса уже успела им показать, мечта же Санчики их насмешила,
а еще пуще нижеследующие речи Тересы:
     - Сеньор священник! Сделайте милость, узнайте, не едет ли кто отсюда  в
Мадрид или же в Толедо: я хочу попросить купить  мне  круглые,  всамделишные
фижмы, и чтоб самые лучшие и по  последней  моде.  Право  же,  я  должна  по
силе-возможности  блюсти  честь  своего  мужа  губернатора.  А  то  в   один
прекрасный день разозлюсь и сама поеду в столицу, да еще карету заведу, чтоб
все было как у людей. У кого муж - губернатор, те -  пожалуйста:  покупай  и
держи карету.
     - Еще бы, матушка! - воскликнула Санчика. - И дай тебе бог поскорей  ее
завести, а там пусть про меня говорят, когда я буду разъезжать вместе с моей
матушкой, госпожой губернаторшей:  "Ишь  ты,  такая-сякая  грязная  мужичка,
расселась, развалилась в карете, словно папесса!" Ничего, пусть себе шлепают
по грязи, а я - ноги повыше и буду себе раскатывать в карете. Наплевать  мне
на все злые языки, сколько их ни есть: мне бы в тепло да в уют, а люди пусть
что хотят, то плетут. Верно я говорю, матушка?
     - Уж как верно-то, дочка! - сказала Тереса. - И все эти наши радости, и
даже кое-что еще почище, добрый мой Санчо  мне  предсказывал,  вот  увидишь,
дочка: я еще и графиней буду, удачи - они уж так одна за другой  и  идут.  Я
много раз слыхала от доброго твоего отца, а ведь  его  можно  также  назвать
отцом всех поговорок: дали тебе коровку -  беги  скорей  за  веревкой,  дают
губернаторство - бери, дают графство  -  хватай,  говорят:  "На,  на!"  -  и
протягивают славную вещицу - клади в карман. А коли не хочешь  -  спи  и  не
откликайся, когда счастье и благополучие стучатся в ворота твоего дома!
     - И какое мне будет дело до того, что  обо  мне  говорят,  когда  уж  я
заважничаю и зазнаюсь? - вставила Санчика. - Дайте псу в  штаны  нарядиться,
он с собаками не станет водиться.
     Послушав такие речи, священник сказал:
     - По-видимому, в семье Панса все так и рождаются с мешком  пословиц:  я
не знаю ни одного из них, кто бы не сыпал присловьями в любое  время  и  при
каждом случае.
     - Справедливо, - заметил паж. - Сеньор губернатор Санчо также все время
говорит  пословицами,  и  хотя  не  все  приходятся  к  месту,   однако   же
удовольствие доставляют неизменно, и герцог с герцогиней весьма их одобряют.
     -  Итак,  государь  мой,  -  заговорил  бакалавр,  -   вы   продолжаете
утверждать, что Санчо, и  точно,  губернатор  и  что  есть  на  свете  такая
герцогиня, которая пишет письма его жене и шлет ей подарки? Между тем,  хотя
мы и ощупывали эти подарки и читали письма, нам, однако ж, не верится, и  мы
полагаем, что все это выдумки нашего земляка Дон Кихота:  ведь  он  убежден,
что с ним все происходит по волшебству. Так вот мне бы,  собственно  говоря,
хотелось ощупать и  потрогать  вас,  чтобы  удостовериться,  кто  вы  таков:
призрачный посол или человек с кровью в жилах.
     - На это я могу вам только сказать, сеньоры, - отвечал паж, - что  я  -
посол настоящий,  что  сеньор  Санчо  Панса  подлинно  губернатор,  что  мои
господа, герцог и герцогиня, имели возможность пожаловать  и  в  самом  деле
пожаловали ему губернаторство и что как  я  слышал,  помянутый  Санчо  Панса
управляет им на славу, а уж есть ли тут что-либо сверхъестественное или  нет
- судите, ваши милости, сами, я же ничего больше не знаю и клянусь в том  не
чем иным, как жизнью моих родителей, а они у меня еще живы, и я их  люблю  и
почитаю.
