ием.
   Танька вышла из-за перегородки.
   - Не подходи! - неожиданно приказал летчик.
   - Да вы не бойтесь, - успокоила Танька. - Я к вам по делу.
   Танька протянула письмо. Летчик взял это письмо, разорвал его на  две
части, потом на четыре, потом разодрал в клочья. Бросил в  пластмассовое
ведро для мусора и сказал лысому мужику:
   - Вы свидетель!
   Что вы делаете? Ну что вы делаете? - возмутилась Танька. - Это ж  до-
кумент.
   Летчик повернулся к Таньке спиной. Вышел и хлопнул  дверью.  Сошли  с
крыльца.
   Летчик вдруг остановился, снял с себя ботинки и пошел босиком.
   - Заземляюсь, - объяснил он свои действия. - Чтобы электричество выш-
ло.
   - Простите, эта девушка ваша знакомая? - поинтересовался лысый  чело-
век.
   - Нет. Она меня преследует.
   - А... Любовь... - мечтательно проговорил человек и поднял лицо к не-
бу. В небе висело одно-единственное кучевое облако.
   Летчик тоже посмотрел в небо и тоже увидел это облако.
   - Хорошо быть молодым, - сказал вдруг лысый человек.
   - Все говорят: хорошо, хорошо... А я пока от своей  молодости  ничего
хорошего не вижу. Живу не там. Делаю не то.
   - Это неправильно. Надо жить Там. И делать То.
   - Я от себя не завишу. Я завишу от обстоятельств.
   - И я от себя не завишу. Я завишу от случая. Как золотоискатель.
   - И до каких пор зависеть? - спросил летчик.
   - Пока кому-нибудь не надоест: вам или случаю.
   Подошли к правлению колхоза.
   - Спасибо, что подбросили, - поблагодарил "золотоискатель". - Но если
и здесь вокально-инструментальный ансамбль, то я просто повешусь.
   Возле леса стоял вертолет "МК 44-92", а возле вертолета-сестры  Кана-
рейкины. Танька и Вероника. Танька забивала в  сопло  огромную  кормовую
тыкву, а Вероника стояла рядом и руководила.
   - Еще щелочка осталась, - показала Вероника. - Тут  самое  главное  -
герметичность. До конца забивай.
   Танька стала забивать до конца.
   - Думаешь, не взлетит? - усомнилась она.
   - Никуда не денется, - убежденно сказала Вероника. - Вон Вадим  Мишке
в прошлом году выхлопную трубу картошкой забил, так он три дня свою  мо-
тоциклетку завести не мог. Идет! - ахнула Вероника.
   К вертолету босиком, держа ботинки в руке, шел летчик.
   - Товарищ летчик! - окликнула Танька.
   Летчик не отозвался. Залез в свой вертолет и стал там надевать ботин-
ки. Это было очень унизительно.
   - Пусть, пусть полетает, - ехидно заметила Вероника.
   Заработали винты. Девочек обдало ветром.
   Зажмурившись, они стали пятиться.
   - А говорила: не заведется! - крикнула Танька.
   - Все равно не полетит! - крикнула Вероника.
   Вертолет отделился от земли, стал набирать высоту.
   Сестры растерянно переглянулись.
   - Товарищ летчик! - заорала Танька. - Стойте. У вас там тыква в  тру-
бе!
   Вертолет поднялся метра на три и рухнул на некошеный луг, именуемый в
авиации "квадратом сорок пять".
   - А я что говорила! -  восторжествовала  Вероника.  Она  подбежала  к
Таньке и толкнула ее в спину.
   - Иди пой! - велела она.
   Летчик вылез из кабины, верее, даже выпал.
   - Живой! - обрадовалась Танька.
   Летчик приподнялся, отошел от вертолета. Сел в отдалении, уперся гла-
зами в пространство. У него было такое выражение лица, какое,  наверное,
и бывает у людей, потерпевших авиационную катастрофу.
   - Контузия, - сказала Вероника.
