не
от него.
   За воскресеньем следует понедельник,  за  понедельником  вторник,  за
вторником, естественно, среда. Среда - серединный день недели, и уже не-
далеким кажется воскресенье, и у рабочего человека  повышается  настрое-
ние.
   У Димы неделя сложилась иначе. После воскресенья настал  понедельник.
За понедельником - снова понедельник, и вся его жизнь превратилась в од-
ни сплошные понедельники.
   Мечта в образе тигренка мяукала по ночам и прыгала к Диме на кровать.
   Ее надо было кормить мясом, которое стоит  по  два  рубля  килограмм.
Правда, тигренку перепадали кости, но кости продаются вместе с  мясом  и
стоят столько же.
   Соседи писали заявления в жилищно-эксплуатационную контору, приводили
милиционера и дворника.
   Любовь по имени Ляля сказала, что психически нормальные  люди  тигров
не заводят. Ляля отказывалась ходить в дом - она одинаково боялась и Ди-
му, и тигра.
   Близкие и неблизкие знакомые пожимали плечами и снисходительно улыба-
лись. Они чувствовали свое превосходство над ближним.
   Мама перестала включать телевизор - она боялась сидеть без света. Ве-
чера в семье освободились, и мама использовала это свободное  время  для
того, чтобы упрекать папу. Папа по-прежнему молчал и смотрел  в  газету,
но уже не так внимательно, как раньше. Он сидел на стуле, подобрав ноги,
подтянув колени к подбородку, и время от времени осторожно поводил  гла-
зами по полу и по сторонам.
   А тигренок тем временем рос и ничего не подозревал.
   Тайна и благородство в нем, возможно, были, но скрытые, и внешне ни в
чем не выражались. Тигренок носился из угла в угол и, как обычная  лест-
ничная кошка, гонял по комнате Димин стетоскоп. Когда ему надоедало  это
занятие, он вставал на задние лапы, а передними рвал обивку  на  диване.
Тигренок точил на будущее свои когти.
   Маму очень раздражала эта манера, но сделать тигренку  замечание  она
не решалась. Молчать она тоже не могла,  поэтому  все  мамины  замечания
выслушивал Дима.
   Дима выслушивал и вспоминал лицо директора зоопарка и его вопросы,  и
уже предчувствовал логику в маминых словах и в поведении Васиной жены.
   Это начиналось сомнение.
   Сомнение, как всякую болезнь, следует  вовремя  захватить  и  лечить,
тогда оно проходит без следа.
   Димино сомнение было запущенным: оно грызло его два месяца и дало тя-
желые осложнения. Раньше он чувствовал его только под ложечкой и  только
ночью, а сейчас ощущал ночью и днем, и ощущал не только под ложечкой,  а
в сердце, в мозгу и даже во рту. Принимаясь за еду, Дима долго и со всех
сторон оглядывал кусок, нюхал его и только потом решался есть.
   Ощутив присутствие сомнения в  жизненно  важных  центрах,  Дима  снял
трубку и позвонил своему бывшему школьному приятелю, а ныне геологу  Ва-
се.
   Дима вежливо поздоровался и спросил: не возьмет ли Вася тигра  обрат-
но? Дима пообещал вернуть его так же безвозмездно, как и взял.
   Вася поздоровался и ответил, что назад он подарка ни в коем случае не
возьмет и посоветовать другого такого мечтателя, как Дима, тоже  не  мо-
жет.
   - Обратись в зоопарк, - посоветовал Вася. - Там тебе  хорошие  деньги
заплатят и ручку поцелуют.
   В зоопарк Дима пошел, но ручку ему никто целовать не стал.
   - Нам не надо, - сказал директор зоопарка. - У нас клетки нет.
   Он смотрел на Диму вежливо и равнодушно, и Дима не мог понять -  пом-
нит он его или нет.
   - Я к вам заходил, - осторожно намекнул Дима.
   - Я помню, - осторожно сказал директор.
   Он помнил Диму, но не проявлял к нему интереса. Давно, когда у дирек-
тора были целы все зубы, с ним тоже случилась аналогичная  история:  ди-
ректор страстно мечтал о женщине, а  потом,  позже,  женившись  на  ней,
осознал, что делать это было необязательно.
   - Вы же говорили: "ценность", - напомнил Дима.
   - Конечно, ценность, - согласился директор. - Поэтому  мы  должны  ее
нормально содержать. А у нас негде. Вы же знаете - жилищный вопрос вооб-
ще острый.
   Директор помолчал, ожидая, что Дима попрощается и уйдет.
   - До свидания, - сказал Дима.
