меня перьевая, а не шариковая, и принялась  писать  о  том
дне, когда мы с папой пошли утром в кино, а после поехали к бабушке.
   И пусть Марья Ефремовна ставит мне что хочет. Все равно ни  эгоистки,
ни карьеристки из меня не получится. Буду жить на общих основаниях.
   Я написала, что кинокомедия была ужасно смешная, с Дефюнесом в  глав-
ной роли, и мы так хохотали, что на нас  даже  оборачивались,  и  кто-то
постучал в мою спину согнутым пальцем, как в дверь. А у бабушки было как
всегда. Мы сидели на кухне и ели очень вкусную рыбу. (хотя мама  утверж-
дает, что бабушкина рыба - несоленая и пахнет аммиаком, будто ее вымачи-
вали в моче). Но дело ведь не в еде, а в обстановке. Меня все  любили  и
откровенно мною восхищались. И я тоже всех любила на сто процентов и тем
самым приносила огромную пользу. У меня глаза папины, у папы - бабушкины
- карие, бровки домиком. Мы глядели друг на друга одними и теми же  гла-
зами и чувствовали одно и то же. И были как дерево: бабушка - корни, па-
па - ствол, а я - ветки, которые тянутся к солнцу.
   И это было невыразимо прекрасно.
   Конечно, это был не самый счастливый день в моей жизни. Просто счаст-
ливый. А самого счастливого дня у меня еще не было. Он у меня - впереди.


   СТО ГРАММ ДЛЯ ХРАБРОСТИ

   Окно светилось золотисто-оранжевым светом, и в этом рассеянном золоте
была видна девушка. Она сидела на краешке стула, прислонив к себе  арфу,
и серебряные звуки летели над вечерним двором.
   Младший научный сотрудник Никитин сидел в доме напротив, в своей  од-
нокомнатной квартире, и, положив руки на подоконник, а голову  на  руки,
смотрел в окно.
   Почти все девушки, которых он знал - его знакомые и  знакомые  знако-
мых, - ходили в джинсах, подвернутых над сапогами по моде "диверсантка",
курили сигареты, умели водить машину, умели ругаться, как слесарь-водоп-
роводчик, и это составляло свой шарм и было даже модно.
   Было модно быть  слегка  грубой  и  независимой,  девушкойподростком,
L'enfant terrible, что в переводе означает "ужасный ребенок". Эта, в до-
ме напротив, была не подростком и не диверсанткой, она была  только  де-
вушка. Девушка - ангел, и аксессуары у нее были ангельские: арфа.
   Никитин смотрел и смотрел. Он сидел в полной темноте, чтобы быть  не-
видимым другой стороной.
   Вот она встала... Потянулась, как нормальный человек.
   Подошла к окну и посмотрела на Никитина. Он мигом соскользнул с подо-
конника, присел на корточки. Замер.
   Потом взглянул. Занавески в золотом окне были задернуты.
   Никитин выпрямился, хрустнув коленками. Включил  свет,  и  этот  свет
явил однокомнатную квартиру холостякарадиолюбителя.  Вокруг  лежали  ка-
кие-то металлические части, тянулись проводки и провода  всех  возможных
сечений, и было впечатление, что Никитин стоит среди обломков рухнувшего
самолета. И лицо у него было как у летчика, потерпевшего аварию на  нео-
битаемом острове.
   Никитин постоял какое-то время, потом шагнул к телефону и одним духом
набрал семь цифр. Затаил дыхание.
   - Я слушаю вас, - прозвучал голос, серебряный, как арфа.
   Никитин молчал.
   - Я ничего не слышу, - доверчиво сказал голос.
   - А я молчу, - сказал Никитин.
   - Почему?
   - Видите ли... Вы меня совсем не знаете... И даже не представляете...
Я ваш сосед... Из дома напротив...