   Танька подошла к летчику, присела перед ним на корточки и заглянула в
глаза.
   - Больно? - ласково спросила она.
   - Я упал, - пожаловался летчик.
   - Я знаю. Я видела.
   - Спой ему, - снова посоветовала Вероника.
   - Не надо, - попросил летчик.
   Он поднялся и пошел к вертолету, неотрывно глядя на него.
   - В чем дело? Ничего не понимаю... - пробормотал он, обходя вертолет.
   - Валерий Иванович, вы не ищите! Это я вам тыквой выхлопную трубу за-
била! Я ж вам кричала...
   Летчик подошел к соплу и увидел, что оно действительно забито большой
тыквой. Он обернулся и некоторое время с пристальным недоумением смотрел
не Таньку.
   - Зачем? - тихо спросил он.
   - Потому что мне надо с вами поговорить, а вы не слушаете.
   - Ну, говори.
   Танька молчала.
   - Ну, говори, говори...
   - Я вам цепочку принесла. - Танька достала из кармана цепочку и  про-
тянула летчику.
   Тот взял ее с Танькиной ладони. Спросил:
   - Все?
   - Нет, не все! Я хотела вам сделать официальное предложение!
   - Теперь все?
   - Теперь все.
   - Так вот. Запомни: если я тебя еще раз увижу...  -  Летчик  медленно
пошел на Таньку.
   Танька живо нагнулась, подняла с земли камень -  тот  самый,  которым
она забивала тыкву.
   - Вот только подойди! - пригрозила Вероника.
   Летчик вытащил из сопла тыкву и потряс ею над головой.
   - Вещественное доказательство! - объявил он. - В милиции поговорим.
   - Герой кверху дырой! - крикнула Танька.
   - Монах в разрисованных штанах! - добавила Вероника.
   И пошли в разные стороны. Летчик - к вертолету. Танька - к дому.
   Танька пошла и заплакала. Как сказано в  Библии:  "И  исшей  плакался
горько". Вероника тоже присмирела и насупилась.
   Вышли на дорогу. По дороге шел Мишка Синицын, сутулый  от  усталости.
Мишка весь день проработал в поле на тракторе, а сейчас возвращался  до-
мой.
   - Ты чего? - спросил он у Таньки.
   Танька прошла мимо него по дороге.
   - Чего она? - спросил Мишка у Вероники.
   - С летчиком поругались, - объяснила Вероника. - Ну  ничего,  мы  ему
тоже врезали. В милицию жаловаться полетел.
   - А в милицию-то зачем? - не понял Мишка.
   - А мы ему диверсию подстроили.
   - Это как? - снова не понял Мишка.
   - Выхлопную трубу забили тыквой. Он взлетел, а потом  как  грохнется,
чуть глаза на колени не выскочили.
   Вероника побежала догонять Таньку.
   Мишка остался стоять, приспосабливая новость к своей нервной системе.
Он не мог идти. Стоял и смотрел, как удаляется по дороге  Танька.  Видел
ее горестную спину, склоненную в плаче светлую голову, ноги  в  разнооб-
разных царапинах, как у подростка.
   Мишке никто не мешал смотреть, и он стоял до тех пор, пока Танька  не
свернула с дороги и не скрылась за избой Маланьи.
   Летчик набирал высоту, зажмурившись по привычке. В эти  мгновения  он
чувствовал всегда одно и то же: животный страх.
   "Животный страх" происходит вовсе не от слова "животное", как  многие
думают, а от слова "живот". Страх селится в животе и оттуда правит чело-
веком.
   Летчик испытывал это чувство всякий раз, когда отрывался от  земли  и
земля уходила из-под ног.
   Но сегодня все было по-другому. Летчик прислушался к себе:  в  животе
под ребрами было совершенно спокойно, умиротворенно и даже беспечно.  Он
предположил, что весь страх, отпущенный природой одному человеку, он из-
расходовал час назад, когда падал вниз, потеряв управление. Но это  было
час назад. А сейчас он не чувствовал ничего.