     - Может, это и так, - сказал бакалавр, - а все  же  dubitat  Augustinus
{5}.
     - Сомневайтесь, если хотите, - заметил паж,  -  а  только  все,  что  я
сказал, - правда, и правда всегда всплывет над ложью, как масло над водою, а
когда не верите мне, верьте делам моим. Пусть кто-нибудь из  вас  поедет  со
мной, и глаза его увидят то, чему не верят его уши.
     - Нет, уж лучше я поеду, - объявила Санчика. - Посадите  меня,  сеньор,
на круп вашего коня: мне, мочи нет, хочется повидаться с батюшкой.
     -  Губернаторским  дочкам  не  подобает  ездить  одним,  без   великого
множества слуг, без карет, без носилок.
     - Ей-богу, мне все равно,  что  верхом  на  ослице,  что  в  карете,  -
возразила Санчика. - Вот уж я нисколечко не разборчивая!
     - Молчи, дочка, - сказала Тереса, - ты сама не  знаешь,  что  говоришь,
сеньор молвил справедливо. Времена меняются: когда отец твой - просто Санчо,
так и ты - Санча, а когда он - губернатор, так  ты  -  сеньора.  Кажется,  я
верно рассудила.
     - Сеньора Тереса рассуждает даже вернее, чем это ей кажется, -  заметил
паж. - Дайте же мне поесть и, отпустите, я намерен возвратиться еще дотемна.
     Тут священник ему сказал:
     - Прошу покорно вашу милость со мной откушать, а то сеньора Тереса  при
всем желании вряд ли сможет как следует попотчевать такого дорогого гостя.
     Паж сначала отказался, но в конце концов рассудил, что так будет лучше,
и священник повел его к  себе,  радуясь  возможности  расспросить  гонца  на
досуге о Дон Кихоте и его деяниях.
     Бакалавр предложил Тересе написать за нее ответные письма, однако же ей
не хотелось, чтобы бакалавр  совался  в  ее  дела,  ибо  она  знала  его  за
насмешника, а посему она отнесла хлебец и пару яичек  грамотному  церковному
служке, и тот написал ей два письма: одно - к мужу, другое - к герцогине, на
каковых письмах лежит печать Тересиного благоразумия, и из  тех,  которые  в
великой сей истории приводятся, они отнюдь не самые худшие, что будет  видно
из дальнейшего.


     1 ...аранхуэсских ее фонтанов. - Аранхуэс  -  город  в  Испании,  в  49
километрах от Мадрида, на левом берегу Тахо; был известен своими  фонтанами.
В тексте игра слов "фонтанель" и "фонтан".
     2 ...кораллы для чтения "Богородицы", литого золота бусинки - для "Отче
наш"... - Подарок герцогини представлял  собою  четки,  которые  можно  было
носить и как ожерелье.
     3 Длинные штаны - намек  на  то,  что  длинные  штаны  вместо  коротких
шаровар могли носить только состоятельные люди.
     4 Дорожная маска - суконная маска с отверстиями для глаз, служившая для
защиты от холода и пыли во время путешествия.
     5 Буквально: Августин  сомневается  (лат.).  Смысл:  это  еще  подлежит
сомнению.