   - Ну почему не представляю? У вас полосатые занавески. В семь пятнад-
цать утра вы делаете гимнастику с гантелями.  А  в  семь  тридцать  пять
пьете молоко прямо из пакета.
   - Значит, вам меня тоже видно?
   - Тоже.
   - И вечером?
   - И вечером.
   Никитин вытер лоб рукавом.
   - А как вас зовут, сосед напротив?
   - Женя... То есть Евгений Палыч... Ну, в общем, Женя.
   - А меня Наташа.
   Помолчали.
   - А что вы делаете сегодня вечером? - осмелел Женя. -  Может,  пойдем
походим?
   - Заходите. Мы и решим. Может, действительно пойдем и походим.
   - А когда?
   - Да хоть сейчас, - предложила Наташа.
   - Подъезд пять, квартира двенадцать? - уточнил Никитин.
   - А откуда вы знаете? - поразилась Наташа.
   - Вычислил. Я же математик-программист. Я и адрес ваш вычислил, и те-
лефон.
   - А меня?
   - Разве можно вычислить мечту? - полуспросил-полуответил Никитин.
   - Жду, - тихо сказала Наташа и положила трубку.
   Никитин стоял и слушал гудки, еще не понимая,  но  предчувствуя,  что
случилось счастье.
   Через двадцать минут Никитин вышел из своей  квартиры.  На  нем  была
польская полосатая рубашка, югославский галстук, розовый в  черную  кра-
пинку, и синий финский костюм. Пиджак он застегнул на все три пуговицы.
   Сбегая со своего пятого этажа, Никитин посмотрел мимоходом в  оконное
стекло, на свое отражение. Отражение его несколько задержало.
   Никитин неуверенно потрогал галстук. Потом так же неуверенно спустил-
ся еще на один лестничный марш и подошел к двери на третьем этаже, кото-
рая была простегана малиновой кожей и украшена блестящими кнопками. Поз-
вонил. Звонок затейливо звякнул.
   Дверь отворил Гусаков.
   На нем был стеганый халат, какие носили  адвокаты  в  дореволюционной
России.
   Гусаков был член-корреспондент, член четырех королевских обществ, ру-
ководитель научного центра, в котором среди прочих трудился и Никитин  в
чине младшего научного сотрудника. У Гусакова была квартира номер 69,  а
у Никитина 96, и почтальон часто путал ящики.
   Гусакову писали чаще раз в шестьсот. Он был нужен и в нашей стране  и
за рубежом, во всех четырех королевствах, поэтому Никитин довольно часто
возникал перед стеганой дверью. К нему привыкли. Может быть,  даже  Иза-
белла, жена Гусакова, думала, что он - почтовый  работник.  Она  поверх-
ностно улыбалась Никитину. Он тоже вежливо улыбался и всякий раз пытался
понять ее возраст: тридцать или шестьдесят.
   - Здравствуйте, Валерий Феликсович! - поздоровался Никитин.
   - Здравствуйте, Женя, - поздоровался Гусаков, глядя в пустые руки Ни-
китина.
   - Извините, пожалуйста... У меня несколько неожиданный вопрос. Разре-
шите?
   - Валяй, неожиданный...
   - Валерий Феликсович, вот вы объездили весь мир. Скажите: этот  галс-
тук идет к этой рубашке?
   - Как корове седло, - откровенно  определил  Гусаков.  -  Сюда  нужен
сплошной.
   - Сплошной? - потерянно переспросил Никитин.
   - Прошу, - пригласил Гусаков и первым пошел в глубь своей квартиры.
   Никитин двинулся следом.
   Все стены квартиры были увешаны ключами разнообразных размеров и наз-
начений. Здесь были ключи от амбарного замка и ключи от города Антверпе-
на.
   - На свидание? - поинтересовался Гусаков, шагая мимо ключей.
   - Да, - сознался Никитин.
   - Влюбился? - с завистью спросил Гусаков.
   - Вы знаете... она совсем другая, чем все.
   - Это всегда вначале так кажется.