   - Всего хорошего, - пожелал директор. - Вы же понимаете, зверей  мно-
го, а зоопарк один. Сходите в цирк, может, там нужно.
   Комната дрессировщика вместо обоев была оклеена афишами.  Над  столом
висел большой карандашный портрет - на нем дрессировщик был изображен  в
профиль и выглядел редкостным красавцем.
   Красота - в сантиметрах. Художник, видимо, учел эту истину. Он сделал
глаза на полсантиметра длиннее, а нос на полсантиметра покороче,  чем  у
оригинала. Общее количество сантиметров осталось то же самое.
   Дрессировщик выслушал Диму и осторожно спросил:
   - Вы меня разыгрываете? - Он не любил, когда его разыгрывали.
   Дима промолчал. Он сидел на стуле, худой и грустный, похожий на  под-
ростка, на воспитанного мальчика из хорошей семьи.
   - Странно, - удивился дрессировщик. - Вы же сами мечтали...
   - Да, но... - И Дима перечислил все "но".
   - Я, между прочим, тоже по два рубля мясо покупаю, -  сказал  дресси-
ровщик.
   - Ваших тигров содержит государство, - заметил Дима. - Это разные ве-
щи.
   Это действительно было не одно и то же.
   - Правильно, - согласился дрессировщик, - тигр не в  плане.  На  него
сметы нет.
   - Вы же говорили: "ценность"...
   - Еще бы... - неопределенно сказал дрессировщик и рассеянно  поглядел
в окно. Ему надоели тигры так же, как Диме человеческие болезни.
   Отворилась дверь, и в комнату вошла пожилая женщина с усами.
   - Поздоровайтесь, - торопливым шепотом попросил дрессировщик.
   - Здравствуйте, - послушно сказал Дима.
   Женщина ничего не ответила, с достоинством вышла из комнаты и,  когда
вышла, хлопнула дверью.
   Дима вопросительно посмотрел на дрессировщика.
   - Видал? - спросил тот с каким-то мрачным удовлетворением.
   - Видал, - подтвердил Дима.
   - И вот так всю дорогу...
   Дима вежливо промолчал. Он не знал, о чем говорит дрессировщик, и это
его не интересовало.
   А дрессировщика, в свою очередь, не интересовали  тигры.  Тигры,  как
люди, совершенно различные и вместе с тем абсолютно одинаковые. И в  об-
щем-то нет особой разницы, будет у него тигром больше или тигром меньше.
   - Вы сходите в Уголок Дурова, - предложил дрессировщик. - Может быть,
им нужен тигр? Нам не надо, - сказала девушка-секретарша.
   Она что-то переписывала из одной большой  тетради  в  другую  большую
тетрадь. Лицо у нее было заплаканное, а глаза ненакрашенные. Оттого  что
ресницы были светлые, их не было заметно, и веки казались голыми.
   - У нас дети. Это опасно, - объяснила секретарша.
   - Это же ценность, - растолковал ей Дима.
   - Мы не можем держать у себя ценность.
   - А где директор? - спросил Дима.
   - Нет его.
   - А где он?
   - Где, где... Нету - и все. А зачем он вам?
   - Поговорить.
   - А что говорить-то? Я вам объяснила - и все.
   Когда с Димой грубо разговаривали, он очень робел и  от  робости  сам
становился некорректным.
   - Нет, не все, - сказал он.
   - Странный вы какой-то, ей-богу, - поделилась секретарша.  -  Сначала
вам нужен тигр, потом вам не нужен тигр. Делать вам, что ли, нечего? Мне
бы ваши заботы.
   Она выдвинула маленький ящичек и вытащила оттуда третью большую  тет-
радь. Видимо, Димины заботы казались ей  праздными  по  сравнению  с  ее
собственными.
   - Ну, что вы стоите? - спросила она.
   - А что делать? - тихо пожаловался Дима. - Не могу же я сам его отра-
вить...
   - А зачем сам? Отведите в ветлечебницу. Его усыпят и все.
   Когда человеку плохо, он бежит туда, где его любят, где ему верят.
   Дима побежал к Ляле.
   Волосы у нее на этот раз были желтые, рассыпанные по плечам. Если  бы
рядом с ней поставить Бриджит Бардо, было бы совершенно невозможно отли-
чить: которая из них Бриджит, а которая Ляля.
   День стоял весенний, и половина мостовой была сухая, яркая, а  другая
половина находилась в тени, асфальт там был влажный и темный.
   Дима стоял на солнечной стороне. Привалившись  к  водосточной  трубе,
слушал лицом теплое солнце и чувствовал такую усталость, будто он пронес
по городу тяжелые чемоданы.