   Летчик приоткрыл один глаз и посмотрел вниз. Земля была зеленая и ве-
селая. Он не поверил себе и открыл второй глаз.  Было  снова  совсем  не
страшно и очень красиво.
   Летчик потянул на себя ручку управления, набирая высоту. С этой высо-
ты уже можно было догадаться, что Земля круглая.
   - Не боюсь, - снова удивился он. - Не боюсь! - крикнул он птицам.
   Поднял лицо к близкому солнцу и крикнул в самое солнце:
   - Не боюсь!
   Солнце подрагивало лучами, будто радовалось вместе с летчиком. Верто-
лет витиевато шел в голубом небе, как гигантская радостная стрекоза.
   Бабка Маланья сидела в своем дворе под вишней и пела на мотив  "стра-
даний":
   А у тебя, ну правда, Вань,
   Твои друзья такая пьянь,
   Такая пьянь, такая рвань,
   Ну правда, Вань...
   Председатель колхоза Мещеряков и "золотоискатель" по фамилии Чиж сто-
яли посреди двора и слушали Маланьино народное творчество.
   Во двор вошел Мишка, присоединился к слушателям.
   - Бабушка, - деликатно перебил Чиж, - а теперь  что-нибудь  старинное
спойте, пожалуйста. То, что ваша мама пела или бабушка, например.
   - Так это и есть старинное, - возразила Маланья. - Это  мой  дед  еще
пел...
   - Нет, бабушка. Это современное. Это слова Высоцкого.
   - Так, может, мой дед его и знал.
   - Вспомни что-нибудь еще, баба Маланья, - попросил Мещеряков. - Поду-
май и вспомни.
   - Щас вспомню, - пообещала Маланья и задумалась.
   - Владимир Николаевич, - тихо спросил Мишка, - вот если  у  вертолета
выхлопную трубу законопатили и вертолет упал. Что будет?
   - Кому? Вертолету?
   - Да нет. Тому, кто законопатил.
   - Что будет? Посадят.
   - На сколько?
   - Лет на десять.
   - За что?
   - Как - за что? Покушение на убийство и порча  государственного  иму-
щества.
   - Вспомнила! - сказала Маланья и заголосила на тот же мотив: - "Свис-
тят, как пули у виска! Мгновения, мгновения!.."
   - Это из Штирлица, - узнал Мещеряков.
   Николай Канарейкин вошел во двор, открыв ногой калитку.
   Посреди двора стирала Вероника.
   - Где твоя сестра? - грозно спросил Николай.
   - В сарае.
   Николай подошел к сараю. Там было заперто.
   - Таня! - позвала Вероника. - Тебя папа зовет!
   Николай хорошо дернул дверь. Дверь распахнулась.
   На сене с распущенными по плечам волосами, как сестрица Аленушка, си-
дела скорбная Танька.
   - А ну встань!
   Танька поднялась.
   - Раздевайся! - приказал Николай.
   - Зачем? - спросила Танька и стала расстегивать кофточку.
   - Наголо? - поинтересовалась Вероника.
   - И ты тоже! Раздевайся! - заорал Николай на Веронику.
   Вероника живо стащила через голову свои ситцевые одежонки. Скинула  с
ног сандалии.
   Николай собрал платья и туфли и зашагал в избу.
   Войдя в избу, Николай открыл шкаф и снял с плечиков  весь  девчоночий
гардероб. Затолкал в большой сундук. Повесил сверху замок. Запер.  Спря-
тал ключ в карман.
   - Чего это ты делаешь? - В комнату вбежала жена Лялька.
   - А ты помалкивай! А то и твои запру! Вырастила вертихвостку. За пар-
нями бегает! Милиция удержать не может!
   Николай выскочил во двор. Лялька за ним.
   Девочки стояли жалкие, в одних трусиках и лифчиках.  Жались  к  стене
сарая.