   - Нет, - Никитин остановился и остановил Гусакова. - Все это  все.  А
она - это она.
   Гусаков открыл шкаф. Гардероб у него был, скажем прямо, богаче, чем у
Никитина, и выбор галстуков шире. Одних сплошных - штук четырнадцать.
   - Надевайте! - Гусаков протянул ему галстук из своей коллекции.
   - Неудобно, - сознался Никитин.
   - Дарю!
   Видимо, Гусакову понравилась роль деда-мороза. Он повязал галстук ши-
роким роскошным узлом на тощей высокой шее Никитина. Потом снял с плечи-
ков золотистый замшевый пиджак.
   - А вот это будет в тон галстуку.
   - Ой, что вы? Я не возьму! А вдруг запачкаю?
   - А ты не пачкай.
   Гусаков обрядил Никитина в пиджак и отступил  на  шаг,  прищурившись.
Перед ним стоял совершенно иной Никитин, чем тот, который пришел  десять
минут назад. От нового Никитина веяло другими городскими привычками, как
будто он только что вернулся из самого красивого королевства и у него  в
портфеле лежит новенькая пара хрустальных  башмачков,  тридцать  седьмой
размер.
   - Вам очень идет, - позавидовал Гусаков. -  Мне  он,  пожалуй,  мало-
ват...
   - Я вам сегодня же верну, - испугался Никитин. Он боялся, что ему по-
дарят пиджак и сердце не справится, лопнет от благодарности.
   - Можно и завтра, - успокоил Гусаков. Он играл роль деда-мороза, а не
сумасшедшего, и пиджак из антилопы он дарить не собирался. То,  что  это
была антилопа, а не свинья, нигде не было написано, но все же  благород-
ное происхождение пиджака каким-то образом читалось и как бы  перемещало
обладателя в другой социальный слой.
   В комнату заглянула Изабелла.
   - Влюбился, - объяснил Гусаков происходящее. - На свидание идет.
   - Да? - тихо и глубоко обрадовалась Изабелла, всматриваясь в  Никити-
на, как бы ища в нем приметы избранности. - А почему такое лицо?
   - Я боюсь, - сознался Никитин. - Мы с ней, откровенно  говоря,  почти
не знакомы...
   Гусаков открыл бар, налил полстакана виски. Протянул.
   - Спасибо, - поблагодарил Никитин. - Только я не пью.
   - А вам никто и не предлагает пить. Это  маленький  допинг.  Как  ле-
карство.
   Никитин послушно выпил и закашлялся. Постоял в некоторой  прострации,
потом пошел - в той же самой прострации. Закрыл за собой дверь.
   - Странный, - сказала Изабелла.
   - Есть немножко, - подтвердил Гусаков. - Но способный. Любит науку, а
не себя в науке.
   - А почему бы тебе не назначить его на место Кошелева?  -  предложила
Изабелла.
   - А Кошелева куда?
   - На пенсию. Или на повышение.
   Гусаков посмотрел на жену, вернее, сквозь жену,  обдумывая  предложе-
ние.
   - А не рано? - усомнился Гусаков.
   - Человек все должен получить в этой  жизни  своевременно.  Пока  ему
этого хочется. Вон на Кубе, все министры молодые.
   - Так то Куба, - раздумчиво проговорил Гусаков. - Там климат  другой.
Там бананы растут.
   Никитин тем временем пересек двор. Решительно вошел в пятый  подъезд.
Поднялся пешком на третий этаж. Подошел к квартире двенадцать.
   Постоял. Потом повернулся, так же решительно зашагал обратно.
   На углу синими буквами было написано "Синяя птица" и под надписью на-
рисована птица, но какая именно - непонятно. Никитину было не до  птицы.
Он вошел в кафе и спросил официантку:
   - У вас нет чего-нибудь немножко выпить? Грамм пятьдесят?
   - У нас не распивочная, - высокомерно ответила официантка.