   - Я понимаю тебя, - печально проговорила Ляля и провела  ладошкой  по
худой Диминой щеке. Она понимала его и жалела. Это была настоящая женщи-
на. - Заведи себе другую мечту.
   - Но это предательство! - воскликнул Дима и сложил три пальца вместе,
будто собирался молиться.
   - Почему предательство? - удивилась Ляля. -  Осуществленная  мечта  -
уже не мечта.
   - Если я не сохраню тигра, я не знаю, как это объяснить, но  от  меня
уйдет лучшая часть меня.
   - А если ты его сохранишь, он вырастет и сожрет тебя. И от тебя вооб-
ще ничего не останется.
   Лялина ладонь показалась Диме холодной и жесткой. Он снял ее со щеки,
потом приподнял плечо и ветер щеку о плечо.
   Ветлечебница ничем не отличалась от человеческой поликлиники, и  Дима
почувствовал себя в привычной обстановке.
   Он снял в гардеробе пальто, потом подошел к окошечку, над которым бы-
ло написано "Справочное".
   - Вы первый раз? - спросили в справочном.
   - Первый, - сказал Дима. - И последний.
   - Это нас не интересует, - строго заметили в справочном. - Обратитесь
в регистратуру, на вас заведут карточку.
   Дима сделал два шага вправо и сунул голову в окошечко рядом.
   - Кличка... - спросила регистраторша. Здесь говорили  конспективно  и
коротко. Только о главном.
   - Чья? - не понял Дима.
   - Как вы думаете, чья? Не ваша, конечно...
   Дима смутился.
   - Тигр, - сказал он.
   - Кот?
   - Тигр, - повторил Дима.
   - Я спрашиваю: кот или кошка?
   - Из семейства кошачьих, - неопределенно ответил Дима.  Регистраторша
подняла на него глаза. Дима молчал, она пожала плечами и что-то пометила
в карточке.
   - Фамилия?
   - Чья?
   - Ну не кошки, конечно. Ваша.
   - Коростышевский.
   - Тигр Коростышевский, - продиктовала себе регистраторша и  протянула
Диме талон.
   В коридоре было несколько кабинетов. На скамеечках сидели люди и жда-
ли.
   Дима тоже сел на скамеечку, покрытую бежевой масляной краской, и стал
дожидаться своей очереди. Перед ним сидела толстая женщина с хозяйствен-
ной сумкой на коленях. Из сумки выглядывала собачья морда - белая и лох-
матая, похожая на хризантему.
   - Вы хотите ее усыпить? - осторожно спросил Дима.
   - Бог с вами! - испугалась женщина и отодвинулась от Димы.  -  У  нас
нервное переутомление, мы ходим на уколы Б-прим.
   Очередь двигалась медленно, и Дима был рад,  что  она  двигалась  так
медленно. Он смотрел на концы своих ботинок и мысленно мечтал, чтобы се-
годняшний день скорее прошел и наступило завтра. Чтобы можно было скорее
забыть о сегодняшнем дне.
   Ветеринарный врач внимательно выслушал Димину историю, и, когда  слу-
шал, то почему-то не смотрел на Диму, а рисовал на рецепте восьмерки.
   - Мы не можем взять на себя такую ответственность, - сказал  врач.  -
Это же не кошка, а тигр. Огромные деньги.
   - Возьмите даром, - взмолился Дима. - Я даром отдам.
   - Не надо нам даром, - врач перестал рисовать восьмерки и  поднял  на
Диму глаза: - Нам и даром не надо...
   И вернулся Дима домой, а тигра нет.
   - Не знаем, - сказали родители.
   - Не знаем, - сказали соседи.
   Дима обошел все полезную площадь квартиры и места общего пользования,
но тигра не было нигде.
   - Наверное, убежал, - сказали соседи, - в уссурийскую тайгу.
   - Хищники, они неблагодарные, - сказали родители.
   Дима долго не ложился спать, а когда, наконец, лег, то никак  не  мог
заснуть. Он все время ждал, что в дверь позвонят и, когда он ее  приотк-
роет, просунут в щель тигренка.
   Дима лежал и прислушивался, глядя над собой, и в голове у него крути-
лась фраза из какой-то песни. Он никак не мог освободиться от этой фразы
и от напряжения. Но никто к нему не пришел и тигренка не просунул. Может
быть, он действительно сбежал в уссурийскую тайгу.
   Прошла неделя.
   Дима по-прежнему работал в неотложной помощи и уже видел в своей  ра-
боте большой смысл.
   И любовь по имени Ляля выходила к нему и  разговаривала,  потому  что
Дима был хоть и со странностями, но с серьезными намерениями.