   Лялька всхлипнула.
   На шум появился дед.
   - Чего случилось-то? - спросил дед Егор.
   - Из дома ни на шаг! В сарай! - Николай выкинул  руку  полководческим
жестом.
   - Чего это я в сарай пойду? - огрызнулась Танька. - Что я, корова?
   - Ты как с отцом разговариваешь?!
   Николай подошел к дочери и влепил Таньке затрещину Вероника  завизжа-
ла, будто ее режут.
   Против дома стали останавливаться любопытные.
   - Ты чего это разорался? - спокойно спросил дел Егор.
   - А ты не лезь! - приказал Николай. - Развел демократию! Вот тебе ре-
зультат!
   Дед подумал и врезал Николаю по шее, да так, что тот пробежал  вперед
несколько шагов.
   И самое ужасное заключалось в том, что все это видели.
   Николай сильно заморгал, чтобы не заплакать. Потом крикнул деду  Его-
ру:
   - У меня, между прочим, четыре медали и орден за трудовые  заслуги!..
А! Делайте, что хотите...
   Махнул рукой. Залез в сарай и заперся.
   - Ну, вот, - на глазах у Ляльки выступили слезы. - Ушел... Довели че-
ловека! - Она зарыдала в голос.
   - А ну помолчи, - сказал ей дед Егор.
   Лялька послушно затихла.
   Во дворе наступило тягостное молчание.
   И именно в эту самую неподходящую минуту к  дому  подошли  Мещеряков,
Чиж и Мишка.
   - День добрый! - бодро приветствовал семью Мещеряков.
   - Ой! - ахнули Танька и Вероника и юркнули в дом.
   - Егор Иваныч, знакомься! - предложил Мещеряков деду Егору. - Товарищ
из телевизора.
   - Чиж! - представился Чиж и пожал руку деду Егору, потом Ляльке.
   - Давай, Егор, зови Татьяну, - распорядился Мещеряков. - Товарищ  на-
родными талантами интересуется.
   - Прямо щас, что ли? - спросил Егор.
   - А когда же? Человек вон за тыщу километров приехал, а у меня  прав-
ление через двадцать минут.
   - Ну ладно, - согласился сознательный дед Егор. - Танька, давай выхо-
ди...
   - За что же десять лет? - Мишка подошел к Мещерякову. - Когда  летчик
цел, и вертолет чуть помялся...
   - Какой вертолет? - не понял Мещеряков.
   - Ну тот. С тыквой... Сколько дадут?
   - Пять, - сбавил Мещеряков.
   Из сарая тем временем вышел угрюмый Николай. Из дома - Танька и Веро-
ника. На Таньке было зимнее пальто, застегнутое на все пуговицы, а Веро-
ника - в мужской рубахе с засученными рукавами.
   - Михаил, а ты чего стоишь? - сказал дед Егор Мишке. -  Тащи  гитару!
Играть будешь.
   - Чего это я буду играть? Это ж самодеятельность.
   - Ну и что? - не понял дед.
   - А за самодеятельность не платят. Я бесплатно вкалывать не буду. Так
что сами пойте. Пока.
   Мишка повернулся и пошел.
   - Что это с ним случилось? - удивился Мещеряков.
   - Ничего с ним не случилось, - спокойно объяснила Танька. - Он всегда
такой и был, жлоб несчастный...
   Мишка обернулся на оскорбление.
   - Иди, иди... - напутствовала Танька. - Без сопливых обойдемся.
   И запела звонко, на весь свет:
   - "Три месяца лето, три месяца осень, три месяца зима, и вечная  вес-
на..."
   Птицы замолчали и замерли в одинаковых позах: "Танька поет..."
   Травы и колосья привстали на цыпочки и потянулись к  солнцу:  "Танька
поет..."
   Коровы на ферме прибавили надой молока. А доярки сидели и слушали,  и
лица у всех становились похожими.
   Уже темнело, когда бабка Маланья вылезла из автобуса.