   - Простите, а где ближайшая распивочная?
   - В магазине.
   Очередь в винный отдел была длинная, но текла довольно бодро, и Ники-
тин довольно скоро предстал перед продавщицей Нюрой. На Нюре  был  синий
берет, белый халат, и под глазом - давний, уже  выцветший  синяк.  Может
быть, Нюра разодралась с недисциплинированным покупателем.
   - Скажите, пожалуйста, а у вас  такие  маленькие  бутылочки  есть?  -
спросил Никитин и, раздвинув большой и указательный палец, показал  раз-
мер бутылочки.
   - Мерзавчики, - подсказали за спиной.
   - Да, мерзавчики, - подтвердил Никитин.
   - Нет! - ответила Нюра, как бы обижаясь на невыполнимое требование.
   - А чуть побольше?
   - Чекушка, - подсказали за спиной.
   - Да. Чекушка.
   - Нет!
   - Не задерживайте! - потребовали в очереди. - Тут люди на работу  то-
ропятся!
   Никитин послушно отошел от прилавка. Остановился в растерянности.
   - Может, скооперируемся? - спросил, подходя, благообразный господин с
бородкой, похожий на члена Государственной думы. А может, и бывший член.
- Мне тоже не нужно целой бутылки. Возьмем и разольем, кому сколько  на-
до.
   Никитин повернулся к Нюре.
   - В очередь! - потребовали за спиной.
   - Но я же стоял! Ведь я стоял? - спросил Никитин у Нюры, восстанавли-
вая справедливость.
   - Как очередь решит, - распорядилась Нюра. Она сама ничего единолично
не решала и была как бы частью  текучего  коллектива,  именуемого  "оче-
редь".
   Никитин махнул рукой на справедливость и встал в хвост.
   - Какое безобразие! - привычно возмутился господин с бородкой. -  Вот
мне надо немножко спирта для компресса. А в аптеке без  рецепта  не  да-
ют...
   И тут появился Федя.
   На его лице и одежде отчетливо читалась вся его прошлая  и  настоящая
жизнь.
   - Давай возьму! - предложил Федя, дергая за пятерку,  выступающую  из
пальцев Никитина.
   Не дожидаясь ответа и, видимо, не нуждаясь в нем, Федя взял деньги  и
пошел в начало очереди.
   - Бутылочку, Нюра! - он протянул пятерку через головы.
   - В очередь! - потребовала очередь.
   - Для больного беру, - объяснил Федя и взял бутылку, так же через го-
ловы. Видимо, у него с Нюрой была своя мафия.
   Отнес Никитину бутылку и рубль сорок сдачи.
   - Пошли! - скомандовал он. - Стакан у меня есть.
   Трое вышли из магазина.
   По улице шел транспорт и пешеходы. Текла своя уличная жизнь.
   - Давай во двор, - предложил Федя и первым направился под арку.
   Остановились возле песочницы под детским грибом.  Два  мальчика  дош-
кольного возраста строили из песка тоннель.
   - Здесь неудобно, - сказал Никитин.
   Перешли за угол дома. За углом стояли высокие баки с пищевыми отхода-
ми.
   Господин достал портмоне, стал копаться в мелочи.
   - Вот, - он протянул Феде три монеты. - Здесь шестьдесят копеек.  Мне
совсем чуть-чуточку.
   Федя вытащил из кармана стакан, обтер его изнутри полой пиджака,  от-
купорил бутылку и отлил немножко в стакан. Посмотрел. Подумал и,  в  ре-
зультате размышлений, аккуратно отлил половину стакана обратно в  бутыл-
ку.
   - Держи, - сказал он, протягивая. - Тут ровно на шестьдесят.
   Господин взял стакан и пошел.
   - Э! Ты куда? - удивился Федя.
   - Домой. Мне собаке надо компресс  сделать.  Ее  кошка  оцарапала,  -
объяснил господин.
   - А стакан? Что он тебе, дары природы? Он, между прочим, денег стоит.