        ГЛАВА LI
     О том, как Санчо Панса губернаторствовал далее,  а  равно  и  о  других
поистине славных происшествиях

     День сменил ту ночь, в которую губернатор обходил свой остров и которую
дворецкий провел без сна, ибо воображение его занимали красота и  стройность
переодетой девушки, домоправитель же употребил остаток ночи  на  составление
письма к своим господам и довел до их сведения обо всех поступках  и  словах
Санчо Пансы, ибо речения и деяния губернатора  одинаково  поражали  его  той
смесью  ума  и  глупости,  какую  они  собой  представляли.  Наконец  сеньор
губернатор изволил встать, и по распоряжению доктора  Педро  Нестрепимо  ему
было предложено на завтрак немного  варенья  и  несколько  глотков  холодной
воды, каковой завтрак Санчо охотно променял бы  на  ломоть  хлеба  и  гроздь
винограда; видя, однако ж, что выбор блюд не от него зависит, он, к великому
прискорбию своей души и мучению для своего  желудка,  покорился  и  проникся
доводами Педро  Нестерпимо,  утверждавшего,  что  пища  умеренная  и  легкая
способствует оживлению умственной деятельности,  в  чем  особенно  нуждаются
лица, стоящие у кормила власти и занимающие важные посты, которые требуют не
столько сил телесных, сколько духовных.
     Несмотря на подобную софистику, Санчо испытывал голод, и при этом столь
мучительный, что в глубине души проклинал и губернаторство, и даже того, кто
ему таковое пожаловал; отведав варенья и не утолив голода, он, однако, снова
начал творить суд, и первым явился к нему некий  приезжий  и  в  присутствии
домоправителя и всех прочих челядинцев сказал следующее:
     - Сеньор! Некое поместье делится на  две  половины  многоводною  рекою.
(Прошу вашу милость выслушать меня со вниманием, потому что дело это  важное
и довольно трудное.) Так вот через эту реку переброшен мост, и тут же с краю
стоит виселица и находится нечто вроде суда,  в  коем  обыкновенно  заседают
четверо судей, и судят они на основании закона, изданного  владельцем  реки,
моста и всего поместья, каковой  закон  составлен  таким  образом:  "Всякий,
проходящий по мосту через сию реку, долженствует объявить под присягою, куда
и зачем он идет, и кто скажет правду, тех пропускать, а кто солжет, тех  без
всякого снисхождения отправлять на находящуюся тут же виселицу и казнить". С
того времени, когда этот закон во  всей  своей  строгости  был  обнародован,
многие успели пройти через мост,  и  как  скоро  судьи  удостоверялись,  что
прохожие говорят правду, то пропускали их. Но  вот  однажды  некий  человек,
приведенный к присяге, поклялся и сказал: он-де клянется, что пришел  затем,
чтобы его вздернули вот на эту самую виселицу, и ни за  чем  другим.  Клятва
сия привела судей  в  недоумение,  и  они  сказали:  "Если  позволить  этому
человеку беспрепятственно следовать дальше, то это  будет  значить,  что  он
нарушил клятву и согласно закону повинен смерти; если же мы его повесим,  то
ведь он клялся,  что  пришел  только  затем,  чтобы  его  вздернули  на  эту
виселицу, следственно, клятва его выходит не ложна, и на основании  того  же
самого закона надлежит пропустить  его".  И  вот  я  вас  спрашиваю,  сеньор
губернатор, что делать судьям с этим человеком, - они до сих пор недоумевают
и колеблются. Прослышав же о возвышенном и остром  уме  вашей  милости,  они
послали меня, дабы я от их имени обратился к вам с просьбой  высказать  свое
мнение по поводу этого запутанного и неясного дела.
     Санчо ему на это ответил так:
     - Честное слово, господа судьи смело могли не  посылать  тебя  ко  мне,
потому я человек скорее тупой, нежели острый, однако ж со  всем  тем  изложи
мне еще раз это дело, чтобы я схватил его суть: глядишь, и попаду в цель.
     Проситель рассказал все с самого  начала,  и  тогда  Санчо  вынес  свое
суждение:
     - Я, думается мне, решил бы это дело в два счета, а  именно:  помянутый
человек клянется,  что  пришел  затем,  чтобы  его  повесили,  если  же  его
повесить, то, стало быть, клятва его не  ложна  и  по  закону  его  надлежит
пропустить на тот берег, а коли не повесить, то выходит, что он соврал, и по
тому же самому закону его должно повесить.