   Мишка отделился от своего мотоцикла, подошел к соседке.
   - Садись, - предложил Мишка. - Подвезу до дому.
   - О нет! - категорически отказалась старуха. - Я этой технике не  до-
веряю.
   - А я тебе подарок приготовил. - Мишка протянул подарок. - Померь.
   - Чего это? - не поняла Маланья.
   - Куртка. Водонепроницаемая.
   Мишка накинул на плечи Маланьи куртку. Она была легкая, на  пластмас-
совой "молнии", простеганная ромбиком.
   - Чего это ты? - Маланья просто обомлела от Мишкой щедрости.
   - А я подумал: на базаре стоять - то холодно, то дождь... -  смущенно
оправдывался Мишка.
   - А тебе чего? - прямо спросила Маланья.
   - А мне ничего не надо, - бескорыстно отказался Мишка.
   - Как это "ничего"? - Маланья задумалась. - Вот! Я тебе открытку дам!
Японскую! Вот так держишь: в платье. - Маланья показала ладонь. - А так,
она чуть повернула ладонь, - одна срамота.
   - Не надо, - отказался Мишка.
   - Бери, бери, - расщедрилась Маланья. - Мне-то она зачем?
   Маланья собралась было идти, но Мишка задержал ее:
   - Баба Маланья, у меня к тебе просьба...
   - Ну.
   - Если тебя спросят: когда ты шла к автобусу, Мишку  видела?  Говори:
не видела. Трактор стоял, а его не было.
   - А разве ж я тебя видела? - удивилась Маланья.
   - А то нет? - удивился Мишка. - Ты еще спросила: который час, я  ска-
зал - три...
   - Не помню, - созналась Маланья. - От старость -  не  радость.  А  за
куртку спасибо.
   Маланья повернулась и пошла.
   Мишка провожал глазами свою куртку на Маланьиной спине.
   - А рукава-то длинные! - крикнул Мишка.
   - Это я подошью, - успокоила Маланья.
   Танька сидела за швейной машинкой и строчила платье-макси из двух бе-
лых скатертей. Перед ней в обрезках лежал журнал мод. В нем была изобра-
жена японка в белом платье а-ля рюс с белыми кружевами.
   Танька оглядела дело рук своих, потом подошла к кровати,  присела  на
корточки и отодрала кружевной подзор, тяжелый не то от пыли,  не  то  от
собственного веса. Вернулась к машинке, стала приспосабливать кружева  к
белому льну. В это время вошла Вероника и сообщила:
   - Тань! Тебя Мишка зовет!
   Танька вышла из дома.
   В небе стояла полная белая луна. А посреди двора возвышался Мишка Си-
ницын в ватнике и с рюкзаком. Как новобранец.
   - На! Пластинки ваши. Три штуки. И клещи деду Егору отдашь. Я у  него
брал.
   Танька взяла пластинки и клещи.
   - А я, значит, поехал. Пока.
   - Куда это ты поехал? - удивилась Танька.
   - На Землю Франца-Иосифа!
   - Чего?
   - На заработки. Машину куплю. Новый дом поставлю.
   - А я? - тихо спросила Танька.
   - Выходи за летчика. За Валерия Ивановича.
   Танька молчала.
   Мишка посмотрел в ее приподнятое лицо. Отвернулся. Сказал небрежно:
   - Некогда мне глупостями заниматься. Мне надо деньги зарабатывать.
   - Мишка... Все-таки какой же ты... - тихо, как бы дивясь своему  отк-
рытию, проговорила Танька.
   - Ну, какой, какой?
   - Голый материалист!
   - Не голый, а диалектический. Дура.
   Он пошел прочь по знакомой тропинке.  А  Танька  осталась  стоять  на
крыльце. И ничего не поменялось в мире. Ничего не сдвинулось.  И  равно-
душная природа продолжала красою вечною сиять.
   - А где щетка? - спросил сержант Ефимов.