   - Сколько?
   - Полтинник.
   Господин снова покопался в своем портмоне. Достал  пятьдесят  копеек.
Отдал Феде и ушел.
   - От жлобяра! - возмутился Федя. - Собака, значит, -  из  стакана,  а
люди - из бутылки.
   Он отметил ногтем свою долю. Выпил. Проверил. Сделал еще два  глотка,
после чего протянул Никитину.
   - На!
   - Ой! Как-то я не могу, - смутился Никитин.
   - А ты вдохни воздуху, - проинструктировал Федя.
   Никитин послушно вдохнул.
   - Задержи!
   Никитин задержал.
   - Пей!
   Никитин сделал несколько глотков.
   - Выдыхай!
   Никитин закашлялся.
   - Нюхай!
   Федя достал из кармана пыльный кусок огурца, сунул под нос  Никитину,
подержал и положил обратно в карман.
   - Ну как? Разлилось? - заботливо спросил Федя.
   Никитин прислушался к себе.
   - Разлилось, - неуверенно сказал он.
   - Может, еще сбегать? - предложил Федя.
   - Спасибо. Не стоит. Вообще-то я не пью... - сознался Никитин.
   - Я тоже.
   - Нет, правда. Это я только сегодня. Для храбрости.
   - В суд, что ли, вызывают?
   - Да нет... Представляете... ее окно прямо против моего окна.  И  вот
ночь. Звезды. И она играет из "Щелкунчика" танец феи Драже.
   Никитин стал перебирать в воздухе пальцами, показывая, как она  игра-
ет.
   - Вот и у меня драже, - сказал Федя. - Давай еще бутылку возьмем.
   - Сейчас подумаю.
   - Подумай, - согласился Федя.
   - Нет! Не надо! Все! - Никитин решительно рассек рукой воздух.  -  Не
боюсь! Вот сейчас встану и пойду!
   - Куда? - не понял Федя.
   - К ней.
   - В гости? - уточнил Федя.
   - В гости!
   - А что ж с пустыми руками! Надо бутылочку купить!
   - Идея...
   - Бутылочку и банку шпрот, - Федя усовершенствовал идею.
   - Духи! - растолковал Никитин. - Как же я сам не догадался...
   Перед прилавком парфюмерного магазина стояла одна только женщина,  но
Федя, не умеющий ждать в очередях, отодвинул ее плечом.
   - Простите, - извинился он. - На самолет опаздываем.
   Женщина посмотрела на Федю в вегоневой старушечьей  кофте,  потом  на
Никитина в изысканном замшевом пиджаке, и на ее  лице  проступили  следы
усилий: видимо, она пыталась объединить этих двоих в одну компанию, но у
нее не объединялось. Женщина пожала плечом и отошла от прилавка.
   - Скажите, пожалуйста, какие у вас самые лучшие духи? - спросил Ники-
тин у продавщицы.
   - Тройной бери, тройной, - подсказал Федя.
   - "Клема", пятьдесят рублей, - ответила продавщица.
   - Сколько? - не поверил Федя.
   - Пятьдесят, - невозмутимо повторила продавщица.
   - Что? Да за такие деньги я сам в коробочку залезу!
   - Вряд ли купят, - усомнилась продавщица, оглядывая Федю с ног до го-
ловы, со спортивных кед до потертой макушки.
   - Вам платить или в кассу? - спросил Никитин.
   - В кассу.
   Никитин подошел к кассе. Федя устремился следом.
   - Не балуй ее, Женя. Не балуй. Она тебе потом на голову  сядет.  Бери
тройной. Все из одной бочки. Поверь...
   - Она арфистка, - произнес Никитин и поднял палец.
   - Артистка... - с пренебрежением повторил Федя. - Знаю я их. Им  чер-
ную икру и брильянты подавай. А где ты ей брильянты возьмешь? Ты кем ра-
ботаешь?
   - Математик.