     - Сеньор губернатор рассудил весьма толково,  -  заметил  посланный,  -
лучше понять и полнее  охватить  это  дело  просто  немыслимо,  в  этом  нет
никакого сомнения.
     - Так вот я и говорю,  -  продолжал  Санчо,  -  ту  половину  человека,
которая сказала правду, пусть пропустят, а ту, что соврала, пусть повесят, и
таким образом правила перехода через мост будут соблюдены по всей форме.
     - В таком случае, сеньор губернатор, - возразил посланный,  -  придется
разрезать этого человека на две части: на правдивую и на лживую; если же его
разрезать, то он непременно умрет, и тогда ни та, ни другая статья закона не
будут исполнены, между тем  закон  требует,  чтобы  его  соблюдали  во  всей
полноте.
     - Послушай, милейший, - сказал Санчо, - может, я  остолоп,  но  только,
по-моему, у этого твоего прохожего  столько  же  оснований  для  того,  чтоб
умереть, сколько и для того, чтоб остаться в живых  и  перейти  через  мост:
ведь если правда его спасает, то, с другой стороны,  ложь  осуждает  его  на
смерть, а коли так, то вот мое мнение, которое я и прошу передать  сеньорам,
направившим тебя ко мне: коль скоро оснований у них для того, чтобы  осудить
его, и для того, чтобы оправдать, как раз поровну, то пусть  лучше  они  его
пропустят, потому делать добро всегда правильнее, нежели  зло.  И  под  этим
решением я не задумался бы  поставить  свою  подпись,  если  б  только  умел
подписываться. И все, что я сейчас сказал, это я не сам придумал, мне пришел
на память один из тех многочисленных советов, которые я услышал из уст моего
господина Дон Кихота накануне отъезда на остров,  то  есть:  в  сомнительных
случаях должно внимать голосу милосердия, и вот, слава  богу,  я  сейчас  об
этом совете вспомнил, а он как раз подходит к нашему делу.
     - Так, - молвил домоправитель, -я уверен, что сам Ликург, давший законы
лакедемонянам, не вынес бы более мудрого решения, нежели великий  Панса.  На
этом мы закончим утреннее наше заседание, и я немедленно распоряжусь,  чтобы
сеньору губернатору принесли на обед все, что он сам пожелает.
     - Того-то мне и надобно, скажу вам по чистой совести, - объявил  Санчо.
- Дайте мне только поесть, а там пусть на  меня  сыплются  всякие  темные  и
запутанные дела - я их живо разрешу.
     Домоправитель слово свое  сдержал:  ему  не  позволяла  совесть  морить
голодом столь рассудительного губернатора, тем  более  что  по  замыслу  его
господина ему оставалось сыграть с Санчо  последнюю  шутку,  и  на  этом  он
намеревался покончить. И  вот  случилось  так,  что  когда  Санчо,  наевшись
вопреки всем правилам и наставлениям доктора Учертанарогеры,  вставал  из-за
стола, явился гонец с письмом от  Дон  Кихота  к  губернатору.  Санчо  велел
секретарю прочесть его прежде про себя, и если в письме не  окажется  ничего
секретного, то огласить его. Секретарь так  и  сделал  и,  пробежав  письмо,
сказал:
     - Это письмо можно прочитать вслух, ибо все, что сеньор Дон Кихот пишет
вашей милости, достойно быть начертанным и записанным золотыми буквами.  Вот
о чем тут идет речь:

     "Я ожидал услышать о твоих  оплошностях  и  упущениях,  друг  Санчо,  а
вместо этого услышал о твоем остроумии, за что и вознес особые  благодарения
господу богу, который из праха поднимает  бедного,  а  глупца  превращает  в
разумного. Меня уведомляют, что ты правишь, как настоящий человек,  но  что,
будучи человеком, ты смирением  своим  напоминаешь  тварь  бессловесную;  и,
однако ж, надобно тебе знать, Санчо, что во многих случаях  приличествует  и
даже не