   Рядовой милиционер заметался в поисках и очень скоро нашел  щетку  на
подоконнике.
   - Вот она.
   - Ведь как удобно, когда вещь лежит на своем месте.  Каждый  подошел,
почистил сапоги, положил обратно. Другой подошел, почистил, положил  об-
ратно. Никто времени не теряет.
   В отделение милиции вошел Мишка.
   - Вот! - Мишка положил на стол бумагу.
   Ефимов сел за стол, прочитал:
   - "Я, Михаил Синицын, официально заявляю, что устроил  преднамеренную
аварию вертолета путем забивания овощами выхлопной трубы ввиду  несозна-
тельной ревности и пережитков. При выборе меры  наказания  прошу  учесть
мое добровольное признание, а также характеристики".
   - Значит, официально заявляешь? - Ефимов  пронзительно  посмотрел  на
Мишку.
   - Официально, - не сморгнул Мишка.
   - А вот летчик Журавлев официально заявил, что  авария  произошла  по
его вине: не учел при взлете направления ветра. Кому верить?
   - Ему! - сказал Мишка.
   - А почему не тебе?
   - Он старше. Ну, я пошел. Пока!
   Мишка заторопился к двери.
   - Постой! - велел Ефимов. - Поди-ка сюда...
   Мишка приблизился.
   - Чего? - беспечно спросил он.
   - А зачем ты все это написал?
   - Я пошутил. - Мишка чистосердечно улыбнулся. - Неужели  ты  думаешь,
что тыквой можно вертолет остановить?
   - Так вот, шутник, садись. Я беру тебя под стражу.
   - За что? - растерялся Мишка.
   - За систематическое введение в заблуждение органов общественного по-
рядка!
   На железнодорожной платформе вокзала Верхних Ямок дрались голуби.
   На седьмом пути стоял состав.
   Семья Канарейкиных плюс Чиж плюс Козлов из девятого "Б"  с  трубой  в
чехле прошли по перрону и остановились возле пятого вагона.
   Канарейкины были принаряжены во все самое лучшее. У Николая на лацка-
не пиджака висели орден и четыре медали. Танька стояла в  длинном  белом
платье а-ля рюс, с тяжелыми кружевами. Шелковые светлые волосы были рас-
пущены по плечам и будто дышали от ветра. Она была такая  красивая,  что
Мишка даже не сразу ее узнал. Он даже не сразу понял, что  та,  прежняя,
Танька и эта - один и тот же человек.
   Мишка, бритый наголо, выглядывал из-за будки "Соки - воды", а сержант
Ефимов караулил своего заключенного.
   - Ну, пошли! - предложил Ефимов. - Есть охота.
   - Погоди... - попросил Мишка. - Пусть состав отойдет.
   - Ладно, - согласился Ефимов. - Тогда я пойду мороженое куплю.
   Ефимов видел, как Чиж предъявил билет проводнику. Все вошли в  вагон.
А потом Канарейкины вышли, а Танька осталась в поезде.
   Она стояла возле окна и смотрела на своих. Лялька и Вероника энергич-
но махали руками, а Николай и дед Егор стояли спокойно.
   Поезд тронулся. Женщины замахали еще активнее. Танька  заплакала,  не
переставая, однако, улыбаться.
   Мишка почувствовал, как по щеке к носу ползет предательская слеза.  И
вдруг... Не может быть... Через несколько вагонов, в конце  поезда,  как
портрет в стеклянной раме, - рожа летчика!
   - Сто-ой! - заорал Мишка и ринулся вослед.
   Поезд набирал скорость. Мишка тоже.
   - А ну слазь! - кричал Мишка вслед поезду.
   Но самым проворным оказался сержант Ефимов. Он  поймал  Мишку  уже  в
конце платформы, ухватил его за полы пиджака, чем погасил  Мишкину  ско-
рость. Однако оба они не удержались и покатились в траву с перрона.
   Ефимов оказался под Мишкой.
   - Так, значит? - спросил он,