   - И я математик. Вот и считай...
   Никитин тем временем расплатился, отдал чек и получил "Клема" в изум-
рудной коробочке.
   Федя понял, что дело сделано и уже ничего нельзя переменить.
   - Красиво, - похвалил он. - Обмыть надо.
   Ресторан "Гавана" был оформлен изнутри всевозможными циновками, дере-
вяшками, с учетом латиноамериканского фольклора.  Сплошные  экзотические
занавески полностью скрывали широкий Ленинский проспект за  окном,  и  у
Никитина было впечатление, что он не в Москве, а в Гаване.
   Певица за окном пела "Бессаме муча", что значит "целуй  меня,  девуш-
ка".
   - Сколько прекрасного заложено в людях, - философствовал  Никитин.  -
Взять хотя бы нас. Ведь мы же совсем не знакомы. А как вы ко мне  отнес-
лись... С каким участием...
   Федя скромно подвинул Никитину тарелку с салатом.
   - Или вот, - продолжал Никитин, поставив локоть в тарелку. -  Валерий
Феликсович - член-корреспондент. Член четырех королевских обществ! Я его
спрашиваю: подходит галстук? А он мне пиджак дал. А почему?  Потому  что
он по-настоящему интеллигентен. Ведь что такое интеллигентность? Это  не
количество знаний. Сейчас все все знают.  Настоящая  интеллигентность  -
это доброжелательность! Каждый человек прекрасен до тех пор, пока он  не
докажет тебе обратное. Вот мы с вами, в сущности, не знакомы. А вы проя-
вили ко мне доброжелательность: время теряете, слушаете меня. Потому что
вы - по-настоящему интеллигентный человек.
   - Я такой, - согласился Федя. - А этот жлоб...
   Собака... Собака, значит, - из стакана, а люди - прямо из бутылки. Не
люблю я таких людей! Не уважаю!
   - Я тоже, - легко согласился Никитин и выпил половину фужера.
   - И начальник твой жлоб! - разоблачил Федя. - Всучил пиджак, а теперь
всю жизнь попрекать будет.
   - Ну что вы, он не будет...
   - Глазами, - Федя слегка вытаращил свои глаза. - Так и будет все вре-
мя показывать: я тебе пиджак дал, я тебе пиджак дал... Вот я у Петровича
трешку взял, говорю: "С получки отдам". А он говорит: "Можешь  не  отда-
вать". Ну я и не отдал. Так он мне теперь глазами все время  показывает,
что я ему должен "спасибо" говорить.
   Тьфу! Знал бы - отдал бы! Вот так и начальник твой.
   - Он не такой, - заступился Никитин.
   - Не та-акой... - передразнил Федя. - Что ж он тебе пиджак-то с  пят-
ном дал...
   - Где пятно? - Никитин стал себя оглядывать.
   - А вот...
   На локте действительно было совсем свежее, влажное пятно.
   - А раньше не было, - удивился Никитин. - Что же делать?
   - Можно вывести, - успокоил Федя. - Спиртным надо.
   Федя взял салфетку, окунул сев фужер с портвейном и  потер  салфеткой
рукав. Пятно из бледно-серого стало темно-коричневым.
   - Вот! Высохнет, ни фига не будет заметно, - пообещал Федя.
   - И здесь немножко, - Никитин показал пятнышко возле кармана.
   Федя замыл и там.
   - Я тебе друг? - спросил Федя.
   - Друг! - Никитин убежденно кивнул головой.
   - Так вот. Слушай меня. Отдай-ка ты ему этот пиджак. Пусть он им  по-
давится.
   - Правильно, - согласился Никитин. - Надо сейчас  же  вернуть,  а  то
вдруг запачкаю.
   - Официант! - Федя щелкнул пальцами в воздухе, как кубинец. - Бутылку
крепленого и банку килек! С собой!
   Друзья подошли к подъезду.
   Никитин еще раз при электрическом свете осм