   И родители согласились, что лучше быть таким тюфяком, как  Дима,  чем
таким ловким, как Замский.
   И соседи стали приветливее. Люди вообще не любят, когда кто-то  живет
иначе, чем они.
   Все шло хорошо - гораздо лучше, чем прежде. Дима поправился, и посве-
жел, и стал забывать о том времени, когда рядом  с  ним  в  комнате  жил
тигр. Но однажды, придя с ночной смены, он лег спать, и  тигренок  прис-
нился ему во сне - большеголовый,  с  зелеными  глазами,  зрачки  верти-
кальной черточкой. Вокруг черного кожаного носа расходились черные  кру-
ги, а уши торчали на голове, как два равнобедренных треугольника.
   Дима проснулся. Голова гудела, и было такое чувство, будто он  наелся
ваты. Стояли сумерки, и он никак не мог понять - утро сейчас или  вечер.
Потом, догадавшись по некоторым приметам, что вечер, оделся и  вышел  на
улицу.
   Дима зашел в пельменную и неожиданно для самого себя напился.
   Если ему было хорошо, то от выпитого становилось еще  лучше.  А  если
плохо, то еще хуже. Сейчас ему стало хуже, и он понял, что,  значит,  до
этого ему было плохо.
   Дима хмуро глядел в мраморный столик и слушал своих старых знакомых -
Охрименку и другого, в плоской кепочке. И у Димы было впечатление, что с
того раза, как он их здесь встретил два месяца назад, эти люди отсюда не
выходили.
   - Ну что, прислал тебе Филиппов письмо? - спросил Дима у Охрименки.
   - Нет, еще не прислал. А ты достал себе тигра? -  спросил  Охрименкоу
Димы.
   Дима поглядел на него и вдруг задумался: если он сознается  сейчас  в
том, что мечта сбежала сама, ему, кроме как на себя, не  на  кого  будет
пожаловаться. И вообще он окажется неинтересным человеком,  безо  всякой
мечты.
   - Я не вовремя родился, - сказал Дима и сложил пальцы так, будто  со-
бирался молиться. - Лишний человек. Трагическая  личность.  Вот  Энгельс
сказал: "Что такое трагедия? -  Столкновение  желания  с  невозможностью
осуществления".
   Безызвестному Охрименке стало жалко Диму, но он ничего не сказал.  Он
сам находился в таком же положении.


   УЖ КАК ПАЛ ТУМАН...

   Челку поправь! - приказала Ирка.
   - Как? - виновато поинтересовалась Наташа.
   - Как, как, господи! - расстроилась Ирка, вытерла руки о  фартучек  и
задвигалась вокруг Наташи. Двигалась она легко, прикосновения у нее были
легкие, и пахло от нее французскими духами.
   Ирка обладала тем типом внешности, о котором говорят: "Ничего особен-
ного, но что-то есть". У Ирки было все: она работала  в  Москонцерте,  в
нее были влюблены все чтецы и певцы, ездила за границу - то за одну,  то
за другую. Собиралась замуж - у нее было наготове три или четыре жениха.
   Наташа обладала тем типом внешности, о котором  говорят:  "Вроде  все
хорошо, но чего-то не хватает". То, что все хорошо, -  считала  Наташина
мама и еще несколько доброжелательных людей, остальная часть человечест-
ва придерживалась мнения, что чего-то не хватает. Со временем доброжела-
тельные люди примкнули к остальной части человечества,  верной  осталась
только мама. Она говорила: "У тебя, Наташа, замечательные волосы, к тебе
просто надо привыкнуть".
   - Сиди прямо! - приказала Ирка.
   Она вышла из кухни, потом вернулась с французскими  духами.  Ирка  не
жалела для Наташи ни духов, ни одного из своих женихов, но  это  никогда
ничем не кончалось. Певцы пели песни советских композиторов, чтецы чита-
ли: "Жизнь моя, иль ты приснилась мне?.." Фокусники показывали фокусы со
спичками.
   Не веря больше в эстрадный жанр,  Ирка  раздобыла  где-то  настоящего
мужчину, который плавал в Бабельмандебском проливе и ходил с  ружьем  на
медведя.
   - Щас я тебя пофурыкаю, - предупредила Ирка.
   - Не надо...
   - Понимала бы, - Ирка  заскакала  вокруг  Наташи,  опрыскивая  ее  из
пульверизатора.
   - Не надо, - Наташе жаль было духов, которые назывались "Chat  noir",
что в переводе означает: "Черная кошка". - Все равно ничего не  получит-
ся.
   - Неизвестно, - возразила Ирка. - Он строил ГЭС, не  помню  какую,  в
труднейших условиях. Строитель лучшей жизни. Про таких  Пахмутова  песни
пишет, а он к нам живой придет.
   - Может, не придет? - с надеждой спросила Наташа.
   В это время позвонили в дверь.
   Наташа вздрогнула и посмотрела на Ирку, Ирка - на  Наташу,  выражение
лиц у обеих на мгновение стало бессмысленным.  Потом  Ирка  метнулась  в
прихожую, и оттуда послышались голоса.
   Наташа сидела ни низкой табуретке посреди кухни и не знала,  что  де-
лать.
   Она окончила консерваторию, умела петь с листа  и  писать  с  голоса,
могла услышать любой самый низкий звук в любом аккорде. А здесь, на  Ир-
киной кухне, она чувствовала, что это никому не надо и она не в  состоя-
нии поменять все то, что она может, на то, чего не может.
   Наконец отворилась дверь, и вошел настоящий мужчина, строитель лучшей
жизни.
   Наташа успела заметить, что рубашка у него белая и некрахмальная, ле-
жит мягко... Волосы русые, растут просто, а лицо неподвижно,  будто  за-
мерзло, и на нем замерзло обиженное выражение.
   - Знакомьтесь, - сказала Ирка.
   - Толя, - строитель протянул руку.
   - Наташа, - она пожала его жесткие пальцы и посмотрела на Ирку.
   - Садитесь, - непринужденно руководила Ирка.
   Толя сел и прочно замолчал. Иногда он поднимал глаза на стену,  а  со
стены переводил на потолок.
   - Скажите, - начала Ирка, - вы действительно плавали в Бабельмандебс-
ком проливе?
   - Ну, плавал, - не сразу ответил Толя.
   - А как, как, как? - обрадовалась Ирка.
   Толя очень долго молчал, потом сказал:
   - В скафандре.
   - А зачем? - тихо удивилась Наташа.
   - А надо было... - недовольно сказал Толя.
   - И на медведя ходили? - Ирка не давала беседе обмелеть.
   - Ну, ходил...
   - А как вы ходили?
   Ирке надо было подтвердить, что в ее доме настоящий мужчина.
   - С ружьем, - сказал Толя.
   - Страшно было? - тихо поинтересовалась Наташа.
   - Не помню. Я давно ходил.
   Ирка тем временем подала кофе.
   - Я коньяк принес, - сказал строитель, - на лестнице поставил.
   - Почему на лестнице? - Ирка подняла брови.
   - Не знаю, - сказал строитель, и Наташа поняла, что он постеснялся.
   Ирка вышла на лестничную площадку и увидела возле своей двери  бутыл-
ку.
   - Могли стащить, - объяснила она, вернувшись.
   - Ага... - беспечно сказал строитель.
   - А вы есть хотите? - тихо спросила Наташа.
   - Ужас! - сказал Толя, и всем стало весело.
   Когда половина бутылки была выпита. Толя первый раз посмотрел на  На-
ташу и сказал:
   - Вчера попал в одну компанию, там такая девочка была... И  парень  с
ней в кожаных штанах. Вам бы он не понравился.
   - Почему? - спросила Наташа.
   - Потому, что вы серьезная.
   "Как раз понравился бы", - подумала Наташа, но ничего не сказала.
   - Ну, ну... - Ирка обрадовалась, что Толя заговорил.
   - Он пижонить начал, говорит: в каждом человеке  девяносто  процентов
этого... Ну, сами понимаете.
   - Чего? - не поняла Ирка.
   - Дерьма. А я ему говорю: "Ты не  распространяй  свое  содержание  на
других".
   Толя замолчал. Наташа поняла, что он обижен и переживает.
   - Не обращайте внимания, - сказала она.
   - Да вообще-то, конечно, - согласился Толя.
   - Вы где живете?
   - Нигде.
   - Как это "нигде"?
   - Очень просто. Плаваю - и все.
   - А дом-то у вас есть?
   - Был, а теперь нет. Давайте выпьем.
   Все подняли рюмки.
   - Жена сказала: "Надоел ты мне". Я и ушел.
   - Жалко было? - спросила Ирка.
   - Чего?
   - Жену.
   - Жалко. - Толя прищурился. - До слез жалко. Однажды ночью просыпаюсь
и плачу. Слезы текут, ничего поделать не могу. Думаю: господи, да  я  ли
это...
   Все замолчали, думая о своей жизни, и только Ирка не умела  думать  о
себе.
   - Неужели никак нельзя было? - она посмотрела на Толю.
   - Наверное, нельзя. Я без жены еще как-то